Жар-птица

Глава XXXIV. Кобыла

Было два пополудни, когда Ольга вернулась от портнихи, к которой ездила поутру. Ворвавшись в уютную гостиную, прямо в шляпке и уличных перчатках, молодая женщина, вперилась взволнованным взором прямо в лицо Измайлова и возбужденно заявила:

— Я видела нашу лучшую белую кобылу из шестерки у госпожи Красовской!

Кирилл сидел в кресле, читая утреннюю газету. Лиза вышивала на пяльцах и удивлением подняла взор на Ольгу. Кирилл отложил в сторону «Ведомости» и, напряженно посмотрев на пылающую недовольством жену, без эмоций произнес:

— И что же?

Почти неделя прошла с той ночи, когда Оленька соблазнила мужа. Наутро после той упоительной близости, придя к завтраку, Измайлов сделал вид, что ничего не произошло. Он вновь так же с прохладцей относился к жене и игнорировал знаки ее внимания. Это обижало Ольгу и даже злило ее. Ведь она надеялась, что после того как они стали вновь близки, Кирилл изменит свое холодное отношение к ней и проявит прежние чувства.

— И вы так спокойны, Кирилл Григорьевич?! — с возмущением спросила Оленька, нервно стягивая ажурные перчатки и делая в сторону Измайлова угрожающие два шага. — Оказывается, вы подарили эту кобылу ей? Именно так мне сказала эта мерзкая старуха Репнина, с которой мы как раз беседовали на бульваре, когда Евгения Ивановна проезжала в своем экипаже на нашей кобыле!

— Отчего вы так кричите, Ольга Николаевна? — спросил мрачно Кирилл, невольно оглядывая молодую женщину в утреннем прелестном платье из лимонного шелка, вышитого цветами.

— Так вы продали ей нашу кобылу или подарили? — не унималась она.

Видя, что Лиза внимательно слушает их перепалку, Кирилл вальяжно улыбнулся одними уголками губ и, растягивая каждое слово, медленно произнес:

— Что ж, извольте, — как-то угрожающе начал он. — Госпожа Репнина сказала вам правду. Я действительно подарил Дору госпоже Красовской.

— Ах! — воскликнула Оленька в порыве, всплеснув руками, отчетливо вспомнив, как год назад эта гадкая женщина была не только любовницей ее отца и тянула из него деньги, но и успевала оказывать интимные радости Кириллу. Вмиг возмущение молодой женщины достигло апогея, и она прорычала: — Так Евгения до сих пор ваша любовница?!

Пока Кирилл, опешив от слов жены, подбирал нужный ответ, Лиза звонко спросила у брата:

— Опять любовница, Кирилл?

Измайлов тут же устремил уничтожающий взор на Ольгу, а затем перевел глаза на младшую сестру и велел:

— Лизавета, ступай вон из гостиной. Этот разговор не для твоих ушей.

Надувшись, Лиза медленно направилась из комнаты. Проходя мимо Ольги, она злорадным и едким взглядом прошлась по молодой женщине, явно довольная тем фактом, что брат завел любовницу. Ольга прекрасно знала, что младшая Измайлова ненавидит ее и теперь точно рада ее унижению.

Когда они остались одни, Кирилл нахмурился, не спуская недовольного взора с прелестного лица жены, кокетливо обрамленного густыми переливающимися локонами.

— Вы что, не в себе? Отчего вы кричите о подобном на весь дом! — процедил он.

— Вы не ответили на мой вопрос! — парировала она.

— Евгения Ивановна мне не любовница, — сказал он твердо.

— Я не верю вам! — уже в истерике воскликнула Оленька, кусая от досады губы. — Старуха Репнина рассказала мне, что встретила вас позавчера вдвоем с Красовской в Летнем саду! К тому же кобыла стоит бешеных денег, а вы дарите ее этой распутной Евгении!

— В Летнем саду мы были на прогулке компанией из нескольких человек, а не наедине с госпожой Красовской, — объяснил Кирилл просто, пожав плечами. — Я не думаю, что из этого стоит делать гнусный водевиль.

— А лошадь? — не унималась Оленька, ощущая, как бешеное ревнивое чувство заполонило ее сознание.

Как он посмел дарить такие дорогие подарки другой женщине?! Ей безумно захотелось надавать ему пощечин, а еще лучше избить его чем-нибудь тяжелым, чтобы он прекратил врать ей. Она нутром чувствовала, что Евгения вновь удовлетворяет пикантные желания Кирилла. Потому что в спальне Оленьки муж так и не появлялся с приезда, не считая того случайного соития неделю назад.

