Посвящается моему мужу Инге,
летчику 331-го эскадрона, встречавшему меня в Бергене с цветами
Утром в понедельник 8 апреля 1940 года Джоана Рейн, как обычно, по пути на работу купила газету. На пасху ярко светило солнце, но температура не повысилась, да еще с фьорда подул резкий ветер и принес снег. В этом году весна припозднилась. Зима в Скандинавии и во всей Европе, охваченной войной, была самой суровой за последние несколько лет. В эксклюзивном магазине мехов, где она работала одновременно секретарем и бухгалтером, последние несколько дней торговля шла бойко в связи с сезонной распродажей.
Джоана повернула в направлении улицы Юхана. В свои двадцать один эта высокая стройная девушка с золотистыми волосами до плеч и ярко-синими глазами смотрелась превосходно. Недавно она каталась на лыжах на склонах Нордмарка, и ее загорелое лицо светилось здоровьем. Красивые пухлые губы она едва подкрашивала красной помадой, отлично сочетавшейся с беретом из мягкой шерсти. Легкий характер, открытость и заразительный смех располагали к ней людей.
Она поднималась по широкой улице, проходила мимо самых лучших магазинов города, здания парламента и парка, примыкавшего к университету. На другой стороне находился Гранд-отель, немного изменившийся с тех времен, когда каждый день в полдень Генрик Ибсен заходил сюда выпить аперитив. В начале улицы возвышался роскошный королевский дворец, возведенный в стиле неоклассицизма. Окна дворца выходили на шумный центр Сити Холл, на гавань и на длинный рукав фьорда, где плавало множество кораблей — от лайнеров до рыбацких лодок. Дворец не был огорожен стенами, лишь двое часовых в темно-синей форме охраняли его, внимательно наблюдая за прогуливающимися мимо королевской резиденции.
Джоана несколько раз видела короля Хаакона. В День независимости он гулял по улицам города как обычный гражданин, а потом приветствовал с дворцового балкона детей и студентов, проходивших мимо с развевающимися флагами. На редкость высокий и худой, он, казалось, с трудом противостоит резким порывам ветра. Король пользовался большим уважением в стране за свою решительность и принципиальность.
Свернув с Карла Юхана, Джоана пришла в свой магазин. Это здание с куполами и коваными балконами было одним из самых красивых в Осло. Вход с террасой в викторианском стиле окружали деревья. Джоана собрала почту и прошла в свой кабинет. В торговом зале слышались голоса продавщиц, готовящихся к началу трудового дня. Рабочий день, как обычно, начинался с просмотра газеты. Писали об очередном морском сражении между британскими и германскими кораблями. Радовало, что Норвегия, так же как Швеция и Дания, приняла решение соблюдать нейтралитет, хотя это вовсе не означало, что людям этих стран была безразлична судьба охваченной войной Европы.
Джоана отложила газету и начала просматривать почту. После выходных накопилось много писем от заграничных партнеров. Экспорт был особенно важной частью бизнеса. Следить за ним входило в ее обязанности, так как она владела английским языком, который учила в школе, французским и немецким, которые позднее изучала в колледже. К сожалению, Париж больше не получал крупных поставок воротников и других изделий норвежского производства. Война была виновата во всем.
В магазине Джоаны сохранялась обстановка, созданная прежними дизайнерами, стояли манекены в меховых шубах и в шляпах с широкими полями, украшенными перьями, какие носили во времена юности ее мамы. Эти вещи отличались необыкновенным шармом, особенно шубки и накидки для вечернего выхода.
Подготовив документы для хозяина магазина, Джоана встала и направилась в салон, через который нужно было пройти, чтобы попасть в кабинет начальника. В зале находились две покупательницы. Соня Холм, старший продавец, ее подруга, подошла к ней, держа в руках нижнее белье, купленное на распродаже.
— Я посмотрю, как только освобожусь, Соня, — пообещала Джоана. Она любила заходить в торговый зал, где на специальном помосте выставлены шикарные меха. Магазин специализировался на дорогих шубах. Легкие накидки из горностая, шубки из рыси и голубой лисы считались гламурными мехами, и их просто обожали звезды кино, а белую лисицу, как правило, надевали для выхода в свет, и считалось, что этот мех лучше всего подходит молоденьким девушкам.
В одной из витрин выставлены шкуры полярных медведей, белые и добротные. Джоана не могла спокойно смотреть на них. Она всегда с грустью думала об этих диких животных. Особенно ей было жаль маленьких зверушек: арктических лис, зайцев и куропаток. Если бы они с приходом зимы не меняли окрас на белый, то остались жить в естественной природе и никогда бы не попали в ловушку охотника.
Лейф Моен, хозяин магазина, стоял около окна в тот момент, когда она вошла, и внимательно рассматривал несколько белых лисьих шкур, лежавших в распакованных коробках на столе. Отделка его кабинета соответствовала стилю магазина. На полированной поверхности стола стояли фотографии жены и троих детей в серебряных рамках.
— Доброе утро, Джоана, — поприветствовал он ее, возвращаясь в свое кресло. — Что вы мне принесли? Ах, да, эта накладная, нужно немедленно заняться ею.
