Эта сияющая земля

Глава 3

Рольф мог оставаться в доме только одну ночь. Он позвонил Джоане со станции и сказал, что получил официальное подтверждение на свое назначение, а теперь едет домой.

— Отличные новости, хорошо, что сообщил мне.

Вернувшись к своим делам, она никак не могла сосредоточиться, потому что все ее мысли были о доме. С большим трудом ей удалось приступить к работе.

Немецкие офицеры стали заходить в магазин, продавщицы вынуждены были обслуживать их.

— Они такие наглые, — как-то раз со злобой воскликнула Соня. — Считают, что их должны обслуживать без очереди, достают пачки норвежских крон и тратят их на подарки своим женщинам. А наши ничего не могут позволить себе купить.

В то утро немецкий офицер зашел в магазин. Он сидел в кресле, пока его норвежская подружка решала, какую из шуб примерить. Соня обслуживала их с каменным лицом. Офицер нахальным взглядом окинул Джоану, когда она проходила по залу в офис Лейфа.

Лейф приветствовал ее улыбкой.

— Прежде чем мы приступим к работе, я бы хотел кое-что обсудить. Ты до сих пор одна живешь в доме?

— Да. — Она села на стул, положив руки на колени. — Трудно представить, когда Алстины смогут вернуться, я уже рассказывала вам, по какой причине.

— Я помню. Я только хотел убедиться, что ты не сдала комнату. Ты говорила, что в доме такая тишина.

— Эго так, но это дом Алстинов, а не мой. Я знаю, они бы обрадовались, что мой брат переночевал у меня. Постороннего в их отсутствие я, естественно, не пустила бы.

— Именно так я и думал. Я заметил, что ты никому не рассказала о листовке с речью короля, которую ты нашла на своем столе.

Она ответила откровенно:

— Я догадалась, что это вы положили ее и что немцы не обрадуются, узнав, что мы их распространяем.

— Все верно. Соня тоже все сохранила в секрете. Я считаю, что неплохо разбираюсь в людях, и на ваш счет я не ошибся. У тебя дома есть радио? Ты слушаешь новости ВВС? Просто не во всех частях страны этот канал ловится.

Она все еще не догадывалась, к чему он клонит.

— Я слушаю новости каждый вечер.

— Тогда бы не могла ты вкратце записывать, о чем там говорят, и печатать их для меня?

— Вы хотите распространять их как листовки?

— Да, раз в неделю. Это не моя идея, но я обеими руками «за». Мы надеемся, что позже сможем распространять их два-три раза в неделю. Соня будет помогать нам, есть и другие желающие.

— Я начну сегодня вечером. Дома есть печатная машинка. Ее купил еще Виктор Алстин.

Джоана почувствовала прилив сил от осознания, что здесь, в городе, существуют люди, в меру своих сил борющиеся против врага, так же, как есть люди, ведущие подготовку в лесах и горах, готовые выступить с оружием в руках. В тот день она не шла, а парила. Эта работа станет мостиком к чему-то большему в ее жизни.

В тот вечер, как и много вечеров впоследствии, она сидела в наушниках перед радио и ждала уже знакомого объявления: «Говорит Лондон». Затем раздавалась бодрая музыка, и новости начинались.

Вскоре она стала ощущать, что связана с огромной частью страны, в которой живут ее невидимые друзья.

Главные военные новости и сводки событий в ее стране она сначала записывала карандашом, а потом распечатывала материал для подпольных листовок под заголовком «Лондонское эхо». Она не знала, где их будут печатать, но догадывалась, что в каком-нибудь подвале или на чердаке.

Из новостей она узнала о битве в Британии. Пилоты Королевских воздушных сил сражались в небе Англии, и за один сентябрьский день было сбито больше сотни немецких самолетов. Для Джоаны это было радостное известие.

Победа в Британии дала надежду норвежцам на скорое освобождение. С приходом осени и холодов люди уже совсем было отчаялись, но тут перед ними забрезжил слабый свет. Появилось много подпольных типографий, где печатались листовки наподобие «Лондонского эха», и теперь они выходили в свет трижды в неделю.

Особенно тяжелым испытанием для жителей Осло стал переезд Квислинга в королевский дворец. Здесь также располагались штабы личного представителя Гитлера в Норвегии рейхскомиссара Джозефа Тербовена, целью которого была полная оккупация Норвегии.

В тот вечер вдоль всего побережья по молчаливому сигналу люди надели на свои воротники и манжеты бумажные значки в знак национальной солидарности. Джоана, как и все, носила такой значок на платье и на пальто, а в кабинете у нее стояла коробка с запасными значками. Немцев раздражал этот символ, и они срывали их с одежды.

