Ее королевское высочество

Глава 2

Вечером, после встречи с представителем Лихтенштейна в ООН, закончившейся обедом, князь Ганс Йозеф зашел к дочери. Обед был устроен на сорок человек, и, хотя князь хотел бы видеть там Кристиану, ее отсутствие не особенно ощущалось. В качестве хозяйки князь пригласил свою старинную знакомую, австрийскую баронессу, которую знал еще со школьных лет. Она была крестной матерью Фредди и, будучи вдовой, привязалась к его семье. Князь относился к ней как к сестре. Баронесса помогла ему оживить застольный разговор, что не всегда удавалось на официальных приемах.

Дверь в апартаменты Кристианы была открыта, и князь сразу увидел свою дочь. Она сидела на полу гостиной, обняв свою собаку и слушая музыку, которую привезла из Америки. Несмотря на шум, производимый включенным на полную мощь динамиком, пес крепко спал. Улыбнувшись при виде этой идиллической картины, князь тихо вошел в комнату. Кристиана подняла глаза и улыбнулась.

— Как прошел обед? — поинтересовалась она.

В смокинге высокая фигура отца выглядела весьма импозантно. Кристиана всегда гордилась отцом — его внешностью прекрасного принца, мудростью и добротой. И знала, что он любит ее больше жизни.

— Не слишком интересно, дорогая. Боюсь, ты нашла бы его просто скучным. — В этом они были единодушны, и Кристиана в очередной раз порадовалась, что не пошла. Ей хватило двух официальных мероприятий, в больнице и в доме престарелых, которые она посетила днем. — Что у тебя запланировано на завтра?

— Открытие библиотеки, а потом чтение книг слепым детям в сиротском приюте.

— Что ж, вполне достойные дела.

Кристиана одарила отца долгим взглядом, воздержавшись от комментариев. Для обоих не было секретом, что она жаждет заняться чем-нибудь более полезным. Собственная жизнь представлялась ей бесконечной, унылой дорогой, лишенной всяких красок и волнений. Ни она, ни отец не ожидали, что ей будет так трудно приспособиться к здешней жизни после возвращения из Штатов. Теперь князь жалел, что разрешил ей поступить в американский колледж. Возможно, Фредди был прав, утверждая, что это плохая идея. При всей своей безалаберности Фредди всегда заботился о сестре. Он прекрасно понимал, как скажется на ней воздух свободы. Кристиану более не устраивала жизнь, для которой она была рождена, и сейчас она напоминала породистую скаковую лошадь, запертую в слишком тесном стойле. Оставалось только надеяться, что Кристиана скоро забудет волнующий вкус свободы, который она узнала в Штатах. В противном случае она еще долго будет чувствовать себя несчастной. Возможно, всю оставшуюся жизнь.

— Может, съездим в пятницу в Вену, на балет? — предложил князь, отчаянно пытаясь придумать что-нибудь, что доставило бы дочери удовольствие и внесло разнообразие в ее тусклое существование.

Лихтенштейн имел тесные связи с Швейцарией и Австрией, и отец с дочерью часто посещали венский театр. Собственно, до Второй мировой войны глава Лихтенштейна постоянно жил в Вене. Когда в 1938 году нацисты захватили Австрию, отец Ганса Йозефа перевез семью и двор в столицу Лихтенштейна, Вадуц — дабы управлять страной в соответствии с девизом, начертанным на их гербе: «Честь, отвага и процветание», — где они и оставались до сих пор. Отец Кристианы строго следовал моральным принципам, которые исповедовала его семья, и торжественной клятве, которую он принес, вступая на престол.

— Неплохая мысль, — улыбнулась Кристиана, понимая, что отец пытается скрасить ей жизнь.

Однако, как бы он ни старался, его руки были связаны. Посторонним их жизнь казалась похожей на волшебную сказку, но Кристиана чувствовала себя пресловутой птичкой в золотой клетке. А ее отец поневоле ощущал себя ее тюремщиком. Он надеялся, что ей станет веселее после возвращения Фредди из Японии. Однако присутствие Фредди всегда создавало проблемы иного рода. Жизнь во дворце была гораздо спокойнее, когда его сын и наследник отсутствовал. По крайней мере тогда не приходилось расхлебывать скандалы.

— Почему бы тебе не навестить свою кузину Викторию в Лондоне? — предложил князь в надежде, что смена обстановки пойдет дочери на пользу. Виктория приходилась кузиной королеве Англии и была ровесницей Кристианы. Веселая и озорная, она только что обручилась с датским принцем.

