Красавица Йодожими была вся в слезах. Она стояла, прислонившись к черной полированной перегородке, горестно протянув одну руку. Ее пальцы судорожно опирались о гладкую, блестящую стенку, а голова была закинута и слегка склонялась к плечу — и в слезах она не забывала о своей красоте. Ей скоро наступит сорок лет. Кто бы поверил этому? Так она прелестна! Ее большие глаза еще полны блеска, губы ее свежи, цвет лица чист, и ее черная коса, как змея, сползает до пола. Принцесса, по обыкновению, была одета великолепно: дорогой пояс охватывал ее стройную талию; ее платье было покрыто шитьем чудесной работы.
В нескольких шагах от нее стоял ее возлюбленный, генерал Гарунага, в полном вооружении, держа в руках хлыст из золотого ремня. Он внимательно рассматривал пол и старался выдавить слезу из глаз, но это ему не удавалось. По временам он испускал глубокие вздохи.
— Увы! Увы! — вскричала Йодожими. — Ты уедешь, забудешь меня, может быть, умрешь!
— Я могу умереть, — сказал генерал, — но не забыть тебя.
— Умереть! Да где у тебя сердце, чтобы говорить мне о смерти? Мужчины жестоки. Они клянутся быть вам преданными и потом бросают вас из-за пустяков.
— Я не виноват: война заставляет меня идти в Ямазиро с моими солдатами.
— А если бы я приказала тебе остаться?
— Я не послушаюсь тебя, принцесса.
— Ты дерзко сознаешься в этом. Ну, так я запрещаю тебе ехать.
— Хорошо, — сказал генерал, — я не в силах противиться твоей воле, но сегодня же вечером я распорю себе живот.
— Потому что я тебе надоела?
— Нет, потому что я буду обесчещен и не имею права пережить свое бесчестье.
— Ах, я безумная! — сказала вдова Таико-Самы, вытирая слезы. — Я говорю, как ребенок, советуя тебе сделать низость. Иди, не щади своей крови; если ты умрешь, я также умру. Как ты прекрасен в своем наряде! — прибавила она, милостиво оглядывая его. — Неужели это для врагов так наряжаются?
— Таков обычай, — сказал Гарунага. — Кроме того, стрелы отскакивают от этих роговых чешуек, недоступных сабельным ударам.
— Не говори так: мне кажется, что я нахожусь на поле сражения! — вскричала Йодожими. — Я вижу, как летают стрелы, слышу лязг железа. Что будет со мною в эти долгие, томительные дни?
— Ямазиро недалеко от Осаки, — сказал генерал, — я часто буду присылать тебе вести из лагеря.
— О, да, конечно. Присылай каждый день гонца.
— Пусть он каждый день приносит мне хоть слово от тебя. Прощай, прекраснейшая из принцесс.
— Прощай, храбрый воин. Да будет угодно Небу, чтобы мы поскорее увиделись.
Гарунага удалился, и когда он проходил по двору, Йодожими высунулась из окна, чтобы еще раз взглянуть на него. Паж, который держал лошадь воина, помогая ему влезть в седло, сообщил генералу, что во дворце распространились самые тревожные слухи. Авангард неприятельской армии показался в Сумиоси, следовательно, в нескольких милях от Осаки, так что войскам сегуна не удалось перегородить остров Нипон в ширину, как предполагалась.
Гарунага поспешил к своему отряду, который ожидал его за стенами замка, готовый к отъезду. Несколько всадников скакали ему навстречу. Сегун только что приехал в лагерь и звал Гарунагу.
— Не ходи в Ямазиро, — сказал он ему, как только тот явился, — спеши в Сумиоси и постарайся раздавить бунтовщиков, если они действительно укрепились в этом месте.
— Лечу, государь, — сказал Гарунага, — и клянусь победить.
Несколько минут спустя он покинул Осаку со своим отрядом. В то же время множество рыбачьих лодок, пользуясь приливом, вышли из гавани и направились в открытое море, подгоняемые сильным ветром. Это была флотилия Нагато. Принц один из первых узнал о появлении в Сумиоси солдат Гиэяса. Он немедленно решил пуститься в море и крейсировать около угрожаемых берегов.
На каждой барке было по четыре человека; в той, где сидел Нагато, было одним больше: это был Лоо. Он поймал несколько рыб и с наивной жестокостью смотрел, как они корчились в предсмертных судорогах. На руле сидел Райдэн.
Лежа на дне барки, принц рассеянно смотрел вверх, на снасти и на большой серый парус, который скрипел, надуваясь; он мечтал. Все та же мечта наполняла его душу, подобную морю, которое вечно отражает небо. Всякое событие, всякое действие горестно отражались в душе принца; это были облака, застилавшие его любовь, мешавшие ему предаться ей всецело. Однако его благородный характер побуждал его преданно служить своему государю, пожертвовать для него своей кровью и спасти его, если возможно; но невольно он часто забывал войну, Гиэяса, интриги, преступления, подобно тому, как тишина, сменившая нарушивший ее шум, заставляет забыть его. Тогда он мысленно припоминал брошенный на него взгляд, оттенок голоса, складку покрывала, приподнятого ветром и коснувшегося его губ. Он вновь испытывал дрожь, вызванную в его крови этим легким прикосновением. Иногда он говорил себе, что, может быть, и она думала о нем, и взор его блуждал за этой мыслью.
