Мужчины явились оба взбудораженные. Правда, присутствие Татьяны их сильно охладило. Ведь речь должна была пойти о таком почти интимном действе, как восприятие Симой нового облика Михаила. Это ведь была ее идея, и он срочно нуждался в одобрении своего учителя.
А посмотреть было на что. На такое кардинальное изменение человека, о котором можно было бы сказать: произошло чудо.
Михаил был хорош. Словно он сбросил с себя какую-то не принадлежащую ему шкуру, надетую по ошибке. И попутно расправил плечи. Сима прекрасно помнила неестественно выпрямленного человека, у которого, казалось, побаливает шея. Остеохондроз прихватил.
Неуютно ему было в собственном обличье и, казалось, вообще в этом мире. Странно, что при этом он ведь не был неудачником или там человеком неприглядной внешности. Будь Серафима психологом, она бы попыталась копаться в его прошлом и вытащить на свет божий какую-нибудь давнюю обиду, нанесенную взрослыми маленькому Мише: трудное детство, тиран-отец или чересчур строгая мать.
Серафима на днях посмотрела передачу об одной многодетной семье, в которой мать третировала собственных детей числом семь. Зачем стольких рожала?.. Но это она отвлеклась.
Полежишь целыми днями, побеседуешь с самой собой, еще не то на ум придет. Особенно после просмотра таких вот передач отечественного телевидения. Неужели есть люди, которые смотрят всякие бытовые кошмары и получают от этого удовольствие?
Почему он к ней обратился? Почему вообще возник между мужчинами разговор о том, что гражданская жена Сумятина может ему помочь? Да и в чем помогать человеку, судя по всему, вполне успешному?
В целом неулыбчивое лицо молодого человека, по необходимости выдававшее улыбку с некоторым напряжением, любого бы удивило. Ведь если он работает в крупной фирме, неплохо получает, наверняка имеет собственное жилье, чего ему ходить по свету с такой постной миной?
Как ни крути, а утверждение о том, что русскому человеку не нужен психоаналитик, потому что его с успехом заменяет друг с бутылкой, слишком категорично. Он и после междусобойчика понял бы, что ничего в его жизни не изменилось. Как бы временно сняла боль легкая анестезия вместо капитальной операции.
Серафима — дилетант и принялась направо и налево раздавать советы и рекомендации, по сути, не имея на это права. Но раз сами пациенты этого хотят, то стоит ли ей упрекать себя в излишней самонадеянности?
Михаил мог бы дожить до старости и ничего другого не захотеть. Но отчего-то же он чувствовал дискомфорт?
Отчего-то же бывшая жена с ним рассталась.
Значит, в быту, в общении с ним существовало нечто, чего женщина не вытерпела. Никто этим не интересовался. Мало ли мужчин разводятся, и их сослуживцы не знают подлинных причин!
Получалось как в древности: вместо пусть и каменного топора — кусок камня. И это не мешало ему в работе?
Выходит, нет, раз он легко продвигался по служебной лестнице и, будучи младше Володьки, добился большего.
По крайней мере самому Михаилу из отпущенного природой удалось сотворить официальное, «начальственное» лицо, а вот лицо души компании не вылепливалось.
Теперь перед Симой предстал мужчина новый, другой, еще немного неуверенный в собственной привлекательности, но уже одобряющий свое обновление. Вряд ли это существенно повлияло на его характер… Или повлияло?
В любом случае от собственного преображения Михаил завелся. В прежде равнодушных его глазах зажегся огонь, а в движениях появилась несвойственная ему лихость. То есть Сима не могла бы утверждать этого наверняка, но по крайней мере впечатление было именно такое. Как если бы от каменной глыбы отвалился ненужный кусок.
А Татьяна просто обалдела. Бабушка Серафима кого-то ей пообещала, но чтобы такого красавца!
— Садитесь, я вас буду кормить! — между тем провозгласила Татьяна, и мужчинам ничего не оставалось, как, оглянувшись на Серафиму, вдвоем отправиться в ванную мыть руки.
— Супер! — восхищенно проговорила Сима, когда они вернулись к столу, понимая, что просто обязана как-то прореагировать.
— Что — супер? — не поняла Татьяна.
— Миша купил себе новые брюки, — вышла из положения Сима, — вот я и говорю, как они на нем прекрасно сидят, правда же?
— Правда, — охотно подтвердила подруга, — на такой фигуре все должно хорошо сидеть.
— Да, познакомьтесь, — спохватилась Сима, — это Таня, моя подруга. Она пришла меня проведать.
— Владимир, — наклонил голову Сумятин.
— Мы же с вами вчера знакомились, — напомнила Таня, обратив сияющий взгляд на его друга.
— Михаил. — Тот галантно представился. Откуда-то и замашки новые проклюнулись.
То есть, возможно, они у него и были, но пользоваться ими не хотелось.
— Значит, говорите, хорошо? — не удержавшись, опять спросил он у Симы.
— Очень! — подтвердила та.
