Жемчужина страсти

Рыбаки осакского залива

В замке Фидэ-Йори господствует чрезвычайное волнение. Через двери первой стены то и дело являются военачальники, покрытые тяжелыми доспехами; топот их коней раздается под высокими сводами. Они поспешно скачут к третьей ограде и проникают во дворец сегуна.

В зале, соседней с залой Тысячи Циновок, Фидэ-Йори держит военный совет с начальниками своих полков и с преданными ему князьями. Чело молодого сегуна омрачено заботами; он не скрывает своего беспокойства, и большинство воинов разделяет его. Но некоторые из них, полные отваги и веры, ободряют государя.

— Наше положение еще не безнадежно, — говорит генерал Санада-Саемон-Йокэ-Мура, самый искусный полководец в государстве. Нужно только отнестись к нему хладнокровно. У Гиэяса только одно преимущество перед нами: мы еще и не думаем о войне, а он уже собрал полки; мы не готовы, а он уже может начать борьбу, но через несколько дней он не будет иметь этого преимущества; наши войска будут снаряжены — и партии будут равны. А пока надо отвлекать врага ничтожными стычками, удерживая его подальше отсюда; тем временем мы соберем наши силы вокруг Осаки.

— По-моему, надо немедленно напасть на Гиэяса, а не давать ему наступать, — сказал генерал Гарунага, не имевший особых военных заслуг и возвысившийся только благодаря покровительству матери сегуна, Йодожими.

— Помилуй! — воскликнул молодой Сигнэнари. — Это значило бы допустить, чтобы наша армия была уничтожена за несколько часов войском, втрое сильнейшим. Нужно занять крепости и укрыться от внезапного нападения до тех пор, покуда все наши силы будут в сборе. Если тогда Гиэяс еще не нападет на нас, то мы успеем перейти в наступление.

— Я стою за мое предложение, — сказал Гарунага. — Мне думается, что армия Гиэяса далеко не так многочисленна, как воображают; как мог он за один месяц стать до такой степени сильным?

— Нельзя действовать на основании предположений, — сказал Йокэ-Мура. — Мы не может нападать: прежде всего, надо пополнить состав нашей армии.

— Сколько у нас в данную минуту солдат? — спросил Фидэ-Йори.

— Вот, — сказал Йокэ-Мура: Сигнэнари, которого, несмотря на его молодость, почтили чином генерала, командует двадцатью тысячами солдат: Гарунага — тоже, Мотто-Тзуму и Масса-Нори командуют каждый десятью тысячами. Под моим началом тридцать тысяч. Итого сто десять тысяч солдат.

— Каким образом увеличим мы эту армию? — спросил сегун.

— Ты забыл, государь, — сказал Йокэ-Мура, — что князья еще не прислали войск, которые они обязаны доставлять тебе во время войны, эти войска по крайней мере утроят цифру твоей армии.

— Однако не надо забывать, — заметил принц Аки, — что Гиэяс или его союзники непосредственно угрожают некоторым уделам и что эти уделы принуждены будут удержать своих солдат, иначе они будут немедленно завоеваны.

— Самая большая опасность грозит владениям Сатсумы, Нагато и Аки, так как они находятся по соседству с княжествами Фиго и Тозы.

— Как! — вскричал Фидэ-Йори. — Князья Фиго и Тоза меня покинули?

— Увы, друг! — сказал Нагато. — Ты этого не знал… А я уже давно намекал тебе об их измене, но твоя чистая душа не может поверить преступлению.

— Во всяком случае, — сказал сегун, — пусть князья удержат своих солдат и станут во главе их. И тебе придется покинуть меня, Ивакура.

— Я пошлю кого-нибудь вместо себя, — сказал Нагато. — Я решил остаться здесь. Но не будем говорить, надо скорее действовать и послать наших солдат на их посты. Не надо терять время на пустые слова.

— Я согласен с мнением Йокэ-Мура, — сказал сегун. — Пусть он задерживает врага вдали от Осаки, пока мы не соберем наших войск.

