Эта сияющая земля

Глава 9

Прошло несколько дней, прежде чем Джоана начала привыкать к своему новому окружению. Ее рабочий стол стоял в кабинете с внушительным окном, выходившим прямо на улицу, покрытый лаком пол блестел как зеркало. Местные женщины, убирающие в офисе, поддерживали идеальную чистоту, что было в традициях скандинавов. В работе она не испытывала никаких трудностей, не считая того, что ей приходилось находиться в непосредственной близости к немцам. Поначалу она вздрагивала, когда открывалась дверь и входил какой-нибудь солдат. То же самое она чувствовала каждое утро, показывая на входе пропуск. Повсюду слышалось постоянное «Хайль Гитлер», и она была рада уже тому, что в ее кабинете и в кабинете Тома висело только по одному портрету фюрера.

Было непросто объяснить родителям, почему она стала работать секретарем у Тома.

— Я не могу сидеть дома, — отвечала она на строгие возражения отца. — К сожалению, сейчас немного найдется мест, которые бы не контролировались немцами.

Джина, которая выглядела больше загадочной, нежели сердитой, приводила свои доводы:

— Ты могла бы вернуться в Осло.

— Возможно, я вернусь, но позднее. А пока я буду у вас под рукой и смогу приехать домой в любое время, как только понадоблюсь.

Отец продолжал недоумевать, пока Джина не убедила его. В который раз Джоана подумала о том, как она мудра. В то время многие родители подозревали, что их дети состоят в подпольных организациях освободительного движения. Но никто не допускал мысли, что кто-то из их родственников мог работать на немцев. По крайней мере, в ее семье знали, что она никак не связана с нацистами.

Работая в офисе, Джоана собирала информацию, которая могла пригодиться. Она вносила ее в специальную тетрадь, шифруя ее под записи, например о магазинах или светской жизни.

В общем, ее записи не представляли ничего интересного для постороннего взгляда.

Вскоре она стала замечать, что на нее заглядывается немецкий офицер. Поначалу он пытался встречаться с ней как можно чаще то в коридорах, то на лестнице. Никто не предполагал, что у нее и в мыслях нет сотрудничать с немцами. Лейтенант, который крутился возле нее, был высоким и элегантным молодым человеком. Он сознавал, что ему идет форма, а особенно хорошо смотрится прикрепленная к груди лента с медалями за доблесть и отвагу, которыми его наградили после одного из воздушных сражений.

Она печатала письмо и, подняв голову, слабо улыбнулась, увидев лейтенанта.

— Добрый день, — поздоровалась она. — У вас назначена встреча с майором Рейном?

Покачав головой, он подошел и остановился около ее стола.

— Нет, фройлен. Я пришел, чтобы увидеться с вами. Я работаю в офисе на верхнем этаже и подумал, что нужно зайти познакомиться. Меня зовут Курт Шейт. Если могу чем-то помочь, обращайтесь в любое время.

— Ну спасибо, — непринужденно ответила она. — Я запомню.

— Это правда, что вы родственница майора Рейна?

— Да, но мы мало общались, потому что живем далеко друг от друга. — Она показала на письмо, которое печатала на машинке. — Извините, сейчас я занята.

— Простите. А вечером вы свободны? Сегодня в гарнизонном штабе танцы, и я бы очень хотел пойти туда с вами.

— Простите, — ответила она легко. — Сегодня у меня уже назначено свидание.

— Тогда завтра? Знаете отель, где обедают офицеры? Мы могли бы там пообедать.

Дверь смежного кабинета открылась, и вышел Том, солидный и важный. Он совсем не был похож на рыцаря на белом коне, но он пришел ей на выручку, требовательно сдвинув брови.

— Вы ждете меня, лейтенант Шейт?

— Э-э…нет, майор. Я разговариваю с фройлен Рейн.

— О, да? — ответил он небрежно и подошел к столу Джоаны с таким видом, что офицер сразу же удалился.

В тот день, когда Эдвард впервые спустился вниз, именно Керен сопровождала его. Джина ждала внизу. Она испытывала большую благодарность к девушке, зная, сколько бессонных ночей она провела. Щеки Керен покрылись румянцем от волнения, а ее волосы с платиновым оттенком поблескивали на свету, придавая лицу невинность. Она напоминала ребенка, радующегося на празднике.

— Вот так! А теперь еще шаг. И еще…

К концу недели он уже мог самостоятельно сидеть на крыльце, греясь на солнце. Она только проводила его в дом и вернулась, чтобы забрать шаль, оставленную на спинке стула, как услышала свое имя. Затаив дыхание, она повернулась и увидела Карла Мюллера, направляющегося к дому. Он держал руки на ремне и щурился от солнца, светившего в глаза.

— Давно ты не приходил сюда, — воскликнула она, пытаясь скрыть волнение.

