7

В городе, у подножия горы, даже ночью было тепло, но в бунгало, в нескольких тысячах футов над уровнем моря царил ужасный холод. Когда Митч опустил ее на каменный пол, Блаэр мгновение постояла, а потом кинулась к толстому ковру, лежавшему на середине комнаты.

— Сейчас будет тепло, — успокоил ее Митч, но в его глазах запрыгали веселые огоньки.

Она медленно посмотрела на него и обхватила себя руками. Потом стала осматриваться. Бунгало было просто комнатой прямоугольной формы, которая служила одновременно гостиной, кухней и спальней. Справа, рядом с ней, были плита, холодильник, стол и раковина. Прямо напротив стояли сдвинутые вместе две двуспальные кровати.

Она подозрительно взглянула на Митча.

— Вот это и есть две спальни? — спросила она, указывая рукой в сторону кроватей.

Он оглянулся, стоя на коленях у камина.

— Да, одна — моя, другая — твоя, — он поднял брови, изображая невинное удивление. — А в чем дело, тебе они не нравятся? — Он продолжал разжигать огонь. — Можешь выбрать ту, которая тебе больше нравится.

В ней все напряглось, и она пробормотала:

— Этого и следовало ожидать.

Она подошла к холодильнику, открыла его и увидела, что он битком набит всевозможными продуктами. Держа дверцу открытой, она опять посмотрела на Митча в изумлении.

— Так это похищение было хорошо спланировано? Тут еды хватит на целую армию.

Он не сдвинулся с места.

— Вовсе не на армию, — добродушно рассмеялся он, — а только на двух умирающих с голоду любовников.

Встревоженная, она захлопнула дверцу и окинула взглядом потолок.

— Кто хозяин этого бунгало? — холодно поинтересовалась она.

Он встал с колен, сделал шаг к ней и тихо ответил:

— Бывший шитрокский магнат из города.

— Стой, где стоишь, — приказала она. — И не приближайся ко мне ближе чем на десять футов, пока мы здесь.

Он ухмыльнулся, кивая.

— Правильно. Я не хочу доставлять тебе неудобства. Поэтому знаешь что, давай-ка подойдешь ты сюда, к камину, а я туда, где стоишь ты, и приготовлю нам поздний ужин. Ты хочешь есть?

— Да, — ответила она, злясь на себя за то, что сказала правду, вместо того чтобы скрыть, как она ужасно проголодалась.

Он хлопнул в ладоши.

— Вот и хорошо. В этом году мы с тобой пораньше справим День Благодарения.

Совершенно продрогшая в этих проклятых горах, она с удовольствием направилась к камину.

— Надеюсь, ты не собираешься готовить индейку?

Она, в изнеможении опустившись на пол перед камином, протянула к огню свои озябшие и покрасневшие от холода ноги и начала массировать ступни. Затем посмотрела на огонь и потерла глаза, зевнула, потом коротко встряхнула головой. Ей не хотелось слишком расслабляться, слишком уютно устраиваться.

— Ты любишь мексиканскую запеканку? — обратился к ней Митч.

— Сойдет все что угодно, — ответила Блаэр: она дошла до такого состояния, что съела бы даже сырых устриц, которых терпеть не могла.

— Это хорошо, ее как раз недолго готовить. А потом я присоединюсь к тебе, пока она будет запекаться, — он распаковал пакет маисовых чипсов и вдруг рассмеялся. — Я не против того, что сейчас в основном готовлю я — ведь я стараюсь произвести на тебя впечатление своими талантами, но когда наши отношения станут постоянными, ты тоже начнешь принимать в этом участие.

Она пристально посмотрела на него.

— Когда наши отношения станут более постоянными, ты будешь уже так стар, что тебе будет все равно, кто и что готовит. К тому же к тому времени ты, может быть, будешь получать пищу через зонд.

Он хихикнул.

— Знаешь, милая Блаэр, первое, что привлекло меня в тебе, — это твой оптимизм, то, как ты умудряешься увидеть сквозь ненастье голубое небо и яркое солнце.

Она вскочила.

— А здесь хоть ванная есть?