С ним было приятно работать. Он проявлял интерес к каждому из своих сотрудников, и многие швеи, служившие еще при его отце, остались с ним, после того как он унаследовал этот бизнес несколько лет тому назад. Не считая русского соболя, южно-американской шиншиллы и других подобных мехов, шкуры были норвежского производства. Его дед, родоначальник бизнеса, охотился на севере Норвегии, фотография этого грубого, бородатого мужчины висела в кабинете. Внук, мужчина с точеными чертами лица, не имел ничего общего с ним.
Пробыв какое-то время в его кабинете, Джоана вернулась за свой стол, по пути забрав у Сони белье. Она работала, не глядя на часы, и не подняла глаза, когда подруга заглянула в кабинет.
— Уже время ленча, ты готова? — Соня посмотрелась в зеркало, висевшее на стене. У нее было круглое, живое лицо, и часто говорили, что она похожа на трехкратную олимпийскую чемпионку по фигурному катанию и голливудскую звезду Соню Хени. Это скорее забавляло ее, потому что сама она не видела никакого сходства, хотя не сомневалась, что ее обворожительная улыбка помогает ей в работе с покупателями; она обладала прирожденным талантом продавца. Соня была старше Джоаны на пять лет. Ее муж, военно-морской офицер, часто надолго уходил в море, и в такие периоды она буквально растворялась в работе.
Откинувшись на спинку стула, Джоана выдохнула:
— Я совсем забыла о времени. Я не могу сегодня пойти с тобой, потому что в перерыв мне нужно успеть пробежаться по магазинам. Моя хозяйка с мужем-инвалидом уехали на каникулы, приходится заботиться обо всем самой.
— А куда уехали Алстины?
— К сестре Анны и ее мужу в Драммен. Только там Анна по-настоящему отдыхает, это именно то, что ей нужно. Временами она очень устает, ухаживая за своим мужем, хотя и никогда не признается в этом.
Соня хорошо знала Драммен. Это был маленький живописный городок к юго-западу от Осло; на мосту, ведущем в город, всегда развевались флаги.
— А разве Виктору Алстину не лучше?
— Боюсь, нет. Удар, который он перенес несколько лет назад, сделал его полным инвалидом. Муж сестры Анны, профессор медицины, — единственный человек, кому она может доверить Виктора на любое время. Это хорошо для них обоих — Анна немного передохнет, а Виктору необходимо почувствовать себя независимым, побыв в мужской компании.
— Когда ты ожидаешь их возвращения?
— Точно не в ближайшие пару недель.
Джоана не говорила, что ей нравится, когда дом оставляют полностью на нее, это могло выглядеть бестактно по отношению к Алстинам, которых она очень любила. Когда она впервые приехала в Осло, чужой и незнакомый город, они пригласили ее в свой дом и очень быстро стали ей добрыми друзьями. В их доме она чувствовала себя по-настоящему свободной, и если Анна и вмешивалась в ее жизнь, то это были лишь добрые советы. У Алстинов не было нужды брать с нее деньги за комнату, так как до болезни Виктор преуспевал в бизнесе. Спокойный человек с чувством собственного достоинства, он терпеливо переносил свою немощь и никогда не жаловался. Имей они детей, Анна могла бы хоть иногда передохнуть. Они полюбили девушку, поселившуюся в их доме, которая вдохнула жизнь в их тихое и замкнутое существование.
Когда загруженный до нельзя рабочий день Джоаны закончился, она с радостью прыгнула в трамвай и поехала домой, держа в руках полные сумки. Позвякивая, трамвай с грохотом проехал большой рынок, миновал собор и повез ее мимо различных магазинов: булочной, цветочного, магазина шляп. Именно здесь она сделала одну из своих первых покупок после приезда в город. Это была черная шляпка с большими полями. С тех пор прошло четырнадцать месяцев, и за это время ее гардероб заполнился красивой одеждой, которую она с удовольствием носила.
Она все больше погружалась в свои мысли. Сейчас странно вспоминать, какое впечатление произвела на нее поездка в трамвае по Осло. Живя на ферме, она ни разу в жизни не ездила на поезде до того дня, когда села на паром, плывущий по фьорду в Андалснес, где находилась ближайшая железнодорожная станция. Для тех, кто жил в горной местности в развилке фьорда на западном берегу, переправы на пароме были таким же способом передвижения, как трамваи в Осло. Несмотря на трудные времена конца двадцатых — начала тридцатых годов, детство ее протекало беззаботно. В долине маленьких ферм люди жили как одна семья. Летом она бегала босиком, а зимой каталась на коньках и на лыжах. С самого рождения ее баловали отец и двое старших братьев, но мама воспитывала в строгости. Теперь, повзрослев, она удивлялась, как могли сосуществовать вместе двое людей с абсолютно разными характерами. Никогда она не видела своих родителей целующимися или обнимающимися, хотя отец, весельчак и шутник, всегда был любящим и нежным.
Джоане непросто далось решение уехать из дома, сначала чтобы поступить в колледж в ближайшем к фьорду городе, а потом отправиться на юг в Осло. Но ей необходимо было строить карьеру, устраиваться и становиться независимой, как ее братья. Она повзрослела, приехав в Осло. У нее появился надежный мужчина, который заполнил ее жизнь, но их отношения оборвались. Она ни о чем не жалела.
Трамвай въехал в Грефсен. Здесь стояли частные двухэтажные дома, у каждого был сад с фруктовыми деревьями и цветами.
— Грефсен! — выкрикнул водитель.