— Генерал Морицка отправится немедленно с пятнадцатью тысячами своих солдат в провинцию Иссе, — сказал Йокэ-Мура, — и сообщит князю, управляющему этой страной, планы защиты. Он должен оставить ему пять тысяч солдат с приказанием наблюдать за действиями его соседа, князя Овари, и, если возможно, обложить его крепость. Затем Морицка пересечет поперек Японию, оставит на границах восставших провинций необходимое число солдат, а сам отправится в княжество Ваказа и укрепится там. С войсками, собранными князьями этой области, у нас будет около сорока тысяч солдат на границе. Яма-Кава, со своими пятью тысячами солдат, расположится лагерем на берегах озера Бива, позади Киото; Небесные Всадники могут присоединиться к ним и занять высоты. Гарунага поведет свои войска в Ямазиро и будет защищать Осаку с севера. Сигнэнари займет остров Авазди на юге Осаки и будет сдерживать князей-изменников, Тозу и Фиго, нападение которых было бы в данную минуту особенно опасно. Остальное войско останется в окрестностях города, готовое к отправке в наиболее опасные места.

— На предложенный тобою план нечего возразить, — сказал сегун, — пусть твои распоряжения будут исполнены и как можно скорее.

Генералы один за другим преклонили колена перед сегуном и покинули залу.

— Князья! — сказал тогда сегун оставшимся возле него вельможам. — Возвратитесь в свои владения. Пусть те, странам которых угрожает опасность, оставят своих солдат у себя, а другие пусть немедленно вышлют мне столько, сколько смогут набрать.

Тогда и князья Сатсума, Уэзуги, Арима, Аки, Ваказа откланялись царю и вышли. Фидэ-Йори остался один с Нагато.

— Ивакура! — сказал он, глядя ему в глаза. — Что ты думаешь об этой войне?

— Я думаю, что она будет кровопролитна; но справедливость на нашей стороне; если даже мы будем побеждены, то благородство и слава останутся за нами; Гиэяс, хотя и победит, будет покрыт бесчестьем. У нас молодость, страсть и сила. Нами руководит надежда.

— Благодарю, друг, что ты своей верой поддерживаешь меня, потому, что моя душа полна тревоги.

— Прощай, государь! — сказал принц Нагато. — Я пойду набирать войско.

— Что ты хочешь сказать?

— Неужели ты думаешь, что я останусь здесь в бездействии? Неужели ты думаешь, что я буду смотреть, как другие будут убивать друг друга, и не вступлюсь в дело? У меня нет солдат, но я их найду.

— По крайней мере, не вызывай из своей провинции, чтобы не захватили твоих владений.

— Я и не думаю об этом, — сказал принц. — Я не отзову этих солдат, не потому, что дорожу моими владениями, но мой отец живет в замке Хаги, и с ним поселяется моя невеста: их драгоценные жизни я хочу охранить живой оградой из моей храброй армии. Ни одна душа не покинет провинцию Нагато.

— Ну так где же ты возьмешь ту армию, о которой говоришь? — спросил сегун.

— Это секрет, — сказал принц. — Когда эта армия совершит какой-нибудь подвиг, тогда я представлю ее тебе.

— Не догадываюсь о твоих планах, — сказал Фидэ-Йори, — но я уверен, что ты способен только на благородные и геройские поступки. Иди, друг.

Принц Нагато вернулся во дворец; он нашел там двадцать человек самураев, которые явились к нему за приказаниями.

— Будьте готовы к отъезду, — сказал им принц. — Соберите ваших слуг и приготовьте ваш багаж: я сообщу вам мою волю до заката солнца.

Нагато пошел в свои покои; но по мере того, как он приближался к ним, его ухо поразил странный шум.

— Что такое у меня происходит? — бормотал он.

Принц поспешил в соседнюю комнату. Тогда он увидел, что молодой Лоо один производил этот шум. Вооружившись зазубренной саблей, он метался вокруг ширмы, на которой были изображены воины во весь рост. Лоо топал ногами, издавал страшные крики, осыпал бранью этих неподвижных воинов и протыкал их безжалостно саблей.

— Что ты тут делаешь? — вскричал принц полусердито, полушутливо.

При виде своего господина Лоо бросил на пол оружие и стал на колени.

— Что это значит? — сказал Нагато. — Для чего ты портишь мебель?

— Я упражняюсь в сражении, — сказал Лоо, стараясь придать жалобный тон своему голосу. — Это, — сказал он, указывая на ширмы, — замок Овари с его солдатами, и я — армия сегуна.

