Жена Дроу

Амулет Бюшанса

— Что? - сонно спросила Ника, пытаясь потянуться в кресле. — Тебя госпожа отпустила на ночь?

— На ночь? - растерянно переспросила Христина.

— Ты ведь только что ушла к ней…

— Сестра, - перебила ее служанка. — Ты проспала всю ночь, а сейчас ясный день на дворе. И госпожа отпустила меня затем, чтобы я сказала тебе, что она желает видеть тебя. Так, что лучше бы тебе поторопиться.

Ника заметалась по покоям, разыскивая свое монашеское покрывало. Быстро влила в рот Айвен снадобье, прежде сняв с нее амулет. Она рассчитывала, что как только баронесса ее отпустит, еще раз попытаться выбраться на проезжую дорогу, ведущую в город. На ходу она сжевала пирожок с кашей, что принесла ей добрая Христина.

— Сэр Риган ночью покинул Репрок, отправившись на рубеж к дозорам, а потому хозяйка не в духе, — предупредила ее Христина, когда они, дождавшись тетушку Агнессу, поднимались по лестнице к покоям госпожи.

Однако, с каких странных событий начинается этот день. Балахон не пожелал посетить леди Айвен этой ночью, зато Нику с самого утра возжелал видеть баронесса, до того вообще не замечавшей монахини и вдруг снизошедшая до разговора с ней. У дверей ее покоев, Ника быстро вытерла губы, стряхнула крошки с рясы и спрятала амулет Бюшанса за ворот и стуча деревянными подошвами башмаков по каменному полу, вошла к леди Элеонор. Мимоходом заметив обтрепанный подол своей рясы, она расстроилась. Но Ника беспокоилась зря. За все время их общения, леди Элеонор предпочитала смотреть мимо нее, словно сам вид монахини был ей невыносим.

Покои супруги барона Репрок оказались самыми уютными, хотя толстые гобелены на стенах были выдержаны в несколько мрачных, черно багровых тонах. На атласном покрывале широкой постели лежало множество вышитых подушек и подушечек. Сама баронесса сидела на обитом бархатом кресле, не отводя глаз от причудливой игры огня в камине. Ее распущенные волосы лежали на спине золотистым плащом. Она напоминала Нике красавиц Россети. Только от их меланхоличной, мечтательной красоты леди Элеонор отличала чувственность и приземленность.

— Ступай Христина, ты мне пока не нужна, — сказала она и служанка, скованно поклонившись, ушла.

Какое-то время в покоях стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Тонкие пальцы леди Элеонор играли витым поясом бирюзового платья. Зеленые глаза не отрывались от огня. Казалось она позабыла о томящейся у двери, монахине.

— До меня дошли, не совсем понятные мне, слухи, — наконец произнесла она. — Будто ты вчера о чем-то шепталась с сэром Риганом на кухне? Об этом упорно говорят. Так вот, я желаю знать, что из этой болтовни правда, а что пустой вымысел. И правда ли это вообще?

— Да, госпожа, — тихо произнесла Ника.

Не хотелось иметь дело с разгневанной, ревнивой дамой.

— Не хочешь ли ты сказать, что Риган вел с тобой разговор… на кухне?

Ника молчала.

— Хорошо, — леди Элеонор оставив свой пояс, побарабанила пальчиками по подлокотнику кресла. — И о чем же шел ваш разговор?

— Госпожа, сэра Ригана очень беспокоит состояние вашего супруга и леди Айвен, — поклонившись, проговорила Ника тщательно подбирая слова.

— И он говорил об этом, почему-то, именно с тобой? Неужели речь шла о проклятии Репрок? — хмыкнула леди Элеонор, кривя губы в усмешке. — Неужто он поверил твоей байке о том, как ты отважно боролась с неким призраком за Айвен? Так что же? Сумела, ты одурачить своими выдумками и его?

— А вы уверены, что призрака не существует? — не сдержавшись, спросила Ника и, спохватившись, поспешно добавила. — Простите мою дерзость.

— Ты, едва появившись здесь, начала вести себя дерзко и я этого терпеть не намерена. Довольно уже того, что ты всем морочишь голову своим призраком. А сейчас, - она повернулась к Нике, смотря мимо нее, куда-то в угол, — я хотела бы знать: где вы были с Риганом и чем занимались в течении тех нескольких часов, что вас не было в замке.

Скрепившись, Ника постаралась удовлетворить ревнивый интерес леди Элеонор, зная, что та не верит ни единому ее слову. Ведь не дура же она и понимала, что если ее подозрения оправданы, то монашка ни за что не подтвердит их, даже неосторожным словом. Просто леди Элеонор, слушавшая ее очень внимательно, хотела подловить монашку на лжи. В этом отношении у Ники не должно было быть никаких затруднений — нужно было всего лишь смолчать о странной выходке сэра Ригана в конюшне.

— … и не понятно было, почему я никак не могу выехать на тропу, а все время возвращаюсь к одному и тому же месту, опять и опять, — рассказывала Ника.

— Так, тебя водило кругами, — подняла тонкие брови леди Элеонор, посмотрев поверх ее головы и довольно улыбнувшись.

— Говоря по чести, то я, греша на свою бестолковость, вынуждена была вернуться в замок, проездив до полудня по одной и той же тропе. И уже совсем выбившись из сил, я решилась просить помощи, моля, чтобы нашлась добрая душа и вывела бы меня к дороге, ведущей в город.

С едва уловимой усмешкой, леди Элеонор играла своим поясом.

— И такой доброй душой оказался Риган? - недоверчиво спросила она. — Ты, что же осмелилась беспокоить его своей идиотской просьбой, дура?