Джоана пробилась сквозь толпу пассажиров, вышла из трамвая, перебежала дорогу и ступила на посыпанную гравием тропинку, ведущую к дому Алстинов. Вот он показался из-за деревьев — добротно построенное здание, выкрашенное в цвет зеленого сочного яблока. На окнах за кружевными шторами виднелись цветы, которые Джоана поливала в отсутствие Анны.
Она открыла входную дверь и резко остановилась на пороге. До нее донесся запах свежесваренного кофе. Первое, что она подумала, — хозяева вернулись раньше времени, но немедленно откинула эту мысль, так как во всем доме не горел свет. Сейчас здесь мог находиться лишь один человек, и его присутствие было вовсе нежелательным. Выйдя на свет в холле, обитом деревянными панелями, она крикнула громко:
— Кто-нибудь дома?
Ответа не последовало. Она прошла на кухню и включила свет. Кофейник, в котором варился кофе, стоял на плите и был еще теплым. Две чашки с блюдцами поставлены на полку. Похоже, приходивший привел в дом гостя. Потом она увидела записку, подсунутую под солонку. Почерк был твердым и уверенным.
«Привет, Джоана Рейн. Я здесь на несколько дней, только что узнал, что Алстины уехали. Может, как-нибудь встретимся. Я взял ключ, оставленный под половиком. Стефен Ларсен».
Тяжело вздохнув, она смяла записку. После рабочего дня она не чувствовала в себе ни сил, ни желания общаться с незнакомцем, о котором знала только, что он Англичанин. Она узнала о происхождении его прозвища, когда приехала в Осло.
— Я называю его Англичанином с тех самых пор, как он появился здесь, — объяснил Виктор. Каждое слово ему давалось с огромным усилием. — Посмотри на фотографию. — Он щелкнул пальцами здоровой руки, указывая на большой портрет в рамке, висевший на стене в гостиной. — Ее сделали, когда он учился в Оксфорде. Чай, и сэндвичи на газоне, и красивые шляпы. О да, он Англичанин. — С того дня Виктор повторял эту шутку бесчисленное количество раз и всегда с таким видом, как будто произносил ее впервые.
Пройдя в гостиную, она увидела разведенный в камине огонь. Языки пламени освещали предметы старины, находившиеся в комнате, редкие фарфоровые статуэтки и несколько серебряных чашек восемнадцатого века, которые Виктор коллекционировал в прежнее, золотое для него время. Так же свет падал на стоящие в ряд трофеи, выигранные воспитанницей Анны в лыжных соревнованиях. В Норвегии найдется немного домов, где нет по крайней мере одного или двух таких же призов, полученных в местных, национальных или международных соревнованиях. Здесь бытует поговорка, что последние четыре тысячи лет норвежцы рождаются с лыжами на ногах. Ее взгляд остановился на фотографии Англичанина. Он радостно улыбался, победив в состязаниях по гребле; его сильные мускулистые руки держали весла, он был в шортах и белой футболке, темные волосы взлохмачены.
В прозвище был какой-то смысл, потому что мать Стефена Ларсена была англичанкой, она хотела, чтобы сын учился в ее стране. Его отец был морским капитаном. Успешный племянник богатой норвежской тетушки, заменившей ему мать после смерти родителей, находился на привилегированном положении, одной ногой находясь в Англии, где у него было много друзей, другой — в Норвегии, где он строил свою карьеру.
Так случилось, что дом его тети находился в Алесунде, на западном побережье, в городе, хорошо знакомом Джоане, так как совсем рядом тянулась долина, в которой она выросла. В этом городе жили ее предки. Она никогда не встречала его в Алесунде и не видела в доме Алстинов, хотя здесь у него была своя комната, где он останавливался, когда приезжал в столицу на деловые встречи. Он не любил гостиницы и не хотел приобретать квартиру, чтобы пользоваться ей несколько раз в году. В доме Анны он чувствовал себя комфортно. Будучи инженером-консультантом, он курировал крупные сделки и проекты в большей части Северной Норвегии, которая сейчас активно развивалась. Каким-то образом его занесло однажды в Осло, когда Джоана уже жила здесь, но тогда она как раз уезжала домой то ли на выходные, то ли в отпуск. Иногда Джоане казалось, что он умышленно приезжает сюда в те дни, когда она уезжает домой, предварительно позвонив тете, чтобы не сталкиваться с девушкой, к которой у него нет интереса. Его неожиданный приезд сегодня без предупреждения был странным. Может быть, он приходил с девушкой. Тетя Анна говорила, что в Осло у него есть подруга, англичанка, которая работала в британском посольстве. Анне она не нравилась.
— Скажите, почему вы не одобряете их отношения? — недоумевая, спросила Джоана. — Вы обычно радуетесь, когда молодые пары женятся.
— Когда женятся, да. Но к внебрачным связям я отношусь отрицательно. В любом случае она ему не пара. Надеюсь, они расстанутся. У нее слишком трудный характер.
— Наверное, у нее очень ответственная работа в посольстве. Женщинам, которые работают с мужчинами, приходится отстаивать свое мнение и быть сильными. Все же в этом мире главенствуют мужчины. Пока мы ничего не можем изменить. А как ее зовут?
— Делия Ричмонд.
— Красивое имя.
Но Анна и с этим не хотела соглашаться.