— Достаточно давно. Я вижу, за это время Эдвард снова встал на ноги.

— Перестань шпионить за ним! Это отвратительно. Почему тебе не уйти и не забыть обо всех нас?

Он не спеша подошел к каменным ступенькам, глядя на нее.

— Я говорил тебе раньше, что никому здесь не хочу причинить вреда. Заложник выздоравливает, но я не заберу его, так как пока его трудно назвать здоровым.

Она вцепилась в шаль.

— Почему ты должен забирать его?

— Это зависит от тебя. Давай поговорим об этом. — Он потянулся, чтобы взять ее за руку.

Испуганная и расстроенная, она бросила шаль на стул и спустилась со ступенек. Он снова предложил ей руку. На этот раз он не собирался церемониться и проявил настойчивость, она нехотя дала руку. Он с удовольствием сжал ее пальцы.

— Я горжусь, что меня увидят с тобой, Керен. Мне бы хотелось, чтобы весь мир узнал, что мы друзья.

Она побледнела.

— Ты хотел поговорить. Тогда давай поговорим как можно скорее.

— Ни к чему торопиться. У меня есть пара свободных часов, и мы могли бы перекусить где-нибудь в кафе. Я постараюсь, чтобы ты получила продуктовые карточки.

— Мне они не нужны!

— Разве на ферме нет трудностей с продуктами?

— Послушай, говори, что тебе надо, и закончим с этим!

Он понял, что слишком давит на нее.

— Успокойся, — произнес он вежливо. — Ты неправильно растолковываешь мои слова. Я здесь только по одной причине и буду откровенен с тобой. То, что я снова встретил тебя, очень много значит для меня. Со времени нашего детства, когда мы были влюблены друг в друга, жизнь изменилась. Естественно, я не надеюсь, что ты чувствуешь что-то ко мне, но а не могу перестать думать о тебе. Сейчас ты значишь для меня гораздо большее. — По его голосу и выражению лица было видно, что он говорит правду. — Если я никому не доложу о выздоровлении Эдварда Рейна, могу я надеяться, что ты согласишься встречаться со мной по доброй воле?

Ужас появился на ее лице. Он поставил ультиматум и ждал ответа. Ее глаза потемнели, лицо запылало, а потом ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.

— Я согласна, — она с трудом узнала свой собственный голос.

У него был вид триумфатора. Он протянул ей руку.

— Это должно было произойти между нами раньше. Мы оба забудем о том, что разделяет нас. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.

Когда они спускались по тропинке, ведущей со склона, она видела, как люди замирали, глядя на нее и не веря своим глазам. Ходили слухи, что Джоана работала на немцев у своего дяди, а теперь вот и вторая девушка из этого дома прогуливается с немецким солдатом.

Керен казалось, что эта дорога никогда не закончится. К ее облегчению, Карл не стал зазывать ее в кафе, где сидели другие солдаты, возможно потому, что не был до конца уверен в том, что она сдержит данное обещание. Он подвел ее к склону холма, откуда открывался вид на фьорд. Это был один из дней, какие она любила больше всего. В воздухе стоял насыщенный аромат трав, а в водах фьорда отражались берега, как в зеркале, и все дома и деревья были перевернуты, а рыбацкие лодки покачивались как будто на своем отражении. Они сели рядом; он обнял колени руками, а она поджала под себя ноги. Керен сорвала лютик и молча сидела, зажав его в руке. А он говорил, рассказывая новости из дома, где он бывал и чем занимался все это время.

— Я не хочу, чтобы кто-то знал о наших отношениях, — потребовал он. — Ты обещаешь мне это?

— Я думаю, Джина догадается.

— Пусть догадывается, но ты не подтверждай этого. Все это временно для нас, Керен. Когда-нибудь мы оглянемся назад и вместе посмеемся.

Она поняла, что он действительно верит в то, о чем говорит. Несмотря на то что он не ждет от нее любви, которая была между ними в прошлом, он искренне верил, что между ними могут возникнуть новые отношения. Ей хотелось рассказать, что она влюблена в Эрика, но она сомневалась, стоит ли. Если он начнет ревновать, то может арестовать Эдварда. Власть, которой он теперь был наделен, полностью изменила его, и она видела, что он стал опасным и непредсказуемым.

К счастью, они просидели на холме так долго, что он уже не успевал проводить ее до дома. Она подошла с ним к грузовику, который ждал его. Сев в машину, он попрощался с ней, улыбаясь счастливой улыбкой. Он радовался, что другие солдаты видели его в сопровождении красивой девушки.

— Тогда в пятницу идем в кино. Это немецкий фильм. Тебе понравится. До свидания.

Подходя к дому, она увидела Джину, которая перекрестилась, увидев ее.

— Он приходил за Эдвардом?

Керен проглотила ком в горле.

