Гаджо с Меловых холмов (СИ)

Глава 8. Старше, чем выглядите

Пейзаж вокруг практически не менялся. Я пригрелась и задремывала; холмистая местность, неизменно густой зеленый дерн, редкие стада овец, пытающиеся хоть что-то сделать с последним, — о том, что кибитка не стоит на месте, а хоть куда-то движется, свидетельствовала лишь пара менгиров, которую мы миновали ближе к вечеру. Я встрепенулась, взглянула на небо: похоже, мне предстояло скоропостижно расстаться со званием ангела во плоти, жестоко разбудив секретаря королевского асессора.

Идея остановиться и передохнуть пришлась настолько по душе моей лошадке, что она даже перестала укоризненно фырчать. Я виновато вздохнула — кибитка с двумя людьми была тяжеловата для нее одной, но денег на вторую у меня пока не хватало, а красть я не решалась. Единственным рабочим вариантом оставался шанс стрясти еще денег с лорда асессора, так что я потрепала усталую лошадь по шее и полезла за полог.

Первым делом выяснилось, что со званием я распрощалась рановато. Констант уже не спал: валялся на полу, подмяв под бок чучело, и вдохновенно строчил что-то в дорожном блокноте с плотной коричневой обложкой. Мое появление его ничуть не смутило, и отрываться от своего занятия секретарь не спешил — хотя громогласно бурчал животом на всю округу.

— Дорожные заметки? — удивленно уточнила я, заглянув ему через плечо.

— Таксидермический труд, — невозмутимо отозвался Констант и захлопнул блокнот, в котором коротко мелькнула зарисовка ратуши — судя по ракурсу, сделанная с вершины менгира на площади.

Лисица коротко сверкнула глазами-бусинками. Похоже, как раз ей уделили возмутительно мало внимания, но в ее ли положении возмущаться?

— Могу познакомить вас с мастером, — насмешливо предложила я. — Это как раз его работа.

Секретарь, похоже, так увлекся сном и заметками, что напрочь забыл, что лежит рядом с ним, — а теперь спохватился, с легким недоумением глянул себе под бок, охнул — и резко отодвинулся. Прохладный вечерний воздух охотно хлынул в зазор между телом и чучелом.

Контраст со ставшим привычным теплом за спиной был таким ярким, что в первое мгновение я вздрогнула и невольно поежилась.

— Уже стало холодать? — тут же спросил Констант — кажется, только ради того, чтобы избежать знакомства с таксидермистом.

— Вечереет, — я пожала плечами. — Смените меня на козлах?

В ответ на заманчивое предложение у него снова забурчало в животе, и на козлы я его выставила в обнимку с котелком. Будет выкаблучиваться — скажу, из чего была похлебка!

Традиционные сборы ками занимали от четырех часов до бесконечности и включали в себя маски для лица, рук и ног, ванну с ароматическими маслами, семь слоев одежды, сложную прическу на еще влажных волосах, непременные кандзаси, яркий макияж и окуривание священными благовониями.

Мои сборы за неимением масок, кремов и собственно ванны заняли час, но окуриваться пришлось куда основательнее, чем следовало бы. Впрочем, ближайшую пару дней на благовониях можно было солидно сэкономить: ими пропахла не только я, но и вся кибитка, безропотный Констант и, кажется, лошадь.

А по прибытии на ферму выяснилось, что оценить этот казус некому. На мой оклик выглянул только невероятно отощавший хозяйский пес Майло, которого наличие ванны волновало меньше всего. Он только вяло крутился рядом и так жалобно скулил, что Констант, не выдержав, отдал ему остатки похлебки. На запах еды выглянула еще и кошка, но этим все и ограничилось.

— Где все? — нахмурился секретарь, кинув ей чуть в сторону кусок неопределенного мяса из похлебки — соваться к собаке явно не стоило.

У меня ответа не было, а смутное беспокойство к делу не пришьешь. Обычно меня встречали радостным вскриком и распахнутой дверью, но не все же хозяевам в четырех стенах сидеть?