Глаза Кристианы загорелись.

— Это было бы чудесно, папа. А ты не возражаешь?

— Ничуть. — Князь довольно улыбнулся. Пусть немного развлечется. — Мой секретарь все устроит завтра же утром. — Кристиана вскочила с пола и бросилась отцу на шею, а Чарлз зарычал, повернулся на бок и завилял хвостом. — Можешь оставаться там, сколько пожелаешь.

Князь не опасался, что она пустится во все тяжкие в Лондоне, как сделал бы ее брат. Кристиана всегда вела себя безупречно, помня о своем положении и ответственности перед семьей. За все четыре года, проведенные в Беркли, она ни разу не попадала ни в какую историю, во всяком случае, князь об этом ничего не слышал. Лишь пару раз двум преданным телохранителям, сопровождавшим ее в Беркли, пришлось утрясать небольшие инциденты. Как и любая девушка ее возраста, Кристиана не избежала коротких увлечений и слишком шумных вечеринок, где было выпито чуть больше вина, чем следовало. Однако Кристиана от этого не пострадала, и в прессе не было никаких упоминаний.

После того как отец ушел, поцеловав ее на ночь, Кристиана еще немного полежала на полу, затем встала и, прежде чем лечь спать, проверила электронную почту. Она переписывалась с двумя подругами по колледжу, которые периодически интересовались, как протекает жизнь «ее высочества». Им нравилось подшучивать над Кристианой. Разыскав сведения о Лихтенштейне в Интернете, они были потрясены, когда увидели дворец, в котором она живет. Это выходило за рамки их воображения. Кристиана обещала навестить их обеих, но на данный момент это не входило в ее планы. Кроме того, она понимала, что теперь все будет иначе. Дни невинных шалостей и бездумных забав миновали. По крайней мере для нее. Одна из ее подруг сейчас работала в Лос-Анджелесе, другая проводила лето, путешествуя с друзьями. Кристиане же ничего не оставалось, кроме как примириться с собственной жизнью и по возможности получать от нее удовольствие. Предложение отца съездить в Лондон, чтобы повидаться с кузиной, пришлось весьма кстати.

Утром в пятницу они с отцом отправились в Вену. Дорога проходила через Альпы, и через шесть часов они прибыли в прежнее родовое гнездо — дворец князей Лихтенштейна в Вене. В отличие от дворца в Вадуце это величественное сооружение было частично открыто для публики. Та часть, которую занимала семья, была достаточно уединенной и тщательно охранялась. Здешние апартаменты Кристианы отличались большей пышностью, чем ее комнаты в Вадуце, которые были не менее красивы, однако более соразмерны человеку. В венском дворце у нее была огромная спальня с монументальной кроватью, украшенной пологом, с зеркалами, позолотой и бесценным обюссонским ковром на полу. Спальня напоминала музей, чему немало способствовала огромная люстра с рожками для свечей.

Во дворце обитали слуги, которых Кристиана знала всю свою жизнь. Пожилая горничная, двадцать лет назад служившая еще ее матери, помогла ей переодеться, а женщина помоложе наполнила ванну и принесла еду. Ровно в восемь Кристиана вошла в апартаменты отца, одетая в маленькое черное платье от Шанель, которое она купила в Париже в прошлом году. Из драгоценностей на ней были крохотные серьги с бриллиантами, жемчужное ожерелье ее матери и кольцо с фамильным гербом, выгравированным на плоском овале из желтого золота, которое она всегда носила на мизинце правой руки. Это было единственное свидетельство ее знатного происхождения, и люди, незнакомые с геральдическими символами, воспринимали его как обычное кольцо с печаткой. Впрочем, Кристиана не нуждалась ни в каких символах, указывающих, кто она такая. Жители Лихтенштейна и Австрии, да и вся остальная Европа, знали ее в лицо и узнавали при встречах. Она была удивительно красивой девушкой и достаточно часто появлялась рядом с отцом, чтобы привлекать внимание журналистов на протяжении последних нескольких лет. Даже когда она училась в Штатах, при каждом ее наезде в Европу фотографии попадали в газеты вопреки всем ее стараниям избежать этого. Когда же она вернулась домой, пресса следила за каждым ее шагом. Кристиана была красивее, чем большинство европейских принцесс, и более загадочна благодаря своей застенчивости, сдержанности и серьезности, что только разжигало интерес журналистов.