Он кивнул и, не выпуская вилку из руки, указал на дверь в углу комнаты.

— За этой дверью тебя ждут самые современные удобства, а если ты захочешь принять душ и переодеться, то найдешь и халат, и мягкие пушистые тапочки в шкафчике под туалетным столиком. Я пока приготовлю тебе что-нибудь выпить. Что ты предпочитаешь?

Она подошла к шкафчику и достала темно-зеленый легкий свитер. Направляясь к ванной, Блаэр едва взглянула на него.

— Ром и кока-колу, — ответила она.

— Будет сделано!

Блаэр чувствовала, как он провожает ее глазами, пока шла в ванную, и, когда заметила, что на двери нет замка, то в ней родилось дикое предчувствие. Нет, он, конечно, не войдет сюда к ней. Конечно, нет, но тем не менее она примет душ побыстрее, пока ему в голову не придет какая-нибудь сумасшедшая мысль — а для этого ему не придется особенно напрягаться.

Она пустила воду, торопливо разделась и, встав под душ, задернула полупрозрачную занавеску. Она намылилась с ног до головы и уже собиралась смыть пену, когда услышала, как дверь открывается.

— Убирайся отсюда! — завизжала она, прежде чем он успел что-нибудь сказать.

— Блаэр, — промурлыкал он, — у меня есть к тебе вопрос из области права.

— Что ты здесь делаешь?

— Я же говорю, у меня вопрос из области права.

— Ну, спрашивай, а потом убирайся!

Он вдохнул побольше воздуха.

— Если, — быстро начал он, — это чистая гипотеза, — но если так случилось, что кто-то ограбил сейф, можно ли предположить, что взломщик возьмет только один доллар или он скорее всего обчистит весь сейф? И будет ли приговор одинаковым?

Она сомнительно покачала головой.

— Ты действительно ненормальный.

— Но мне, правда, нужно знать. От твоего ответа многое зависит.

— Конечно, приговор будет не одинаковым. Своровать один доллар — это только мелкая кража, но крупное ограбление — это уже уголовное преступление. А факт взлома будет расценен одинаково в обоих случаях. Но зачем тебе это?

Он хихикнул.

— Потому что я, кажется, становлюсь уголовником. Я хочу обчистить сейф.

Блаэр только рот открыла от изумления. В то же мгновение он отдернул занавеску — Митч стоял перед ней в том самом костюме, в котором появился на свет. Она за секунду окинула его взглядом, все его тело, и у нее перехватило дыхание.

Он улыбнулся и вежливо произнес:

— Не подвинетесь немножко? Не обращайте на меня внимания, представьте, что мы в Японии.

Она шлепнула его мокрым полотенцем.

— Лучше не делай этого, Митч!

Он посмотрел ей в глаза, и она быстро перевела взгляд на стену, выложенную кафелем, покраснев так, что ей стало жарко. Было совершенно очевидно, что он не страдает физическими недостатками — его тело было так совершенно, так великолепно!

Блаэр повернулась к нему спиной и стала смывать с себя пену. И тут он обнял ее, крепко, уверенно, будто она давно принадлежала ему. Вода стекала по ее лицу на его руки и бежала вниз по ее телу.

Он жадно целовал ее влажные волосы и затылок, вплотную прижавшись к ней. Она медленно повернулась в его объятиях и посмотрела ему в глаза.

— Митч, тебе никогда не говорили, для чего нужны кровати?

Широкая улыбка озарила его лицо.

— Да, — прошептал он. — Кровати тоже для этого, но позже.

Блаэр увидела каплю воды у него на реснице; они все стояли обнявшись, и от прикосновения его мягкой, шелковистой кожи у нее дрожали колени. Она хотела оттолкнуть его, но просто не могла этого сделать; запасы ее стойкости остались где-то там, у подножия горы. Она хотела его — она хотела его постоянно. И уже пора было' перестать бороться с этим.

Вода все текла по ее плечам, бедрам, но даже если бы это был кипяток, она не почувствовала бы. Она улыбнулась и с укором прошептала:

— А как же карантин?

Он стиснул ее и провел губами по ее шее.