Джоана отвела взгляд от фотографии и пошла наверх в свою комнату. Она разделась и аккуратно повесила юбку. Живя в небогатой семье, она привыкла бережно обращаться с вещами. Когда она только приехала в Осло, зацепка на шелковых чулках вела к настоящей финансовой катастрофе. К счастью, то время прошло.
Ей нравилась комната, в которой она жила. Деревянные стены были покрашены в нежно-розовый цвет, на окне висели кружевные занавески, на полу расстелен плетеный ковер. Пышная перина на кровати накрыта льняным расшитым пледом, чехлы на подушках обшиты кружевами.
Джоана повесила на стену картину своего любимого художника Эдварда Мунка, на которой были изображены три девушки, стоявшие на мосту в Асгардстранде. Однажды в жаркий день она сама стояла на этом мосту. Еще комнату украшала маленькая картинка в серебряной рамке с изображением корабля викингов, когда-то принадлежавшая ее бабушке. В углу стояло купленное за несколько крон антикварное кресло-качалка с подходящими по стилю подушками. Свои цепочки и колечки она хранила в шкатулке с орнаментом, которую ей вручили в качестве приза за победу в лыжных соревнованиях, когда она еще училась в школе. Ее любимые книги стояли на книжных полках, вырезанных из дерева ее отцом. На туалетном столике она хранила семейную фотографию в рамке, покрытой эмалью. На ней ее родители и братья были сфотографированы около дома, который построили их предки больше двухсот лет назад.
Она провела вечер в гостиной, слушая радио, которое Анна купила совсем недавно, заменив приемник старой модели. В половине одиннадцатого Джоана легла в кровать, чтобы немного почитать. Это был роман Сигрид Ундсет, от которого было невозможно оторваться. Наконец, вложив в книгу закладку, она отложила ее и выключила лампу.
Когда Стефен вернулся, она уже спала и не слышала, как подъехала машина, как он вошел в свою комнату, которая находилась рядом с ее, хотя доски на полу скрипели и дверь хлопнула достаточно сильно. Они с Делией ходили ужинать в ресторан «Блом», где оба любили бывать. Потом танцевали в ночном клубе, а остаток вечера провели в ее квартире. Утром у него была намечена важная деловая встреча, поэтому он завел будильник и лег спать.
В нескольких милях от Осло, в устье фьорда, маленький патрульный корабль сражался с бушующими волнами и свирепым ветром. Шторм у побережья не прекращался уже несколько дней. Внезапно капитан устремил вдаль тревожный взгляд, едва ли в состоянии поверить своим глазам. Сквозь темноту в их сторону направлялись на полном ходу, разрубая своими серыми носами высокие волны, огромные и мощные иностранные корабли. Захватчики!
— Боже милосердный! Немецкие корабли! — воскликнул капитан с ужасом.
Он отдал приказы на одном дыхании. По радиосвязи офицер ответил немедленно, что посылает сигнал в Осло, а пока патрульный корабль дает предупредительный пушечный сигнал в сторону вражеских кораблей. Через несколько мгновений немецкие пушки ответили торпедным ударом. Патрульный корабль разнесло в щепки, и золотое пламя огня заполонило и море, и небо. Выживших не было.
Получив радиосигнал, Осло немедленно был обесточен. Город погрузился во тьму. Министры и военные были срочно подняты и собраны по тревоге. В королевском дворце объявили, что корабли захватчиков вошли во фьорд Осло.
Власти находились в полном смятении. Никто не был готов к непредвиденным обстоятельствам. Поступил звонок из Лондона: «Очевидно, начинается война!» Лишь в одном никто не сомневался — страна будет поставлена под ружье. Когда в четыре часа утра немецкий посол потребовал капитуляции, его предложение было отвергнуто. Тогда он объявил, что на рассвете войска вермахта войдут в гавань Осло, не сомневаясь, что сопротивление Норвегии будет подавлено в течение нескольких часов.
Немецкие корабли неумолимо двигались к своей цели. Командир крепости Оскарсборг дал приказ открыть огонь из пушек по вражеским судам. Страшный грохот потряс старые каменные стены, пушки палили по воде. Мишень была поражена, и немецкий корабль начал стремительно тонуть.
Немедленно германское командование дало приказ не допустить потерь среди своих, и вместо плана войти прямо в гавань Осло корабли повернули на юг в Вестфольд.
На рассвете вой воздушных сирен и грохот пушек заставили Джоану проснуться. Она села в кровати, автоматически потянулась к будильнику, чтобы нажать кнопку, прежде чем он зазвенит, решив, что проходят очередные военные учения. Она натянула на себя одеяло, опустила босые ноги на пол и протянула руку за халатом. Накинув его на плечи, она лениво пошла к окну, но остановилась на полпути и прислушалась. Издали доносился низкий жужжащий гул, как будто приближался рой злых пчел.
Джоана подбежала к окну и посмотрела через стекло наверх. Она не поверила своим глазам, когда показались бомбардировщики со свастикой на хвостах — в утреннем небе над островом летели немецкие самолеты. Пространство ее страны грубо нарушено, и единственное возможное этому объяснение было слишком чудовищным, чтобы его принять. Она стояла, как будто ее пригвоздили к полу, а потом резко дернула штору на окне так, что петли слетели с колец.
