Дедушка протянул до начала июня. Держа его за руку, нежно целуя его пальцы, Одри приняла его последний вздох. Слезы катились у нее по щекам, хотя при этом она понимала, что это милость Божья — наконец-то кончились его страдания. Когда-то дед был сильным и гордым человеком, и для него невозможно было вообразить муки страшнее, чем стать безгласым пленником собственного немощного тела, сознавать, как постепенно угасает твой разум. Пробил час его освобождения. Ему исполнилось восемьдесят три года, и он очень, очень устал жить.
С трудом преодолевая душевную боль, Одри занялась печальными хлопотами. Она и не представляла, сколько ужасных подробностей придется обсуждать — от выбора гроба до похоронной музыки. Священник, их добрый знакомый, произнес надгробное слово. Одри сидела в первом ряду — в черной шляпе с черной вуалью, в строгом черном костюме, черных чулках и черных туфлях. Даже Аннабел хранила серьезный вид в тот день, но сразу повеселела, когда было оглашено завещание, и, закинув ногу на ногу и закурив сигарету, бросила торжествующий взгляд на Одри. Дед оставил им куда большее состояние, чем они обе предполагали. Он оказался владельцем домов в Сан-Франциско, в Микс-Бей и на озере Тахо, а также оставил своим внучкам столь солидный капитал, что они могли вполне спокойно прожить на него до конца своих дней, если, конечно, не задались бы целью пустить его на ветер. Одри была особенно растрогана тем, что дед выделил отдельную, хоть и не очень большую, сумму Мей Ли. «Моей правнучке Молли Рисколл» — так он сформулировал этот пункт завещания.
Слезы навернулись на глазах Одри, когда она услышала этот пункт; у Аннабел он, похоже, возбудил другие эмоции. В завещании было оговорено, что любая из внучек может выкупить у другой недостающую для отдельного проживания часть дома, или же они должны жить вместе. Одри совершенно точно знала, что вместе с Аннабел она жить не будет.
В последующие недели Одри тихо упаковала свои вещи, сложила их в ящики и поставила в подвальном этаже. Она аккуратно обернула каждый из отцовских альбомов в бумагу, сложила их в стопки, обвязала бечевкой и тоже спрятала. С собой она возьмет только несколько чемоданов. Она решила поехать сначала в Европу, пожить там некоторое время, потом будет видно, что делать дальше. Она собиралась повидаться с Вайолет и Джеймсом, но больше всего ей хотелось увидеть Чарльза. Теперь она была свободна, больше не было никаких помех, никто, кроме Мей Ли, не связывал ее. С того дня как Чарльз в сентябре покинул Сан-Франциско, от "его не было никаких известий.
До сих пор сердце у Одри щемило от боли, когда она думала о том, что отвергла его предложение, вынуждена была отвергнуть.
Захочет ли он хотя бы увидеться с ней? Она надеялась, что они встретятся, для того она и ехала в Европу.
К концу июля все вещи были сложены, все дела закончены.
В один из дней перед отъездом Одри зашла к Аннабел. Сестра готовилась к выходу, на кровати были разложены брюки и кремовая шелковая блуза, сама Аннабел причесывалась перед зеркалом. В последнее время она одевалась и причесывалась под Марлен Дитрих, поражая Сан-Франциско не меньше, чем Дитрих Европу.
— Таким хорошеньким, как ты, не обязательно носить брюки. — Одри улыбнулась своей младшей сестрице и села. Аннабел бросила на нее подозрительный взгляд.
После смерти деда сестры едва обменивались несколькими фразами, а накануне в светской хронике появилось сообщение, что Аннабел снова флиртует с чьим-то мужем. Наверное, Одри пришла выговорить ей по этому поводу.
— Я опаздываю, Од, — заявила Аннабел, избегая смотреть сестре в глаза. На туалетном столике в розовой пепельнице тлела сигарета. Из соседней комнаты доносились возбужденные голоса Уиистона, Ханны и Молли, они, наверное, повздорили из-за какой-нибудь игрушки. Дети у Аннабел были шумные и грубоватые, но Молли они приняли в свою компанию, она будет скучать без них.
— Я не задержу тебя, Анни. — На Одри было строгое черное шелковое платье. Она все еще носила траур по деду.
Аннабел же, судя по всему, и думать о нем забыла. — Через несколько дней я уезжаю в Европу. Я подумала, что мне надо сообщить тебе об этом.
— Что? Ты уезжаешь? — К изумлению Одри, на лице Аннабел появился неподдельный ужас. Они ведь теперь почти не общались друг с другом, а когда случайно сталкивались, ни той, ни другой это не доставляло удовольствия. — Когда же ты это решила? — Аннабел круто повернулась на вращающемся стуле и воззрилась на сестру. Одна бровь у нее была накрашена, другая нет, и Одри невольно улыбнулась.