— Нет, он ищет моей компании. Я думаю, это неудивительно, ведь в детстве мы дружили.

Джина посмотрела на нее, не говоря ни слова. У нее словно окаменели ноги. Все в семье считали Керен будущей невесткой, женой их сына. Ее сыновья исчезли, дочь работает в немецкой конторе, а муж до сих пор находится между жизнью и смертью. Она стояла, не в силах пошевелиться. Керен прошла мимо нее в комнату и закрыла за собой дверь.

Джоане нравилось жить в доме Астрид. Они вместе ужинали, иногда по вечерам играли в карты. Еще здесь она могла свободно выходить в город, тогда как с фермы до него нужно было добираться. Ей была по душе компания Астрид, которая знала Алстинов и часто думала о них и молилась, чтобы они спокойно жили в Швеции. Единственной хорошей новостью было то, что всех больных учителей отпустили домой. Рольфа не было в их числе, но это, по крайней мере, означало, что он здоров.

Спальня Джоаны наверху была совсем маленькой, окно выходило на море, и вдали виднелись острова. К счастью, она хорошо спала, хотя из соседней комнаты, в другой части дома, доносился шум. Астрид тоже не жаловалась на бессонницу и совсем не обращала внимания на вопли за стеной.

— Мне все равно, что там происходит, — говорила она с достоинством, — это их дело. Просто я беспокоюсь за свой любимый дом. Боюсь, он никогда уже не станет прежним.

Джоана ей сочувствовала.

— Слава богу, что хотя бы эта часть дома не пострадает.

— Я утешаю себя этой мыслью. — Астрид, одетая в длинную шелковую юбку, передвигалась по комнате, как экзотическая золотая рыбка, дотрагиваясь до своих сокровищ ухоженными руками, и ее взгляд задерживался на картинах Мунка.

Том от природы был ленив, но работал с удовольствием. Ему нравилось, когда его окружали только хорошие вещи, цену которым он знал. У него в подчинении были немцы, работающие в этом здании и в соседнем. Джоана печатала все документы, имея доступ к информации в офисе и за его пределами. Не зная, что из этого может быть полезно для освободительного движения, она решила связаться с Гунаром, назначив дату и время встречи. Стефена снова не было. Места встреч они меняли постоянно, начиная от чердаков и заканчивая многолюдными кафе.

Спустя несколько недель Джоана приехала на выходные домой. Наступило время сбора урожая. Долина с колосящейся пшеницей казалась наполненной солнцем. Увидев знакомых, она остановилась и помахала им. Они не ответили, и она подумала, что они слишком заняты. Когда то же самое повторилось на другой стороне дороги, Джоана ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине. Впервые за свою жизнь она прошла по дороге к дому, ни с кем из друзей не обмолвившись словом и не увидев ни одной улыбки на лицах. Соседи, которые с самого детства Джоаны ходили в их дом, сейчас даже не смотрели в ее сторону. Лишь один из учеников Рольфа ответил ей, крикнув:

— Нам не нужны здесь предатели!

Все знали, что она работала на немцев, и сделали свои выводы. Она не винила их, но их враждебный настрой невозможно было выносить.

Эдвард, тяжело опираясь на трость, вышел на крыльцо ей навстречу. Она вбежала по ступенькам, и они обнялись.

— Ты выглядишь молодцом! — воскликнула она. Он много часов сидел на солнце, его лицо загорело, благодаря чему он стал выглядеть даже лучше, чем до болезни.

— Боюсь, что я стараюсь, превозмогая лень. И я могу работать только с бумагами. Тут все держится на твоей маме, а Керен ее правая рука. — Он сделал усилие, чтобы сесть на стул, стоявший на крыльце, и она присела рядом. — Но вообще у нас не так уж все хорошо. — Его радость от встречи с ней сменилась на недовольство, и он начал брюзжать: — Я должен работать в поле сейчас, а не сидеть здесь без дела. Вместо меня там трудится твоя мать, а урожай помогут собрать немцы! Мой урожай! — Он стукнул кулаком себе в грудь. — А еще этот немец тут крутится.

Джоана подняла брови от удивления.

— Это тот сержант, с которым Керен знакома еще со школы?

— Он. Они гуляют вместе все лето. А я-то всегда думал, что она будет невестой Эрика. — Он раздраженно покачал головой. — Времена изменились. Как жаль, что молодые девушки больше не могут хранить верность. Во времена моей юности женщины ждали годы, пока их мужчины устроятся в Америке и пошлют за ними, и не было случая, чтобы хоть одна из них нарушила слово.

Повернув голову, она посмотрела вниз на долину.

— Теперь я понимаю, почему меня провожали такими взглядами, когда я шла сюда. Керен тоже называют предательницей. Я думаю, вам с мамой непросто осознавать, что в вашем доме живут сразу двое, которых соседи считают предателями.