Неожиданно в ее дверь раздался стук кулаком. Мужской голос прокричал:
— Ты проснулась? Спустись в подпол для безопасности! Ты меня слышишь?
Она слышала, но, находясь в ступоре, не могла ни пошевелиться, ни ответить. Дверь резко открылась и, словно очнувшись, она повернулась. Утренний свет осветил ее волосы, под тонкой хлопковой рубашкой просвечивалась грудь. Стефен Ларсен, полностью одетый, смотрел на нее.
— Быстрее! — закричал он.
Она натянула халат и вылетела из комнаты, а он побежал за ней. Спустившись по ступенькам, они юркнули под лестницу и подбежали к двери, ведущей в подпол. Он включил свет, и когда они вошли, Джоана со страхом и изумлением посмотрела на потолок. Над головой слышался непонятный гул и вой.
— Что это?
— Ложись! — закричал Стефен.
Бросившись на пол, он потянул ее за собой, закрыв своим телом, когда мощный взрыв потряс дом, выбив маленькое окошко под потолком. С полок полетели картонные коробки, жестяные банки с печеньем, старые журналы.
Почувствовав, что можно пошевелиться, Стефен помог ей сесть.
— Ты в порядке? — Он пристально посмотрел ей в лицо. Она кивнула.
— Я думаю, да. Все произошло так быстро.
— Самолеты пролетели, похоже, нам достались первые бомбы. Но они могут опять начать бомбить, так что нам лучше будет остаться здесь. — Увидев, что ее всю колотит, он снял пиджак и накинул ей на плечи.
— Вот, сейчас согреешься. Нельзя сидеть на холодном каменном полу. Там около стены стоит старый диван.
Она послушалась и пересела.
— Так лучше, надеюсь, нам не придется здесь сидеть долго.
Он присел на валик дивана.
— Извини, что ворвался в твою комнату. Но боюсь, это было необходимо.
— Сейчас я это понимаю. Я была в шоке. Да я до сих пор не пришла в себя.
Она заметила, не осознавая этого, что он возмужал с тех пор, когда его сфотографировали школьником. Теперь она смогла разглядеть его лицо. У него был прямой нос, квадратный подбородок и правильный овал лица. Светло-голубые глаза — свидетельство его северного происхождения, английские корни также прослеживались в его внешнем облике. Темно-каштановые волосы были хорошо подстрижены и закрывали шею. В общем, он, несомненно, привлекательный мужчина. Затем ее мысли вернулись к случившемуся, и она схватилась за голову.
— Трудно поверить, что это произошло.
— Согласен. Я завтракал внизу, когда объявили по радио, а через минуту сам услышал, что нас бомбят.
— А что сказали по радио?
— Утром на рассвете, без объявления войны, немецкая армия напала на Норвегию, оккупировав все побережье.
Страна оказалась во власти врага. Джоана представила карту Норвегии: горы, высокие плато, дремучие леса, озера и менее четырех процентов заселенной земли. Из-за малочисленной армии страна не могла противостоять огромной вражеской силе.
— Почему? — недоуменно спросила она.
— Ну, стратегически, я думаю, Норвегия была бы отличной базой, откуда можно атаковать вражеские корабли в Атлантике. Фьорды могут стать убежищем для их кораблей и подводных лодок.
— Этого не может быть! — сказала она решительно.
— Согласен, но ситуация говорит об обратном. Плохи дела. У нас практически отсутствует противовоздушная оборона, и во всей стране нет ни одного офицера, у которого есть подобный военный опыт. Последний раз мы воевали сто двадцать пять лет назад, и в той войне вернули независимость от Швеции, а теперь нацисты снова хотят отнять ее у нас. — Он ударил кулаком по дивану, с трудом контролируя свой гнев. — Я пойду в военный штаб. Каждая минута на счету, и я не должен прятаться здесь. Посмотрю, что там и как. — Он поспешил наверх, слышался треск битого стекла под его ногами. Он появился в люке, чтобы сказать:
— Несколько окон вдребезги. Выходи, только осторожно. — Его взгляд упал на ее босые ноги.
— Где твои тапочки?
— Под кроватью.
Через пару минут он вернулся и кинул ей тапки. Она обулась, все еще дрожа, мечтая о горячей ванне, которая бы согрела ее. В холле она остановилась возле двери в гостиную. Стефен убирал стекла и слушал последние сводки новостей по радио. Она быстро уловила смысл, поняв, что новости становятся все хуже. Сообщалось, что утром девятого апреля немецкие войска подобным образом вторглись в Данию.
— А что со Швецией? — спросила она, снимая пиджак и вешая его на спинку стула.
Он посмотрел в ее сторону.
— Там пока тихо.
— Их атакуют позже?
— Не похоже. Это бы сделали раньше, к тому же для них это уже не будет неожиданным. Нет, Швецию бомбили бы наряду с нами и Данией, если бы это входило в планы Германии. — Он выключил радио. — Мне нужно кое-что сделать, перед тем как явиться в штаб.
Сквозь выбитые оконные стекла она увидела, что соседи вышли на улицу. Все они показывали в одну сторону, очевидно, туда упала бомба. Она надеялась, что никого не убило. На этой территории не было военных объектов.