Ника резко вскинула голову, но баронесса казалось и не заметила, что монахиня была глубоко оскорблена. Ей не было до этого дела и она, улыбаясь, продолжала играть своим золоченым поясом. Конечно, она играла и с Никой тоже, пытаясь вывести ее из себя. Значит ли это, что ей известно о том, что произошло в конюшне?

Ника выдержала многозначительную паузу, а потом, как ни в чем ни бывало, начала рассказывать дальше. Лучшее, что она могла сейчас сделать, это сохранять терпение и спокойствие, кажется эта ревнивая леди вознамерилась прессовать ее по полной.

— Сэр Риган встретил меня на парадном крыльце и поинтересовался откуда я возвращаюсь. Пришлось сказать ему. Тогда добрый рыцарь отправил меня на кухню, где и расспросил обо всем подробнее. Ему не понравился непорядок, что творился в ваших владениях, госпожа, а потому, выслушав меня, он заявил, что я просто не знаю здешних мест и решил во всем убедиться сам, а заодно вывести меня на дорогу.

— Не хочешь ли ты сказать, дерзкая, что Риган тоже заблудился? - спросила леди Элеонор, глядя в сторону Никиных башмаков.

— Увы, - развела руками в стороны Ника, — мои дела обстояли столь печально, что я вынуждена была вернуться в Репрок.

— Удивительно. — поджала губы леди Элеонор. — И как же он сам объясняет столь непонятные вещи?

— Ну если не брать во внимание призрака, наведшего морок, то только происками орков. И мой сан не позволяет мне, миледи, привести и половины тех проклятий, что посылал, этот достойный рыцарь, в их адрес.

— О! - рассмеялась леди Элеонор и тут же впала в задумчивость, казалось совсем позабыв о монахине.

А Ника была рада передышке. Разговаривая с баронессой, она чувствовала себя так, будто ходила по тонкому льду, готовому вот-вот проломиться под ее ногами. Этот разговор требовал от нее самообладания и напряжение воли, а Ника уже чувствовала себя вымотанной.

Еще она отметила, что их разговор не коснулся ни отца Фарфа, ни леди Айвен, словно баронессу это вовсе не интересовало. Она оживала лишь тогда, когда дело касалось сэра Ригана, как будто не было ни призрака, ни странной болезни ее супруга и падчерицы, ни гибели преподобного.

От долгого стояния у Ники затекла спина, заныла поясница и она тихонько отойдя к стене, прислонилась к ней, чувствуя через толстую ткань гобелена приятную прохладу каменной кладки. Слава богу, леди Элонор равнодушно отнеслась к подобной вольности монахини, хотя конечно, это было странно.

— Скажи, монашка, играешь ли ты на лютне? Я желаю послушать твою игру.

— К сожалению нет, госпожа, — вежливо ответила Ника. Перебьется.

Ноздри леди Элеонор дрогнули, губы изогнулись в усмешке.

— Вот как? Разве в монастыре не учат петь и играть на музыкальных инструментах?

— Наша обитель подвизается в исцелении различных недугов и уходу за страждущими.

— А разве вы не воздаете хвалу Вседержителю и вашему святому песнопениями?

— Думаю Вседержителю и нашему святому больше угодны деяния доброго сердца и облегчение участи страдальцев, чем распевания в их честь хвалебных песен.

Леди Элеонор откинулась на высокую спинку кресла, и прикрыв глаза, сладким как патока голосом, произнесла.

— Мне жаль, монашка, что тебе, убогой, не доведется услышать пения Ригана и уж, поверь мне, оно не сравниться ни с чем, что тебе приходилось слышать раньше. Но слушать его пение может только тот, кто особенно близок ему и дорог его сердцу. Я знаю, что барону и его первой супруге так и не довелось насладиться голосом рыцаря. Только Айвен пел он, да и то лишь для того, чтобы развлечь ее, когда она была маленькой. Принеси-ка мне шкатулку, — неожиданно приказала она. — Ту, что вырезана из черного дерева и украшена перламутром. Мне хочется взглянуть на серьги и ожерелья. Через три дня Риган вернется из своего дозора и я хочу, чтобы у него возникло непреодолимое желание петь для меня, без всяких просьб с моей стороны.

Ника, слушавшая леди Элеонор, сложа на груди руки, отлепилась от стены, прошла к туалетному столику и поднесла баронессе требуемую шкатулку.

— Открой, — велела она, даже не шевельнувшись.

Откинув крышку шкатулки, Ника подняла ее, полную драгоценностей, чуть ли не к лицу леди Элеонор, чтобы та могла разглядеть ее содержимое.

— Покажи мне бирюзу, оправленную в золото

Перехватив шкатулку удобнее, Ника выудила из нее тяжелое ожерелье с крупным камнем на золотой цепи, потянув его хозяйке. Не касаясь ожерелья, леди Элеонор несколько минут придирчиво разглядывала его, чтобы после отвергнуть, разочарованно покачав головой. Опустив ожерелье обратно в шкатулку, Ника, по ее приказанию, достала золотую цепь с вкрапленными в нее рубинами. Так Ника продемонстрировала леди Элеонор все содержимое ее шкатулки.

- Теперь жемчуг, — велела она, устав любоваться сапфирами и Нике вновь пришлось искать этот жемчуг, перерыв всю шкатулку.

Вытянув его, она протянула покачивающуюся нить жемчуга леди Элеонор. Он и вправду был хорош: крупный, один к одному, отливающий чистой белизной. Леди Элеонор протянула руку и ей на ладонь горкой легли прохладные жемчужины. Пальчиком перекатывая их, леди Элеонор, любовалась, играя ими.

