Жажда странствий

Глава 6

Минула еще одна неделя безмятежного покоя, Чарльз все медлил с отъездом.

Одри и Чарльз почти не расставались с Ви и Джеймсом, и все же каждый день находили возможность побыть наедине.

Она обычно шла фотографировать, а Чарльз незаметно увивался за ней.

Одри наводила объектив своей «лейки» на какой-нибудь старинный дом в Изе, небольшом, затерянном в горах селении, а он замирал рядом, не спуская с нее восхищенного взгляда. Чарльз уже видел сделанные ею фотографии и понимал, какие чудеса творит она своей маленькой «лейкой».

— Послушай, Од, что, если нам вдвоем сделать какую-нибудь книгу?

Одри еще дважды щелкнула затвором, потом резко обернулась, и не успел он глазом моргнуть, как она сфотографировала и его тоже.

— Чарльз, ты всерьез?

С тех пор как он приехал, она просто расцвела. Стала более женственной и какой-то безмятежной, во взгляде появилось новое, не свойственное ей прежде выражение. Леди Ви, оставаясь с глазу на глаз с мужем, все время заводила разговор о Чарльзе и Од. Джеймс неизменно отвечал, что ничего из этого не выйдет — Чарльз не из тех, кто спешит связать себя брачными узами, он и сам все время твердит об этом. Да и то сказать, его образ жизни никак не вязался с такой перспективой. Однако Джеймс не отрицал, что Чарльз увлечен девушкой. А леди Ви, так та полагала, что он просто без ума от Одри.

— Конечно, всерьез. У тебя первоклассные фотографии.

Мне далеко до тебя, моя писанина куда хуже.

— Что-то не верится!

«Экий скромник», — подумала она с улыбкой.

— Ну что, позавтракаем?

В багажнике автомобиля стояла огромная корзина со всем необходимым для пикника. Они разложили снедь на поляне среди травы и полевых цветов. Позади поднимались стены Иза, далеко внизу синело море. Вид был столь живописен, что Одри усомнилась, сможет ли ее верная «лейка» запечатлеть всю эту прелесть. Она растянулась на траве, оперлась на локоть и принялась смотреть, как Чарльз ест яблоко. В его глазах сияла улыбка.

— Я так счастлива здесь, Чарльз.

— Правда? — Он наклонился и чмокнул ее в нос. — Открою тебе страшную тайну: я тоже счастлив. Счастлив, как никогда.

Она вспыхнула от радости, а он снова наклонился К ней и приник к ее губам.

— Что будет, когда придет время уезжать?

Эта мысль не давала ей покоя. Рано или поздно идиллия кончится, она со страхом ждала этого. И он тоже.

— Кто же должен решать, моя дорогая Золушка? Кто назовет срок, когда тебе пора возвращаться?

— Я отплываю домой четырнадцатого сентября. Это решено.

Вернуться к прежней жизни… к обязанностям… к ответственности… к Аннабел, которая опять ждет ребенка и, наверное, уже чувствует недомогание. Последнее ее письмо все закапано слезами, и Одри мучилась сознанием вины.

— Решение окончательное и обжалованию не подлежит?

— Да нет, конечно. — Она вздохнула. — Но пойми, все равно рано или поздно я должна вернуться.

— Почему?

— Ты знаешь почему.

— Нет, не знаю.

Он ненароком хотел выведать, насколько она тверда в своем намерении. Вот уже несколько недель он был одержим одной мыслью, но пока ничего не говорил Одри из опасения услышать решительное «нет». Кроме того, он понимал: откройся он ей — возврата к прежней жизни не будет ни для нее, ни для него.

— Чарльз… — Она умоляюще смотрела на него. В ее глазах было выражение неизбывной тоски.

Прежде он не замечал за ней такого. Да и откуда было взяться тоске, ведь они так веселились все это время, так много смеялись, пили шампанское, ходили на званые вечера с Вайолет и Джеймсом и говорили, говорили, ощущая неодолимое желание открыть друг другу свой мир, свою душу.

— Од, любимая, отчего такая печаль в твоем взгляде?

Он лежал рядом с ней на траве, и тепло его тела кружило ей голову. Чувство, которое пробуждал в ней Чарльз, она испытывала впервые в жизни. Ей и не снилось, что она на такое способна. А он не торопил ее, не предпринимал никаких попыток ускорить ход событий. Вот и сейчас он только с нежностью глядел на нее и тихонько щекотал ей ухо дикой гвоздичкой, которыми пестрела вся поляна.

— Чарли, не требуй от меня невозможного. Не могу я отложить отъезд. Это было бы нечестно с моей стороны.