— Да уж давно. Нам не ужиться в одном доме, Анни. И мне уже незачем оставаться здесь. Я жила тут ради дедушки, но он покинул нас.
— А как же я? — Аннабел в растерянности смотрела на сестру — неужели она считала, что Одри так и будет жить здесь и заботиться о ней? — Как же мои дети? Кто будет вести дом?
Значит, вот на что она надеялась! Одри чуть было не рассмеялась — такое смятение было на лице сестры.
— Все это придется делать тебе самой, Анни. Теперь ты тут единоличная хозяйка. Пришла твоя очередь. Восемнадцать лет дом был на моих плечах, на моем попечении. — Сейчас Одри было двадцать девять, с одиннадцати лет она заботилась о дедушке и о доме, а с тех пор, как десять месяцев назад Аннабел приехала к ним, и о ее детях тоже. Холодно улыбнувшись, Одри встала. После смерти деда она не могла избавиться от чувства пустоты, одиночества и каждый раз, входя в холл, думала о том, как ей недостает его. Она даже не спускалась утром к завтраку — не могла смотреть на его пустое кресло, ей все казалось, что он сейчас войдет, начнет обсуждать с ней газетные новости.
— Куда ты намереваешься поехать? — Аннабел, кажется, и вправду пребывала в панике.
— В Англию. Потом, быть может, на юг Франции, а дальше посмотрим.
— А когда вернешься домой?
— Еще не знаю. Но не скоро. Теперь я могу не спешить с возвращением.
— Попробуй не вернись, черт бы тебя побрал! — Аннабел швырнула щетку для волос на столик и вскочила. — Ты не можешь вот так бросить меня!
Одри тоже встала.
— Не думаю, что ты заметишь мое отсутствие.
— О чем ты говоришь?
— Мы уже давно перестали быть близкими друг другу, родными людьми, Анни, разве не так? — Голос ее звучал мягко, и глаза были печальны. Этого не должно было случиться, однако случилось. Больше их ничего не связывало. Осталось лишь взаимное неприятие.
— Почему ты так поступаешь со мной? — Аннабел заплакала, по щекам у нее струйками потекла черная тушь. Она снова опустилась на стул и устремила взгляд на Одри. — Ты ненавидишь меня?
— Да что ты, никакой ненависти у меня к тебе нет.
— Ты завидуешь мне, ты ведь так и не вышла замуж.
Одри невольно рассмеялась. Такого мужа, как Харкорт, она никогда не захотела бы иметь, и единственным мужчиной, которого она любила, был Чарли.
— Надеюсь, ты и сама не веришь тому, что говоришь, Анни.
Наверное, я похожа на своего отца — мне все время хочется куда-то ехать.
О Чарли она Аннабел не сказала.
— Что же мне теперь делать с детьми? — плаксиво спросила Аннабел.
— Найми для них няню.
— Но они все уходят…
Одри постояла еще немного, глядя на сестру.
— Мне очень жаль, Анни…
— Убирайся вон из моей комнаты! — визгливо крикнула Аннабел и запустила щеткой для волос в дверь. — Вон из моего дома!
Одри тихо прикрыла за собой дверь, уже спускаясь по лестнице, она услышала звон разбитого стекла.
Спустя четыре дня Одри закрыла последние чемоданы и прощальным взглядом окинула комнату. Потом вынесла в холл дорожную сумку. Увидит ли она когда-нибудь еще этот дом.
Впрочем, даже если и увидит, он будет уже не тот. Рано или поздно Аннабел освоится со своим новым положением и начнет тут распоряжаться: либо все продаст, либо выбросит и обставит дом на свой вкус.
Аннабел, как видно, еще не поднялась с постели, она не вышла попрощаться с сестрой, дети еще спали. Одри одела Мей Ли, они позавтракали на кухне, и шофер отвез их в аэропорт.
Одри решила сэкономить время и до Нью-Йорка лететь самолетом. В Нью-Йорке они сядут на «Нормандию» — новый французский лайнер, замечательный корабль — и доплывут до Саутгемптона. Одри надеялась, что увидится с Чарли; как только они приедут в Лондон, она позвонит ему. Может быть, он слишком зол на нее, и уже ничего не поправишь. Но она должна попытаться. Он единственный, кого она любит, и она должна попробовать поговорить с ним.
Одри сердечно попрощалась со слугами. С Молли и с дорожной сумкой в руках она спустилась с крыльца. Та же сумка, что путешествовала с ней тогда, теперь уже более года назад, напоминала Одри бесконечные пересадки с поезда на поезд: она все боялась потерять сумку, постоянно держала ее на коленях, а Чарльз в шутку грозился выкинуть ее в окно или обменять на парочку жирненьких куриц.
Каждое путешествие сулит новые впечатления и встречи Два года назад на «Мавритании» она познакомилась с Вайолет и Джеймсом. На сей раз никто из пассажиров не привлек ее внимания, и большую часть времени она проводила в каюте или читала, сидя на палубе, а Мей Ли играла рядом. Еду им чаще всего приносили в каюту — Одри не хотела оставлять девочку на незнакомую няню и была вполне довольна, что со всем прекрасно справляется сама.