— Карантины могут предотвратить болезнь, но то, что мучает меня, уже нельзя предотвратить — только лечить. И только потом, после глубокого изучения болезни, начинающегося вот с этого… — Митч с нежной силой поцеловал ее.

Она обняла его за шею и приподнялась на мысочках, крепко прижимаясь к нему всем телом. Он покрывал ее лицо легкими, быстрыми поцелуями, их тела извивались под струей воды. Теперь между ними не было ничего, кроме все усиливающейся страсти.

Ее груди, мягкие и полные, прижались к его груди словно разрываясь от нестерпимой жажды его прикосновений. Его губы скользнули вниз по ее шее, плечам, в выемку между грудей, и, когда, наконец, они коснулись твердого розового соска, она стала задыхаться. Незнакомые ей прежде сдавленные хрипы шли из ее горла, как звуки необузданной страсти.

Он сжал руками ее бедра, его язык двигался по ее животу играя, легонько целуя, и в ней вспыхнуло такое острое, дикое желание, что она вся задрожала.

Она зарыла пальцы в его волосы. Какое-то время они, словно очнувшись, в изумлении смотрели друг на друга. Он молча поднял ее на руки и вынес из ванной. Через мгновение он уже держал ее в объятиях на постели, их возбуждение немного спало, чтобы вскоре разгореться с новой силой.

Ее руки начали гладить его тело, лаская — сильные, уверенные руки, раньше они были другие, но теперь, именно такие — горячие руки, которые обессиливали его, заставляли стонать, приводили в неистовство, делая его желание нестерпимым. Он бросился на нее, потом смерил свой порыв, стараясь быть нежным.

Она извивалась под ним, сопротивляясь, она хотела его мощной силы, а не нежности. Они достигли того предела возбуждения, когда страсть переходит в ярость. Лихорадочно дыша, они поднимались все выше и выше в своем желании, туда, откуда все кажется лежащим где-то далеко внизу. Под ними проплывал целый мир, а они уносились в вышину, просто два перышка, что взлетают от одного легкого вздоха.

Их дыхание прервалось; они замерли на одно долгое мгновение — и упали вниз, два перышка, плавно опустившись на землю, оставляя за собой тихие рыдания, доносившиеся с высоты.

Блаэр без движения лежала в его объятиях; у нее совершенно пересохло во рту, и она стала водить языком по губам. Она потянулась и вздохнула. Один раз, блеснув, ее глаза погасли.

— Теперь ты понимаешь, Митч, что это невозможно, — ее пальцы ворошили волосы у него на затылке. — У нас не получится даже через тысячу лет.

Он приподнялся на локте, и его взгляд был ласковым и не отрывался от ее лица.

— Но не будешь же ты рассказывать это моему телу? Оно-то определенно считает, что у нас уже получается, — он слегка улыбнулся. — Иначе, почему я чувствую, что ты — моя. Блаэр? Что бы ни произошло, так всегда будет. И это очень странно, потому что за последние годы я столько раз готов был поверить, что никогда не захочу иметь более-менее продолжительную связь с женщиной, ни с какой и никогда. Но я хочу. С тобой.

— Митч, — твердо произнесла она, — слишком рано употреблять слово «продолжительную». Не так уж давно ты меня просто ненавидел. Трудно поверить, что весь твой гнев так быстро прошел.

Он наклонился к ней и стал покрывать ее губы мягкими легкими поцелуями.

— О, он прошел. Всю последнюю неделю я не могу думать о том, чего я лишился, все мои мысли только о том, что я нашел. И, уверяю тебя, я нашел гораздо больше, чем потерял.

Ее взгляд скользнул по массивным деревянным балкам, пересекающим потолок. Она нежно гладила гладкие мускулистые плечи Митча, его влажную спину.

— Мы не вытерлись, — еле слышно прошептала она. — И теперь у нас сырая постель.

Она повернулась, и ее груди прижались к его груди, соски к соскам. Она почувствовала тяжелое мерное биение его сердца, словно переходившее в нее.