Лютеранская церковь бесстрашно выступала против нацистского режима.

Спортсмены также заявили протест, отказавшись вступить в нацистскую спортивную организацию. Тем самым они лишили себя возможности участвовать в соревнованиях, а для страны, одержимой спортом, это была ощутимая жертва. Но, к счастью, они не были одиноки, многие организации последовали их примеру.

Джоана, входя в магазин, старалась не смотреть на элегантно оформленную викторианскую террасу, которая раньше радовала взгляд, напоминая огромный белый свадебный торт. Теперь здесь расположился полицейский участок № 19. Многих из тех, кто участвовал в распространении листовок, арестовывали и забирали туда, откуда они отправлялись в концентрационные лагеря.

Переписка была осложнена из-за цензуры. Джоане и Стефену лишь изредка удавалось разговаривать по телефону, но, как было известно, телефонные переговоры прослушивались. В день расставания он просил ее думать о нем, когда будет ехать в трамвае на работу, и она так и делала.

В трамвае или в автобусе, если немцы занимали свободные места, пассажиры с соседних сидений вставали и уходили в другую часть салона. Иногда за одну поездку Джоане приходилось пересаживаться несколько раз, поскольку солдаты особенно любили садиться рядом с привлекательной девушкой. Поначалу такое поведение приводило немцев в бешенство, и они приказывали остановить трамвай и заставляли всех пассажиров выйти. Но потом они привыкли, но вели себя бесцеремонно, сидели, задрав ноги на спинку переднего сиденья.

Выпал снег, приближались холода. Рождество 1940 года не предвещало ничего веселого. Особенно тяжелой была жизнь в Осло, где властвовало гестапо. Студентов ни за что избивали прямо в университетах. Двух пятнадцатилетних подростков забрали за то, что они написали на стене немецкого штаба «Долгую жизнь Хаакону VII». Родители ничего не могли узнать о судьбе своих детей, кроме того, что их отправили на принудительные работы.

В магазинах рождественские украшения и елки, оставшиеся с прошлого сезона, раскупались молниеносно. Каждый день у продуктовых магазинов стояли очереди, которые иногда тянулись по всей улице. Порой мимо проезжали грузовики, следовавшие в гавань, нагруженные норвежским мясом.

Однажды днем, когда на улицах лежали огромные сугробы, дверь магазина распахнулась, и вошла Соня с довольным лицом.

— К тебе посетитель.

К изумлению Джоаны в дверях появился Стефен в лыжном костюме:

— Привет, Джо! Я подумал, что это самое лучшее время, чтобы навестить тебя.

У нее вырвался вздох, и она медленно поднялась. Чувства радости и тревоги заполнили ее. Ей даже стало неловко.

— Как ты? — спросила она, совладав с собой. — Для меня не могло быть лучшего сюрприза, чем встретиться с тобой сегодня.

— У меня все отлично. Спасибо за твои письма.

— И за твои. — Она совсем не так представляла себе их встречу. Ей всегда казалось, что они кинутся в объятия друг друга, а вместо этого он был напряжен, как и она. — Что привело тебя в Осло?

— Желание встретиться с тобой. Я уже поговорил с твоим боссом, и он сказал, что ты можешь уйти прямо сейчас.

— О, хорошо.

— На улице ждет такси.

— Не трамвай? — Это была попытка разрядить обстановку, и она слабо улыбнулась. Однако руки ее дрожали, когда она снимала с вешалки пальто и шляпу.

— Не сегодня. — Он помог ей одеться. — Мне нельзя рисковать, потому что могут проверить мои документы.

Джоана с тревогой посмотрела на него.

— Ты здесь без разрешения?

— Так получилось. Я все тебе расскажу, как только мы приедем домой.

Стефен взял ее за руку, и когда они вышли, она увидела прикрепленные к багажнику машины лыжи. Они ехали молча.

Около дома Стефен расплатился с водителем, на крыльце дома отряхнул лыжи от снега, снял ботинки и вошел в дом. Закрыв за ним дверь, она взяла лыжи и поставила их в холле, чтобы они подсохли. Электричество приходилось экономить, поэтому в комнате горела тусклая лампочка.

— Джо! — произнес он хриплым голосом.

Она бросилась в его объятия и уткнулась лицом в его плечо. Они крепко прижимались друг к другу, не говоря ни слова. В эти мгновения она поняла, что, сколько бы ни длилась война, они обязательно должны были встретиться снова. Он нежно взял ее за подбородок и стал страстными поцелуями покрывать лицо, все сильнее прижимая к себе, и они оба поняли, что чувство, возникшее в день их первой встречи, было больше, чем просто взаимная симпатия.