Перед тем как подняться наверх, она попыталась дозвониться своим родителям, но безуспешно, телефонная линия была повреждена. Ей повезло, она договорилась с местным стекольщиком, который пообещал вставить стекла в течение сегодняшнего дня. Приняв душ и одевшись, она спустилась вниз, где ее ждал Стефен с горячим кофе. Она села за стол, а он пошел убирать остальные стекла. Сейчас он спустился в подпол, чтобы навести там порядок, на случай, если снова начнут бомбить и обитателям дома придется укрываться там.
Закончив, он поднялся к Джоане. Она приготовила завтрак.
— Выглядит аппетитно, — произнес он оценивающе и сел рядом с ней. На столе лежали сваренные яйца, сыр, холодное мясо, домашние консервы, хлеб и горячие булочки. Они сильно проголодались, ели с аппетитом и пытались предположить, сколько им придется ждать военной поддержки. Только они закончили завтракать, как раздался звонок в дверь.
— Я подойду, — сказала Джоана.
Она открыла дверь молодой женщине, одетой в красивый плащ с легким шелковым шарфом на шее. Она явно была обеспокоена. Ее серые глаза смотрели тревожно. Инстинктивно Джоана догадалась, кто перед ней.
— Я Делия Ричмонд. — Норвежка английского происхождения выглядела безупречно, ее иностранный акцент едва проявлялся. Копна каштановых волос обрамляла ее красивое лицо. Джоана решила, что она крайне привлекательна.
— Ни Стефен, ни я не ранены, — ответила Джоана. Она дала возможность гостье войти. — Он на кухне. Пройдемте.
— Нет, я подожду здесь. — Голос Делии был приглушенным. — Я пришла попрощаться.
Джоана застала Стефена за мытьем посуды.
— Делия здесь, — сообщила она.
Его лицо сделалось суровым, как будто он уже знал причину, и он вышел в холл, оставив дверь широко открытой. Невозможно было не услышать, о чем они говорят.
— Мы собираем вещи в посольстве и уезжаем, Стефен! Нас отправят в Швецию, а оттуда домой. Мы надеемся, что поплывем на корабле. Коллеги ждут меня внизу в машине, и я не могу оставаться ни минуты.
Он прижал ее к себе.
— В посольстве говорят о чем-нибудь таком, чего мы еще не слышали из новостей? — спросил он.
— Ты будешь рад услышать, что посол Германии потребовал у Норвегии сдаться, но получил отказ, к своему большому сожалению. — Делия слабо улыбнулась, но тут же ее глаза снова сделались серьезными. — Король и министры правительства покинули Осло и поездом отправились в Хамар. Королевская семья уже на пути в Швецию. Золотой запас страны изъяли из хранилища, чтобы спрятать в секретном месте.
— А что говорят о военных действиях?
— Совсем плохие новости. На фьорде вдоль всего западного побережья прошли сражения, и норвежский военно-морской флот понес тяжелые потери. Берген, Ставангер, Тронхейм и Нарвик в руках врага. Хорошо, что на подходе к Осло удалось затопить немецкий корабль. Они смогли на время защитить город, и благодаря этому у королевской семьи было время, чтобы покинуть страну. — За окном сигналила машина. — Я должна идти, — произнесла она почти шепотом, — нелегко расставаться в таких обстоятельствах.
— Я провожу тебя до машины. — Он обнял ее за плечи, и они вышли из дома.
Джоана убирала со стола.
Когда машина уехала, Стефен вернулся и позвонил по телефону. Он разговаривал так, будто сегодня был самый обыкновенный день: принес извинения, что не смог присутствовать на встрече. Потом поднялся наверх и сменил деловой костюм на спортивный. Неизвестно, куда его направят, и надо было подготовиться. Он положил в рюкзак теплую куртку и лыжную шапку, затем спустился вниз. Джоана в верхней одежде ждала его в холле. Он удивленно посмотрел на нее.
— Куда ты думаешь идти?
— На работу. Я позвонила в магазин и объяснила, почему задерживаюсь. Хотелось бы доехать до центра вместе с тобой.
— Я решил оставить машину здесь и поехать на трамвае, ты водишь машину?
— Да.
— Ну, в армии мне машина не пригодится. Естественно, я надеюсь, что больше ничего страшного не случится, но если понадобится, ты в любой момент сможешь уехать.
— Спасибо. Пойдем на остановку. — Она взглянула на часы в холле. Почти час.
— Не торопись. Может, тебе будет безопаснее остаться сегодня дома.
— Сейчас все спокойно, я должна быть на работе. — Она была непреклонна. — Мне сказали, что город живет обычной жизнью, все тихо и что сегодня многие опаздывают.
— Я не удивляюсь, — сухо произнес он.
Он надел кепку и вышел из дома вместе с ней. Как раз подъехал трамвай. В салоне было полно свободных мест, и они сели рядом, а свой рюкзак он поставил на соседнее сиденье.
— Это тупой способ, так отправляться на войну, — заметил он с ухмылкой, — на трамвае!
Она усмехнулась в ответ.
— Будем надеяться, что ты вернешься домой тем же путем. В трамваях есть что-то веселое, почти комичное. Они мне нравятся.
— Думай обо мне каждое утро, когда едешь на работу, — произнес он шутливым тоном.
— Буду. — На секунду между шутками промелькнуло нечто более глубокое и серьезное, как будто трагические события дня сблизили их. Она посмотрела в окно, пытаясь поддержать их легкое настроение. — Смотри! Все магазины открыты, и банки работают. Я говорила тебе, сегодня все как всегда.