— Ты очень красивая сегодня, Крики, — заметил князь, одарив ее любящим взглядом. Несмотря на присутствие камердинера, Кристиана помогла ему справиться с запонками. Ей нравилось заботиться об отце, а ему это напоминало время, когда была жива его жена. Не считая брата и английских кузин, отец был единственным человеком в Европе, называвшим ее Крики, однако в Штатах Кристиана использовала это имя, когда училась. — И кажешься совсем взрослой, — добавил отец с гордой улыбкой.

Кристиана рассмеялась.

— Но я взрослая, папа. — Из-за небольшого роста и хрупкого телосложения она всегда выглядела моложе своего возраста. В джинсах и свитере она могла сойти за подростка, но в элегантном черном платье с накидкой из белой норки, переброшенной через руку, Кристиана напоминала картинку из модного журнала.

— Пожалуй, — сказал князь, наблюдая, как грациозно она движется по комнате, — хотя мне ужасно не хочется так думать. Сколько бы тебе ни было лет, в моем представлении ты всегда останешься ребенком.

— По-моему, Фредди тоже так считает. Он обращается со мной так, словно мне пять лет.

— Мы оба этим грешим, — со вздохом признал князь.

В отношениях с детьми он ничем не отличался от любого другого отца, особенно такого, которому пришлось растить детей без жены. Он был для них и отцом, и матерью, прекрасно справляясь с этой задачей. Ему удавалось сочетать долг перед государством с отцовским долгом, который предполагал терпение, мудрость и бездну любви. И это дало свои плоды. Даже Фредди, поведение которого оставляло желать лучшего, горячо любил своего отца и сестру.

Из телефонного разговора с братом, состоявшегося на этой неделе, Кристиана знала, что он все еще в Токио и прекрасно проводит время, посещая храмы, музеи, рестораны и ночные клубы. Первые недели он гостил у японского наследного принца, который, на его взгляд, слишком уж придерживался условностей, а сейчас Фредди путешествовал самостоятельно в сопровождении секретаря, камердинера и, конечно, телохранителей. Это было минимальное количество людей, которое требовалось, чтобы держать ее брата хотя бы под умеренным контролем. Фредди сообщил сестре, что японские девушки очаровательны и что он собирается в Китай. Возвращение домой, даже кратковременное, не входило в его планы по крайней мере до весны. Кристиане это казалось вечностью. Ей хотелось поговорить с братом по душам, а не поверять свои сокровенные мысли только верному Чарлзу. Конечно, важные проблемы Кристиана могла обсудить с отцом, но чтобы просто поболтать, поделиться впечатлениями, нужен был кто-нибудь более подходящий ей по возрасту. У нее даже в детстве не было близких друзей, что делало ее пребывание в Беркли еще более заманчивым.

«Бентли» с шофером за рулем и телохранителем на переднем сиденье доставил Кристиану с отцом в театр. У входа дежурили два фотографа, которым намекнули, что этим вечером князь Ганс Йозеф и принцесса почтят своим присутствием балет. Доброжелательно улыбнувшись им, князь с дочерью проследовали внутрь. В фойе их встретил директор театра и проводил в королевскую ложу.

Давали «Жизель», и зрители наслаждались спектаклем. Во втором акте князь задремал, и Кристиана осторожно взяла его под руку. Она знала, как тяжело приходится отцу. Ганс Йозеф — а до него его отец — сделал все возможное, чтобы превратить аграрную страну в процветающее государство с сильной экономикой. За время его правления страна расцвела. Немало времени и средств князь тратил и на гуманитарные проблемы. Фонд, созданный им в память о покойной жене, проводил огромную работу в развивающихся странах. Кристиану привлекала деятельность фонда, однако отец не поощрял ее интереса, он не хотел, чтобы она подвергала свою жизнь опасности, работая в диких и труднодоступных местах. Тем не менее Кристиана надеялась, что он хотя бы разрешит ей работать в административных структурах фонда и участвовать в поездках руководящих сотрудников. В конце концов она имела на это право. Фонд принцессы Агаты принадлежал к числу наиболее богатых и эффективных благотворительных организаций Европы и в значительной степени финансировался из личных средств ее отца.

Они вернулись во дворец около полуночи. Экономка приготовила для них легкий ужин, и Кристиана с отцом немного поболтали за столом, обсуждая спектакль. Они часто приезжали в Вену, чтобы посетить театр или послушать симфонию. Это вносило разнообразие в их строго регламентированную жизнь, и князь Ганс Йозеф любил эти короткие путешествия в обществе дочери.