— Нечестно? По отношению к кому? — упорствовал он.

Его настойчивость тяготила ее.

— К дедушке. Я знаю, какие мысли его мучили, когда я уезжала, и хочу ему доказать, что он ошибался.

— В чем? — недоуменно спросил Чарльз.

— Когда я уезжала, он смотрел на меня так, будто хотел сказать: «Знаем мы, чем это кончается». Он боялся, что я поступлю так же, как мой отец. И я ему обещала, что никогда этого не сделаю.

— Не понимаю.

— Видишь ли, мой отец уехал из дому и обратно так и не вернулся. Лишь иногда бывал наездами. Он давал дедушке обещания, но ничего не мог с собой поделать… не мог вернуться домой.

Когда Одри заговорила об отце, голос у нее дрогнул. Отец был неисправимый романтик. Его неудержимо влекла жизнь, полная приключений. Она снова устремила взгляд на Чарльза…

Как они похожи, думала она, иногда даже становится не по себе.

— Ну и что тут ужасного? — с искренним недоумением спросил Чарльз.

Ему близок и понятен такой образ жизни, вот уже пятнадцать лет он именно так и живет. Единственная разница — никто не ждет его. Никому и дела нет, где он… Разве что друзьям, Вайолет и Джеймсу. Но никто не заплачет, провожая его, никто не будет считать часы, ожидая его возвращения. Он даже испытал нечто вроде зависти. Пожалуй, ради этого стоило бы и жениться. А впрочем, кто знает.

— Ничего, конечно. Но я просто не могу так жестоко обойтись с дедом.

— Ас собой можешь? Од, неужели ты так легко отказываешься от своего будущего?

— Мое будущее — это моя семья, — снова вздохнула она. — И настоящее, и будущее.

— Раньше ты говорила по-другому.

— Не правда! — вспыхнула она. Интересно, что она могла тогда ему сказать, в ту первую ночь, когда они вместе встречали рассвет?

— Ты сказала, что хочешь повидать разные страны, далекие и прекрасные.

Она простерла руки, как бы желая объять этот чудесный уголок, этот земной рай, который их окружал.

— А это? Чего еще желать?

— Но разве речь шла об этом? Мы тогда говорили о Непале…

Все время, пока они лежали рядом, он нежно заигрывал с ней — то пощекочет, то проведет травинкой по шее. Он был весьма искусен в этой игре, но и она не уступала ему.

— Мне здесь тоже хорошо.

На его лицо вдруг набежала тень.

— Знаешь, Од, а ведь через несколько дней мне придется уехать.

Она впервые услышала об этом, и сердце у нее упало. Вот и конец…

— Я должен подготовить материал для лондонской «Таймс».

— Куда ты отправляешься?

— В Нанкин, Шанхай, Пекин…

— Боже мой!

Одри была потрясена, но пыталась сохранить присутствие духа. Ей показалось, что она мгновенно утратила ощущение счастья, которое, как воздух, все это время витало вокруг нее.

— Вот уж где, наверное, сплошная экзотика, — вымученно улыбнулась она.

Он кивнул.

— Мне бы хотелось, чтобы мы поехали вместе.

— Мне тоже.

Она говорила искренне. Шанхай, Пекин — эти слова звучали для нее волшебной музыкой. Но им не суждено войти в ее жизнь. По крайней мере пока.

— Представляешь, какие сказочные фотографии ты бы там сделала!

— Когда ты едешь в Китай?

Она невольно потянулась к нему, они взялись за руки. Как недавно они встретились под этим жарким небом и как стремительно сблизились!

— Еще не знаю. Сначала мне надо поработать в Италии.

Ну а потом сяду в «Восточный экспресс» и махну в Турцию.

— Счастливчик!

Он грустно покачал головой.

— Вот уж нет. Девушка, которую я люблю, бежит от меня…

Он пожал ее руку, она поднялась и села. Нет, нельзя вести себя как неразумное дитя. Какой смысл лить слезы, все равно они не могут быть вместе. По крайней мере в ближайшем будущем. И нечего себя обманывать…

— Почему бы тебе не приехать потом в Сан-Франциско?

Он засмеялся.

— Может, и приеду. И умчу тебя на белом; коне" и осыплю белыми розами…

— Ах, Чарльз, это было бы восхитительно!

Он притянул ее к себе, заставил снова лечь рядом на траву.

Они замерли, прижавшись друг к другу. Их объятия становились более пылкими, и все труднее было удержать себя в рамках дозволенного, .. Но благоразумие взяло верх, и Одри высвободилась из его объятий.

Чарльз поднял на нее виноватый взгляд. И хотя он благоговел перед ней, никогда еще ни одну женщину он не, желал столь страстно и безнадежно.