Но некоторые школы были закрыты, а дети отправлены по домам. Он понял, что она специально отвлекает его. Впереди будет много времени для грустных мыслей и тревоги. В этом он не сомневался. Он завел непринужденный разговор о той части западного побережья, которую они оба так хорошо знали.
— Интересно, сколько раз я проходил мимо твоего дома. Я знаю горы Риндал как свои пять пальцев. Я гулял по ним много раз и рыбачил в озере.
Она воскликнула:
— Это мое самое любимое место. — Она ходила на рыбалку на горное озеро вместе с отцом и братьями много раз.
— Когда война закончится, мы обязательно встретимся с тобой в Алесунде, да, Джо?
Она улыбнулась. Никто раньше не называл ее так.
— Почему ты уехала в Осло? — спросил он с интересом. — Анна часто говорила о тебе.
Она рассказала ему о причине своего отъезда из родных мест, о работе.
Он произнес:
— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Невозможно предсказать, сколько времени понадобится Норвегии, чтобы избавиться от нацистских захватчиков. Кто знает, когда я смогу снова увидеть свою тетю в Алесунде. Я ее единственный родственник. Я был бы очень признателен тебе, если бы ты позвонила ей, когда вернешься домой. Астрид сестра моего отца, она замечательная. Думаю, вы понравитесь друг другу.
— Конечно, я навещу ее. Дай мне адрес. — Она открыла сумочку и достала блокнот и карандаш. Она поняла, почему Стефен просит об этом. Он предполагал, что может не вернуться с войны, и хотел быть уверен, что его тетя не останется совершенно одна. Почему-то от предстоящего расставания ей сделалось нестерпимо грустно.
Они встали на площади возле статуи Кристиана IV. Где-то вдалеке слышался грохот пушек. Он посмотрел на нее так, как будто они были совсем одни на многолюдной улице.
— Джо… — тихо произнес он. — Мне очень жаль, что мы не познакомились раньше.
— Я думаю этот странный, чудовищный день может заменить много недель.
Не было времени на притворство, они оба говорили то, что думали. В такие моменты люди осознают, что это может быть их последняя встреча. Сейчас она знала, что это правда. Все эмоции отражались у него на лице.
Он обнял ее и поцеловал с такой силой, что было ясно — он не хотел разлучаться с ней, а она вцепилась в него, осознавая, что испытывает те же чувства. Потом он нежно провел рукой по ее лицу, и его взгляд был глубоким и обещающим.
— Я найду тебя, Джо.
— Я надеюсь, это произойдет совсем скоро, — прошептала она. — Береги себя.
Классические фразы при расставании в военное время. Для них все могло закончиться раньше, чем успело начаться. Она смотрела на его удаляющуюся фигуру. Он повернулся и помахал ей, прежде чем скрыться из виду.
Добравшись до магазина, она прямиком вошла в свой кабинет и закрыла дверь. Ее ждало много работы, и это ее радовало. В середине дня она решила позвонить домой, и на этот раз ей удалось. Она заверила маму, что у нее все хорошо, и рассказала о происшедшем.
— Не думай возвращаться домой. Твой отец слышал, что все побережье фьорда захвачено немцами.
Они не смогли долго говорить, потому что связь оборвалась. Джоана почувствовала небольшое облегчение, так как после разговора она точно знала, что в настоящей момент ее семья вне опасности. Ее мысли вернулись к Стефену. Никогда раньше она не представляла, что человек может стать настолько дорог за такое короткое время. И не важно, что он мог быть привлекателен для многих женщин. Она чувствовала, что с первых минут, когда он распахнул дверь ее комнаты, между ними возник магнетизм, и их потянуло друг к другу.
Стефену понадобилось немного времени, чтобы понять, что присоединиться к армии будет нелегко. Он ожидал, что уже сформированы штабы, направляющие волонтеров и военных в горячие точки, но когда секретарь заявил ему, что он получит документы на мобилизацию по почте, Стефен понял, что, живя сто двадцать пять лет в мире, его страна не готова воспринимать адекватно сложившуюся ситуацию. Утекало драгоценное время и вместе с ним его терпение. В штабе он познакомился с другими молодыми людьми. У одного из них была машина, и они решили вчетвером ехать в Хамар, чтобы найти короля и стратегический центр военного командования. Стефен надеялся, что они примкнут к норвежским войскам и с ними возвратятся в Осло.
Поездка прошла без инцидентов. Выехав за пределы города, они увидели, что деревенская жизнь идет своим чередом, никаких признаков присутствия войск не наблюдалось. Затем недалеко от Хамара они увидели патрульный пост, преградивший им дорогу. И сразу же настроение улучшилось.
— Наконец какие-то действия! — воскликнул Стефен.
Они проехали еще несколько километров в восточном направлении к Военной академии в Эльверум, где расположились королевская семья и министры. После разговора с офицером им выдали форму, оружие и зачислили в отряд под командованием полковника Руджа, солидного высокообразованного человека. Он командовал охраной короля, в его распоряжении было около ста человек, все с отличной подготовкой. Четверых новичков приняли в их ряды.
Еще не наступило время ленча, когда Лейф Моен приказал всем заканчивать работу и идти домой. До него дошли слухи, что ближайший аэродром Форнебу захвачен врагом и не исключена опасность воздушных рейдов.