— Про кобылу еще проще, — глухо ответил он. — На днях у Евгении Ивановны пала лошадь. Позавчера на прогулке в Летнем саду она пожаловалась мне, что у нее нет денег купить новую для ее четверки. Посему я посчитал нужным подарить ей одну из наших лошадей. В память о нашей былой дружбе.

— Былой дружбе? — прошипела Ольга. — Эта блудливая дамочка оказывает знаки внимания всем вельможам, с которых можно что-то поиметь. И наверняка вам в том числе!

— Евгения давно в прошлом.

— Думаете, я поверю в это?

— Ваше дело верить или нет, — ощетинился Измайлов. — Я более не собираюсь оправдываться перед вами, сударыня.

— Ах, какое унижение! Все эти дамочки и так ненавидят меня! Видели бы вы лицо этой старухи Репниной, когда она говорила мне все это. Она прямо наслаждалась тем, что может сказать мне гадость!

— Вы сами виноваты, что почти все женщины из высшего света не испытывают к вам добрых чувств, — обвинительно бросил Кирилл. — Ибо вы ведете себя развязно на балах.

— Конечно! Я, значит, веду себя развязно, — выпалила Ольга в исступлении. — А все их мужья, сыновья и зятья ведут себя как агнцы божии, когда из кожи вон лезут лишь бы угодить мне и принести первыми мороженое! Знаете, Кирилл Григорьевич, эти мадам и девицы сами виноваты, раз не могут удержать своих мужчин при себе, как надобно! Я в этом не виновата!

— Ну-ну, льстите себе, что вы добрая христианка, — ехидно заметил Измайлов. — Однако именно к вам в спальню по ночам проникают незнакомцы. Видимо, для того, чтобы почитать Закон Божий.

— Прекратите! — взорвалась Оленька.

Она пришла обвинить его и потребовать объяснений, но ее невозможный муж, не только ничего ей не объяснил, а еще и перевел разговор в другое неприятное ей русло.

На это Кирилл лишь усмехнулся и, вновь положив ногу на ногу, взял газету и раскрыл ее. Но в следующий миг он едва не подскочил в кресле от резкого громкого звука бьющегося стекла. Откинув газету, он увидел, что на полу валяется разбитая ваза, растекаясь по полу водой и цветами. Поняв, что Оленька в запале разбила вазу об пол, Измайлов побагровел.

— Вы что, спятили?! Ваза-то тут при чем?! — процедил он.

— В следующий раз я разобью ее о вашу голову! — воскликнула в бешенстве она.

— Мне наскучил этот глупый разговор, — заметил он и вновь хотел взять газету, как она воскликнула:

— Конечно, Евгении Ивановне вы дарите лошадей, гуляете с ней по Летнему саду, а меня не удостаиваете даже беседы!

— Я не понимаю вас, — опешил Измайлов, испепеляя ее темным взором. — Не вы ли год назад заявили мне, чтобы я держал свои желания при себе? Я лишь исполняю ваше пожелание. Чего же вы теперь от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы не позорили меня перед всеми эти злыми дамочками, которые так и жаждут посмеяться надо мной.

— Вы первая себя опозорили, сударыня своим развязным поведением.

— Этого не было! — воскликнула она.

— Отчего же тогда вчера на балу у графа Орлова Роман Разумовский прямо в биллиардной зале пытался вызвать меня на дуэль? — глухо произнес Измайлов. — Заявив, что вы его тайная возлюбленная, и я мешаю вашей любви!

— О Боже! — воскликнула Оленька, ужаснувшись.

Она поняла, что разговор наедине неделю назад с Романом ни к чему не привел. Хотя она битый час объясняла этому навязчивому молодому повесе, что совсем не любит его и требует от него перестать преследовать ее. Однако Разумовский оказался на редкость упертым и, как и угрожал ей, начал открыто проявлять свои чувства на людях.

— Пришлось ему пригрозить, что я убью его даже с сорока шагов, ибо очень хорошо стреляю, — добавил Кирилл уже тише. — Повезло, что, кроме нас двоих, более никого в биллиардной не было. Вроде бы он отступился от затеи дуэли.

— Он преследует меня более года. Я хотела вам признаться во всем! — пролепетала она, оправдываясь. — Но опасалась вашего гнева. Я пыталась убедить его, что равнодушна к нему, и не раз говорила, чтобы он перестал надоедать мне.