Волны тихо качали его, как бы поощряя эти безумные мечты; парус, надутый ветром, походил на громадный серп луны; от быстрого хода вода хлестала в нос лодки.
— Я бросился в это странное предприятие, чтобы не удаляться от нее, — бормотал он. — Я рассчитываю на судьбу, которая доставит мне случай послужить моему государю, так как если бы меня попросили объяснить план моего похода, то я бы был в большом затруднении. Находиться в самых опасных местах, яростно сражаться, затем удалиться без огласки — вот моя цель. Все-таки, по мнению генерала Йокэ-Муры, маленький отряд волонтеров, явившихся среди битвы, может иногда дать перевес в сторону победы и оказать большие услуги… Я, кстати, вспомнил об этом, чтобы оправдать мое поведение, — прибавил с улыбкой принц.
Пятьдесят барок, составлявших флотилию, рассеялись по морю. Лоо говорил, что они похожи на рой бабочек, готовых погрузиться в воду. Около полудня приблизились к берегу. Так как Сумиоси был уже недалеко, то Нагато хотел выйти на сушу и собрать новые сведения о неприятельском войске. Барки пристали в маленькой бухте; большая часть осталась в открытом море, и только двадцать человек высадились с принцем. Они пошли по дороге, которая тянулась в ста шагах от берега, и направились к деревне. Они шли некоторое время, вдруг первые, которые уже завернули за угол, вернулись поспешно назад и закричали:
— Какой-то даймио, даймио!
— Ну так что ж? — сказал Нагато.
— Если мы не останемся на дороге, то пойдут через нас или отрежут нам голову, — сказал Райдэн.
— Поди-ка, посмотри, Лоо, — сказал принц, — чье имя написано на столбе, у края дороги. Если вельможа ниже меня родом, мы повалим столб, и, хотя у меня нет свиты, даймио даст мне дорогу.
Лоо, осмотревшись с минуту кругом, бросился бежать к. одному из столбов, которые вельможи приказывают расставлять на своем пути, чтобы известить, когда они здесь будут проходить.
Юноша вскоре вернулся с изумленным лицом.
— Это мы, господин, будем здесь проходить.
— Как? — сказал принц.
— На дощечке написано, — сказал Лоо, — что «всемогущий Ивакура Терумото-Мори, принц Нагато, пройдет через эту страну на десятый день пятой луны».
— Тише, Лоо, — сказал принц, — не удивляйся ничему и будь скромен…
«Это Садо едет в мои владения», — прибавил он про себя».
Уже легкое облачко пыли обозначало передовых шествия, которое огибало угол дороги. То были слуги, писцы и повара со всевозможной посудой. Матросы стали на колени на краю дороги, принц скрылся за изгородью из шиповника.
Прошла первая группа, за которой следовали десятка два лошадей, навьюченных ящиками и тюками, обернутыми красной кожей; затем потянулось множество людей с пиками, знаменами, мечами, луками, колчанами, зонтиками. За ними шла толпа служителей; у каждого на плече был лакированный ящик с одеждой и разными принадлежностями принца. Далее выступали офицеры с княжеским роскошным оружием и копьями, украшенными петушиными перьями или кожаными ремешками. Конюхи вели лошадей в роскошной сбруе; один самурай, в сопровождении двух слуг, держал на руках шляпу, под которой принц укрывался от солнца, сходя с коня.
Другой вельможа нес зонтик в черном бархатном чехле, за ним молча тянулись слуги и багаж этих вельмож.
Вслед за тем появились двадцать восемь пажей в круглых шляпах, сопровождая княжеские носилки. Эти пажи выделывали какие-то странные движения: шагая, они закидывали одну ногу назад, поднимая ее как можно выше, и в то же время забрасывали вперед руку, как будто собираясь плыть. Наконец, показалось норимоно. Его несли восемь человек, которые шли мелкими шагами, поддерживая одной рукой единственный шест, протянутый в виде лука над паланкином; другую руку они вытянули вперед, как бы внушая молчание и почтительный трепет.
Стенки норимоно были покрыты черным лаком и усеяны золотыми гвоздями; на них были изображены княжеские знаки Нагато — три шара под пластинкой. Внутренность этого огромного ящика была обита блестящей шелковой материей; на тюфяке, покрытом бархатным ковром, лежал князь и перелистывал книгу.
Шествие замыкала толпа конюхов, пажей и знаменосцев, которые двигались в полном порядке, среди глубокого молчания.
— По правде сказать, — заговорил Райдэн, вставая и отряхивая пыль с колен, — все это очень красиво, но я предпочитаю быть простым матросом и ходить, как мне нравится, не будучи стеснен этой громоздкой обстановкой.
— Да замолчи же, — сказал другой, — ты рассердишь господина.
— Он, без сомнения, разделяет мои взгляды, — сказал Райдэн, — потому что из князя стал матросом.
Дошли до ближайшей деревни и без всяких расспросов узнали все, что нужно было. Сюда съехались из многих соседних городков. Улицы были запружены народом, телегами, скотом. Из этой толпы людей и животных несся страшный гам. Испуганные быки мычали, давя друг друга; поросята пронзительно визжали, попадаясь под ноги; женщины стонали, дети плакали; из уст в уста переходили одни и те же рассказы о совершившихся событиях.