По дороге домой Джоана купила газету и вдруг услышала отдаленные звуки военного оркестра. Люди стали двигаться в этом направлении, и она пошла за ними. Дойдя до конца тротуара, она посмотрела на ворота перед дворцом, и до нее дошло, что это играет немецкий оркестр!
Она остановилась как вкопанная, испытав ужас. Вниз по широкой улице, возглавляемый оркестром, маршировал отряд немецких солдат, оккупировавших город.
— Боже мой! — выдохнула она, прижав газету к груди.
Во главе солдат шли три офицера, из-под полы шинелей блестели начищенные сапоги. Они были в приподнятом настроении. Офицеры улыбнулись фотографу с угрюмым лицом, который вышел на дорогу, чтобы заснять момент их вступления в город.
Судя по виду этого отряда, было понятно, что солдаты шли в город не издалека, а значит, слухи о том, что аэродром захвачен, подтверждались. Мирный Осло пал, не оказав сопротивления.
Люди на улицах застыли в молчании. Поблизости хорошо одетый мужчина плакал от горя, вытирая слезы, текущие по щекам. Он был не единственный, кто открыто выражал свои чувства.
Солдаты все шли и шли. В толпе раздался вздох, и кто-то показал пальцем на здание с национальным флагом. Его заменяли символом нацистских оккупантов.
Она почти не помнила, как доехала до дома на трамвае. Несколько раз дорогу перекрывали автобусы, заполненные немецкими солдатами. Она медленно вошла в дом, не сразу заметив, что стекольщик сдержал слово и заменил стекла.
В тот вечер она слушала радио, которое теперь вещало под контролем немцев. Дания была окружена, датский король и правительство молча согласились с требованиями немцев. Затем последовал новый шок. Объявили, что Видкун Квислинг выступит с обращением к нации.
Джоана встала с кресла, чтобы прибавить звук, у нее было нехорошее предчувствие. Все знали Квислинга как лидера маленькой нацистской партии. В прошлом его бессмысленные попытки завоевать власть на выборах не воспринимались всерьез. Но сейчас было не до смеха. Из радиоприемника раздался устрашающий голос Квислинга: «Мужчины и женщины Норвегии! Немецкое правительство передает, что хочет предотвратить действия Англии, которая собирается насильственным путем нарушить нейтралитет нашей страны. Норвежское правительство безответственно отказалось от нашей защиты».
Далее последовали обвинения в адрес правительства, власть которого он объявил не способной к каким-либо действиям. Затем он провозгласил себя новым премьер-министром, а нацистскую партию — правящей силой страны.
— Я приказываю не противостоять немецким силам, — произнес он в заключение.
В ярости Джоана ударила по приемнику.
— Предатель! — воскликнула она громко. Ей показалось, что ее голос эхом разнесся по комнате.
Когда пришло время ложиться спать, она заперла на два замка двери, входную и черного хода, чего раньше никогда не делала; им нечего было бояться, но теперь все изменилось.
Поднимаясь наверх, она снова прокручивала в голове речь Квислинга. Он откровенно потребовал не вступать в борьбу с немцами. Она надеялась, что Стефен в безопасности. Эту надежду она будет хранить как талисман все те черные дни, которые могут ждать их.
Недалеко от Военной академии Стефен лежал в снегу с винтовкой. Отряд ждал появления врага. Была почти полночь. До них уже дошли горькие вести о том, что немцы вошли в Осло. С того момента, когда полковнику Руджу доложили, что вражеские силы на пути, чтобы принудительно вернуть короля в Осло, все были поставлены под ружье.
Прячась в ветках деревьев и в снегу, перемешанном с грязью, Стефен и его товарищи ждали, напряженно и молча.
У них, кроме винтовок, не было ни гранат, ни взрывчатки. Все, чем их могли обеспечить, это единственный пулемет, который находился под контролем офицера.
Стефен всматривался вдаль, его дыхание стыло в морозном воздухе, и каждая клеточка тела была напряжена.
— Приготовиться! — раздалась команда.
В лунном свете открытые грузовики выглядели на первый взгляд безобидно. Затем начали вырисовываться силуэты пассажиров в кузовах. В свете луны были отчетливо видны их шлемы и поднятые винтовки.
Они и не пытались скрываться, так как не ожидали получить отпор. Но тем увереннее чувствовали себя те, кто поджидал врага. Выстроенные заранее баррикады заставляли немецкие грузовики резко подскакивать и начинать объезд по снежному полю в сторону зданий академии. Их темные очертания на белом фоне стали превосходными мишенями. Стефен взвел курок, раздалась команда:
— Огонь!
Мощная стрельба потрясла воздух. К грохоту орудий добавились крики и стоны раненых. Враг не видел никаких препятствий, но люди Руджа имели преимущество, так как заняли удобную позицию и разработали тактику. В темноте ночи сверкали вспышки.
Немецкий командир был в отчаянии. Он видел, как падали его солдаты, а потом пуля настигла и его, и он упал лицом в снег. Гибель командира деморализовала войско, и грузовики дали задний ход.
Стефен медленно поднялся и отряхнул снег. Он стоял, глядя по сторонам, и не чувствовал триумфа. Так должно было быть и так будет, пока последний фашист не уберется с норвежской земли.