Фея с улицы Иркутской дивизии

Глава 24

Вместо одного поцелуя получилось… Сима сбилась со счета. Они целовались и целовались, пока он не прошептал:

— Давай ко мне поедем, что ли!

— Я думала, что тебе не нравлюсь, — сказала она невпопад.

— Ты — мне — не нравишься? — удивился он, ворочая слова, как глыбы, потому что она заставляла его выныривать из этого омута, в который он с таким удовольствием погружался.

И тогда он продекламировал, считая, что она выдумывает неизвестно что:

— Нет, ты подожди, — настаивала она, — не отвертишься. При чем здесь стихи? Когда это я тебе понравилась? Уж во всяком случае, не с первого взгляда. С первого взгляда ты почувствовал ко мне неприязнь.

— Не придумывай, — отмахнулся он, развязывая шарф на ее шее.

— Иван, прекрати! — Она отчего-то стала злиться. Ей казалось, что он не воспринимает всерьез ни ее саму, ни желания, которые она высказывает. А просто тащит ее по тропе собственных желаний. Приспичило ему, вот и все, а вовсе не потому, что он так уж в нее влюблен. — Иначе я рассержусь.

— И что ты мне сделаешь? — Теперь он запустил руки под ее водолазку.

— Дам тебе пощечину, — произнесла Сима ледяным тоном.

И тогда он опомнился. Значит, она не шутит? Но ведь только что все было хорошо, она отвечала на его поцелуи и была в его руках такая ласковая, такая нежная…

Он со стоном отодвинулся.

— Ну чем я опять провинился?

— Ты меня не слушаешь!

— А зачем ты в такие минуты говоришь? Неужели всякие там разговоры не могут подождать?

— Потому что я хочу понять!

— Что? — Теперь уже и он построжел, разозлился на нее.

Но у нее вдруг кончились слова. И пришло чувство, что вот сейчас, в эту минуту из их отношений уходит что-то важное, настоящее, а она со своей дотошностью чего-то там выясняет. Бывают минуты, когда слова лишние. И оказывается, именно женщины все портят, продолжая прямо-таки с маниакальной настойчивостью выяснять отношения.

— Понравилась — неточное слово, — после некоторого молчания заговорил он. — Понравиться может картина, рубашка, костюм, а женщина… Просто в один момент вдруг поймешь, что это она, та, которую так долго ждал…

— …что не обязательно ей об этом и говорить, — насмешливо закончила за него Сима.

— До чего же ты язва, Серафима, — вздохнул он и спросил: — Куда тебя везти-то? Адрес свой скажи.

— Странно, а разве ты не знаешь? — съехидничала она, уже не в силах остановиться. — Мне показалось, ты вызнал обо мне все, что мог.

— Вызнал! Вот ведь и слово какое подобрала. Злое. — Он тронул машину с места и только спросил: — Как ехать, прямо?

— Через два поворота свернешь налево, — сказала она.

— А почему ты меня все-таки оттолкнула? — опять стал допытываться он. — Знаешь, как говорят на Востоке: уходит — не задерживай, приходит — не отталкивай.

— А ты уже пришел? — лукаво спросила она по принципу: и хочется, и колется, и мама не велит. Теперь уже и ее кокетство выглядело наигранным.

— Я бы давно пришел, если бы ты остановилась и подождала меня.

Опять намек! На то, что она торопится со своими мужчинами и связывается не с теми, с кем нужно?

— Ты мне ничего не сказал насчет документов: ты взял их с собой?

Ей ничего не оставалось, как перевести разговор на другую тему, чтобы не выглядеть совсем уж глупой.

— Да взял я, взял!

— Вот как раз сейчас и поработаем.

— Опять ты все испортила. — Он нарочито тяжело вздохнул. И поинтересовался: — Что, совсем плохо?

— Ты о чем? — не поняла Сима.

— О деньгах.