На следующее утро он посоветовал ей отправиться за покупками. Кристиана ограничилась двумя парами туфель и сумкой, приберегая силы для Лондона. Вещи, которые она покупала в Вене, предназначались для официальных приемов и церемоний, а одежда, купленная в Лондоне, — для дома или личной жизни, которой у нее на данном этапе не было. Последние четыре года Кристиана не вылезала из джинсов, однако, вернувшись домой, она вынуждена была изменить этой привычке. Отец не любил, когда дочь покидала дворец в джинсах, если только она не собиралась, сидя за рулем, покататься по окрестностям. Кристиана должна была семь раз подумать, что сказать, что надеть, куда и с кем пойти. Даже случайное замечание, оброненное на публике, могло быть услышано и неправильно истолковано. С юных лет Кристиана знала, что для дочери князя недоступна личная свобода. Она остро сознавала, что любой ее поступок, любое слово могут поставить отца в неловкое положение, и прилагала все усилия, чтобы не подвести его. Фредди относился ко всему гораздо проще, часто попадая в ситуации, заставлявшие близких сгорать от стыда. Он просто не думал о последствиях своих поступков — в отличие от сестры, которая помнила об этом всегда.

Кристиану также очень волновали права женщин, что было больной темой для Лихтенштейна, где женщины получили право голоса чуть больше двадцати лет назад, в 1984 году. Это было неслыханно, и Кристиане нравилось думать, что ее появление на свет принесло им свободу, поскольку год эмансипации женщин совпал с годом ее рождения. Во многих отношениях их страна оставалась весьма консервативной, несмотря на передовые экономические и политические взгляды нынешнего князя. Лихтенштейн был маленькой страной, связанной тысячелетними традициями, с которыми приходилось считаться. Кристиане хотелось бы привнести в общество свежие идеи и создать дополнительные возможности для женщин, но среди тридцати трех тысяч жителей, из которых женщины составляли менее половины, далеко не все разделяли ее взгляды. Однако это не значило, что не стоит и пытаться. Даже тот факт, что Кристиана не может наследовать трон, был очевидным анахронизмом. В других монархиях она имела бы такое же право на престол, как и Фредди. У Кристианы не было подобных амбиций, но она считала недопустимой любую дискриминацию и постоянно ставила этот вопрос перед членами парламента. Точно так же ее мать в свое время настаивала на предоставлении женщинам избирательного права. Мало-помалу страна все же вступала в двадцать первый век, правда, слишком медленно для Кристианы, а в некоторых отношениях и для ее отца, хотя он и не был таким мятежным, как она. Во-первых, он питал глубокое уважение к традициям, а во-вторых, был втрое старше своей дочери, что не могло не сказываться на его суждениях.

На обратном пути в Вадуц отец с дочерью обсуждали поездку Кристианы в Лондон. Князь захватил с собой портфель с бумагами, чтобы просмотреть их в дороге, но достаточно длинный путь оставлял ему время, чтобы поболтать с дочерью. Кристиана собиралась выехать во вторник. На ее осторожное предложение отправиться одной, без телохранителей, отец ответил решительным отказом. Обеспокоенный случаями насилия, он настаивал на том, чтобы ее сопровождали двое, а лучше трое агентов службы безопасности.

— Это просто глупо, папа! — взмолилась Кристиана. — В Беркли я обходилась двумя телохранителями, а ты всегда говорил, что в Америке намного опаснее. К тому же у Виктории есть собственный телохранитель. Мне вполне хватит одного.

— Трех, — твердо сказал отец. Он не мог допустить, чтобы его дочь подвергалась опасности. Лучше перестраховаться, чем недоглядеть.

— Одного, — продолжала торговаться Кристиана.

Князь рассмеялся.

— Двух, и это мое последнее слово. Иначе ты останешься дома.

— Ладно, — согласилась она, зная, что ее брата сопровождают по Японии четыре телохранителя.