— Еще бы, черт бы вас побрал! Ты ведь могла найти любую другую работу, а Керен послать этого немца куда подальше.

Она поднялась и похлопала его по плечу, намекая, что все будет хорошо.

— Я думаю, мне надо переодеться и пойти в поле помочь.

Джоана поднялась в комнату, достала из шкафа хлопковое платье и надела его, потом повязала цветастую косынку. Она вышла через дверь черного хода, чтобы вновь не столкнуться с отцом. Перейдя мост, она направилась к работающим в поле людям, на шлагбауме немецкого поста висел военный френч. За время оккупации это был уже третий урожай. Сколько еще раз им придется собирать урожай, прежде чем эта форма перестанет попадаться им на глаза.

За эти выходные Джоана успела оценить обстановку в семье. Керен сильно изменилась. Она похудела и казалась хрупкой, почти прозрачной. Но она по-прежнему оставалась спокойной, мягкой и готова была при первой необходимости бежать к Эдварду. Вечером в субботу приехал Карл, чтобы забрать Керен куда-то на танцы. Она вышла из дома в летнем платье, похожая на фею. В окно Джоана видела, как Карл обнял ее за талию, Керен не ответила, но и не отстранилась.

Джоана отвернулась от окна и засунула руки в карманы юбки.

— Почему ты позволяешь этому сержанту приходить сюда? — спросила она Джину. Эдвард заснул над развернутой газетой и тяжело дышал, откинув голову на вельветовую подушку.

Мама, крутившаяся около стола, не подняла глаз.

— Он не заходит в дом.

— Дело не в этом. Просто все соседи в округе судачат. Надеюсь, что хотя бы ты не винишь меня за то, что я работаю у Тома.

— Нас просили, чтобы мы отправили Керен обратно в ее деревню, но я ответила, что наш дом — это ее дом и она может оставаться здесь столько времени, сколько захочет.

— Я рада слышать это. — Джоана подошла к матери и заглянула ей в глаза. — Что это у вас с Керен за тайна? Почему вы обе поощряете этого немца?

Быстро взглянув в сторону мужа, чтобы убедиться, что он спит. Джина посмотрела на Джоану и выпрямилась.

— Я могу честно сказать, что мы с Керен это не обсуждали. С тех пор как сержант Мюллер появился здесь, она, бедняжка, сама не своя. Взамен на ее дружбу он готов не докладывать своему начальству, что твой отец поправляется.

— О боже мой! — прошептала Джоана. — А отец этого не знает? Почему вы не сказали ему?

— Он может сделать какую-нибудь глупость.

— Ты имеешь в виду сдаться?

— Я предпочитаю не думать об этом. — Джина дернула плечами, как будто хотела скинуть какой-то невыносимо тяжелый груз, лежавший на них, выражение ее лица сделалось суровым. — Добродетель Керен бесконечна, а жизнь твоего отца нет.

Джоана не знала, что ответить на это.

Когда Керен вернулась с танцев, она застала внизу Джоану, которая ждала ее. На ней была пижама из китайского хлопка. Судя по тому, что розы на ней выцвели, пижама была куплена еще в довоенное время.

— Почему ты не спишь? Уже поздно.

— Я хотела поговорить с тобой. Давай выйдем на крыльцо.

В ночной тишине был слышен вечный шум водопада. Керен откинулась на спинку стула.

— Я так понимаю, ты догадалась.

— Это было нетрудно. Мы все у тебя в долгу — родители, братья и я.

Керен ответила ничего не выражавшим голосом:

— Я не хочу ничьей благодарности. Карл — это не Гитлер, и хотя он носит форму, иногда я забываю, что он нацист и начинаю воспринимать его как того мальчишку, которого когда-то знала. А все могло быть хуже. Намного хуже. Я позволяю ему целовать себя и обнимать, чтобы он считал, что я честна с ним. — Она говорила это с отрешенным видом, как будто бы для самой себя. — Он хорошо относится ко мне и надеется, что со временем я отвечу ему взаимностью. Еще мне его жалко. Война испортила ему жизнь, просто он не осознает этого.

— А есть шанс, что его отправят куда-нибудь на север или юг Норвегии, подальше отсюда?

— Сейчас вряд ли. Кстати, я рада, что ты знаешь правду. Я больше ни с кем не могла бы поговорить так, как разговариваю с тобой. Я люблю Эрика и всегда буду его любить. Я жду его возвращения, и если он любит меня так же, как я его, то он не станет слушать других. И еще я надеюсь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Эдварда не забрали в заложники.

Впервые за все время Джоана заметила, как похожи ее мама и Керен. Они обе обладали большой силой воли.

Когда выходные закончились. Джина облегченно вздохнула, потому что беспокоилась, что Джоана случайно обмолвится при Эдварде о настоящем положении дел. После отъезда дочери она решила, что теперь они увидятся не скоро.