Как раз машина подъехала к ее дому. Сима оказалась права: номер ее дома Гвоздев знал. Он приткнул свой автомобиль почти у самого ее забора и включил габаритные огни. Уже было довольно темно, сумерки сгущались с каждой минутой.

И тут произошло неожиданное: какая-то машина, стоявшая поодаль, у соседнего дома, стала набирать скорость и вдруг понеслась прямо на Гвоздева с Симой.

Она ничего предпринять не успела. Просто обомлела и стояла столбом, представляя собой отличную мишень. Зато Гвоздев среагировал достаточно быстро. Он схватил Симу в охапку и прыгнул вместе с ней вдоль забора, под защиту своей машины.

А потом и вовсе она перестала что-либо понимать, потому что прогремел выстрел, пуля взвизгнула, ударившись о металл, и нападавшая на них машина, вильнув в сторону огнями, помчалась вперед, чтобы вскоре скрыться за углом.

— Что это было? — задыхаясь, спросила Сима, поднимаясь с земли.

Она упала и ушиблась, так что теперь ее колени горели, и на левой ноге даже без ощупи чувствовалась громадная дырка на колготках.

— Подозреваю, что все тот же твой знакомый. Надеюсь, бывший бойфренд.

Подколол! Все никак успокоиться не может.

— Откуда у тебя пистолет?

— Да это так, пугач. Ничего, кроме шума.

Ничего себе, пугач! Звук пули, ударившейся о металл, она точно слышала.

— А тот, который скрылся, он хотел нас задавить?

— Ну, если и не нас, то тебя уж точно.

— Думаешь, это Михаил?

— А кому еще ты могла досадить настолько, что он захотел бы тебя убить?

— Досадить! — с обидой выдохнула Сима. — Получается, это он так ответил мне на добро? Я же его, считай, преобразила!

Что она говорит! В такую минуту не может не сморозить глупость.

Гвоздев, пропуская ее в калитку, которую Сима перед тем успела открыть, в удивлении даже придержал ее за локоть.

— Преобразила, значит, поучаствовала в судьбе, на манер той же Веры Корецкой?

Сима кивнула.

— Вы, мадам Назарова, совсем не делаете выводов из своих ошибок, — сказал он тоном строгого учителя. — Преобразила. Что это у тебя за мания: вмешиваться в жизнь людей! И в самом деле возомнила себя феей?

— Иван, мы сейчас с тобой поссоримся, — закипая, сказала она. Но через мгновение — они некоторое время шли по двору к дому молча, каждый переваривая сказанное, — она спросила жалобно: — Зачем ты меня обижаешь?

— Злюсь, — признался он. — Что ты, в самом деле, как маленькая?

Сима открыла дверь коридора, и он тоже вступил вместе с ней в огромную прихожую, которую Сима всегда щедро освещала, несмотря на прочую экономию средств.

Он помог ей раздеться, повесил на вешалку ее пальто и свою куртку и, не скрываясь, огляделся.

— Не по средствам живете, Серафима Евгеньевна!

— На заводе подворовываю, — фыркнула она.

— Мама, ты пришла? Наконец-то! — раздался детский голос.

У края лестницы возникла вихрастая голова ее младшенького.

— Что значит «наконец-то»? — строго спросила Сима. — С каких это пор вы разучились без меня обходиться?

— С таких самых, как Лешке в школе пробили голову…

Он осекся, заметив, что мать покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Гвоздев ее не подхватил.

— Парень, ты бы поосторожнее сообщал плохие новости! — заметил он мальчишке.

— А что же, никого нет, я один с ним вожусь. Может, ему «скорую» вызвать? Еще и Лерка где-то шастает, хоть бы она его перевязала.

Гвоздев, приловчившись, подхватил Симу на руки и понес по лестнице. Поднявшись, он положил свою ношу на диванчик в столовой, быстро осмотревшись, налил в стакан воды и, похлопав женщину по щекам, заставил ее выпить.

— Пришли в себя? Полежите немножко, а я пойду взгляну, что там с вашим Лешкой.