Наигравшись, она протянула его монахине, но… мимо. С Ники тотчас слетело все ее сонное отупение. “Очень интересно, - думала она, внимательно наблюдая за тем, как леди Элеонор, повернувшись, перенесла нить жемчуга, ткнув им в другую сторону. — Если у нее проблемы со зрением, то какое-то странное. Входит ожерелье она видит, не говоря уже о каждой его жемчужине, а целой монашки никак не узрит?”. Поскольку монахиня не спешила прийти ей на помощь, леди Элеонор начала гневаться, хмуря тонкие брови.

— Что такое? Как ты посмела отойти без спросу, безмозглая рабыня?

Мимолетное желание разом сравнять их положение, просто и со вкусом послав леди Элеонор далеко и надолго, остановило лишь то, что Ника во чтобы то ни стало решила разобраться, что же такое происходит с леди, а с ней явно, что-то было не так, поэтому Ника решила “сесть в засаду”, придержав свой характер. А потому спокойно проговорила:

— Будьте великодушны, госпожа. Засмотревшись на ваш жемчуг, я припомнила одну историю, — и Ника взяла у леди Элеонор ожерелье.

— Я желаю услышать ее, — отозвалась баронесса, утомленно откинувшись на спинку кресла и положив руки на широкие подлокотники, обитые бархатом.

Ника рассказала хрестоматийную историю о Клеопатре, взявшей обыкновение, растворять жемчуг в уксусе, что бы пить его для сохранения своей красоты. Рассказывая, Ника отнесла шкатулку на место, но леди Элеонор никак не отреагировала на столь вольное перемещение монашки по своим покоям.

— Эта царица ужасно глупа, — улыбнулась леди Элеонор, но ее лицо оставалось неподвижным, так что это ее выражение даже трудно было назвать улыбкой. — Таким способом не сохранить своей красоты. Неужели ей это удалось?

— О, да. Она умерла молодой.

— Я не желаю больше слушать твоих выдуманных басен. Отнеси-ка шкатулку на место, подойди к пюпитру и читай книгу с того листа на котором она сейчас раскрыта. Надеюсь, читать-то ты умеешь, или в вашей богодельне, этому тоже не уделяли внимания? Все-таки монашки так скучны и утомительны.

Ника, воспрянувшая было духом, что сможет усесться, приуныла, увидев пухлый фолиант, лежащий на высоком пюпитре, за которым читали стоя. Но ее замешательство быстро прошло. Взяв высокую скамеечку для ног и бросив на нее одну из подушек, валявшихся на ковре у постели, Ника стянула с пюпитра фолиант и устроившись на скамеечке, положила его на колени. И поскольку со стороны Леди Элеонор не последовало ни возмущения, ни гнева и на этот раз, Ника принялась читать.

В книге рассказывалось о наивной и трогательной любви прекрасной королевы и ее верного рыцаря, чем-то схожей с историей Тристана и Изольды. И Ника, запоем читавшая любовные романы, увлеклась настолько, что не обращала внимания на входившую и выходившую Христину; на леди Элеонор, что усевшись за столик принялась поглощать сдобные свежевыпеченные булочки, запивая их сладким вином.

После трапезы, баронесса устроившись перед полированным серебряным зеркалом, давала Христине указания, как следует ее причесать и куда уложить тот или иной локон. Кажется, потом, она долго решала, какими шпильками их закрепить, надеть энан, или все же обойтись сеткой для волос. Похоже, она вовсе не обращала внимания на чтение монахини.

Дочитав до конца, Ника приготовилась захлопнуть фолиант, когда леди Элеонор повернулась в ее сторону и недовольно поинтересовалась:

— Почему ты остановилась? Разве я позволяла тебе прекращать чтение?

Тем временем, между Никой и Христин произошел красноречивый обмен взглядами. Ника нахмурилась, смотря на Христину с тревогой: та находилась здесь довольно долго - с кем же тогда осталась леди Айвен? Но Христина успокоила ее, знаком дав понять, что позаботилась о молодой госпоже.

Ника не узнавала в скованной, запуганной служанке леди Элеонор обычную смешливую Христину, так любившую посудачить. Как же ей было нелегко изо дня в день терпеть характер своей госпожи. Правда один раз Христина забыла о своем трепете перед госпожой, когда, в первый раз за этот день, вошла в ее покои. Тогда вид Ники, устроившейся со всеми удобствами на скамеечке, настолько удивил женщину, что выражение напряженного ожидания и робости на миг покинуло ее лицо.

— Госпожа, - встала со скамеечки Ника, — поскольку вы призвали к себе и Христину и меня, то леди Айвен осталась одна без присмотра. Позвольте мне пойти к ней, если вам нет во мне больше никакой надобности, ведь историю королевы и рыцаря я дочитала вам до конца.

— Разве ты, - повернулась к Христине рассерженная леди Элеонор, — не позаботилась о том, чтобы падчерица не оставалась одна. Если это так — тебя ждет наказание.

— Ах, нет, госпожа, - пролепетала перепуганная Христина, — конечно же, нет. Я попросила кухарку Агнесс покамест посидеть с молодой леди.

— Хорошо, — милостиво кивнула ей леди Элеонор, а Нике сделала знак. — Читай с того места где была раскрыта книга, там где описана сцена любовного свидания королевы и ее рыцаря. Читай ее раз за разом, до тех пор пока я не скажу довольно.

Насколько же ей достанет выдержки и терпения, задалась вопросом Ника, начав чтение, чувствуя как от зевоты сводит челюсти. Читать второй раз эту слезливую историю было выше сил, а уж в третий бубнить один и тот же кусок и вовсе мукой. Не меняя интонации, Ника, почти выучив ее наизусть, начала рассказывать отсебятину. Христина, подняв брови, осторожно покосилась на монахиню, как бы предупреждая, что она рискует “нарваться”. Но вряд ли леди Элеонор слушала, а если даже и слушала, то невнимательно. Правда один раз она раздраженно бросила Нике:

— Что ты там бормочешь себе под нос, монашка? Неужели, мне еще нужно прислушиваться словно глухой старухе, чтобы разобрать, что ты там читаешь?