Комнату освещал мерцающий свет огня, пылающего в камине. От духовки шел изумительный запах. Распущенные белокурые волосы Блаэр поблескивали в неверном свете, в ее зеленых глазах затаилась улыбка. Ее щеки зарумянились — в ней снова поднималось возбуждение.

Митч пожирал глазами ее тело. Его руки, его длинные пальцы бессознательно поглаживали ее гладкую шелковистую кожу. Несколько минут царила полная тишина, их глаза были закрыты, тела касались друг друга, руки ласкали. Он улыбнулся, дотронувшись пальцами до мягкого локона на ее плече и тихо, почти неслышно сказал:

— Кажется, ужин готов.

С мурлыканьем она обвила его руками, крепко обхватив за широкую спину.

— Хорошо пахнет, а?

Он коснулся губами ее губ и вздохнул.

— О-о-о! Я неплохой повар.

Ее рот приоткрылся и жадно потянулся к нему. Потом она слегка отстранилась и поддразнила его:

— Ты уже встаешь и накрываешь на стол?

Митч улыбнулся и прищурил глаза.

— Ну как же я могу произвести на тебя впечатление, если ты все время игнорируешь, что я готовлю?

Блаэр взглянула на него, лукаво усмехнулась и провела языком по верхней губе.

— Почему бы не поужинать чуть позже? — многозначительным шепотом проговорила она. — И вообще, женщины не так трепетно относятся к еде, как мужчины. Мой милый шеф-повар, можно и по-другому завоевать мое сердце, — она снова прильнула к его губам.

Поцелуи были жадными, ненасытными. Больше не было слов и колебаний. Их обуревало неистовое желание — желание обладать; она извивалась под ним, все ближе и ближе приближаясь к пику наслаждения. Их тела подымались и опускались в самозабвенном восторге, и они не замечали, что в исступлении их горящей страсти проникает запах еще чего-то горящего.

Прижавшись друг к другу, давая выход своим глубинным бешеным чувствам, они словно слились в единое целое: единое сердце, единое тело, единую любовь. Единая любовь завладела ими, на один вечный миг связала их тела в единое целое. Единое тело все отбирает и все отдает. Единое сердце несло их к вершине, где они существовали тысячную долю секунды, а потом их снова разделило, и они падали вниз, как два отдельных существа, но крепко держа друг друга в яростном объятии, а потом они обессилели и уже лежали бездыханные, обнявшись, будто убаюкивая друг друга.

Блаэр глубоко, удовлетворенно вздохнула, все еще не отрывая глаз, чувствуя затихающую дрожь его длинного стройного тела.

Он откинулся на спину, не выпуская ее из объятий и перевернул ее на себя; теперь ее голова лежала у него на груди, а его подбородок окутывали ее мягкие волосы.

— Ты все еще по-прежнему не любишь горы? — тихо спросил он, целуя ее в лоб.

Она рассмеялась.

— Мне кажется, я уже начинаю лучше переносить высоту. Знаешь, я ужасно рада, что ты меня похитил. Мои выходные прошли гораздо интереснее, чем обычно.

— Да, похищение — это ерунда, это было совсем нетрудно. Мне кажется чудом другое. Ты так мне сопротивлялась, — он вздохнул. — Почему?

— Не тебе, Митч, а самой ситуации, обстоятельствам. Наше положение далеко не идеально, и в ближайшие дни наши чувства, я уверена, подвергнутся серьезной проверке. Это не значит, что ты мне безразличен — меня тянет к тебе с первой нашей встречи. Но я знаю, что не следует давать такой выход нашим чувствам. Мы совсем не знаем друг друга.

Митч издал короткий смешок.

— Разве у тебя нет на меня полного досье?

Блаэр пристально посмотрела ему в глаза.

— Ты хочешь сказать, что все в этом досье правда? Ты бросил жену из-за другой женщины? Вот что я должна знать о тебе?

Он вдруг сморщил нос.

— Ты чувствуешь? Неужели наш ужин сгорел?

Она была уязвлена, когда он вскочил с кровати и пошел прямо к плите, открыл духовку и смеясь объявил:

— Ну вот и покончено с мексиканской запеканкой.

Она не сводила с него глаз, но даже не улыбнулась в ответ. Просто вопросительно смотрела на него.