В обществе Ви и Джеймса, с которыми они по-прежнему проводили много времени, на них нападала неестественная веселость. Вечерами они засиживались все дольше и дольше. И с каждым разом Одри все труднее становилось расставаться с Чарльзом, однако она твердо решила не совершать опрометчивых поступков, пусть даже всю жизнь ей придется сожалеть об этом. А Чарльз просто не мог перейти известные границы в отношениях с ней. Он слишком сильно ее любил.

— Начну-ка принимать холодный душ… А может, купаться по ночам в море… Хотя, боюсь, вода теплая и меня не остудит, — говорил он посмеиваясь, когда они однажды медленно шли домой со званого вечера. — Знаешь, из-за тебя я совсем потерял голову.

Чувство вины кольнуло ее, и она сказала без всякого кокетства:

— Мне очень жаль, Чарльз.

— Не огорчайся. Это время — лучшее, что у меня было в жизни. Благодаря тебе. Воспоминание о нем я унесу с собой на край света.

Он улыбнулся и поцеловал ее пышные медно-золотистые волосы. Он еще не знал о том, что она приготовила ему подарок: альбом фотографий, запечатлевших их дни на Антибе. Еще один комплект она оставила себе. Пусть рассматривает альбом, когда будет ехать в свой Нанкин. Как ей не хочется думать об этом!

Но приходится. Ведь он уезжает через несколько дней.

В последнюю ночь они сидели, любуясь рассветом, совсем так же, как несколько недель назад, когда они только что познакомились.

— Странно, — сказал он серьезно и грустно, — у меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь.

— А я не могу даже представить, что ты уедешь и тебя не будет со мной. Такая пустота вдруг…

Она говорила совершенно искренне, ему она могла сказать все. А он желал только одного — не расставаться с ней.

— Од, я давно хочу попросить тебя… Обещай подумать, не говори сразу «нет». Ты не хочешь поехать со мной? Только до Стамбула. Ты успеешь вовремя вернуться в Лондон. Я уеду из Венеции третьего сентября.

Она покачала головой:

— Нет, Чарльз.

— Но почему? Когда мы с тобой теперь увидимся, Бог знает. Неужели ты с такой легкостью готова отринуть все, что было между нами?

Он в волнении встал и принялся вышагивать по террасе.

— Как ты можешь вот так просто сказать «нет»? Черт побери, Одри, ну пожалуйста, хоть на этот раз подумай о себе…

О нас, в конце концов!

Он смотрел так, что сердце у нее разрывалось. Не обязательства перед семьей удерживали ее сейчас. Нет, тут было нечто совсем иное. Она боялась ехать в Венецию, понимая, что может произойти, когда они останутся там вдвоем… Наверное, она пренебрежет условностями… она уже почти готова к этому здесь, на Антибе, но пока что-то удерживает ее от последнего шага. Отправиться с ним в Венецию? Ринуться с головой в этот омут? Она терзалась всю ночь и, когда наконец взошло солнце, уже готова была сказать, что не может ехать с ним. Но он поцелуем заставил ее молчать… А потом вдруг заговорил о Шоне, о том, как коротка жизнь, как бесконечно драгоценна и как прекрасна…. До нее вдруг дошло, почему он это говорит. Его жизнь полна опасностей. Китай…

Чан Кайши… А если его там убьют?.. Если они никогда больше не увидятся?.. Эта мысль потрясла ее. Он опять приник к ее губам, и она почувствовала, как его рука медленно скользит по ее бедру. У нее перехватило дыхание. Стон готов был сорваться с ее губ.

— Одри, пожалуйста, ну пожалуйста… поедем со мной в Италию.

Ей и самой отчаянно этого хотелось. Она не могла сказать «нет» ему… а может, себе. Теперь уже не могла.

Он покрывал поцелуями ее шею, ласкал грудь.

— Хорошо, я останусь с тобой в Венеции до твоего отъезда, — выдохнула она и сама испугалась своих слов. Но он снова заключил ее в объятия и долго-долго не размыкал рук…. «Будь что будет», — подумала она.

Они условились пока ничего не говорить Ви и Джеймсу, и назавтра, прощаясь с ней, он одарил ее долгим поцелуем, а она махала ему вслед, пока автомобиль не скрылся из виду.

Ночью Одри лежала и думала о нем, о том, как она приедет к нему… ведь она ему обещала… обещала… Конечно, это совершенное безумие, и все-таки она ни капельки не жалеет…

Площадь Святого Марка, шесть часов первого сентября. А потом… Бог знает, что будет потом. Но она должна с ним увидеться.