— Как ты провела выходные? — спросил Том в понедельник утром.

— Не очень, — ответила она. — Благодаря тебе в своей деревне я теперь значусь в черных списках.

— Что ты хочешь сказать?

Она рассказала, что о ней говорят в деревне.

— Так ты не хочешь поехать домой на какое-то время? — Он подошел к ее столу, и она выложила перед ним письма.

— Все верно.

— Присядь на минуту.

Она послушно села.

— Есть кое-что, о чем я долго размышлял с тех пор, как ты устроилась сюда. Я бы хотел, чтобы ты выслушала меня, прежде чем примешь решение.

— Я слушаю.

— Сейчас я разговариваю с тобой не как твой начальник, а как друг и член твоей семьи. Ты помнишь мою жену, ведь так? Когда она умерла, тебе было лет двенадцать или тринадцать.

— Тринадцать, и я хорошо помню Ингрид. Она была такой яркой и всегда веселой.

— Да, замечательная хозяйка вечеринок, которые мы любили устраивать. Я до сих пор скучаю по ней, особенно когда провожу выходные дома в одиночестве. А ты бы смогла принимать гостей в моем доме? Ты молодая и красивая, и ты бы понравилась моим гостям. Тебе не стоит волноваться, все знают, что ты моя племянница.

Ее первым желанием было отказаться. Ведь известно, как называли тех, кто якшался с немцами. Она задумалась, желая полностью осознать ситуацию.

— Я не совсем поняла, что ты имеешь в виду… Кто-то может подумать, что ты покровительствуешь мне по другой причине?

— Что-то вроде того.

Она засмеялась.

— Том! Как ты старомоден! Я же приехала сюда не прямо с фермы. Я работала в Осло и сумею постоять за себя.

— Как хочешь. — Он смущенно улыбнулся. — Это просто означает, что я отношусь к тебе со всей душой и сказал об этом из лучших побуждений, уверяю тебя.

— Я и не думала сомневаться. Что мне придется делать? Составлять меню? Организовывать вечеринки? Приглашать группы, чтобы выступали на танцах? Я уверена, что у тебя есть список женщин, которых ты приглашаешь на такие мероприятия.

Он прищурился.

— Ты все очень хорошо понимаешь. Женщина, которая была превосходной хозяйкой в моем доме, уехала, когда в нем появились немецкие офицеры. Пока ее никто не смог заменить. Ты бы могла попробовать.

— Дай мне несколько дней, чтобы подумать. — Ей необходимо было посоветоваться.

— Естественно. — Если понадобится, я смогу отпускать тебя пораньше, чтобы успеть все приготовить. Иногда по выходным приходят лишь один-два офицера. А бывает, на вечеринку собирается веселая компания.

— Вообще-то, я в первую очередь секретарь, но так как мы родственники, я бы могла попробовать.

Он был рад, что взял ее на работу. Не было дня, чтобы она разочаровала его; она отлично справлялась со своими секретарскими обязанностями и выглядела очень привлекательно.

Более того, когда совсем потеплело, она перестала носить свои ужасные чулки, и ее красивые загорелые ноги только подчеркивали ее красоту.

— Если ты сделаешь то, о чем я прошу, это многое будет значить для меня. — Его тон сделался более конфиденциальным. — Сейчас я расскажу тебе, чем ты можешь помочь мне в достижении моей личной цели. Я надеюсь попасть в правительство, поэтому контакты, которые у меня налажены в настоящее время, впоследствии могут стать исключительно полезными.

— Но для этого тебе придется вступить в фашистскую партию, — произнесла она, не подумав. В тот же момент до нее дошло, что он уже давно связан с нацистами, и она разозлилась на себя. Она совершенно забыла, что работает среди врагов.

— Я вступил в партию, — сказал он, пожав плечами. — Именно поэтому я и занимаю сейчас это положение. Иначе я был бы не я. Я не собираюсь давить на тебя, уговаривать стать членом партии, так как догадываюсь, что ты еще не вполне готова. Я понимаю тебя, потому что тоже не сразу пришел к этому. — Он почувствовал, что между ними возникают все более и более доверительные отношения. — Хорошо, что мы можем быть с тобой откровенны, и я хочу, чтобы ты доверяла мне, Джоана, впоследствии, ты могла бы поехать со мной в Осло. Как насчет того, чтобы стать секретарем преемника Квислинга в будущем?

Джоана улыбнулась.

— Спросишь меня об этом как-нибудь потом. Думаю, тебе до этого предстоит пройти еще большой путь.

— Я должен его пройти. Послушай, я был бы тебе очень признателен, если бы ты сопровождала меня на вечеринку в офицерский штаб сегодня вечером. Нам нужно лишь нанести короткий визит, остаться там на часок-другой, но тем самым ты дашь понять, что не брезгуешь немецкой компанией.