Чуть позже, когда они сидели перед камином, она старательно избегала его взгляда. Она медленно жевала ветчину с ржаными лепешками, которые он предложил взамен сгоревшей запеканки. Внезапно она положила недоеденный бутерброд на тарелку и, взяв чашку кофе, быстро выпила ее несколькими глотками.

— Прости, — сказал он, внимательно глядя на нее, — что, было так невкусно?

В ее глазах он прочел смятение.

— О нет, что ты, — ответила она.

Он нахмурился.

— Тогда в чем же дело?

Его вопрос повис в воздухе, и лишь спустя некоторое время она небрежно ответила:

— Уже поздно, я устала, и я пойду спать, — Блаэр поднялась с подушки, на которой сидела.

Он крепко схватил ее за локоть, заставляя сесть снова.

— А ну-ка, подожди, Блаэр, — хрипло, почти зло произнес он. — Не будешь ли ты так любезна сказать мне, что это пришло тебе в голову? Я не так глуп: я вижу какую-то перемену. Она витает в воздухе. В чем дело?

— Митч, — твердо сказала она, высвобождая руку. — Я не знаток всего на свете, но я сразу вижу, когда уходят от ответа на вопрос. Я всегда советую своим клиентам избегать вопросов, которые могли бы стать для них саморазоблачающими. — Она быстро встала. — Спасибо за кофе и бутерброд.

Он тоже встал, его губы были крепко сжаты.

— Но ведь для меня ты не адвокат, Блаэр, — он становился все серьезнее. — И не судья, — он слегка вздернул подбородок. — Разве не так?

Она долго смотрела на него, ничего не отвечая, потом тихо сказала:

— Давай прекратим этот разговор.

Он выразительно покачал головой и чуть отступил назад.

— Ну уж нет. Ты хочешь, чтобы я признал или отверг это обвинение, а я не сделаю этого просто потому, что это ничего не решит, — он протянул к ней руки. — Если я скажу — да, я убежал с другой женщиной, — как ты себя поведешь?

Она вздохнула.

— Я не хочу об этом говорить, Митч.

Не обращая внимания на ее слова, он продолжал:

— Или если я скажу — нет, это ложь, я никогда не изменял своей жене, — ты поверишь, ты сможешь поверить мне?

— Я сказала, что не хочу об этом говорить, Митч.

Он задумчиво посмотрел в огонь, потом снова повернулся к ней.

— Твой ответ подразумевает мою вину. Ты обвиняешь меня тоном своего голоса, выражением лица, тем, как ты смотришь на меня. Ты ведь считаешь меня виновным, да? — прямо спросил он.

— Сколько раз я должна повторять, что не хочу говорить об этом, Митч? — жестко ответила она. — Просто стыдно, будто мы с тобой ведем судебное разбирательство. — Она опустила голову. — А теперь извини, я иду спать.

Глубоко вздохнув, она повернулась, пошла к кровати и машинально поправила на ней простыни.

— Но, Блаэр, — не отступал он. — Мы не на судебном разбирательстве. Между нами нет никакого спора. В суде идет процесс между мной и Шарлоттой, а не между мной и тобой.

Стоя у кровати, она внимательно изучала его такое красивое лицо.

— Если ты действительно так считаешь, Митч, то ты слишком наивен для взрослого человека.

— А ты женщина, которая все знает, да? — немедленно ответил он, и его тон был неожиданно грубым. Его губы дрожали. — Ты не хочешь ничего знать о моем браке, потому что тогда ты станешь заинтересованным лицом, будешь уже не такой нравственной личностью в глазах закона, как тебе кажется. И то, что ты спишь со мной, нисколько не нарушает твоей незаинтересованности и нравственности, только бы наши отношения оставались чисто физическими.

Она отступила к кровати и, подбоченясь, как-то по-змеиному вытянула шею.