Он расцвел. Крякнул. Потер руки, будто предвкушал нечто особенное, подошел к Татьяне, заглянул ей через плечо:
— Говорят, вы готовите что-то вкусненькое?
Та зарделась, а Серафима мысленно ахнула: Боже, зачем это он? Небось без всякой задней мысли с ней заигрывает, а в настрое подруги это как раз укладывается в строку. Вон девушка вся заневестилась. Решила, что судьба преподнесла ей подарок. И этому подарку она откровенно радовалась.
— А как ваши брюки, жене понравились? — спросила Сима вроде равнодушно.
«Какая жена?» — мог бы удивиться он. Однако Михаил в момент усек, что вопрос задан неспроста.
— Она еще не видела, — подхватил он переданный ему пас. — Но достанется мне на орехи. Мы ведь на новую стиральную машину собирали.
Татьяна ошеломленно переводила взгляд с одного на другого. Ну что ты с ней будешь делать? Она ведь и в самом деле, один к одному, приняла гаданье «бабушки» насчет встречи с женихом. Предварительно даже не спросила у Симы: а он не женат ли? Сразу решила для себя: это именно он! «Ты чуть вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала…» Лучше Пушкина ситуацию и не изложишь.
А он ничего и не заметил. То есть восхищение Татьяны наверняка уловил, но отнес его всего лишь к своему измененному облику и уж ни в коем случае не к таким далеко идущим планам, как женитьба.
— Можно я позвоню вам сегодня вечером? — спросил Михаил.
— Можно. Конечно, звоните, — встрепенулась Сима.
— Расскажу, как на работе среагировали.
Таня опять не понимала. На что должны были реагировать? Не на брюки же? А раньше он в чем ходил? В спортивных штанах?
Она поняла, что скорее всего у них есть какая-то общая тайна, в которую ее не хотят посвящать. Но почему? Ведь она же из их племени!
Сима встряхнулась: что это она только что себе нафантазировала? За Татьяну говорила и думала, и за нее же обижалась… Она взглянула на безмятежное лицо подруги: на нем эти страсти вовсе не отражались. Только растерянность. Программа, вложенная в ее голову гадалкой, явно дала сбой, а взамен у женщины ничего не имелось.
Откуда в людях порой появляется такая истовая вера в предсказания? И ничуточки сомнения. Если Сима хоть что-то понимала в мужчинах, Татьяна Мише не понравилась. И вовсе его не заинтересовала. Он же не думал о том, что вот эта толстая, бесформенная тетка приготовила его себе в женихи.
Серафима опять на себя прикрикнула, потому что побаивалась злых женщин вообще и не хотела позволить никакому злорадству возобладать над собственными чувствами. Не всем быть красавицами. Разве мало тому примеров, когда и толстушки устраиваются в жизни не хуже фигуристых моделей?
Ладно, отбросим способность Тани заинтересовать мужчину. Да и Михаил дальше легкого флирта не пошел. Он весь в эйфории. Никак не насладится собственным превращением. Как знать, может, он всегда мечтал так выглядеть, но просто не умел, точнее, не знал, как этого добиться. Сима всего лишь открыла ему дверь в этот другой мир, перед которым он до сего времени в нерешительности стоял.
— Володя, все, мы торопимся! — Михаил первый вскочил из-за стола и доверительно улыбнулся женщинам. — Вы не поверите, но я впервые покинул службу по личным мотивам. Да мы просто сбежали, и все… Сима, вы не позволите оставить у вас мои пакеты и коробки, а то это слишком — заявиться с ними на работу.
— А ваш измененный облик? — напомнила Сима.
— Как-нибудь отобьюсь. Придумаем по дороге, — беззаботно улыбнулся он и обратился к Татьяне: — Позвольте вашу ручку.
Он с чувством поцеловал ей руку.
— Все было изумительно вкусно! Завидую вашему мужу.
Потом поцеловал руку Симе.
— С вами, думаю, мы еще сегодня увидимся, если вы не против.
— Пожалуйста, приходите, — кивнула она, отметив про себя недовольный взгляд Володьки.
— Какой мужчина! — вздохнула Татьяна, глядя вслед уходящим. — А что за измененный облик ты имела в виду?
Все-таки Сима попалась. Она почему-то думала, что на ее оговорку Таня не обратит внимания. Как теперь выпутываться?
— Облик? Ну, это я так, пошутила. В смысле надел новые брюки, хотя на работу приходил в других.
Трудно врать, когда ты к этому не готов.
— Неужели и правда он женат?
— Ты так спросила, как будто он на женатого не похож, — заметила Сима.
— В том-то и дело, что похож. Неженатые обычно и неухоженные. На такого посмотришь и сразу скажешь: живет без женского догляда.
«Знала бы ты, чей догляд на нем отпечатался», — подумала Сима.
— А может, он плохо живет? С женой-то? — продолжала допытываться Татьяна.
— Не знаю. Я его всего второй раз вижу.
— А твой муж его к тебе ревнует, — помолчав, заметила она.