Он опять стал звать ее на вы, наверное, чтобы не раскрываться перед детьми.

Кирилл терпеливо ждал его, ничуть не удивляясь, что в доме появился незнакомый мужчина. Но спросил:

— Как вас зовут?

— Хочешь, зови дядя Иван или Иван Матвеевич.

— «Дядя Иван» лучше, — сказал мальчик, увлекая Гвоздева за собой.

В комнате, куда его привели — о принадлежности ее определенному хозяину говорили стоявшие на полках модели самолетов, тут и там валявшиеся к ним запчасти и книги типа «Российская авиация. Начало», — он увидел лежащего на кровати подростка, одетого, с мокрым полотенцем на голове.

— Где тут раненый? — бодро спросил Иван Матвеевич.

— А вы кто, врач? — Взгляд Алексея испуганно заметался по лицу, отыскивая подтверждение своему вопросу.

— Не врач, но первую помощь оказать сумею, — проговорил он и обратился к Кириллу: — Аптечка в доме есть?

— Есть. Я уже принес. Только перевязывать не умею. Лерка палец перевязывала, я смотрел. Запоминал. А как голову перевязывать, не могу сообразить: она же большая.

Рана оказалась неглубокой. Что-то — скорее всего камень — прошлось по касательной, сорвав лоскуток кожи: на месте удара наливалась шишка.

— Голова кружится?

Лешка повертел головой и проговорил неуверенно:

— Кажется, нет.

— «Кажется»… Где это тебя угораздило?

— Игорь Малышев. Камнем, — мрачно сообщил Лешка. — Ну ничего, я ему припомню!

— Тоже его камнем отоваришь?

— Этот Малышев — такая гнида, — вмешался Кирилл. — В спину камнями бросает.

— В спину? И правда, гнида, — сказал Гвоздев, открывая пузырек с йодом.

— Не хочу йодом! — захныкал Лешка. — Щипать будет.

— А я тебе на рану подую, и пощиплет совсем немного. Терпеть можно… Или ты не мужик?

— Мужик!

— То-то же, терпи!

И тут в комнату ворвалась Сима:

— Лешенька, что с тобой?

— Сейчас начнется, — шепнул Кирилл, но мать услышала.

— Я тебе дам «начнется»! — Она привычно отвесила младшему подзатыльник. И попыталась оттолкнуть Гвоздева. — Дай я посмотрю!

— Сима, ты бы пошла на кухню, разогрела чего-нибудь, — предложил Гвоздев, накладывая на рану марлевую повязку.

— На кухню? — удивилась она. В своем доме ей не дают делать то, что она хочет, и всем командует посторонний мужчина. Отправляет ее на кухню, как будто только там ей и место.

— А правда, мама, мы проголодались, — поддержал его Кирилл, что тоже ее удивило. Откуда эта сплоченность? — И Лешка тоже поест. Скажи, братан. А то мама думает, если человека по башке ударили, он сразу и есть не захочет!

Сима покачала головой, скосила глаз на травмированную голову сына, ничего страшного не увидела и покорно отправилась на кухню.

Алексей в запале и не почувствовал, как незнакомый ему мужчина наложил марлевую повязку на голову и закрепил ее медицинским пластырем, сказав при этом:

— Все, до свадьбы доживет.

— А вы кто? — поинтересовался мальчик.

— Дядя Иван, — просветил его Кирилл. — С мамой пришел.

— Вы к нам насовсем? — спросил старший из братьев.

Гвоздев смутился.

— Вообще-то я в гости пришел.

— А в гости можно и надолго, — заметил младший. — Вон к нам тетя из Новгорода приезжала. Целый месяц у нас жила.

— Кирка! — одернул его Алексей. — Чего ты к человеку пристал? — И, будто прислушавшись к чему-то, добавил: — А у меня, кажется, голова не болит.

— Чего бы ей болеть? — отозвался Гвоздев. — У меня, между прочим, по медицине пятерка была.