— Они взяли остров Стрекозы!
— Их видно с берега, против Сумиоси. Жители острова не могли бежать.
— Они приехали на трех великолепных военных джонках, местами вызолоченных, с высочайшими мачтами, с развевающимися во все стороны флагами.
— Это монголы? — спрашивали некоторые старички, смутно припоминая прежние войны и иноземные набеги.
— Нет, это правитель хочет погубить сегуна.
— Сколько солдат высадилось на остров? — спросил Райдэн, протиснувшись в толпу.
— Неизвестно, но их много: джонки были полны.
— Около тысячи пятисот человек, — сказал про себя Райдэн.
— Это авангард войска Гиэяса, — пробормотал принц Нагато. — Если отряды Фидэ-Йори не прибудут скоро, то Осаке угрожает величайшая опасность. Вернемся в море, — прибавил он, — у меня есть замысел, который, несмотря на свою безумную дерзость, может удаться.
Затем они направились к берегу и сели в лодки.
Под вечер маленький флот был в виду Сумиоси и приютился за мысом, который скрыл его совершенно.
Место было очаровательное. Огромные деревья, цепляясь за землю и скалы своими обнаженными корнями, похожими на кости хищных птиц, склонялись над морем; кусты и деревца покрывали их букетами своих чудных цветов; волны все были усыпаны облетевшими лепестками, которые плавали на поверхности, то скучиваясь в виде островков, то вытягиваясь длинными гирляндами. У некоторых острых скал волны разбивались и пенились; взлетавшие чайки казались поднявшейся пеной. Вода была ровного голубого цвета с серебристым отливом, необыкновенно блестящим и мягким. Исчезнувшее солнце оставило на небе золотистый отблеск, который еще ослеплял взор. Вдали вырисовывался зеленый и свежий остров Стрекозы, похожий на насекомое. Берег Сумиоси, весь багровый, тянулся со своими зубчатыми утесами, а на конце мыса возвышалась остроконечная крыша маленькой пагоды, выложенная фарфоровыми изразцами; ее углы как будто были подняты четырьмя цепями, прикрепленными к золотой стреле.
Принц думал о другом закате, — о том, который он видел с вершины горы близ Киото, стоя около царицы. Он закрывал глаза и вновь видел ее во всей ее красоте, ее благородстве, с немым признанием своего горя, с блестящими от слез ресницами, с обращенным к нему чистым взором, с устами, которые приказывали ему жениться на сопернице. Малейшие оттенки ее речи, ее движения, маленькое зеркальце на ее лбу, блестевшее, подобно звезде, — все запечатлелось в его памяти с замечательной ясностью.
«Это была горестная минута, — говорил он про себя, — и, однако, мне кажется — по воспоминаниям, что она была полна прелести. По крайней мере, она была там, я видел и слышал ее, и звук ее голоса был бальзамом, смягчавшим жестокость ее слов. А теперь какое мучение жить! Время подобно безбрежному морю, на котором нет ни одной скалы, ни одной мачты корабля, где могло бы на минуту отдохнуть распростертое крыло»!
В море были спущены три очень легкие шлюпки, едва выступавшие над водой. Как только настала ночь, Нагато выбрал восемь человек из самых отважных и другого матроса по имени Ната. Они сели в лодки, по трое в каждую.
— Если вы услышите выстрелы, то спешите к нам на помощь, — сказал принц Нагато оставшимся.
Затем три лодки тихо удалились. Сидевшие в них были вооружены саблями и кинжалами; сверх того, у них были инструменты, купленные в деревне, и несколько кремневых ружей. Это оружие иностранного изобретения было довольно несовершенно и часто портилось; по большей части оно давало осечку или разрывалось в руках солдата; потому его так же боялись те, кто из него стрелял, как и те, в кого стреляли. Принцу удалось добыть пятьдесят новых хороших ружей: это была большая подмога для его маленькой армии. Но матросы с некоторым презрением косились на эти снаряды.
Шлюпки скользили в полумраке, направляясь прямо к острову Стрекозы. Всплеск весел, которыми гребли с предосторожностью, сливался с глухим шумом моря. Поднявшийся легкий ветерок свистел в ушах. По мере приближения к острову гребцы продвигались все тише и тише. Среди деревьев уже видны были огни; они подъехали близко, потому что слух ясно различал мирные шаги часовых, обходивших берег. Принц приказал обогнуть остров и отыскать военные джонки. Они стояли на якоре недалеко от острова Стрекозы, отделявшего их от Сумиоси.
Экипаж шлюпок скоро увидел их большие темные борта и высокие мачты, которые вырисовывались на менее темном фоне небес. Эти джонки так мелко сидели в воде, что казались огромными. На каждой из них, у подножия мачты, горел фонарь; время от времени его свет закрывал собою часовой, который ходил взад и вперед по палубе.
— Эти часовые заметят нас, — сказал вполголоса Райдэн.
— Нет, — отвечал принц, — фонарь освещает то место, где они находятся, и мешает им видеть в темноте, которая их окружает. Приблизимся теперь: пусть наше безумное предприятие окончится к нашей славе.
Три шлюпки разъехались врозь, и каждая из них, подобно чайке, бесшумно скользя по воде, направилась к одной из джонок.