— Что-то не сильно его остудили ваши беседы, скорее наоборот, — заметил Кирилл, как-то странно смотря на нее.

— Вы не верите, что я пыталась отстранить его от себя?

— Не верю, — заметил он искреннее.

— Значит, я лгунья, по-вашему?

— Вы забыли еще, что вы ветреная женщина, которая только и жаждет поклонения мужчин.

— Ах, значит, такого вы обо мне мнения?! Прекрасно! — взорвалась Ольга и с угрозой добавила: — Вы еще узнаете, что значит ветреная развязная женщина! Я вам еще покажу, на что способна! — последние слова она истерично крикнула ему в лицо и, подхватив юбки, словно вихрь вылетела из гостиной, стуча каблучками.

Он хотел окликнуть ее, но сдержал порыв. Кирилл замер, напряженно прислушиваясь к ее быстрым легким шагам, и, лишь когда ее шаги раздались на лестнице, матерно выругался. Нервный тик напряг его лицо после этого неприятного разговора, и он невольно потянулся за газетой, что лежала рядом. Пытаясь успокоиться и не поддаваться чувствам, он вновь развернул газету и уставился на напечатанные черные строчки. Однако осознание ее последних слов-угроз вызвало в нем дикое раздражение, и он в бешенстве скомкал газету в руках.

Спустя несколько минут Ольга влетела в свою спальню, захлопнув дверь, упала на кровать и разрыдалась. Дикие поглощающие чувства к Кириллу, его постоянное холодное безразличие к ней и сегодняшние унижения, которым он подверг ее, вызывали у нее болезненные стенания.

Вскоре у нее началась истерика. Она вскочила на ноги и бросилась к напольному зеркалу, критично осмотрела свое отражение.

— Зачем мне эта красота?! — шипела она в сердцах. — Зачем?! Если он меня не любит! Ему я омерзительна, зачем тогда это все?!

Она начала дергать нервными руками свои волосы, пытаясь сломать чудесную прическу, которую сотворила ей горничная с утра, и вскоре ее волосы длинными прядями упали на грудь и спину. Сорвав с себя остатки одежды, Оленька опустилась на ковер, совершенно обнаженная, и, свернувшись калачиком, разрыдалась еще сильнее.

Она лежала на полу долго и словно безумная шептала:

— Этого и следовало ожидать… Он ненавидит меня за то, что я испортила ему жизнь…

В этот миг Оленька отчетливо осознавала, что сама виновата в своей печальной трагичной судьбе. Ведь когда-то Кирилл любил ее и предлагал ей быть счастливой вместе с ним. Однако в то время она не хотела этого. Она столько пренебрегала им, долго мучила его своей холодностью и своими капризами. И неудивительно, что теперь он пренебрегал ею и ненавидел. И теперь поступал с ней точно так же, как когда-то обращалась с ним она.

Именно в этот момент в комнату тихо постучали.

— Госпожа, вы здесь? — голос Халима раздался из-за двери.

— Боже, какая насмешка судьбы, — прошептала сама себе Оленька. — И теперь нужна я только своему слуге-эфиопу. Какой кошмар…

Какое-то время всхлипывая, она мучительно размышляла, что же ей делать и как вырваться из всей этой невыносимой ситуации. Спустя миг она села на полу и громко приказала Халиму, так чтобы он услышал из-за закрытой двери:

— Халим, вели заложить дорожный экипаж. Я немедленно уезжаю!

— Уезжаете? Прямо сейчас? — послышался удивленный голос негра.

— Да, через несколько часов. И вели Палаше тоже собираться, она едет со мной.

— Позвольте спросить, куда мы поедем?

— Я думаю, в Милан, к отцу.

— Но уже дело к вечеру, госпожа. Может, вы поедете утром?

— Я тебе велела проследить за тем, чтобы мне приготовили экипаж, Халим, исполняй! — возмущено заметила Оленька, тяжело поднимаясь на ноги и вытирая со щек слезы.

— Слушаюсь, госпожа, — ответил эфиоп, и послышались его удаляющиеся шаги.

Ольга же начала лихорадочно перемещаться метаться по комнате, пытаясь сообразить, что надобно собрать в дальнюю дорогую. В эти мгновения она ощущала облегчение, что покинет этот ужасный дом, где она так несчастна.

— Как устроюсь в Милане, сразу же пошлю за Танюшей и ее няней, — шептала она сама себе. — И более не увижу его, и более не буду страдать…