— Я что ли затащила тебя сюда? Или я хотела иметь с тобой любовную связь? Разве я не сопротивлялась с самого первого раза, когда ты дотронулся до меня? — ее глаза метали в него молнии, она встряхнула головой, пытаясь утихомирить свой гнев. — Но ведь все было не так, поросенок ты эдакий! Ты не мог смириться с тем, что тебя отвергли. Ты не мог смириться с тем, что это было бы лучше для нас обоих. Нет, вместо этого ты решил потрясти меня своими мужскими достоинствами! — Она на секунду закатила глаза. — Что ж, я потрясена! — выкрикнула она.

Митч не отрываясь смотрел на нее, потом медленно, глубоко вздохнул и как-то странно улыбнулся.

— Правда? — тихо спросил он.

Блаэр заметила новый проблеск радости в его потускневших было глазах. Он стоял в одних брюках, и на его стройном мускулистом теле и на темных волосах мерцали блики пылающего в камине огня. Бессознательно она потуже затянула пояс халата.

— Я ложусь спать, — отчеканила она и добавила, — одна.

Она повернулась и подошла к краю кровати, откинула одеяло и, смерив Митча презрительным взглядом, скользнула в постель, не раздеваясь.

— Ты думаешь, я буду спать в мокрой постели? — с удивлением фыркнул он.

Она уютно устроилась, положив голову на подушку и завернувшись в одеяло.

— Я думаю, что это твои трудности, — язвительно ответила она. — Есть диван, пол, смотря что тебе больше подходит. — Блаэр лежала на боку и смотрела на него настороженным недоверчивым взглядом.

Митч кивнул и проворчал:

— Хорошо, — он расстегнул брюки, и они скользнули на пол. Он перешагнул через них, потом поднял их и, скомкав, швырнул в угол. Затем голышом прошествовал к кровати, откинул одеяло и упал на влажные простыни, вытянувшись во всю длину. Он лежал, уставясь в потолок. — Знаешь, — сказал он с хриплым вздохом, — здесь не так уж и плохо.

Она улыбнулась.

— Я рада.

— Я вспоминаю сейчас, как в детстве лежал в колыбельке в мокрых пеленках.

— О, да у тебя превосходная память! — коротко рассмеялась она.

Он повернул голову и взглянул на нее.

— Но, конечно, я никогда не лежал долго в таком положении; всегда находился кто-то, чтобы помочь мне.

— Люблю истории со счастливым концом, — тихо пробормотала она. — Я бы хотела, чтобы и сейчас тебе кто-нибудь помог, — ее голос превратился в шепот, — но такого человека здесь нет.

Не отрывая от нее взгляда своих огромных голубых глаз, он поднял брови.

— Неужели ты такая жестокая, что оставила бы младенца лежать в мокрых пеленках?

— Да, — с насмешливым спокойствием ответила она, — особенно тридцатидвухлетнего младенца. Если бы ты не зашел ко мне под душ, сейчас бы тебе не о чем было беспокоиться, твоя постель была бы такой же сухой, теплой и удобной, как моя.

Он неожиданно вскочил с кровати, тяжело дыша.

— Я очень старался, но я снова возвращаюсь к свой преступной жизни.

Шагнув к ее кровати, он одним плавным движением сдернул с нее одеяло. Одетая в халат, она смотрела на него с нарочито-невинным видом.

— А ты знаешь, какое наказание полагается за то, что ты сейчас собираешься сделать?

— Надеюсь, — рассмеялся он, наклоняясь к ней. — Но почему бы тебе опять не применить его ко мне, просто для повторения? — Он стал медленно раздевать ее, и его пальцы нежно касались ее кожи, когда он снимал с нее пижамную кофточку.

— Пожизненное заключение — это самое меньшее, что тебя ожидает, — прошептала она, упираясь руками ему в грудь.

Горячими руками он уже снимал с нее тонкие пижамные брюки.

— Я не хочу меньшего, я хочу самой высокой, самой суровой меры наказания, — его руки теперь двигались вверх по ее обнаженным ногам, они дрожали от его прикосновения.