Лодка, в которой сидел принц, подъехала к самой большой джонке; она стояла посредине. Под выпуклыми бортами корабля темнота была еще гуще; черная вода плескалась, ударяя легкую шлюпку о громадный борт, но шум смешивался с непрерывным плеском воды и ударом волн о берег острова.
— Останемся здесь, — сказал принц едва слышным голосом. — Сколько бы ни нагибались с высоты корабля, нас нельзя увидеть.
— Это правда, — отвечал Райдэн, — но здесь мы не можем действовать, так как шлюпка постоянно качается; если бы добраться до носа корабля, нам было бы удобнее.
— Пожалуй, — сказал принц.
Все трое, стоя на коленях, упершись руками в джонку, быстро продвигались вперед; иногда нечаянный толчок, казалось, производил страшный шум; они останавливались, потом снова пускались в путь; так они достигли носа.
В эту минуту часовой закричал:
— Ого!
С других джонок ему отвечали:
— Ого! Ого!
Потом снова наступила тишина.
— За дело! — сказал Нагато.
Нужно было просто потопить все эти большие суда, сделав у них под ватерлинией[18] достаточно широкую пробоину, чтобы вода могла в них проникнуть.
— То, что подводному камню ничего не стоит, нам, пожалуй, будет трудновато, — сказал про себя князь.
Инструменты, с помощью которых был построен кузов корабля, могли быть употреблены также на его разрушение. К тому же довольно было пробить отверстие величиной с кулак или приподнять доску — и для воды, всегда готовой всюду проникнуть, этого было достаточно. Перевесившись из лодки, Райдэн ощупывал скользкие стенки корабля под водой, ища под липким мохом, дегтем и краской головки гвоздей, вбитых в дерево. Принц и матрос Ната старались удержать шлюпку по возможности в неподвижном положении. Райдэн, вынув разные инструменты из-за пояса, вырвал с большим трудом несколько гвоздей.
— Этот корабль построен прочно, — сказал он, — гвозди длинные, точно сабли; вдобавок они заржавели и вцепились в дерево, как огромные зубы молодой челюсти.
— Как ты думаешь, справишься ли ты с этим делом?
— Надеюсь, — отвечал Райдэн. — Ведь не даром же хлопотал такой вельможа, как ты. Только мне неловко в таком положении. Голова моя внизу, и я вынужден тащить гвозди вкось, я должен войти в воду.
— Как это можно! — сказал Ната. — Здесь море очень глубоко.
— Есть ли в шлюпке веревка?
— Да, — сказал Ната.
— Ну так привяжи ее концами к скамейке.
Ната повиновался, и Райдэн обмотал себя веревкой.
— Так я буду висеть в воде, — сказал он.
И он тихо соскользнул с лодки. Более часа работал он в темноте, не произнося ни слова, и так как его руки действовали под водой, то он не производил никакого шума. Слышны были только шаги часового, да плеск волн о корабль.
— Дай мне сакэ, — сказал наконец Райдэн, — я замерз.
— Теперь моя очередь потрудиться, — сказал Ната. — Влезай в лодку.
— Я закончил, — сказал Райдэн, — я вытащил гвозди из всей доски длиной с нашу барку, шириной, как Ната от одного плеча до другого.
— Значит, ты все окончил вполне успешно? — спросил принц.
— Нет еще, самое трудное впереди: доска заложена соседними, и я никак не могу ухватиться за нее, чтобы потянуть к себе.
— Постарайся просунуть твой инструмент в щелку.
— Я уже с минуту пробую это, да не удается, — сказал Райдэн, — надо бы толкнуть доску изнутри.
— Это невозможно, — сказал Нагато.
Райдэн поднял голову и посмотрел на борт корабля.
— Нет ли люка, там, над нами? — спросил он.
— Я ничего не вижу, — сказал принц.
— Ты не привык видеть в темноте, как мы в бурные ночи, — сказал Ната, — а я отлично вижу люк.
— Надо влезть туда и толкнуть доску, — сказал Райдэн.
— Ты с ума сошел, разве мы можем пролезть в это узкое отверстие?
— Если бы маленький Лоо был здесь, он влез бы, — проворчал Райдэн.
В эту минуту принц почувствовал, как что-то зашевелились у него под ногами — и со дна лодки поднялась маленькая фигура.
— Лоо знал, что он понадобится, — сказала она.
— Как! Ты здесь! — воскликнул принц.
— Ну так мы спасены, — сказал Райдэн.
— Скорей! — воскликнул Лоо. — Поднимите меня до люка.
— Слушай! — сказал шепотом Райдэн. — Когда войдешь, ощупай стенку и отсчитай пять досок книзу, направо под люком, толкни шестую, но как только она подастся, остановись и уходи; если ты ее совсем вытолкнешь, то вода, проникнув в корабль, затопит тебя.
— Хорошо! — сказал юноша.
Ната прислонился к джонке.
— Ты не боишься, Лоо? — сказал принц.
Лоо молча сделал знак, что нет. Он уже был на плечах Наты и уцепился обеими руками за край отверстия. Вскоре он просунул туда туловище, затем ноги и исчез.
— Там должно быть еще темнее, чем здесь, — сказал Ната, приложив ухо к джонке.
Они ждали. Время казалось им бесконечно долгим. Все замерли, охваченные одним и тем же страхом. Наконец раздался треск. Райдэн почувствовал, что доска колеблется. Второй удар вытолкнул ее из пазов.