Они прошли на кухню и вытащили из его рюкзака продукты, которые передала мама Джоаны. Пока она готовила незатейливый ужин, Стефен в одних носках поднялся в свою комнату и нашел пару шлепок.

Затем он спустился вниз, и они стали вспоминать тот день, когда познакомились, как грохотали пушки и взрывались бомбы. Он вышел наколоть дров, чтобы у нее был запас.

— Ты так и не сказал мне, как добрался, — напомнила она.

— Я доплыл на военном корабле из Риндала, с этим проблем не было. А потом ехал на грузовике, который вез продовольствие для немцев в Осло.

— Обратно тебя повезет тот же водитель?

— Нет. Через несколько часов я еду в Швецию.

Ее глаза округлились.

— Я всего лишь хочу присоединиться к Освободительному норвежскому движению, которое сформировалось в Англии. От нужных людей я узнал маршрут, по которому должен следовать на лыжах к границе, в основном, когда стемнеет. Главное — не нарваться на немецкий патруль, а в Стокгольме существует Королевский норвежский легион, который помогает добраться до Англии иногда через Россию и через Средиземное море.

— Но такое путешествие займет несколько недель, а может и месяцев!

Он пожал плечами.

— Это неважно, раз я все равно в конце концов попаду туда.

— Но ты же мог отправиться с западного побережья через Северное море, так действуют те, кто не может по-другому пересечь шведскую границу. Ты так рискуешь. За это время патрули могут остановить тебя много раз.

Он положил руку ей на плечо и пристально посмотрел в глаза.

— Я говорил тебе, я обязательно должен был снова увидеть тебя.

Она покачала головой:

— Ты сумасшедший.

Перед тем как приступить к ужину, она зажгла свечи и поставила их в фарфоровых подсвечниках на стол. Это был символ гостеприимства. По древней скандинавской традиции, в любое время суток на столе должны стоять подсвечники. Стефен выключил свет, и они ели при свечах, тихо разговаривали, но больше не возвращались к обсуждению своих отношений. В основном, он рассказывал ей новости о доме.

Джоана рассказала во всех подробностях, как немцы отобрали у нее машину. Он воскликнул:

— Тебя же могли арестовать! Мне плевать на эту чертову машину, твоя безопасность гораздо важнее. Ради бога, никогда больше не подвергай себя такому риску.

Он вел себя так же, как ее брат. Она улыбнулась и сказала мягко:

— Говорят, что после откровенного разговора на душе становится легче, именно это я сейчас и чувствую.

Его лицо оставалось серьезным, он потянулся и взял ее за руку.

— Мне нужно что-то сказать тебе. Боюсь, это не очень хорошие новости. Речь идет о твоем отце.

Она ощутила, как сжалось ее сердце.

— Что случилось?

Он сильнее сжал ее руку.

— В августе, в тот день, когда Рольф вернулся из Осло после встречи с тобой, твой отец поехал в Алесунд по делам, как раз был день рождения короля. Поэтому он купил красную гвоздику, чтобы вдеть ее в петлицу.

Она округлила глаза и закрыла рот ладонью.

Красная гвоздика. Это был цветок королевского дома.

— И что? — спросила она испуганно.

— Его остановили немецкие солдаты, вырвали цветок и бросили его в канаву, а потом повалили твоего отца на землю и стали избивать. Переломали ему ребра, он был весь в синяках. Он долго не мог оклематься, но сейчас вроде пошел на поправку.

— А почему я слышу об этом впервые? — взорвалась она.

— Они не хотели тебя тревожить. Тебе бы все равно не разрешили ехать домой, и ты бы ничем не смогла помочь.

— Я бы нашла способ приехать.

Он скривил рот в ухмылке.

— Этого твоя мама и боялась. По крайней мере, отец избежал ареста, а тебе могло бы меньше повезти.

— Он может работать? — Она не могла представить своего отца немощным, потому что всегда привыкла видеть его здоровым и полным сил.

— Он работает с бумагами в школе.

Джоана задумалась.

— Теперь понятно, почему в августе маме понадобились дополнительные помощники на ферме. Она несколько раз упоминала о девушке из соседней рыбацкой деревни, которая работает у нас. А как выглядит эта Керен Холстид?

Он улыбнулся во весь рот.

— Сказать одним словом — красавица. Твой брат Эрик влюбился в нее, когда приезжал домой. Я подозреваю, что он хочет жениться на ней.

Эта новость развеселила Джоану.

— Ты наверняка ошибаешься. Эрик никогда не относился к девушкам всерьез.