— Пусть не приводит, — пожала плечами Сима.
— Он поцеловал мне руку, — продолжала Татьяна. — Я ему понравилась. Просто он не захотел при вас этого показывать. Послушай, а что, если я позвоню ему на работу?
— Зачем? — не поняла Сима.
— Ну, предложу встретиться где-нибудь в кафе.
— Но я не знаю его телефона.
— А ты дай мне телефон своего мужа. Я у него спрошу.
— Таня, это может быть неудобно.
— Почему?
Не скажешь же, по кочану! Обидится. И потом, чего это Серафима взялась охранять покой почти незнакомого ей мужчины? Если Таня считает, что ему понравилась, и думает, что, поцеловав ее руку, он дал ей некий аванс, пусть звонит.
Она продиктовала на память телефон Владимира и все-таки спросила:
— А как же жена?
— Если он преданный семьянин, то не согласится прийти, а если поглядывает на сторону, то чем черт не шутит, значит, его можно увести из семьи.
— И ты с чистой совестью это сделаешь?
— При чем здесь совесть? Не я, так другая. Или ты предлагаешь беспокоиться о сохранности неизвестной мне семьи?
Она наклонилась и чмокнула Симу в щеку.
— Выздоравливай. Мне тоже пора. Я как чувствовала, пришла сегодня к тебе. И бабушка Серафима мне сказала: есть семья, ходить в гости в которую для меня благо.
Вот так. Как говорится, ни прибавить, ни убавить!
— Калитку запри, а ключ брось в почтовый ящик, — попросила она.
— Сделаю! — крикнула с лестницы Татьяна.
В открытое окно Симе было слышно, как Татьяна простучала каблуками по дорожке, как залаял на нее Айбек и как звякнул ключ в почтовом ящике, ударившись об его оцинкованный край.
Вечером Володька выражал Серафиме свое неудовольствие:
— Чего это твоя Татьяна вздумала звонить ко мне на работу?
— А у тебя что, режимное предприятие? — огрызнулась она.
Он сразу снизил тон, но не угомонился:
— Пойми, Михаил — мой начальник. Мы до сего времени с ним особенно и не дружили, а тут… Зачем этой Таньке понадобился его телефон? Она даже не стала отвечать на мой вопрос, а заявила: «Мне нужно!»
— Спроси что-нибудь полегче.
Сима уже и сама раскаивалась в том, что дала Татьяне телефон Сумятина, но в тот момент она даже немного растерялась, не нашлась, как женщине в этом отказать, а уж признаться в том, что приятельница собралась назначить Михаилу свидание, теперь, спустя некоторое время, и вовсе показалось ей верхом глупости.
Но с другой стороны, бесполезно объяснять человеку то, что она должна была бы почувствовать сама. Она же не маленькая девочка…
— Между прочим, Татьяна ему вовсе не понравилась, — заметил Володька, успокаиваясь. — Он даже сказал: «Какая неприятная женщина!»
— Зачем же тогда он ей руку целовал? — рассердилась Сима.
— Обычная вежливость. Наверное, он решил, что Татьяна тебе близкий человек, и таким образом выказывал признательность не ей, а тебе.
— Чего теперь гадать? — вздохнула Серафима, подозревая, что затея подруги ничем хорошим не кончится.
И как в воду глядела. Вечером у Назаровых был занят телефон — Алексей торчал в Интернете, переговаривался с другом. Зато с утра, едва Сима осталась одна, позвонила Татьяна.
— Ну, у тебя и друзья! — с ходу начала она гневно. — Ни воспитания, ни такта — ничего!
— В чем дело?
Сима тоже умела говорить холодно, так что, натолкнувшись на противодействие, та поутихла.
— Что он о себе возомнил, этот ваш дружок? Нахамил мне безо всякого повода…
Она замолчала, словно давая возможность Серафиме принести ей извинения или хотя бы начать успокаивать.
— Нахамил? Мне показалось, он человек воспитанный. Но я вовсе не говорила, что Михаил — наш друг, он всего лишь Володин начальник и зашел пообедать… Чего вдруг ему тебе хамить?
Сима отчетливо слышала, как Татьяна возмущенно сопит в трубку.
— Сказал, что не хочет со мной встречаться!
— И где здесь хамство?
Подруга все еще не понимала, что Серафима вовсе не разделяет ее возмущения.
— Я спросила — почему?
— А он?
Можно было не спрашивать, но Серафиме стало ее жалко, а как объяснить Татьяне, что она сама напросилась, не знала. Подразумевалось, что всякая женщина должна была просто чувствовать, желанна она или нет.
— А он сказал, что терпеть не может дур! Знаешь, милочка, так меня еще никто не оскорблял! Я сто раз пожалела, что позвонила ему. Он и в самом деле производил впечатление воспитанного человека!..
Не дождавшись ответной реакции, Татьяна бросила трубку, а Серафима подумала, что скорее всего в эту минуту она лишилась одной из своих многочисленных подруг. Причем не испытывала ни малейшего сожаления по этому поводу.