— Довольно, довольно, или ты погибнешь, — сказал Райдэн, не смея повысить голос.
Но юноша ничего не слышал; он продолжал ударять своими сжатыми кулаками изо всей силы. Вскоре доска оторвалась и поплыла по волнам. В то же мгновение, как шумный поток, вода хлынула внутрь корабля.
— Ах, мальчик, мальчик! — вскричал с тоскою принц.
Райдэн с отчаянием шарил руками в широкой, черной и бурной дыре.
— Ничего, совсем ничего! — сказал он, скрежеща зубами. — Его унесло напором воды.
В эту минуту на соседней джонке раздались крики; на палубе забегали огоньки; в темноте казалось, будто они движутся по воздуху.
— Мы, может быть, нужны нашим друзьям, — сказал Ната.
— Мы не можем покинуть это бедное дитя, — сказал принц, — пока останется хоть какая-нибудь надежда его спасти, мы не двинемся отсюда.
Вдруг Райдэн испустил крик радости: он почувствовал маленькую руку, ухватившуюся за край пробитого в корабле отверстия. Он тотчас же вытащил юношу и бросил его в шлюпку. Лоо не шевелился: он был без чувств. Райдэн, весь вымокший, тоже влез в лодку.
— Ну, теперь она недолго продержится, — сказал Ната, отталкивая веслами от джонки легкую шлюпку.
— Пойдем, посмотрим, что делают другие, — сказал Нагато. — Может быть, еще не все кончено.
Крики усиливались: со всех сторон били тревогу. На берегу острова тоже мелькали огни, слышалось бряцание наскоро подбираемого оружия.
— Мы тонем, мы тонем! — кричал экипаж джонок.
Несколько человек бросилось в море. Они громко дышали, быстро плывя к берегам острова. В войске был полный переполох. Джонки погружались в воду; слышно было, как клокотала поглощавшая их бездна. Враг был здесь, но его нельзя было видеть. Чем больше зажигали огней, тем море казалось темней. Принц Нагато нагибался из шлюпки и старался взглядом пронзить мрак. Вдруг лодка получила сильный толчок и беспорядочно запрыгала по волнам.
— Да тут ничего не видно! — сказал чей-то голос. — Прости нас, принц, что мы так толкнули тебя.
— А, это вы! — сказал Нагато. — Справились ли?
— Мы были бы еще за делом, если бы не окончили данного вами поручения. Словно стая крыс, мы принялись грызть дерево и сделали огромную дыру в джонке.
— Славно! Славно! — сказал принц. — Вы поистине драгоценные помощники.
— Поспешим в открытое море, — сказал Райдэн. — У них еще остались шлюпки: они могут нас преследовать.
— А наши товарищи?
— Они сами выпутаются. Будь уверен. Быть может, они уже далеко.
Солдаты метали стрелы наугад, слышно было, как иные дождем падали в воду вокруг лодок.
— Они так неловки, что могли бы невольно попасть в нас, — сказал, смеясь, Ната.
— В открытое море! — вскрикнул Райдэн, сильно налегая на весла.
Уже через минуту мрак стал рассеиваться. Белесоватая полоса появилась на небе, подобно капле молока в чашке с водой. На краю горизонта свет был ярче, но все еще бледный. Это был восход полной луны. Вдруг из-за горизонта выставился, как острие меча, стальной луч. Тотчас же по морю пробежала полоса, то светлая, то темная, до самого берега; на гребнях волн засверкали голубые искры; затем появилась луна, подобно своду моста, и, наконец, она выплыла вся, блестя, как металлическое зеркало.
Рыбаки были уже вне выстрелов солдат. Ната взялся за весла; Райдэн растирал сакэ голову Лоо, которая лежала на коленях принца.
— Жив ли он, по крайней мере, бедный мальчик? — спросил Нагато, положив руку на сердце Лоо.
— О, да! Видишь, его детская грудь тяжело поднимается; он дышит; только он замерз; надо снять с него мокрое платье.
Его раздели, Ната снял свою куртку и завернул в нее мальчика.
— О, этот малыш бесстрашен! — говорил Райдэн. — Помнишь, принц, как он укусил меня, когда я хотел драться с тобой? Мне бы хотелось одного — чтобы он мог еще раз укусить меня.
Матрос попытался разжать стиснутые зубы Лоо и влил ему в рот добрый глоток сакэ. Мальчик поперхнулся, зачихал, закашлял, наконец открыл глаза.
— Так я не умер? — сказал он, оглядываясь кругом.
— Кажется, что нет, — воскликнул Райдэн, не помня себя от радости. — Хочешь пить?
— О, нет! Я и так довольно напился, — сказал Лоо. — Морская вода ужасно невкусна; я ее никогда не пробовал; я должен съесть побольше бананового варенья, чтобы забыть этот вкус.
— Ты не болен? — спросил принц.
— Нет, — отвечал Лоо. — Джонка-то потонула, по крайней мере?
— Теперь, должно быть, от нее виден только кончик мачты, — сказал Ната. — Ты много сделал для успеха предприятия.
— Вот видишь, господин, — сказал с гордостью Лоо, — и я могу на что-нибудь пригодиться.
— Конечно, и ты храбрец, каких мало, — сказал принц. — Но как ты тут очутился?