“Ну, пожалуйста”, - пожала плечами Ника и в десятый, наверное, раз громко и с выражением, то есть с подвыванием, вскриками и мелодраматическим шепотом, прочитала о том, как не очень далекий парень усердно соблазнял в лесу глупую девчонку, забыв, что она носит королевский венец. Только почему-то теперь королева Унгеруда в Никином пересказе превратилась в Унгердуру, а страстный рыцарь Захейн в Затрахейна. “И вот, протянул Захерейн руки к прекрасной королевне Унгедуре и воскликнул несчастный: “О, пожалей меня, твоего верного паладина…”.

Христина, сперва украдкой, бросившая на нее испуганные, а потом сочувственные взгляды, вдруг лукаво взглянула на нее, поняв, что сестра озорничает. Но Нике все было нипочем — она вошла во вкус сочинительства. Христина с трудом удерживалась от смеха, когда Ника вообще поменяла местами Захейна и королевну. “Ах, не говорите столь пылких слов, которые грешно и слушать, - упал на колени Захерейн, ломая в отчаянии руки. - О, когда, когда я наконец сподоблюсь… чтобы ты наконец отстала от меня… О, помилуй, и не тяни, молю, ко мне свои руки!”. Тут последовала звонкая пощечина, которую леди Элеонор отвесила Христине, когда та, видимо сильно потянула ее за прядь волос.

Нахмурившись, Ника привстала со скамеечки, чтобы вмешаться и высказать все, что она думает о леди, теми крепкими словечками, которые за это время в небывалом количестве пришли ей на память, отведя, в конце концов, душу. Но Христина, с горящей от пощечины щекой и блестящими от смеха глазами, выразительной мимикой показала, что все в порядке и, что для нее это не в первой. Во всяком случае она, вновь, стала сама собой - ей все было нипочем, озорство монахини явно пришлось ей по вкусу и она не желала лишаться подобного развлечения.

Наконец, обтянутый шелком энан, со спускающейся вуалью, был водружен на головку баронессы и именно так, как она того желала, а ее, заплетенные в две косы, роскошные волосы уложены вокруг ушей. Пришло время ужина и леди Элеонор встала, знаком показав, что Нике позволено наконец закрыть рот. Но надежда, что она отошлет монахиню в покои леди Айвен, пошла прахом, когда баронесса велела ей следовать за ней и Нике ничего не оставалось, как сопровождать свою мучительницу в пиршественный зал. Ника чувствовала, что не выдержит, если той придет охота продержать ее возле себя еще хоть минуту.

Они вышли во вторую дверь покоев, что вела на галерею пиршественного зала и пройдя по ней, спустились по лестнице, откуда леди Элеонор прошествовала к, ломившемуся от обилия блюд, столу. Этими блюдами можно было плотно накормить человек пять. Тем не менее, леди Элеонор оказалась за столом одна одинешенька. Ника же должна была встать за ее креслом. Более изощренной пытки леди Элеонор придумать не могла: развлекая ее, Ника не ела с самого утра и той это было хорошо известно.

Тогда как у Ники от голода подводило живот, сосало под ложечкой и мутило от аппетитных запахов, баронесса едва касалась некоторых блюд. Уже подумывая о том, чтобы плюнуть на все и уйти, Ника увидела, спешащую к ним через весь зал, Христину и не на шутку встревожилась, в миг позабыв о терзающем ее голоде: Айвен? Склонившись к леди Элеонор, Христина тихо, но так, чтобы слышала Ника, сказала:

— Госпожа, Криспи повсюду ищет монахиню. Сейчас он ждет ее у парадных дверей.

Мучительно долгую минуту леди Элеонор молчала, поглощая гусиный паштет.

— Поди, спроси его, так ли уж безотлагательно дело, ради которого он ищет монашку? - лениво вымолвила она.

— Ох, госпожа, он прямо с ног сбился, — затараторила Христина, — но я могу позвать его к вам.

— Ты нарочно это сказала, негодяйка? - разгневалась леди Элеонор. — Ты отлично знаешь, что я терпеть не могу этого старого одноглазого зануду. Пусть идет. Она мне надоела.

Христина, которую Ника готова была расцеловать, покорно заняла место за креслом хозяйки, а Ника прежде чем уйти из зала, стащила со стола цыплячью ножку. Виночерпий и поваренок, прислуживавшие за столом, предпочли этого не заметить. Посасывая косточку, - все что осталось от быстро исчезнувшей цыплячьей ножки, - Ника вышла на крыльцо, где ее действительно ждал Криспи. Оказывается уже давно стемнело. Криспи качнул фонарем, осветив каменные ступени.

— Пойдем со мной, сестра.

— Криспи?

— Не спрашивай меня ни о чем. Сама все поймешь. — тихо проговорил он. — Тебя уже давно ждут, дожидаются.

Нике было все равно. Кто бы ее не дожидался, она была только рада тому, что ее наконец-то освободили от общения с леди Элеонор. Глубоко вдохнув морозный воздух, Ника последовала за Криспи, что вел ее в сторону колодезной башни, освещая дорогу фонарем.

По пути Ника бросила косточку, крутившейся во дворе дворняжке, решив, что для пса она слишком мала и что только раззадорила бы его аппетит. Возле низкой двери в башню Криспи остановился.

— Иди к оконной нише, что напротив колодца. Там тебя ждут…

От резкого порыва ветра фонарь в его руке закачался, заскрипел. Кто ее мог ждать в башне, которая всегда пустовала?