— Значит, вы все-таки врач?

— Нет. Просто у нас в институте была такая дисциплина: «гражданская оборона». Нас основам медицины как раз и обучали. Чтобы мы могли первую помощь оказать…

— В случае войны? — жадно поинтересовался Лешка.

— В случае если кое-кто, например, травму головы получит… Пойду я, пожалуй, вашей маме помогу. Что ж она там одна?

— А она привыкла, — солидно проговорил младший.

— Вот и плохо, что привыкла. Могли бы матери и помочь. Что же она, и на работе трудится, и дома у плиты?

— Это еще и не так, как раньше женщины трудились, — глубокомысленно изрек Алексей. — Раньше вообще говорили: бабья дорога от печи до порога.

— И у женщин ни машины стиральной не было, ни посудомоечной, — поддержал его брат.

— Ну, вы, ребята, смотрю, и грамотеи. Все знаете, а вот то, что женщины гораздо слабее мужчин, не думали? Посмотрите, какие они хрупкие. И от перенапряжения вполне могут заболеть…

— Вы думаете, до смерти? — испугался Кирилл.

— В самом деле, что это я глупость всякую говорю? — спохватился Гвоздев и отправился в сторону кухни, краем глаза отмечая, что мальчишки потянулись за ним следом.

— Народное ополчение спешит на помощь, — пошутил Иван Матвеевич, входя в большую кухню-столовую.

Ему нравился дом Симы. Вроде и не очень большой, но производящий впечатление удачным расположением всех помещений. Вот и столовая была странным образом полностью открыта с одной стороны — не имела четвертой стены. Частично ее заменяла кованая узорная решетка, по которой из красивого керамического кашпо вилась лиана с узорными бордовыми с белым листьями. Отсюда же вела лестница на первый этаж. Выложенная плиткой под мрамор, она создавала впечатление изящного, почти дворцового интерьера. В общей же сложности площадь дома на первый взгляд не превышала ста шестидесяти метров, что для дома в двух уровнях было вовсе не много.

Гвоздев поймал себя на том, что ему тоже хотелось бы жить в таком доме, где каждый уголок устроен с любовью и вкусом.

Сима удивленно обернулась на его слова:

— Ты привел мне помощников. И какими словами уговорил?

Она посмеивалась, раскрасневшаяся, увлеченная приготовлением ужина — на плите были задействованы две кастрюли и сковородка — и просто до неприличия красивая.

— Совсем не уговаривал, сами пришли, — немного слукавил Иван Матвеевич.

Мальчишки благодарно взглянули на него и наперебой принялись предлагать:

— Мама, давай я картошку почищу! А я могу и лук порезать!

— Что ты с моими лентяями сделал? — удивилась Сима.

— Не такие уж мы и лентяи, — заметил Алексей.

— Просто заняты очень, — добавил Кирилл.

И тут уж Сима расхохоталась:

— Занятые вы мои! А я уж было печалиться стала: трое детей, а помочь некому.

— Мама, мы же тебе часто помогаем, — не выдержал обвинений Кирилл. — Дядя Иван может подумать, что ты совсем одна по дому работаешь.

— Стесняетесь дяди Ивана? Что ж, тогда не буду на вас напраслину возводить. Конечно же, вы мне помогаете! Покажем Ивану Матвеевичу, как наша семейная команда может трудиться. Берите ножи, и за работу.

— А я? — подал голос Гвоздев.

— А ты… Не мог бы ты починить кран в ванной? А то уже два дня, как течь начал.

— Инструменты есть?

— Алексей, покажи!

Оставшись вдвоем с Кириллом, Сима спросила:

— Говоришь, понравился вам Иван Матвеевич?

— Если хочешь знать, мама, — обстоятельно заговорил мальчик, — по-моему, он лучше всех. Ну, тех, что раньше были… Видела, как он Лешке перевязку сделал?

— Только из-за этого?