Члены других царствующих семей иногда путешествовали с меньшим числом телохранителей, но богатство Лихтенштейна ставило его в достаточно рискованное положение. Опасение, что его детей могут похитить, было самым большим кошмаром князя, и он делал все, чтобы обеспечить их безопасность. Кристиана давно с этим смирилась, да и Фредди тоже. Со свойственным ему добродушным юмором он использовал своих телохранителей для мелких поручений, а также когда требовалось вытащить его из очередной передряги, обычно связанной с женщинами, или из ночного клуба, если он был слишком пьян, чтобы передвигаться самостоятельно. Кристиана, с ее примерным поведением, не находила своим телохранителям особого применения и держалась с ними на дружеской ноге. Они платили ей искренней привязанностью. Тем не менее она предпочла бы путешествовать одна, но об этом не могло быть и речи. Отец даже не разрешил ей посетить Южную Америку, так как считал это слишком рискованным. Учитывая множество историй, связанных с похищением богатых и важных особ, принцесса с огромным состоянием стала бы соблазном, против которого местные преступники не смогли бы устоять. Князь Ганс Йозеф предпочитал не искушать их такой приманкой, как его дочь. Он заставил ее ограничиться Соединенными Штатами и Европой, а в Гонконг, который ей очень нравился, отвез ее сам. Заявление Кристианы, что в следующий раз она хотела бы отправиться в Африку и Индию, заставило его содрогнуться. Так что на данный момент князь был вполне доволен, что его дочь удовлетворилась недельной поездкой к кузине. Визит обещал быть достаточно экзотичным, насколько это было возможно в Лондоне. Виктория отличалась эксцентричностью, обожала скандальные выходки и в течение нескольких лет содержала питона и гепарда в качестве домашних любимцев, которых князь категорически запретил ей привозить в Вадуц. Но он знал, что Кристиане будет весело в обществе кузины, и понимал, что дочери нужно развеяться.

Они вернулись в Вадуц в одиннадцатом часу. Князя ждал его помощник. Даже в этот поздний час ему еще нужно было поработать. Он собирался поужинать позже, прямо за своим письменным столом, и Кристиана решила, что обойдется без ужина. Уставшая после поездки, она заглянула в кухню, чтобы проведать Чарлза, который крепко спал возле плиты, однако моментально проснулся, заслышав ее шаги. Вместе они поднялись наверх, где камеристка, ожидавшая возвращения принцессы, предложила приготовить ей ванну.

— Спасибо, Алисия, не надо, — сказала Кристиана, зевнув. — Я, пожалуй, лягу.

Постель уже была разобрана, ожидая ее. Безупречное белье украшала вышивка, воспроизводившая их фамильный герб. Поскольку никаких услуг больше не требовалось, женщина, сделав реверанс, удалилась, к немалому облегчению своей подопечной. Кристиана солгала, сказав, что сразу ляжет спать. Она намеревалась принять ванну, но хотела приготовить ее сама. Она вообще предпочитала в своих комнатах обходиться без посторонней помощи.

Оставшись одна, Кристиана разделась и в одном нижнем белье направилась в свой небольшой, но удобный кабинет, чтобы просмотреть электронную почту. Кабинет был отделан бледно-голубым шелком, а спальня и гардеробная — розовым атласом. Эти комнаты некогда принадлежали ее прапрабабушке. Кристиана жила в них с рождения вместе со своей няней, пока та не удалилась на покой.

Этим вечером писем из Америки не было, только короткая записка от Виктории, где говорилась, как замечательно они повеселятся на следующей неделе. Туманный намек на всевозможные проказы, запланированные Викторией, заставил Кристиану рассмеяться. Зная свою кузину, она в этом не сомневалась.

Вернувшись в спальню, она прошла в ванную и пустила воду. Бродить в нижнем белье, когда никого нет рядом, было для Кристианы огромной роскошью и редкой возможностью почувствовать себя свободной. Почти всегда при ней находились слуги, камеристки, помощники, секретари или телохранители. Уединение было настоящим подарком, и Кристиана наслаждалась каждой минутой. На мгновение ей показалось, что она снова в Беркли, хотя окружение было другим; она ощутила тот же душевный покой, как и тогда, когда она могла делать то, что ей хочется, пусть даже это касалось таких обычных вещей, как принять ванну или послушать любимую музыку. Поставив один из компакт-дисков, оставшихся от студенческих дней, она прилегла на минуту в ожидании, пока наполнится огромная антикварная ванна, и закрыла глаза. Если очень постараться, то можно почувствовать себя почти как в Беркли... почти, но не совсем. Ах, если бы она могла взмахнуть крыльями и полететь туда... или повернуть назад стрелки часов. Это было бы чудесно! Но божественные дни свободы миновали. Как это ни печально, она выросла. Беркли не более чем воспоминание, а ей надо постоянно помнить, что она — принцесса Лихтенштейна.