— Иди, не бойся… - подбодрил ее старый слуга.

Не столько из-за его ободряющих слов, сколько из-за пронизывающего холодного ветра, Ника потянула дверь на себя и пригнувшись шагнула за порог, оставляя позади свет фонаря. В башне было стыло и темно. Едва угадывалось высокое окно с глубокой нишей, но Ника все равно бы не заблудилась, так как оттуда до нее донеслись звуки лютни. Ежась от холода в своей рясе, Ника остановилась, недоверчиво прислушиваясь. Криспи должно быть ошибся и ждут вовсе не ее… Ясно же, что здесь намечается свидание. Она обернулась в сторону двери: еще можно тихо и незаметно уйти, не потревожив никого,как звуки лютни оборвались.

— Ника, — позвал ее знакомый голос. — Ты не очень-то спешила. Я совсем уже отчаялся тебя дождаться.

И появившийся из ниши человек, отступил в нее обратно.

— Сэр? Но мы ждали вас только через три дня.

— Может зайдешь сюда и присядешь. Придется тебе смириться с моим постоянным пребыванием в замке. Мои солдаты в дозорах вполне могут справится и без меня.

Ника вошла в нишу и опустилась на плоскую подушку, лежащей на каменной скамье.

— Что-нибудь случилось? - осторожно спросила Ника, вглядываясь в лицо, смутно белеющее в темноте. Она готовилась услышать, какую-нибудь нехорошую новость.

— Случилось, - сэр Риган бережно прислонил к стене лютню. — Знаешь, я весь день сдерживал свое желание петь.

— Я рада за вас, — вежливо отозвалась она.

— Я весь день думал о тебе. Не утерпел и примчался сюда, чтобы увидеться с тобой.

“Четр! Черт! Черт!”

— Скажи, ты хоть немного думала обо мне?

“Черт!”.

— Хм… - прокашлялась Ника. — Скажем так, мне не давали забыть о вас.

— Кому я обязан этим? Назови его и я, всю оставшуюся жизнь, буду поминать его имя в своих молитвах.

— Я весь день провела с леди Элеонор, — с готовностью сообщила Ника.

Сэр Риган молчал. Видимо он был близок к тому, чтобы вспылить, но когда заговорил, его голос звучал глухо и ровно.

— Мы ничего не обещали друг другу и не обменивались клятвами верности. Я лишь скрасил ее одиночество. Но речь не о ней, а о тебе…

— Я монахиня, сэр, если вы об этом забыли.

— Я, ни на минуту не забывал об этом… Но ты дрожишь… позволь я согрею тебя…

И не успела Ника глазом моргнуть, как рыцарь пересел к ней и обняв, крепко прижал к себе. Кое-как высвободившись, Ника вскочила и бросилась из ниши, но сэр Риган, схватив ее за руку, дернул обратно к себе.

— Отпустите… не трогайте меня…

— Хорошо… хорошо… я не прикоснусь к тебе… Сядь, нам нужно поговорить кое о чем. Сядь же! Клянусь, я больше не позволю себе подобной вольности. Только выслушай то, что я скажу.

Ника плюхнулась обратно на скамью, подальше от него и поближе к выходу из ниши.

— Возьми вот это, иначе застудишься, — и он перекинул на скамью подушку, оказавшейся его сложенным плащом.

Все еще держась настороже, Ника подошла и села напротив.

— Известно ли тебе, — начал сэр Риган, — что рыцарь имеет право выкупить из монастыря монахиню с тем, чтобы взять ее себе в жены. Я решил выкупить тебя из обители для себя.

Ника отвернувшись, смотрела в темный провал окна.

— Тебе трудно и страшно решится на подобный шаг, но когда я все улажу с вашей настоятельницей, ты свыкнешься с этой мыслью. Доверься мне.

Тяжко вздохнув, Ника взяла прислоненную рядом к стене лютню и привычно пробежалась пальцами по ее струнам.

Ты же меня простил,

Сказал: “Забудь”

Ты же меня впустил

В свою судьбу

Ты же меня простил

Упасть не дал,

А я тебя не прощу никогда

Негромко пропела она. В темноте, песня прозвучала, как сокровенное признание, сказавшее о многом. Повисло долгое молчание.

— Вон оно как, — глухо произнес сэр Риган, нарушая его. — Мне давно следовало догадаться. Ведь я же знал, клянусь моей проклятой шкурой оборотня, что девицы частенько убегают в монастырь из-за несчастной любви. Ты, плачешь?

— Нет

— Я же слышу — ты всхлипываешь

— Это простуда…

— Послушай, — сказал он ожесточенно, схватив ее было за руки, но тут же выпустив их. — Твое признание, ничуть не помешает мне, и мое намерение остается неизменным. Забудь его. Для него ты потеряна навсегда. Да он и не вспомнит больше о тебе никогда. И если этот негодяй бесчестно предал тебя - я не предам никогда. Не плачь…

— Я не плачу… Можно я пойду…

— Подожди… Ты же замерзла насмерть… - и сэр Риган начал было расстегивать свой камзол, когда монашку со скамьи словно ветром сдуло.

— Что же это такое! - рявкнул он в отчаяние. - Вернись сейчас же обратно. Я просто хотел отдать тебе камзол, чтобы ты хоть немного согрелась… и не торопилась так уйти от меня.

— Не надо… - послышался ее голос уже от колодца. - Я все равно ничего не смогу сказать вам… я даже думать об этом не могу…

— Зато я думаю об этом каждую минуту. Пока я не буду торопить тебя, но мы непременно поговорим еще, — он поднялся.