Принц закусил губу, чтобы не рассмеяться.

— Будешь ли ты храбрым, Лоо? — спросил он.

— О да! — отвечал юноша. — Если бы у меня была острая сабля, я бы не побоялся никого.

— Я думаю, что, если бы эти воины были не шелковые, а живые, ты убежал бы со всех ног.

— Нисколько! — вскричал Лоо, садясь на пятки. — Я очень злой и часто дрался; раз я оторвал ухо участковому сторожу за то, что он не хотел пропустить меня, говоря, что уже поздно. Пока он звал на помощь, держась за щеку, я перепрыгнул через заставу. В другой раз я гнался за аистом, которого ранил камнем; он вбежал в воду за ограду, а я за ним. Но тут на меня бросилась огромная собака; я сдавил ей горло и укусил ее так больно, что она с визгом убежала. Однако я сердит на эту собаку, потому что аист улетел.

Принц соображал, слушая рассказы Лоо. Он вспомнил, что ему говорили об этих приключениях; ему советовали при этом не держать этого молодого слугу.

— Хочешь идти со мной на войну? — спросил он вдруг?

— О, господин! — вскричал Лоо, всплеснув руками. — Умоляю тебя, возьми меня; я гибче змеи, проворнее кошки; я могу всюду прокрасться; ты увидишь, как я буду полезен. Кроме того, как только я струшу, ты можешь отрубить мне голову.

— Решено! — сказал принц улыбаясь. — Пойди, надень простое, темное платье и будь готов следовать за мной. Ты мне понадобишься сегодня же вечером.

Нагато пошел к себе в комнату, а Лоо, вне себя от радости, побежал вприпрыжку. Принц собирался ударить в колокол, чтобы созвать своих слуг, как вдруг ему показалось, что пол слабо скрипнул. Он нагнулся и прислушался. Шум повторился яснее. Нагато пошел задвинуть ширмы вокруг комнаты, затем вернулся к тому месту пола, где слышался шум. Он поднял циновку и нащупал деревянную кнопку, которую нажал пальцем. Часть полка раздвинулась и открыла лестницу, терявшуюся в темноте. Какой-то человек всходил на последние ступеньки этой лестницы и вошел в комнату. При первом взгляде этот человек был похож на Нага-то. Он был как бы грубый слепок с изящной статуи, которую представлял собой принц.

— Что ты поделываешь, мой бедный Садо? — спросил принц. — Я совсем о тебе забыл.

— Я женился, я счастлив, — сказал Садо.

— Ах, да, помню! История принцев, переодетых слепцами, и похищения целой семьи! Ты умен, это приключение долго занимало праздных людей. Но чего ты хочешь от меня? У тебя много денег?

— Господин, я пришел тебе сказать, что стыжусь вести такую жизнь.

— Как? Разве ты забыл наши условия?

— Нет, государь, я ничего не забыл; я был преступник, которого хотели обезглавить и которого ты помиловал, потому что твой знаменитый отец, увидев меня, воскликнул: «Этот человек похож на тебя, Ивакура!»

— Я простил тебя также и потому, что твоя вина была ничтожна: ты отомстил за обиду, убив врага, вот и все. Но на каких условиях я помиловал тебя?

— Слепо тебе повиноваться и быть преданным до конца дней. Об этом-то я и хочу напомнить тебе сегодня.

— Как?

— До конца дней… — повторил Садо, делая ударения на каждом слове.

— Ну что же! Ведь ты еще жив и не освободился от своей клятвы.

— Господин! — сказал Садо строгим голосом. — Я благородного происхождения; мои предки были вассалами твоих предков, и до того дня, когда гнев довел меня до преступления, ни одно пятно не омрачало блеска нашего имени. Ты спас меня от смерти, и, вместо того, чтобы заставить меня искупить вину тяжелой жизнью, которая подняла бы меня в моих глазах, ты сделал из моего существования беспрерывный праздник. Я совершал твоим именем тысячу глупостей; я жил, допустив безумную роскошь; я наслаждался жизнью, богатством, почестями, как всемогущий принц!

— Ну что ж! Ты оказывал мне услугу, исполняя мои приказания, вот и все. Твое сходство со мной помогало мне обманывать моих врагов и дурачить их шпионов.