Быстро подумав, она ответила:

— С удовольствием, Том.

— Вот умница. Так, значит, мы идем вместе сегодня вечером? Отлично.

Вернувшись к работе, она смотрела на печатную машинку невидящим взглядом. События начали развиваться слишком быстро. Астрид, которая никогда ничему не удивлялась, и сейчас осталась верной себе, задав необходимый вопрос:

— А что ты собираешься надеть?

— Это проблема. Том сказал, что женщины будут одеты красиво, а свое единственное вечернее платье я оставила в Осло. У меня есть только белое платье.

— Я думаю, что смогу помочь тебе. Пойдем в мою комнату.

Джоана последовала за ней наверх.

— Ты можешь что-нибудь поискать здесь. — Астрид открыла шкаф с одеждой и показала вечерние платья, юбки которых отливали коралловым, розовым, серым и зеленым. На них поблескивали золотые и серебряные нити вышивки. — Что скажешь? Думаю, они подойдут тебе, мы с тобой носим один размер.

— Они фантастические. Позвольте мне примерить, — сказала Джоана, уже надевая через голову одно из платьев.

У Астрид оказалось двенадцать вечерних платьев, и все они были неповторимы по своей красоте, сшиты из шифона, крепдешина и шелка.

— Эти туалеты всегда были моими любимыми, и до оккупации я надевала их в театры и на банкеты.

Джоана не могла отказать себе в удовольствии перемерить все туалеты, ведь за три года войны она не видела ничего подобного. Она примеряла каждый наряд, изображая модель на подиуме, а Астрид сидела на краю кровати и аплодировала, как потенциальный покупатель.

Том подъехал к дому вовремя. Как оказалось, он бывал на вечеринках, устраиваемых немцами в соседней части дома, и поэтому хорошо знал адрес. Выйдя из машины, он подошел к калитке, а Джоана как раз направлялась ему навстречу. Позже он признался, что если бы был моложе, то точно свернул бы шею, оборачиваясь, завидев такую красавицу. Она выбрала платье из крепдешина, которое выгодно подчеркивало ее миниатюрную фигуру, уложила волосы по-новому, зачесав золотые шелковые пряди назад и заколов их заколкой из слоновой кости. На ней не было никаких украшений, из аксессуаров она захватила с собой только шаль.

— Привет, Том. Я знала, что ты будешь пунктуален. Это твоя машина? Очень красивая.

Он подскочил, чтобы открыть перед ней дверь, и она плывущей походкой подошла к автомобилю. Когда они выехали на дорогу, она заметила, что он улыбается.

Вечеринка устраивалась в штабе гарнизона, располагавшемся на окраине города. Джоана с Томом появились на пороге длинной комнаты, где когда-то проходили общественные мероприятия. До них доносилась веселая болтовня, звон бокалов, которые наполняли официанты в белой одежде, и слышалась музыка. Джоана поймала себя на мысли, что уже начала привыкать к своей работе в офисе среди немцев, к их форме и флагам но, войдя сюда, она взглянула на все по-новому, и ярость охватила ее. Никто не приглашал их в ее страну. Выражение ее лица стало отчужденным.

Офицеры оказывали ей навязчивые знаки внимания, и она вспомнила фразу Астрид, которую та сказала ей перед выходом:

— В таком наряде тебе можно встречаться с самим королем.

Однако ее ждала встреча с капитаном СС. Она уже успела разглядеть их формы, мелькавшие в зале. Один из них наклонился к ней, и ей пришлось улыбнуться.

— Фройлен, так приятно видеть вас. Что я могу принести вам выпить? Вы не откажете мне в танце?

Она танцевала со многими, улыбаясь им всем, и пыталась уловить хоть что-то важное для себя из их разговоров.

Том был знаком с несколькими другими женщинами, присутствовавшими на вечеринке, но он не танцевал, предпочитая сконцентрироваться на ликере и беседе с теми, кого знал, и с теми, с кем хотел познакомиться получше. Когда подали ужин, он отыскал Джоану, чтобы убедиться, что с ней все в порядке и она не скучает.

Она стояла с подвыпившими офицерами, которые развлекали ее своими шутками, и, хотя она смеялась, он заметил, что она обрадовалась при его появлении.

— Я думаю, нам пора уходить, Том. — Она не дала ему возможности предложить поужинать. — Я только возьму шаль. Всем приятного вечера.

Молодые офицеры шутливо пытались удержать ее, но она решительно взяла под руку Тома и повела его из зала.

— Разве ты не проголодалась? — спросил он, с сожалением подумав об ужине.

Там подали обжаренную холодную свинину, ветчину, красную капусту и салями, а еще яблочный пудинг и много всего вкусного.

— Я перекусила с Астрид, когда выходила из дома.