— А вот как! Я думал, что меня не возьмут, и спрятался под скамейку.
— А скажи на милость, — вскричал Райдэн, — зачем ты так сильно толкнул доску, несмотря на мои предостережения?
— А чтобы быть вполне уверенным, что джонка не уцелеет. А потом я услышал шум на корабле: надо было торопиться. Да к тому же я и не мог бы подняться; я запутался в разных бревнах, веревках, цепях: ведь, я ровно ничего не видел, как будто у меня на голове был черный бархатный мешок.
— А когда на тебя бросился этот столб воды, что ты тогда подумал?
— Я подумал, что умру, но что джонка, наверное, пойдет ко дну; мне послышался как бы удар грома, и я захлебнулся. Я пил носом, ртом, ушами, а потом уже ничего не чувствовал и не помнил.
— Ты был на волос от смерти, мой бедный Лоо, — сказал принц, — но за твое прекрасное поведение я дам тебе великолепную саблю, хорошо отточенную, и ты будешь носить ее у пояса, как вельможа.
Лоо окинул гордым взглядом своих товарищей, озаренных луной, и улыбнулся, причем на его щеках появились две ямочки. Море покрылось голубоватой прозрачной дымкой; можно было видеть довольно далеко.
— Две джонки исчезли, — сказал Нагато, глядя в сторону острова. — Третья еще стоит.
— Мне кажется, будто вокруг нее вертятся шлюпки; неужели наши друзья попались?
Вдруг джонка накренилась на бок, и тотчас же маленькая лодка отчалила от нее и уплыла. Шлюпки, полные солдат, бросились в погоню за ней, пуская в нее тучу стрел. С лодки раздалось несколько выстрелов.
— Скорей поспешим к ним помощь! — воскликнул принц.
Райдэн уже повернул лодку; другая последовала за нею на близком расстоянии.
— Они не дадутся в руки, — говорил Райдэн, оборачиваясь и продолжая грести.
Действительно, легенькая лодочка прыгала по волнам, а тяжелые шлюпки, полные людей, едва двигались.
— Джонка тонет! Джонка тонет! — кричал Лоо, хлопая в ладоши.
В самом деле, последний оставшийся корабль медленно погружался, потом вдруг исчез.
— Победа! Победа! — кричали матросы вокруг принца.
— Победа! — отвечали им с преследуемой лодки, которая приближалась все больше и больше.
Наконец все три лодки соединились.
— Пусть нас преследуют, — сказал принц. — Не надо бежать так скоро; пусть не теряют надежды догнать нас.
Они сделали несколько выстрелов, многие солдаты попадали; их тотчас же бросили в море, чтобы облегчить шлюпку. Одна стрела попала Райдэну в плечо, но она была слишком слаба и, едва задев его, упала в лодку.
— Эта была метко пущена.
Луна стояла посреди неба, но это полированное зеркало тускнело, как от паров дыхания; скоро оно приняло розовый оттенок, затем поблекло и, наконец, превратилось в белое облачко. Голубовато-серебристый цвет неба сменился бледно-аметистовым, который быстро распространялся от горизонта; море подернулось фиолетовой зыбью.
Настал день. Флотилия принца, оставшаяся за мысом, слышала звуки выстрелов; это было для нее условленным знаком, и она тотчас же покинула берег, распустив паруса, заалевшие на солнце как прелестные цветы персика. Как только барки подъехали ближе, принц Нагато, встав в лодке, закричал изо всех сил:
— Окружите эти шлюпки, отрежьте им отступление и возьмите их в плен.
Лоо трепетал от радости.
— Потопив большие лодки, мы захватим маленькие, — говорил он.
Солдаты поняли опасность: они переменили направление и пустились наутек. Но как было соперничать в быстроте на веслах с этими огромными парусами, надутыми утренним ветерком! Барки скоро догнали и затем перегнали. Солдаты поняли, что они погибли. Направляясь прямо на них, одна из этих огромных барок могла потопить их в секунду одним толчком. Они поспешили побросать свое оружие в воду в знак покорности. Их взяли на борт, а шлюпки разбили и потопили.
— Идите, ищите на дне океана вашу огромную мать! — кричал Лоо, глядя, как они погружались в воду.
Три лодки присоединились к флотилии. Принц и матросы взошли на большие корабли. Тогда Лоо рассказал, как потопили неприятельские джонки, как он утонул в дыре, потом воскрес, чтобы носить саблю как вельможа. Сосчитали пленных, которые, покорно склонив голову, ожидали своей участи. Их было пятьдесят человек.
— Наш смелый план удался лучше, чем мы могли ожидать, — сказал принц. — Я до сих пор не могу прийти в себя от удивления, но так как Маризитан, дух битв, шестирукое и трехлицее божество, до такой степени к нам милостив, не будем еще складывать рук. Теперь нужно оцепить остров Стрекозы и отрезать его от остального мира до тех пор, покуда войско сегуна сменит нас.
— Ладно! Ладно! — закричали матросы, обрадованные только что одержанной победой.
— Сколько солдат на острове? — спросил принц у одного из пленных.
Солдат колебался: он озирался направо и налево, как бы спрашивая совета. Вдруг он решился говорить.
— Что мне скрывать? Там две тысячи.