— Теперь ты прогнал своих врагов, — продолжал Садо, — и моя роль молодого безумца кончена; но подумай, государь, как я могу быть тебе полезен в начинающейся войне? Благодаря искусно составленным белилам мне удалось сделать из моего лица довольно верное подобие твоего; я привык подражать твоему голосу, твоей походке, многие из твоих друзей знают только меня; для них я настоящий принц Нагато. Какая выгода в битве иметь двойника! Я буду привлекать врага в одном месте, а ты будешь действовать в другом. Будут думать, что ты здесь, а ты будешь там. Я хорошо исполнил свою роль, когда надо было представляться беспутным и сорить золотом; я исполню ее еще лучше, когда потребуется быть храбрым и проливать за тебя мою кровь.

— Твое благородное происхождение сказывается в твоих словах, — отвечал принц, — и я настолько уважаю тебя, что принимаю твое предложение. Я знаю твою опытность в войне; она будет нам драгоценна. Но знай: эта борьба будет сопряжена со многими опасностями.

— Моя жизнь принадлежит тебе, не забывай этого, господин; и если я умру за тебя, то пятно с моего имени будет смыто.

— Ну, хорошо, — быстро сказал принц. — Ты поедешь в мои владения, которым серьезно угрожают соседние князья. Ты станешь во главе моих войск и будешь защищать мои земли. Но мое мнимое присутствие в моем государстве, по всей вероятности, привлечет к нему множество врагов. Гиэяс ненавидит меня лично. Сумей, во что бы то ни стало, поддержать честь моего имени. Помни, что для всех ты — принц Нагато.

— Я так привык подражать тебе, что усвоил частичку твоей души, — сказал Садо, — и клянусь тебе быть достойным тебя.

— Я полагаюсь на тебя, — сказал принц. — Знаю, как умно ты исполнял странную роль, которую я заставил тебя играть. Все приключения, которые ты затевал от моего имени, окончились к чести для меня. Потому-то я даю тебе теперь все мои полномочия. Ты отправишься отсюда, захватив с собой многочисленную свиту, а я отправлюсь подземной дорогой; объясни мне, куда она выходит.

— Она имеет два выхода, господин, — сказал Садо. — Один ведет к пустой рыбачьей хижине на берегу Йодогавы, другой — в дом моей жены. Ведь я, как сказал тебе, женился на прелестной молодой девушке, которую любил.

— Что с нею станет, если ты умрешь?

— Я отдаю ее под твое покровительство, государь.

— Распорядись сегодня же ее участью, — сказал принц. — Я могу тоже быть убит и не вернуться; мои сокровища к твоим услугам.

— Благодарю, великодушный принц, — сказал Садо, преклоняя на минуту колени перед Нагато. — Есть ли у тебя еще какие-нибудь предписания для меня?

— Ты доставишь сегуну письмо, которое я напишу.

Принц взял лист бумаги из бамбуковых волокон, на котором была нарисована лиана в цвету, и быстро написал:

«Государь, если тебе скажут, что я изменил намерение и отправился в свои владения, не верь этому, но не опровергай. Ивакура.»

Он вручил Садо записку.

— Теперь, — сказал он, — спрячься на минуту за этой ширмой, чтобы никто не видел нас вместе. Когда я уйду, ты будешь действовать, как я тебе приказал.

— Пусть счастье не покидает тебя! — сказал Садо, скрываясь.

— Благодарю за пожелание, — сказал принц, вздохнув.

Он отодвинул ширму и позвал Лоо. Молодой слуга прибежал, одетый подмастерьем, но у его пояса висела сабля. Он помог своему господину надеть простое платье без украшений; затем принц достал из сундука значительную сумму денег и завязал ее в свой пояс.

— Теперь в дорогу! — сказал он, подходя к подземелью.

Лоо не обнаружил ни малейшего изумления при виде открытого люка. На последней ступеньке лестницы стоял зажженный фонарь; он взял его и начал спускаться. Принц зашел за ним и закрыл люк. Сойдя пятьдесят ступеней вниз, они очутились среди маленького перекрестка, от которого расходились два узких коридора.

Здесь сильно пахло сырой землей и царил леденящий холод.