Его глаза скользнули по ее полной груди, задержались на мгновение и неторопливо оглядели ее всю. Неугасимый огонь его блестящих глаз заставил ее вздрогнуть, и ее сердце забилось в каком-то новом, учащенном ритме, словно раздался бой военных барабанов. Она знала, что все это когда-нибудь кончится, но уж точно не сегодня. Сегодня никакая сила не могла оттолкнуть ее от него, никакая сила не могла сдержать трепета ее тела, когда она раскрыла ему свои объятия и, приглушенно вскрикнув, прильнула к его губам; поцелуй был так неистов, что ей пришлось ловить ртом воздух.

Тотчас же между ними вспыхнуло яростное пламя. Его сильные руки, его горящее тело, прижимавшееся к ней, породило в ней сотни небывалых ощущений. Ее желание все разгоралось, и на какой-то миг она подчинила его себе, ее губы, руки лихорадочно ласкали его тело, он застонал. Потом с нежностью повернул ее на спину и стал покрывать легкими поцелуями все ее тело, каждую его частичку, принося ей сладкую боль, все больше возбуждая ее, пока, наконец, ее жажда обладания им не достигла предела, прежде ей неведомого.

— Митч, — настойчиво шептала она, Митч! — Ее руки исступленно ласкали его спину и плечи, потом она обняла его, прижимая к себе. — Митч, — почти хрипела она, и его рот оборвал ее слова, засасывая ее губы. Их языки сплелись, и она почувствовала новые пробудившиеся глубоко внутри силы, рвущиеся из нее на волю.

Их тела слились в единое целое, и связующая их сила словно вырвалась и стряхнула звезды с неба. Она приняла его в себя, а с неба на них все падали звезды, сияя ярким, ослепляющим светом. Он крепко стиснул ее, она страстно обхватила его в ответ, и они прильнули друг к другу в красивом, захватывающем дух падении. Оно было так похоже на настоящее, что она громко вскрикнула в изумлении.

Вдруг ее дрожащее тело коснулось чего-то холодного и твердого, и она воскликнула:

— Что это?

— Все в порядке, любимая, — задыхаясь, проговорил он. — Просто сломалась кровать.

— Он отпустил ее и лег рядом на покосившейся кровати. Она посмотрела на него, и на ее лице появилась сначала удивленная улыбка, а потом она расхохоталась.

Он привлек ее, прижимая к своей груди.

— Что тут смешного? — проворчал он и, улыбаясь, поцеловал ее. Он долго не отрывал губ, а когда отпустил ее, она снова зашлась смехом. Он изобразил серьезность, но его глаза уже смеялись вместе с ней.

Она закусила свою руку, пытаясь смирить бурный клекот веселья в горле, и тряслась всем телом. Ее глаза сверкали.

— Митч, ты хоть понимаешь, что мы успели натворить за эти несколько часов? — Она слабо махнула рукой. — В ванной кавардак, одна кровать мокрая, другая сломана, ужин сгорел… — Она давилась от смеха. — Нам еще повезет, если завтра это бунгало не развалится на части.

Он засмеялся.

— Я уже был здесь столько раз, и ничего подобного прежде не случалось. Но, с другой стороны, я никогда не привозил сюда маленький двуногий кудрявый смерч.

Она повернула голову и прижала губы к его груди.

— Блаэр, я люблю тебя, — прошептал он, его пальцы медленно погружались в ее волосы. — Я так люблю тебя!

Закрыв глаза, она закусила губу, сдерживая слова, которые он так хотел услышать, а она так хотела сказать. Она лежала молча, неподвижно, чувствуя, как его пальцы ворошат ее волосы. Внезапно ее пронзила дрожь и через несколько минут она прошептала:

— Митч, мы сегодня будем спать?

Его рука провела по ее волосам, шее, по гладким плечам, и он вздохнул.

— Я достану сухие простыни для той кровати. Ты хочешь спать!

— Да, — еле слышно произнесла она, — очень.

Но она не спала, свернувшись калачиком в его объятиях, даже тогда, когда солнце уже стало прогонять темноту и настало раннее утро. Он спал, а ее взгляд ласкал его, стараясь уловить каждую черточку его красивого лица, загорелой гладкой кожи, его распростертое холеное здоровое тело.

Огонь в камине почти погас; только несколько последних угольков краснели, догорая. Она просто не знала, как ей быть дальше.

Загрузка...