— Не только. Он с нами насчет тебя поговорил. Чтобы мы тебя берегли…

— Будет вас гонять в хвост и гриву.

— Ну и пусть гоняет, зато мужчина в доме.

Сима даже застыла на месте от неожиданности. А ей прежде казалось, что дети в глубине души осуждают ветреную мамашу за ее неудачные попытки найти им нового отца. Выходило же, что они скучают по мужской руке.

— Он мне, между прочим, предложения еще не делал.

— Конечно, тебе будет трудно его приманить, — согласился Кирилл. — Все-таки трое детей. Он испугается, что мы все такие лентяи, ничем не будем вам помогать.

Серафима отвернулась в сторону, чтобы сын не увидел, как она смеется. Надо же, слово какое выдумал: приманить! Раньше она ни о чем таком не думала. И что у нее дети, и не каждый мужчина решится создать семью с такой многодетной женщиной…

Нет-нет, не думать! Так и вовсе комплексы замучают. Начнешь в себе сомневаться, а это первый шаг к поражению.

— До чего ж ты у меня деловой! — Сима потрепала ребенка по голове. — Все уже решил. Зачем я ему? Вон сколько молоденьких девушек в городе. Причем совсем без детей.

— Что ты, мама, говоришь? Молоденькие! — обиделся за нее Кирилл. — Они, знаешь… глупые, да я как-то слышал, Володя по телефону своему другу говорил. Он даже хуже сказал: дуры!

— Далеко не всем мужчинам нравятся умные женщины, — начала она рассуждения, но тут же замолчала.

— Ну что, починили мы ваш кран, — зашел на кухню Иван. Кирилл с самым деловым видом чистил картошку.

— Хватит, хватит. — Сима отобрала у него нож. — Это мне на суп. Иван, ты любишь суп-харчо?

— Сто лет его не ел. Далеко не каждая женщина умеет готовить харчо.

— Наша мама все умеет! — заверил его Кирилл.

Алексей молча сидел у края кухонного стола, чуть ли не с обожанием посматривая на Ивана.

«Как быстро он моих мальчишек приручил, — подумала Сима, в то время как ее руки продолжали привычную работу: поджаривая, смешивая, добавляя. — Только вот не тороплюсь ли я опять? А с другой стороны, чего тянуть? За шкирку — и в загс».

Она передразнила саму себя. Вот будет смешно, если у него и в мыслях ничего такого нет!

— А как вы посмотрите, парни, если я попрошу у вас руки вашей мамы? — проговорил вдруг Иван.

— Руки? — удивленно переспросил Кирилл.

— Это значит, что дядя Иван просит у нас разрешения жениться на нашей маме, — шепнул ему брат.

— А что, я согласен, — серьезно ответил Кирилл.

— Может, надо было бы сначала у меня спросить? — ехидно поинтересовалась Сима, хотя могла бы и промолчать.

Она взглянула на мальчишек, глазами показывая, чтобы они оставили ее с гостем наедине. Те дружно кивнули и нехотя поплелись в комнату Алексея. Понимали, что здесь сейчас будет происходить самое интересное.

Но, подслушивая, они были бы разочарованы, потому что Гвоздев спросил Симу шепотом, совсем тихо, — они все равно за дверью не могли бы расслышать:

— Но ведь целоваться тебе со мной понравилось?

Сима покраснела. Как скажешь «нет», если она от него едва оторвалась?

— Понравилось.

— Уверяю тебя, что и все остальное будет не хуже.

— Какой ты самоуверенный! — буркнула она.

— Ты не сказала: «да» или «нет»?

— Наверное, все же «да», чем «нет».

— Наверное! — передразнил он. — Впрочем, и я тебе могу признаться. Я боялся, что ты меня пошлешь подальше. Вот на всякий случай и пер напролом. Сказал себе: помирать, так с музыкой! Ты не сердишься?

— Не сержусь, — улыбнулась она и подумала: «Попробую еще раз!»