— Керен может стать исключением. Она упрямая.

— Так до нее были и другие, в него все влюбляются. — Потом ее тон сделался более серьезным.

— А что он думает о жизни на побережье под немцами?

— Он, как и все, понимает, насколько это сложно. Он все еще возит пассажиров, почту и грузы, но кабины на пароме предназначены исключительно для немецких офицеров. Иногда людям приказывают немедленно освободить места для немецких войск.

— А как жизнь в Алесунде? — Она хорошо знала этот портовым городок, куда причаливали корабли и где много раз на берегу она встречала своего брата.

— Той веселой атмосферы, что была там раньше, теперь нет. Жители постоянно находятся под подозрением. Люди Квислинга пытаются вычислить суда, которые готовятся тайно отплыть в Англию.

— А как твоя тетя восприняла твое присоединение к королевским войскам?

— Мужественно. Она у меня такой человек.

— Если тебе не удастся ей написать, я обязательно свяжусь с ней.

— Она оценит это, я знаю.

Они разговаривали до тех пор, пока не пришло время для новостей ВВС. Он сидел рядом с ней, а она записывала сводки. Когда она встала, он тоже поднялся и посмотрел на нее так, что она сразу подошла к нему и, обнявшись, они поднялись по лестнице в ее комнату.

В тусклом свете ночной лампы они предавались любви. Для нее это было впервые. Никогда раньше она не испытывала подобных чувств, а сейчас по-настоящему любила, и ее сердце переполняли эмоции. Ее тело трепетало от его прикосновений. Она бы никогда не поверила, что такой сильный мужчина может быть настолько чутким и нежным. Его страсть передалась ей. Их любовь была взаимной. Она лежала в его объятиях, и они тихо разговаривали. Он целовал ее лоб и глаза, виски и уши, откинув ее волосы на подушку.

— Я люблю тебя, моя дорогая Джо, — снова произнес он.

Она прижалась к нему еще сильнее.

— Я тоже люблю тебя.

Он взял ее за подбородок, и они слились в поцелуе.

— У меня есть для тебя подарок. — Его глаза были наполнены любовью.

Она улыбнулась.

— Я не думала, что еще можно что-то купить.

— Нет, я сделал это специально для тебя, вернее, ювелир. Это любовный подарок.

Она положила руку на шею, до глубины души пораженная его словами. Существовала традиция, сохранившаяся до наших дней, что невеста получает любовный подарок на следующее утро после первой брачной ночи. И это всегда было что-нибудь драгоценное.

— Может быть, мы подождем до рассвета?

В его ответе слышалось сожаление:

— На рассвете меня здесь уже не будет.

— Я забыла об этом, — прошептала она.

Ее лицо запылало, когда она увидела его подарок. Это было длинное ожерелье из камней, отполированных и заключенных в золотую оправу.

— Они из озера Сетер! Какой замечательный подарок.

— Вместо этих камней должны были быть бриллианты.

— Нет! — Она держала в руках ожерелье, в которое он вложил свою душу и любовь. — Пожалуйста, надень его на меня.

Он застегнул замок у нее на шее. Джоана встала, чтобы посмотреться в зеркало. Стефен подумал, что никогда в жизни не видел более восхитительного зрелища: красивая обнаженная девушка, любующаяся своим отражением в зеркале. Она вернулась в постель. Лежа на животе и опираясь на локти, она рассматривала его лицо.

— Я еду в Англию вместе с тобой.

Он обнял ее за плечи.

— Я долго думал об этом, пока ехал сюда, но обстоятельства против нас. Ты готова идти на риск вместе со мной, но норвежские дипломаты в Стокгольме могут тебя не пропустить. С транспортом сейчас трудно. Они посылают меня как солдата, и в списке у них нет мест для женщин.

Значит, ей придется отпустить его. Боль от предстоящего расставания становилась все сильнее. Она обхватила руками его шею и тесно прижалась к нему, как будто так могла отодвинуть неминуемое расставание, и в ответ он сжал ее с той же страстью.

Настало время уходить, и когда они оба уже были одеты, он снова обнял ее и поцеловал. Все, что они не сказали друг другу, сейчас читалось в их глазах. Держась за руки, они вышли из комнаты и спустились вниз.

— Прощай, моя любовь, — прошептал Стефен, и они поцеловались в последний раз.

Он вышел из дома, а она стояла на пороге, дрожа на морозе, пока он застегивал лыжи. Помахав ей, он устремился в темноту раннего утра, а она тихо закрыла дверь и уткнулась в нее лбом. Всем сердцем она желала быть рядом с ним.

Она не могла предположить, что дорога займет у Стефена два месяца.