Я пожала плечами и пошла стучаться в домик. От беленых стен тянуло холодом; а в ответ на стук дверь со скрипом отворилась, продемонстрировав в проеме такой бардак, что я охнула и заскочила внутрь, позабыв о всякой вежливости. Впрочем, укорить меня за это тоже было некому. Глиняные черепки и рваные занавески не отличаются многословностью.

— Не похоже, что хозяева покидали ферму добровольно, — заметил Констант, войдя следом.

— Не то слово, — растерянно согласилась я, оглядываясь.

Я помнила домик совсем другим. За чугунной решеткой печи всегда теплился огонь, на окне цвела диковинная для здешних мест герань, кровать всенепременно застилало цветастое лоскутное одеяло, а глиняные миски обязательно прикрывали льняным полотенцем. С хозяевами я познакомилась всего пару месяцев назад, но это все равно был мой островок спокойствия, где хоть и знали, кто я, но никогда и не думали о том, чтобы меня нанять.

— Здесь жила семья Уайтстрим, отец с двумя дочерями, близняшками десяти лет отроду, — сказала я, не дожидаясь расспросов, и стала обходить домик по кругу, не веря собственным глазам. — Их матери не стало прошлой зимой. Я даже думала о том, чтобы перебраться к ним.

— Почему не перебралась? — Констант пошел в противоположном направлении, цепко осматривая обстановку.

— Тут мыши водятся, — машинально ответила я — и тут же прикусила язык.

Но секретарь только хмыкнул и пробурчал что-то про экзальтированных девиц, и я вздохнула с облегчением. Вот пусть и думает, что при виде мыши я с воплем ужаса запрыгиваю на табуретку. Ни к чему ему знать о моих переживаниях за набитое соломой чучело лисицы.

— Нужно сообщить в полицейский участок, — вдруг сказал Констант, резко остановившись.

Я к тому моменту уже практически уткнулась в него, благо домик был совсем маленьким, — но посмотреть туда же, куда и секретарь, догадалась только после его слов.

— И я даже знаю, какую версию выдвинут первой, — глухо проговорила я.

Кровь давно высохла, и надпись читалась с трудом, но композиция в целом узнавалась на раз. Роза, увядшая прежде, чем распустилась, скорбно опустившая бутон, которому не суждено раскрыться, — и подпись исполнителя. Знак, которым Самадж помечал дома должников. Правда, обычно печать ставилась на бумагах о продаже недвижимости или на сундуке с внезапно пропавшей заначкой, — а собственно должники отделывались порезом на ладони. Похищать же их в интересы Самаджа не входило: каждый ученик — это затраты на обучение, на капари, на еду и жилье, в конце концов, — и нужно быть уверенным, что он сумеет себя окупить, а материал со шрамом на ладони моих господ уже не интересовал.

Но полиции кровавой увядшей розы на столе хватит, чтобы обвинить во всем ближайший филиал и закрыть дело, поскольку связываться с Самаджем дураков нет.

— Подпись нечитаемая, — заметила я. — Так не должно быть.

— Вам нужно сообщить в полицейский участок, — с нажимом повторил Констант. — Если об этом скажу я, дело тут же закроют. А вы можете сказать, что Самадж не имел таких планов на счет хозяев, и знак оформлен неправильно. Вас в участке послушают, особенно если… — тут он очень похоже изобразил классический жест нерешительности — сложенные вместе ладони на уровне солнечного сплетения, мизинцы чуть отведены в сторону, остальные пальцы плотно прижаты друг к другу.

Я машинально поморщилась.

Прав, зараза этакая.

— Отправим записку из Флат-Плейса. Так будет даже убедительнее, пожалуй. А на обратном пути я загляну в участок и проверю, все ли верно понято. Кроме того, думаю, имеет смысл сообщить непосредственно в Самадж: вряд ли мои господа будут рады узнать, что кто-то воспользовался их знаком, а я промолчала, — обстоятельно изложила я, старательно глядя в сторону, и заткнулась, пока голос не задрожал.

— И все? — недоверчиво уточнил Констант. — Даже крови пугаться не будете? Ее ведь из кого-то из хозяев выпустили!