Взяв свой плащ, он отдал его Нике, смотря как она быстро закутывается в него. Про себя он поклялся, что если попустит Вседержитель и доведется ему встретиться с тем ублюдком, который тяжко обидел Нику, то он заставит его сполна ответить за каждую слезинку этой женщины.

Едва они вышли из колодезной башни, как из-за угла к ним вышел Криспи, прикрывая от ветра фонарь полой своего плаща. Его, как будто, ничуть не удивило, что в такой холод на рыцаре расстегнут камзол. Он молча шел впереди, освещая им путь. Войдя в холл Ника, отдала сэру Ригану плащ. Тихо попрощалась с ним и поднялась в покои леди Айвен. Куда он направился дальше: к себе, в караулку, к баронессе, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение и, возможно, развлечь ее своим пением, Ника не знала.

Сама она, как только сменила тетушку Агнесс, первым делом надела на неподвижную девушку амулет Бюшанса, который сегодня ей самой, так и не понадобился. Устраиваясь в кресле поудобнее, Ника пообещала себе, что завтра с утра, не смотря ни на что, отправится с амулетом Бюшанса искать дорогу из владений Репрок.

Спала она так крепко, что пропустила визит Балахона. Она — да, но не призраки, чье едва уловимые свечения, угадывалось в углах комнаты, не давая никакой возможности войти в нее Балахону, томившемуся под дверью, бессильного что-либо поделать.

Первое, что сделала Ника, проснувшись утром, это побрела на кухню. Вчерашняя цыплячья ножка не насытила ее и теперь живот подводило от голода. В этот ранний час в замке царила сонная гулкая тишина. Камины давно остыли, от каменных плит пола поднимался холод, в коридоре, ведущий к кухне, свистел сквозняк. В этот холодный предрассветный час, добрые люди еще сильнее зарывались под теплые одеяла, досматривая сладкие сны и только Ника, мучимая голодом, как сомнамбул, бездумно брела к кухне.

Там тоже угадывалось некое подобие жизни и какое-то шевеление: слышался ленивый говор кухонной прислуги, прерываемый душераздирающими зевками, бряканье котлов и звук льющейся воды. Она не обратила внимания на отделившуюся от стены темную фигуру, двинувшейся ей навстречу — мало ли кто из кухонной прислуги бродит здесь.

Поравнявшись с нею, Ника бросила на нее сонный взгляд и лениво отметила про себя: “Надо же, до чего обнаглел… разгуливать по замку светлым днем?!”. И она сделала все, чтобы тварь, что приблизилась к ней, обдавая смрадом плесени, отсыревшей одежды и затхлости, держалась от нее подальше, с чувством заехав кулаком туда, где у Балахона должно было быть лицо, или что там у него имелось вместо него. Ее кулак, почти, не встретил сопротивления. Она только почувствовал, что под его костяшками что-то хрустнуло, хлюпнуло и Балахон, неловко взмахнув широкими рукавами, легко отлетел к стене, ударившись о нее так, словно швырнули тюк с тряпьем. Из под капюшона послышалось болезненное шипение и свистящее тяжелое дыхание. Может эта гадость, или чтобы оно ни было и слыло сильным магом, держащее “на замке” всю Северную границу и терроризирующее замок Репрок, но на деле, оказалось довольно безвольным и хлипким существом.

Отряхивая и брезгливо вытирая ладони о рясу, Ника подошла к поверженному врагу. Только у темной стены, где должен был валяться бесчувственный призрак, уже никого не было. Ника растерянно огляделась вокруг, но балахон исчез и вот тогда ее гнев сменился испугом. Ника здорово перепугалась. Больше невыносимо было оставаться одной в пустом, темном коридоре, где шевелились подозрительные тени, и она со всех ног помчалась к лестнице. Она неслась по ней, перемахивая через две ступеньки, ничего и никого не видя перед собой, пока не налетела на сэра Ригана.

— Святые небеса, — охнул он, схватив ее за плечи и легонько встряхивая, — от кого это ты так несешься? За тобой, что следуют все демоны преисподней?

— Не… не демоны… там… он… - тяжело дыша, выговорила Ника и махнула вниз по лестнице.

— Он! - прорычал сэр Риган — Он лез к тебе? Отвечай! - и сэр Риган еще раз встряхнул ее.

— Лез… - подтвердила Ника, с трудом переводя дыхание, - только я его кулаком…

— Скажи мне только, кто и эта свинья пожалеет о том, что родился на свет!

— Так я же и говорю… - в отчаянии воскликнула Ника, — что это Балахон!

— Тише, не кричи, а ответь мне толком, что случилось.

— Ну, я… это… шла на кухню…

— Что тебе понадобилось на кухне в столь ранний час?

— Есть очень хотелось, а тут он навстречу. Я сперва подумала, что это шляется без дела слуга, но ни от кого не несет такой тухлятиной и плесенью, как от Балахона. Меня и так мутит от голода, а тут еще он… Сама не понимаю, как это вышло, но кажется лицо я ему разбила.

— С утра, спозаранку зловредный призрак разгуливает по замку? - не меньше Ники был возмущен сэр Риган. — Я поднимусь к барону и баронессе, дабы удостовериться, что с ними все благополучно, а ты беги к леди Айвен и запрись в ее покоях.

Они вместе поднялись по лестнице и сэр Риган, уверившись, что в покоях Айвен никто не прячется, велел Нике закрыть за ним дверь на засов. Сам же поспешил выше, к покоям барона.