От вида стола у нее закружилась голова. Изобилие еды шокировало ее больше, чем враги в униформах. Она подумала о своем народе, который почти голодал. Астрид никогда не жаловалась, не считая шутливого тона, когда рассказывала, как в магазине прямо перед ней был продан последний кусок мяса. Сейчас у нее перед глазами стояла огромная чаша с апельсинами. Норвежские дети уже успели забыть, какие они на вкус, а те, кто родился после захвата страны, и вовсе не знали, что это такое. Джоана резко остановилась, когда они подошли к лестнице.

— Я бы хотела один апельсин.

— Я возьму пару, — ответил он.

Это спасло им жизни, потому что, когда он вернулся в зал, а она осталась ждать его в холле, на выходе прогремел мощный взрыв. Взрывной волной убило охранников, а припаркованные машины разбросало как игрушки. Окна в здании повыбивало, и стекла хрустели под ногами Джоаны и Тома, когда они спускались вниз. Зеркало, висевшее на стене, разбилось вдребезги. Послышались крики, женские вопли и топот. В воздухе стоял запах гари и пыли, которая забивалась в нос и оседала в горле.

— Джоана, ты в порядке? — закричал Том.

— Думаю, да. — Повернув голову, она увидела кровь, стекающую по его щеке. — Ты ранен!

— Наверное, в меня попал осколок. Не о чем беспокоиться. Дай мне руку, пойдем посмотрим, чем мы сможем помочь. — Они снова вернулись в толпу офицеров. Сейчас здесь царил хаос, у одной из женщин началась истерика. Залепив ей пощечину, чтобы привести ее в чувство, Джоана догнала Тома. У нее были кое-какие навыки поведения в подобных ситуациях. Вскоре появился доктор, которого подняли с кровати, и он зашел в помещение в белом халате, надетом прямо на пижаму. Том нашел уцелевшую бутылку бренди и предложил Джоане выпить.

Она сделала глоток, не дыша, и вернула бутылку Тому.

— Доверяй мне, когда нужно найти что-то самое лучшее. — Он со смехом стал предлагать выпить остальным.

Когда они вышли, Том увидел свою искореженную машину.

— Придется добираться пешком.

Том совсем не привык ходить пешком. К тому же дорога поднималась в гору. В суматохе Джоана потеряла туфель и шла босиком по обочине дороги, поросшей травой. Повсюду были немецкие солдаты, проверявшие у прохожих документы, Джоана с Томом не вызвали у них подозрений. Когда они подошли к дому Астрид, Том достал из кармана апельсин.

— Я захватил его, когда ходил за бренди.

— О, Том. — Она взяла апельсин, не понимая, как ее дядя может вызывать в ней столь противоречивые чувстве. — Спасибо, что не забыл.

Войдя в дом, она наткнулась на Астрид, которая вышла из комнаты в ночной рубашке.

— Иди сразу в подвал, Джоана, — прошептала она. Потом у нее вырвался вздох, когда она увидела, на кого похожа Джоана. Босая, в порванное платье, лицо перепачкано грязью. — Я слышала, где-то был взрыв. Ты была рядом?

Джоана кивнула и внезапно почувствовала, как она устала.

— Я взяла апельсин для соседского мальчика, — произнесла она, отложив его в сторону. — И я боюсь, что ваше изумительное платье теперь в ужасном виде.

— Ты жива, моя девочка, а все остальное неважно. Сейчас спустись в подвал, а утром расскажешь мне обо всем, что случилось. Ты еле стоишь на ногах.

— А вы знаете, кто в подвале?

— Был Гунар, а есть ли с ним кто еще, не знаю.

Подавив тяжелый вздох, она нашла под лестницей потайной ход. Свет фонаря ударил ей в лицо, и она не успела опомниться, как ее схватили и бесцеремонно швырнули на стул. Из темноты раздался голос Гунара:

— Где тебя черти носят? Ты заставила нас ждать.

Она ответила ему тем же самым злым тоном, щурясь на свет:

— Танцевала с офицерами, чтобы помочь освободительному движению, и чуть не погибла от взрыва, а потом босая шла пешком домой. Это веская причина, для того чтобы опоздать? Тем более что я не знала о вас. Кто еще с тобой?

Она попыталась прикрыть глаза, чтобы всмотреться, но свет слепил ее.

— Что за двойную игру ты ведешь? Тебя посадили в офисе Рейна, чтобы ты получала необходимую информацию, а не браталась с ними. Сегодня вечером тебя видели в машине, на которой ты приехала в их штаб.

— Я расскажу, как все произошло. Возможно, я неправильно поступила, не согласовав это с вами. Но если бы я и сегодня не приняла приглашения, то получилось бы, что я слишком часто отказываю немцам. Том уже намекал на это.