— В какую сторону мы направимся, господин? — спросил Лоо, глядя на расходящиеся дороги.

Принц минуту подумал.

— Пойдем направо, — сказал он.

Они вошли в узкую галерею, изредка подпертую толстыми столбами из черного дерева, и шли около получаса. Они пришли к подножию лестницы и стали по ней подниматься. Она вела в единственную комнату рыбачьей хижины.

— Мы пришли, — сказал Нагато, осматриваясь кругом.

Комната была почти пуста, и в ней никого не было. По стенам висело несколько почерневших сетей; в одном углу валялся на боку легкий челнок.

— Как здесь нехорошо! — сказал Лоо с презрительной гримасой.

Дверь была заперта изнутри железным болтом. Нагато вынул его и раздвинул стену. Солнце зашло, и ночь быстро наступала, но багровый закат еще отражался в реке. Несколько больших судов было привязано у высокого берега, другие барки возвращались с моря; матросы убирали паруса, сплетенные из тростника; слышен был шум кольца, скользившего вдоль мачты; несколько рыбаков взбирались по отвесной лестнице, таща мокрые сети, и спешили по домам. У фасадов чайных домиков уже зажигали большие фонари в виде длинного прямоугольника; из их садов и открытых комнат неслись веселые крики. Принц, в сопровождении Лоо, направился к самому шумному из всех заведений, и к его величайшему изумлению он был встречен восторженными возгласами, как только вошел в галерею, полную народа.

— Это молодцу Садо я обязан такой популярностью, — сказал он себе.

— Государь! Государь! — кричали со всех сторон.

— Пусть принесут сакэ! Опустошим бочки! Даймио желает, чтобы все были пьяны!

— Будем! Будем! Мы напьемся так, что не отличим луны от солнца!

— Но нужно много, много сакэ! Тогда мы споем старинную песню Дайногона-Оотомо.

И они хором затянули эту песню:

Однако один рыбак, голый до пояса, с широким и неприятным лицом, подошел к принцу.

— Мы выпьем потом, — сказал он. — В последний раз, как мы виделись, ты раскроил мне щеку кулаком; я хочу пощупать тебе ребра, а потом мы будем друзьями.

— Да знаешь ли ты, с кем говоришь? — вскричал с гневом Лоо, бросаясь к рыбаку.

Последний оттолкнул его, но юноша схватил его руку и укусил до крови. Рыбак вскрикнул от боли.

— Да это волк! — заревел он и бросился на Лоо с поднятыми кулаками, но принц схватил его за кисти рук.

— Оставь этого ребенка, — сказал он, — и будем драться, если хочешь. Как тебя зовут?

— Ты не знаешь моего имени?

— Я его забыл.

— Князь, конечно, может забыть имя простого рыбака! — закричали со всех сторон. — Его зовут Райдэн, как бога грозы.

— Итак, Райдэн, — сказал Нагато, — давай драться, так как ты жаждешь мести.

— Сначала выпусти меня, — сказал Райдэн, делая тщетные усилия вырваться.

Принц выпустил его. Тогда рыбак сжал кулаки, с минуту подстерегал своего противника, затем бросился на него; но Нагато одним ловким и сильным ударом отшвырнул его так, что он повалился кверху ногами. Посуда со звоном полетела на пол, и он очутился среди разбитых чашек и бутылок.

Присутствующие расхохотались.

— Ну вот ты и удовлетворен, — говорили они. — Ты наделал убытка больше, чем на кобанг; если князь не заплатит, тебе придется продать много рыбы, чтобы расплатиться.

— Я заплачу, — сказал принц. — Но скажи, Райдэн, хочешь ли продолжать битву?

— Нет, благодарю, — сказал Райдэн. — Я упал в горячий чай и обжегся; к тому же ты сегодня еще сильнее, чем обыкновенно, ты меня побьешь.

— Сакэ, сакэ! За окончание ссоры! — кричали присутствующие. — Скажи, князь, как мы будем веселиться сегодня вечером?

— Сначала выпьем! — сказал принц. — Теперь не время веселиться; во дворце получены печальные вести; все сердца переполнены тревогой, так как готовится междоусобная война. Наши забавы так же неуместны теперь, как цветы и листья при первом дуновении зимнего ветра.