В комнате Айвен было тихо и уютно. Ника, подойдя к постели, склонилась над девушкой, прислушиваясь к ее мерному дыханию. Казалась, она вот-вот проснется и Ника верила, что так оно и будет. Чистую душу Айвен не осквернило мерзостное прикосновение зла, что поднялось из глубин преисподней, словно из выгребной ямы, отравляя все вокруг себя. Девушка заметно похорошела. Силы возвращались к ней и молодость брала свое. Накапав в воду настой, Ника напоила им Айвен, а когда поставила пустую кружку на стол в дверь коротко, но сильно постучались. Лишь только она приоткрыла ее, как очутилась в объятьях сэра Ригана.

— Беги! — выдохнул он, прижимая ее к своей груди. — Покинь замок сейчас же! Не медли ни минуты! Это Элеонор.

Ника дернулась в его руках, едва терпя мужские объятия, и когда он отпустил ее, отстранившись посмотрела на рыцаря. На нем лица не было.

— Послушай меня, — проговорил он, плотно прикрыв за собой дверь и обхватив лицо Ники ладонями. — Слушай… Я побывал у барона… Он очень слаб и не сегодня, завтра, его душа расстанется с телом, с ним неизменно находился Криспи. Тогда я поднялся к Элеонор. Она сидела у зеркала и расчесывала волосы, а когда повернулась ко мне, я увидел ее разбитое лицо. Она все поняла по моему виду и расхохоталась. “Ничего уже не изменить - сказала она — Монахиня потеряна для тебя”. Теперь ты видишь, что тебе опасно оставаться здесь?

— Но я…

— Мы все здесь обречены, — не давая ей перебить себя, торопился сэр Риган. — Я это знаю. Но знаю и то, что смогу сопротивляться, пока буду уверен, что ты жива. Она сказала, что колдовала несколько ночей, призывая демона Подземья, чтобы погубить тебя.

— А Айвен…

— Я останусь с бароном и Айвен. Элинор и тварь призванная ею, не должны отыскать тебя. Пока ты жива им будет не до нас. Знай, что до твоего появления в Репрок, я не мог сопротивляться чародейству Элеонор. Прежде, как бы я ни противился ее чарам, все равно приползал к ней обратно, как послушная собака. Теперь я свободен и сделаю все, чтобы не попасть под ее чары вновь. Будь в этом уверена, как и в том, что я всей душой люблю тебя. Помнишь тропу несчастного Фарфа? Езжай в противоположную от нее сторону и тогда выберешься на опушку к заброшенной хижине. От нее до реки рукой подать. Там будет брод, его охраняют мои дозоры. Солдаты помогут тебе перебраться на ту сторону. За рекой, уже как дня четыре, встало стоянкой племя орков и я очень надеюсь, что их шаман, согласиться помочь нам справиться с чарами ведьмы.

— Но я не могу… пошли кого-нибудь другого…

— Ты хочешь погубить всех нас? Делай, что я велю тебе…

Они спустились вниз по винтовой лестнице. Крепко держа Нику за локоть, с обнаженным мечом в руке, поминутно оглядываясь, сэр Риган вел ее к каморке Криспи.

— Что может сделать меч против магии и колдовства, — прошептал он, ей на прощание, - но я до конца исполню свой вассальный долг и останусь со своим сюзереном. Прощай - и он крепко поцеловал ее в целомудренно сжатые губы, повторив еще раз: — Прощай!

Через потайной ход, Ника выбралась из замка и бросилась бежать в ту сторону, откуда выехал Хоуги в ту ночь, когда Ника встретилась здесь с оборотнем. Она бежала до тех пор, пока не увидела погост за деревенским храмом и уже оттуда, двинулась к тропе Фарфа, а от нее побежала в противоположную сторону. Один раз она, споткнувшись, упала и расшибла коленку, вымочив в мокром снегу рясу. Тогда подхватив суковатую палку, она, опираясь на нее, поспешила дальше, время от времени, переходя с торопливого шага на бег.

В голове крутился один и тот же вопрос: найдет ли она выход из того колпака, которым Элеонор накрыла Репрок? Ее нога провалилась в нору, затопленную водой, насквозь вымочив башмак. Поможет ли ей орочий шаман? Поможет! Она сделает все, чтобы он помог. В конце концов, она может поднять орков на штурм замка? Но это опять же не помешает Элеонор разделаться с семьей барона. Да и сэр Риган не одобрил бы этого.

Наконец она выбралась на опушку, посреди которой вросла в землю, почти по самую заросшую мхом крышу, хижина. Над нею раскинул свои голые ветви клен. Ника остановилась.

Под кленом стоял орк… Ника закрыла, потом открыла глаза, надеясь, что видение исчезнет. Ничего подобного. Орк стоял под деревом, опираясь на свою дубину и спокойно рассматривал Нику. Обнаглели дальше некуда! Куда, черт возьми, смотрит дозор сэра Ригана.

А орк не выказывал ни смятения, ни страха, а смотрел на Нику с любопытством, ясно читавшееся на его морде, не обнаруживая при этом ни воинственности, ни намерения напасть на нее. Скорее всего он просто не видел какую опасность может представлять для него замученная, запыхавшаяся монахиня, у нее ведь даже не хватит сил убежать от него. Наверное, ей очень посчастливилось встретиться с таким спокойным, не злобным орком. Но Ника ни в коем не случае, не стала бы утверждать, что он само миролюбие. Слишком уж впечатляли тугие бугры его мышц, широкая грудь, толстая шея с горбом-загривком, короткие, кривые, но сильные ноги.

На орке была туника из шкуры волка, чья оскаленная морда, покоилась на его груди. На ногах какая-то бесформенная меховая обувь, перехваченная крест на крест ремешками. Весь он был покрыт короткой шерстью, а на его крупной голове росла неуемная грива волос. Слабая попытка, хоть как-то привести жесткие, как конский хвост, волосы хоть в какой-то порядок, вылилась в несколько заплетенных косичек, которые дела не решали. Зато в лопоухом ухе болталась, грубо выделанная, медная серьга.