— Хорошо! — вскричал принц! — Так поплывем к острову и не выпустим никого; тогда у нас будет не пятьдесят пленных, а две тысячи.
Слова Нагато были встречены громкими криками. Пустились в путь. Чаша с сакэ обходила матросов, и они затянули воинственную песнь, кто во что горазд, что производило оглушительный и веселый гам.
На острове царило величайшее смятение; не хотели верить случившемуся: эти огромные, красивые джонки вдруг потонули; шлюпки с солдатами не возвращались. Какой же это враг поражал так, оставаясь невидимым? Часовые заметили только маленькую лодку с тремя пловцами, которые, смело уцепившись за корабль, стучали кулаками по его борту и, проткнув его, бежали с насмешками. Значит, нет кораблей; даже шлюпки исчезли, и не осталось никакого средства покинуть остров. Они устроились, словно в крепости, окруженной огромным рвом. Под защитой военных джонок это была действительно отличная позиция. Но теперь крепость стала их темницей; если их не выручит скорая помощь, то они пропали. Начальник этих двух тысяч человек, по имени Сандай, приказал выбрать из жалких рыбачьих лодок жителей острова две лучшие барки. Когда его приказание было исполнено, он посадил в каждую лодку по пять человек.
— Поезжайте как можно скорее, — сказал он им, — отыщите главную армию и скажите генералу, в каком мы несчастном положении. Ступайте!
Барки удалились; но, отъехав на небольшое расстояние, они увидели круг из больших судов, стоявших на якоре и заграждавших им путь. Барки вернулись. Остров был в осаде. Сандай велел принести провизию. У жителей взяли скот и хлеб. Было чем прожить с неделю, к тому же могли ловить рыбу.
— Нужно построить большие плоты и постараться добраться до земли ночью, чтобы не увидели, — сказал начальник.
Принялись за работу. Рубили деревья, обрубали на них мелкие сучья; так прошел день. Ночью работа продолжалась, но на другой день заметили на берегу Сумиоси блестящую толпу. Это было войско генерала Гарунаги. Этот знатный воин был, в свою очередь, в большом затруднении. Он не знал, что предпринять против врага, отделенного от него морем. Военный флот снаряжался в Осаке, он еще не был готов к отплытию; если его ждать, то враг может ускользнуть.
Гарунага расположил свои войска лагерем на берегу моря; ему поставили палатку, и он заперся в ней, чтобы предаться размышлению. Тем временем солдаты пустили несколько стрел в сторону острова, в виде приветствия. Они упали в воду, так как остров находился вне выстрелов. Однако около полудня одна стрела, ловко пущенная, упала перед палаткой Гарунаги; трепеща, она воткнулась в землю. К перьям этой стрелы была привязана бумажка. Стрелу выдернули из земли и отнесли к генералу.
Он развернул записку и прочитал: «Приготовься к нападению. Враг в твоей власти. Я лишил его возможности бежать. Я доставлю тебе средства добраться до него».
Записка была без подписи. Генерал вышел из своей палатки и посмотрел на море. Рыбачья лодка медленно плыла между островом Стрекозы и Сумиоси.
— От кого могла быть эта записка? — спрашивал себя Гарунага. — Или надо мной смеются? Уж не эту ли лодчонку предлагают мне для переправы моего войска?
Но пока он смотрел, на море появились другие суда; они приближались, число их все увеличивалось.
— Хорошо! Хорошо! — сказал он. — Теперь предложение можно принять. На ноги, солдаты! Берите оружие, вот к нам идет флот!
Как только движение войск было замечено, суда подъехали к берегу. Первым пристало то, на котором сидел принц Нагато. Принц узнал Гарунаго.
— А! Это тупица Гарунаго! — пробормотал он.
Лоо выскочил на землю. У него на поясе висела великолепная сабля.
— По двадцати человек на каждую барку! — кричал он. — Их сорок: это составит восемьсот человек на каждый переезд.
Генерал выступил вперед.
— Как! Принц Нагато! — вскричал он.
— Я здесь инкогнито, — сказал принц. — Вся слава победы достанется тебе.
— Государь так подвергает свою жизнь случайностям войны! — воскликнул с удивлением Гарунаго.
— Я веду войну на свой лад, не подчиняясь никому, и нахожу известное удовольствие в этих новых ощущениях.
— Да ведь ты любишь только пиры да празднества!
— Теперь я больше люблю войну, — сказал принц, улыбаясь, — я изменчив.
Вдали слышались выстрелы и смутные крики.
— Что это такое? — спросил генерал.
— Это ложная тревога на другой стороне острова, чтобы облегчить переправу солдат.
— Ты мог бы быть таким же генералом, как и я, — сказал Гарунага.
Принц презрительно усмехнулся, закрывшись веером.
Барки с людьми отчалили от берега, генерал сел в лодку с принцем. Лоо взял трубу и трубил в нее изо всех сил. Солдаты Гиэяса собрались в ожидании у берега и готовились всеми силами воспротивиться высадке. С той и другой стороны начали летать стрелы.
Принц Нагато спустил справа и слева по барке, наполненной людьми, вооруженными ружьями. Они обстреливали почти без перерыва неприятеля, у которого не было огнестрельного оружия.
На берегу завязалась яростная рукопашная схватка. Дрались, стоя в воде, сабельные удары поднимали брызги пены. Иногда два противника увлекали друг друга, скатывались в море и исчезали. По волнам носилось множество трупов и стрел.