На людях Одри чаще всего появлялась в трауре, погруженная в свои раздумья. Ей так хотелось поскорее увидеть Чарли!
Они не виделись с того дня, когда она отвергла его предложение и он уехал, оставив ее на тротуаре. Это воспоминание каждый раз глухой болью отзывалось в ее сердце. Но когда они с Мей Ли сошли с корабля в Саутгемптоне, Одри охватило радостное волнение — теперь их с Чарли разделяют лишь несколько часов. Путь до Лондона занял совсем немного времени, и вот она уже снова в «Кларидже», как когда-то, и просит оператора соединить ее с домом Чарли. К телефону никто не подошел, но сейчас еще только середина дня. Очевидно, он куда-то ушел, а может быть, уехал на несколько дней. Если она и завтра не застанет его, то пошлет ему записку или позвонит в Антиб и спросит у Вайолет и Джеймса, не знают ли они, где он. Что она и сделала на следующий день. К телефону подошла леди Ви, слышимость была неважной.
— Вайолет?.. Ты слышишь меня?.. Это я, Одри… Одри Рисколл… Что?.. Что ты сказала?..
— Где… ты? — Голос Ви то совсем затихал, то становился громче, Одри с трудом разбирала, что она говорит.
— Я в Лондоне.
— Где ты остановилась?
— В «Кларидже».
— Где?.. Когда ты… к нам? — Они с июня на Антибе, и Одри представляла, как там замечательно.
— Быть может, к концу недели.
— Что?
— В эту субботу.
— Отлично. Как ты?
— Все хорошо. — Одри хотела сказать ей о Молли, но она не написала им раньше, а теперь эта новость может подождать до встречи. Да и просто невозможно рассказать обо всем при такой плохой связи. — Как ты, Джеймс, дети?
— Все хорошо… — Голос Ви совсем пропал, Одри только услышала что-то непонятное: «дьба».
— Что ты сказала, Ви?.. Совсем не слышно…
— Ужасная связь… Я сказала… мы только что вернулись со… дьбы… — В трубке опять раздались какие-то хрипы, и Одри чуть не застонала от досады.
— Откуда?
Неожиданно связь наладилась, точно разошлись облака и проглянуло солнце, и Одри, наконец-то расслышав последние слова Ви, едва не потеряла сознание.
— Что?! — Она резко выпрямилась, как будто кто-то ударил ее.
— Я сказала… мы только что вернулись со свадьбы Чарльза… было так красиво…
О Боже! Нет, нет, нет… молю тебя. Боже… это не Чарли…
— Я… о… — Горло перехватило, Одри не могла произнести ни слова.
— Ты слушаешь?.. Одри, ты слышишь меня?..
— Еле-еле… На ком он женился?..
Как будто это что-то значило!
— На Шарлотте Бирдзли… дочери его издателя… — Позже, при встрече, она расскажет Одри, как эта Шарлотта два года преследовала Чарльза, помчалась за ним в Египет и в буквальном смысле разбила палатку у его ног. Джеймс тогда сказал, что долго эта страсть не продлится, она узнает его лучше и отвяжется от него, и он никак не мог понять, почему Чарльз сдался. Пожалуй, только Ви подозревала об истинной причине его капитуляции. — Они поженились в Гэмпшире… Мы только что оттуда…
Одри молчала, стараясь удержать душившие ее слезы.
— Очень хорошо.
Вайолет еле расслышала ее, но на сей раз никакого отношения к плохой связи это не имело.
— Так когда ты приедешь?
— Не знаю… я… — Так вот почему не отвечал его телефон! Одри содрогнулась при мысли о том, что ей могла бы ответить Шарлотта. Шарлотта Паркер-Скотт. Нет, она должна бежать из Лондона! Сейчас же! — Что, если я приеду завтра?
Ты не против? — Одри бросила взгляд на Мей Ли — та играла рядом с ней — и решила, что лучше будет, если она заранее сообщит, что она не одна.
— Я ужасно рада, Одри! Ты прилетишь?
— Я поеду поездом. И послушай, Вайолет… я приеду с дочерью.
— С кем? — В трубке снова затрещало.
— С моей дочерью! — крикнула в трубку Одри.
— Сообщи мне, когда прибывает твой поезд. И кого бы ты ни привезла, мы будем счастливы. Места у нас предостаточно.
— Спасибо… — У Одри дрожали губы. Она попрощалась:
— До завтра.
— Аu revoir. Мы тебя встретим.
— Спасибо.
Они положили трубки. Одри долго сидела, не видя ничего перед собой. Она никак не могла заставить себя поверить, что Чарли, которого она так любила, к которому она приехала, — женился на женщине по имени Шарлотта.