Как раз об этом я старалась не думать.

— Могу побиться в истерике, если вам от этого станет легче, — щедро предложила я. — Потому как хозяевам это точно не поможет. Сенсоров у местных полицейских нет, и даже если связаться с лордом асессором и попросить зайти в участок, дело сразу же закроют ввиду участия Самаджа, и открыть его заново будет куда сложнее. Боюсь, в данном случае почта — самый надежный и быстрый вариант. Ближайшая почтовая станция во Флат-Плейсе, и нам нужно как можно скорее туда попасть. Но лошадь у нас одна, и она устала.

— Как вы только тут живете? — удрученно поинтересовался Констант. — Когда вы начинаете обрисовывать ситуацию на Тейнаре, мне хочется побиться в истерике самому. Трое человек пропали, а в участке об этом узнают в лучшем случае завтра к вечеру!

— Продолжите акцентировать на этом внимание — будем биться в истерике вдвоем, — посулила я и вышла вон. — Переночуем в кибитке. Лучше бы оставить дом нетронутым — тогда у полиции будет больше шансов найти хозяев.

— Кажется, начинаю понимать, почему вы собирались соврать в ответ на вопрос о возрасте, — задумчиво сообщил секретарь, покорно выметаясь следом. — Кажется, вы гораздо старше, чем выглядите даже с макияжем.

Я хмыкнула.

— Если вас так волнует этот момент, вы всегда можете спросить у лорда асессора. Полагаю, он кокетничать не станет, — предположила я и притормозила, свистом подзывая собаку.

— Напрасно вы так думаете, — мрачно заявил Констант. — Я уже спрашивал. Но он закокетничал и отправил меня непосредственно к вам, а вы грозитесь соврать.

— И совру, — благосклонно предупредила я и отвернулась — как раз вовремя, чтобы спасти верхнюю юбку от излишне деятельного приступа дружелюбия, приключившегося с Майло. — Сидеть! — рыкнула я.

Судя по тому, как подскочил от неожиданности Констант, вероятность, что команду выполнит секретарь, значительно превышала вероятность того, что внезапно начнет слушаться пес. Недовольный тон заставил Майло разве что опуститься на все четыре лапы, но хвостом он все равно вилял так, что следом за ним крутилась вся задница.

— Хотите забрать его с собой? — спросил Констант. — А кошка?

— Кошка не домашняя, — я покачала головой. — Ее на трех окрестных фермах прикармливают. А вот Майло…

В кручение задницей включилась уже середина спины. Констант покосился вниз и не сдержал смешок — я, впрочем, тоже.

— Вообще говоря, это пастушья собака, — проинформировала я и собралась было завести речь о дурном влиянии детского обожания на функциональное назначение собак, когда вспомнила: — О, нужно же овчарню проверить!

— Надеюсь, овец вы с собой не потащите? — опасливо уточнил секретарь, явно представив себе триумфальное прибытие гордой пастушки в одеждах о-ками-сама во Флат-Плейс.

— Ничего не могу обещать, — скорбно вздохнула я, ничуть не покривив душой: определенные части овцы я была вполне готова потаскать в своем желудке. Правда, хозяин за самоуправство по головке не погладит…

Если он еще жив.

Я дернула головой, вытрясая непрошенные мысли, и толкнула деревянную дверь овчарни. Она заскрипела еще более душераздирающе, чем входная дверь в домик, а Майло вдруг затих и прижался к моей ноге.

— Что за…

Ни одной овцы внутри не было.

Правда, на моей памяти внутри не было и здоровенного менгира, щедро забрызганного засохшей уже кровью, — и я здорово сомневалась, что господин Уайтстрим счел бы такую замену равноценной.

— Жертвоприношение? — выругавшись, предположил Констант и замахал рукой, отгоняя мух.

Я промолчала.

Чучело в кибитке насторожило уши и свесило набок язык, с которого, вопреки всему, капала холодная вязкая слюна. Только присутствие чужака сдерживало его, чтобы не прибежать в овчарню немедля, и я знала, что ночью оно все-таки придет за своей долей.