Принесли сакэ. Водворилось глубокое молчание, все взоры были обращены на принца.

— Я пришел поговорить с вами, товарищами моих удовольствий, — начал он. — Вы любите борьбу, вы храбры, сильны. Хотите остаться моими товарищами и драться под моим начальством с врагами Фидэ-Йори?

— Мы не прочь, конечно! — вскричали некоторые из рыбаков.

— Но что станется с нашими женами, детьми?

— Кто будет кормить их в наше отсутствие?

— Вы хорошо знаете, что из моих рук золото льется, как из фонтана. Я не дам вам покинуть ваш промысел и рисковать вашей жизнью, не заплатив за это щедрой рукой. Сколько рыбак зарабатывает в день?

— Когда как: если погода дурная и море безжалостно, то не получишь и одного итцибу[17]; а удачный лов приносит иногда почти полкобанга.

— Ну, хорошо, я буду платить вам полкобанга в день во время войны.

— Это слишком много! — раздалось со всех сторон. — Наша кровь не стоит таких денег.

— Я не отступлюсь, — сказал принц.

— Но подумай только! — вскричал Райдэн. — Нас много, и если ты всем нам будешь давать такую плату, сумма выйдет огромная.

— Я умею считать, — сказал, улыбаясь, принц. — Мне нужно двести человек: это составит сто кобангов в день, три тысячи кобангов в месяц, тридцать шесть тысяч кобангов в год!

Райдэн вытаращил глаза.

— Где ты возьмешь столько денег?

— Вы не имеете понятия о богатстве князей, — сказал Нагато, изумленный этим странным спором. — Я едва почувствую этот расход; будьте спокойны.

— Хорошо! Хорошо! В таком случае, мы согласны! — закричали рыбаки.

— За такую плату ты можешь искрошить нас в пятьдесят кусков, — сказал Райдэн, который все еще не пришел в себя от изумления.

— Вам будут угрожать большие опасности, — сказал принц, — вы должны выказывать неустрашимость и преданность.

— Кто борется с морем, тот не боится людей, — сказал один рыбак. — Мы привыкли к опасностям.

— Послушайте, — сказал Нагато. — Выберите из ваших судов пятьдесят лучших барок, самых крепких, не изменяйте их мирного вида и снабдите их всеми принадлежностями рыбной ловли. Будьте готовы пуститься в море по первому знаку.

— Ладно, — сказал Райдэн.

— Я дам вам оружие, — сказал принц, — но вы должны его тщательно спрятать; пусть у вас будет вид рыбаков, а не воинов.

— Отлично! Понимаем! — вскричал Райдэн, который стоял, скрестив руки, и внимательно слушал принца.

— На этот раз мне больше нечего вам приказывать, — сказал Нагато, — только не проговоритесь о наших условиях.

— Мы не станем рассказывать о них даже морским чайкам.

Принц развернул свой пояс и высыпал на пол кучу золота.

— Для присутствующих здесь служба начинается с сегодняшнего дня, и я отсчитаю каждому из вас по сто кобангов. Вы наберете среди своих товарищей количество людей, необходимых, чтобы пополнить маленький отряд; приглашайте наиболее храбрых и скромных.

— Моряки не болтливы, — сказал Райдэн.

— В особенности рыбаки: шум пугает рыб.

— Ну, Лоо, — сказал принц, — иди считать деньги.

Лоо подошел и начал распределять по кучкам маленькие золотые пластинки. Все рыбаки подходили по очереди и называли свои имена, а Нагато записывал их на длинном листе бумаги. Принц с удовольствием всматривался в наивные, смелые лица этих людей, продавших ему свою жизнь. Он говорил себе, что при дворе он редко встречал такой честный взгляд, какой светится здесь во всех глазах. У большей части этих людей тело было обнажено до пояса, и можно было видеть их сильные мускулы. Принимая деньги, они смеялись от радости.

Вскоре принц покинул чайный домик и пошел вверх по реке. Долго еще слышал он смех и голоса рыбаков, которые за рюмкой сакэ пели во все горло песню Дайногона-Оотомо. Лоо слышал ее в первый раз и, стараясь припомнить слова, напевал, шагая сзади принца: «Если б я не был человеком, я хотел бы быть бочонком».