Хватались за лодки и толкали их в море изо всех сил, но мощный удар весел снова возвращал их. Тогда вешались на одну сторону, чтобы перевернуть их. По рукам, цеплявшимся за борт, били саблями; кровь текла ручьями и стлалась по воде в виде кровавых лохмотьев.
Как только одна барка опоражнивалась, она спешила за другими солдатами. Вскоре приверженцы похитителя престола были побеждены и сдались.
Мертвых, раненых были кучи. Последних положили на песке, перевязали и ободряли ласковыми, дружескими словами.
Разве они не были братья? В самом деле, у них был одинаковый мундир, они говорили на одном языке; иные плакали, узнавая друзей в неприятельских рядах. Побежденные сидели на земле в угнетенном состоянии, сложив руки на коленях и опустив голову. Собирали сабли, луки, наваливая целые кучи, и отдавали победителям.
Принц Нагато и генерал пошли внутрь острова. Гарунага повесил на руку хлыст из золотых ремешков; чешуйки его брони, сцепляясь, звенели; он оперся одной рукой в бок.
— Пусть приведут вождя бунтовщиков! — сказал принц.
Сандай подошел.
Он был еще в забрале из черной лакированной кожи, которое прикрепляется к каске и надевается во время сражений. Он снял его и открыл свое печальное лицо. Присутствие Нагато необыкновенно смущало этого вождя, который когда-то просил и получил его ходатайство у Фидэ-Йори. Позднее он передался правителю из честолюбия. Теперь он изменил своему первому государю.
Спокойный и презрительный взгляд Нагато обличал всю гнусность его поведения: он понимал, что не может более высоко поднимать голову под гнетом двойного унижения — поражения и бесчестья. Мало того, принц казался ему облеченным каким-то особенным величием. Среди этих броненосных воинов, скрывавших свои лбы под крепкими касками, Ивакура стоял с открытой головой, в черном шелковом платье, испещренном золотыми змейками, в белых шелковых перчатках, доходивших до локтя; на плечах у него был воротник в виде эполет, расширявший плечи. Нагато казался ему величественнее всех. Принц небрежно играл своим железным веером. Он прикинулся, будто никогда не знал Сандая.
— Бунтовщик! — сказал он ему, не повышая голоса. — Я не спрашиваю тебя, хочешь ли ты отречься от своего преступления и вернуться к истинному государю: я знаю, что в человеке гордость сильнее чести, и ты откажешься.
— Принц! — сказал Сандай. — До битвы твой голос мог вернуть меня к моим обязанностям и бросить меня к твоим ногам; но после поражения вождь не может отречься от своих поступков и служить своему победителю. Поэтому я не согласен на подчинение.
— Ну так я отправлю тебя к господину, которого ты себе выбрал, — сказал Нагато. — Ты поедешь один, без пажа, без конюха; ты явишься к Гиэясу и скажешь ему так: «Генерал Гарунага победил нас; но принц Нагато потопил джонки, на которых мы могли бы возвратиться».
— Знаменитый даймио! — сказал спокойно Сандай. — Я генерал, а не гонец. Я преступник, может быть, но я не подлец; я умею терпеливо вынести заслуженные оскорбления, но я не могу их пережить: пошли другого гонца к Гиэясу, и пусть он присоединит к прочим вестям весть о моей смерти.
Воцарилось глубокое молчание. Все поняли намерение генерала, но никто не воспротивился его выполнению. Сандай сел на землю, вынул свою саблю и кинжал, затем, поклонившись князю, он распорол себе живот, вонзил в горло кинжал и одним ловким ударом по лезвию перерезал артерию. Его голова склонилась на грудь среди потоков крови.
— Этот поступок возвышает тебя в моих глазах, — сказал Нагато.
И может быть, он был еще услышан умирающим.
— Пусть этого воина похоронят на острове с подобающими его чину почестями, — сказал Гарунага.
Тело Сандая унесли.
— Теперь, — сказал принц, — я немного отдохну: я припоминаю, что всю ночь проскитался по морю и что глаза мои не смыкались ни на минуту. Победа одержана самая полная; тебе остается, Гарунга, установить сообщение между Сумиоси и покоренным тобою островом. Ты сможешь это сделать при помощи плотов, устроив из них подобие моста. Отправь послов к Фидэ-Йори, займи остров и берега, наблюдай за морем и жди новых приказаний из Осаки.
— Благодарю за драгоценные советы, — сказал генерал, — истинный победитель — это ты. Позволь мне доложить об этом нашему возлюбленному государю.
— Нет, дай знать об этом только Гиэясу: я хочу, чтобы мое имя прогремело в его ушах как угроза.
Принц Нагато удалился. Наступила тихая, теплая ночь, затем прошла, и настал день.
Генерал Гарунага вышел из своей палатки и спросил, проснулся ли принц; он привыкал спрашивать у него указаний и советов, благо самому не нужно было трудиться думать: ему нужно было узнать тысячу вещей.
Подошли к палатке, поставленной Нагато; она была открыта. Заглянули внутрь: принца там не было.
— Он, может быть, вернулся в свою лодку, — сказал Гарунаго.
Вернулись к берегу. Море было пусто; флотилия принца Нагато исчезла.