Джоана услышала слабое эхо своего голоса, отразившееся от каменных стен. Хотя она никого и ничего не видела из-за света, бившего в глаза, она почувствовала, что в помещении находятся несколько человек.

И тут Гунар произнес слова, которые повергли ее в шок:

— А это правда, что когда тебя вызвали на допрос в Осло, то почти сразу же отпустили? Свобода в обмен на сотрудничество с врагом? Разве не странно, что немцы собирались арестовать твоего отца, но не сделали этого? Кто придумал историю, которую ты сейчас рассказываешь нам?

Она чувствовала себя все более и более измученной, с трудом держала голову, и только неподдельный страх не давал ей расслабиться окончательно. Во время взрыва она наглоталась пыли, и у нее так пересохло в горле, что только глоток свежего воздуха мог помочь ей, но сама она не решалась сказать об этом.

— Я обвиняю тебя в том, что все это время ты снабжаешь нас бесполезной информацией, — жестко произнес Гунар.

Джоана приставила пальцы к вискам, чтобы унять боль и собраться с мыслями. Потом, опустив руки на колени, заговорила тихим голосом, потому что пыль, осевшая в горле, не давала говорить ей громче.

— Меня только что упрекнули в бесполезности моей работы. Я не осознавала ее значительности, но сейчас понимаю. Если бы не я, то никто бы из вас не узнал о планах немцев перенести склад боеприпасов севернее к Норвику два дня тому назад.

Она почувствовала, как атмосфера изменилась. Люди в подвале зашевелились. Гунар заговорил с ней совершенно другим тоном:

— Некоторые из нас знали об этом, другие нет. Прости меня за резкость. Ты отлично справилась. Повремени немного, люди, которых ты не знаешь, сейчас должны уйти. — Он так направил свет фонаря, что она смогла разглядеть только тени людей, покидающих подвал. Она уронила голову, чувствуя себя полностью обессиленной. Гунар обошел стол и коснулся ее плеча. Она не шевельнулась.

— Запомни еще одно. Если тебя арестуют, попытайся хотя бы двадцать четыре часа не выдавать известных тебе имен. Больше никто не сможет выдержать под теми пытками, которые применяют гестаповцы.

— Я запомню, — пообещала она.

— Как ты себя чувствуешь? Как только ты вошла, все сразу заметили, что тебя качает от усталости. Но мне необходимо было провести этот «допрос», чтобы ни у кого не осталось сомнений, что ты не растеряешься, если гестапо начнет допрашивать тебя.

— Я бы не хотела, чтобы ты вновь так меня испытывал. — Она, казалось, по-прежнему не в силах пошевельнуться. — Ты знаешь, что в этом районе есть отделение СС?

— Нам известно. Это часть нового подкрепления. Надеюсь, сегодняшний взрыв дестабилизирует ситуацию и выведет остальных из равновесия. Сейчас ложись и спи. Ты заслужила хороший отдых.

Перед тем как выйти из подвала, она услышала, как он разговаривает с кем-то. Лампа на столе освещала то место, на котором сидела Джоана, и она подумала, что, наверное, пробыла здесь не меньше двух часов. Только выпрямившись и поднявшись, она заметила Стефена, стоявшего с другой стороны стола и смотревшего на нее. Глубоко вздохнув, она с силой сжала кулаки.

— Ты! Здесь! И ты ни словом не заступился за меня?!

Со всей силы она ударила по столу, забыв о лампе, которая упала на пол и покатилась, задев чернильницу. Резко повернувшись, она двинулась к выходу. Стефен одним прыжком догнал ее и схватил, но она попыталась вырваться.

— Прости нас с Гунаром, — выдохнул он, сжимая ее сильнее. — Мы не сомневаемся в тебе, но другие члены организации должны были убедиться в твоей преданности. Да перестань же вырываться!

Он впился губами в ее губы, и она страстно ответила на его поцелуй, прежде чем нашла в себе силы оторваться от него.

— Зажги спичку, — потребовала она разгневанно и отвернулась. — Я ухожу.

Нехотя он нащупал в кармане коробок спичек и зажег одну. Лампа, скинутая со стола, лежала прямо около него. Он поднял ее и поставил на стол. Джоана отошла к стене и устало прислонилась к ней, закрыв глаза. Сделав над собой усилие, она направилась к ступенькам и стала медленно подниматься, но не заметила, как он оказался около нее и, встав на колени, обнял и прижался лицом к ее животу.

— Когда же ты наконец поймешь, что значишь для меня больше всего в жизни? — Он говорил хриплым голосом, и она чувствовала теплоту его дыхания через тонкую ткань одежды. — Позволь мне провести с тобой эту ночь. Не отворачивайся от меня.

Джоана положила руки ему на голову, запустив пальцы в его густые волосы, и прижалась к нему. Слезы градом покатились по ее щекам.