Маленькие глазки внимательно смотрели из-под массивных надбровных дуг. Как у всех орков, этот франт имел низкий покатый лоб и Ника дорого бы дала, чтобы узнать, какие мысли сейчас вертятся под ним относительно нее. А потому не удивительно, что когда он шагнул к монашке, то получил суковатой палкой по, этому самому, лбу.

Выронив дубину орк, обижено хрюкнув, схватился за голову, а Ника поудобнее перехватив палку, приготовилась к драке. И орк, в самом деле, подхватив свою дубину, решительно двинулся на монашку, когда со стороны зарослей боярышника раздался голос, заставивший его остановиться.

Из кустов появилось не менее странное создание к которому орк послушно, хоть и нехотя, отошел, волоча за собой свою дубину. Оно казалось до того дряхлым и старым, что угадать пол его было довольно затруднительно, а его внешний вид никак этому не способствовал.

Серые длинные волосы были спутаны в давно нечесаный колтун. Беззубый рот ввалился, но из-под седых бровей насмешливо и живо смотрели неожиданно молодые глаза. На худом сгорбленном теле болталась длинная туника, подпоясанная конопляной веревкой, а сверху накинут плащ из грубой шерсти.

Это воплощение старости, опиралось на клюку и разглядывало Нику зоркими глазами. Рядом обижено сопел орк.

— Э… э… простите, я не знала, что это ваша зверушка, — кивнула на оскалившегося орка, Ника.

В ответ старец рассмеялся сиплым смехом:

— А ты храбрая…

— А вы знаете, что находитесь на земле барона Репрок, — поставила старика в известность Ника.

Вдруг он с орком заблудился.

— А как же! — отозвался тот, лукаво блеснув глазами. — А вот знаешь ли ты, что нам с тобой можно разговаривать до тех пор, пока край солнца не коснется ветки вот этого клена.

И старик поднял клюку, указав ею на клен.

— И что тогда произойдет?

— Тогда проход, через который мы прошли рубеж исчезнет и мы с Уро останемся здесь. И уж тогда сэр Риган, точно, порубит его на куски.

При этих словах орк недвусмысленно качнул дубиной, давая понять, что осущиствить это будет не так-то просто.

— Нас же с тобой услышат и уж тогда нам не сдобровать, — добавил старец.

— А вы, простите, кто?

— Я Лиз, и живу я на этой опушке, а ты сестра Ника из обители милосердных сестер. Простая смертная с которой вынуждены считаться могущественные силы и которые не могут с тобой ничего поделать, потому как тебя защищают сильные друзья.

— Но мы думали, что вас…

— Думали, что и со мной расправилась проклятая колдунья? Так бы и случилось, если бы я не стала дожидаться неизвестно чего, как это сделала Хромоножка и Ворона.

— Значит их и вправду убили? - Ника бессильно опустилась на поваленное дерево.

— Да уж, вернее не бывает

— Меня тоже хотят убить

— Не убить… нет… - старуха с кряхтением и постаныванием стала садиться на бревно и орк, проворно подскочивший к ней, помог ей сесть.

— Вы проводите меня через реку к шаману? - спросила Ника.

Лиз покачала головой.

— Нет? Но почему? Нам нужна помощь… Меня послал сэр Риган…

— Потому что если ты хочешь найти ответ на свой вопрос, то тебе следует вернуться в замок. Тебе надлежит быть там, а я передам твою просьбу о помощи шаману.

Теперь надо было встать и идти обратно, но Ника выбилась из сил и ей хотелось одного — лечь на землю и тут же уснуть.

— Как вы уцелели и почему сейчас здесь? - спросила Ника, помятуя о том, что для разговора им с Лиз отпущено какое-то время.

— Потому что не стало мне покоя после странной смерти леди Эдит, первой супруги барона. На охоте, видишь ли, она упала с лошади и разбилась. Это она-то, прекрасная наездница? А через седьмицу наш господин взял себе другую жену. И стали мы жить в мире, спокойствие и тишине, — старуха пожевав беззубым ртом, хихикнула, озорно глянув на Нику. — Чего-то уж очень спокойно и тихо. В приграничных землях сроду такого не бывало. До сего времени, дня не проходило, чтобы орки не переходили реку для грабежа. Спору нет, хорошо жить в мире, только не очень-то мне понравилось, что у орков шаманы заволновались и никак не угомоняться. Как ночь, так беснуются и воют. А варвары и вовсе покинули свои стоянки и ушли из этих мест. Чую я, неладное что-то. Покоя мне нет, вот и поплелась я к Хромой. Хоть мы с ней в молодости не очень-то ладили, да вот приспела пора, позабыть о былых глупостях. Вышла я тогда из леса, а мне говорят, что мол, Хромоногая ушла в замок. Мол, призвал ее к себе господин барон. Ох-хо… Он и меня к себе призывал, но я как услышу, что его посланец ко мне идет, так прячусь. Отводит меня что-то от замка. Нехорошо там. А тут поковыляла к нему сама, чтобы с Хромоногой не разминуться. Но, как только приблизилась к его стенам стало мне на грудь давить, да суставы выворачивать и так-то тошно сделалось, что подумала: забирают меня к себе мои боги. Пришло, знать, мое время помирать… Уползла я в лес и там оклемалась. Не знаю сколько я в кустах отходила. Дрожала, да заклинания шептала, пока меня не отпустило. Побрела я к себе на опушку и там в кустах, нашла бедняжку Мари, всю истерзанную, высушенную, с вырванным сердцем.

Ника вздрогнула и со страхом посмотрела на Лиз.

— Вижу понимешь, о чем я, и что не к добру все это. Поэтому я здесь. В Репрок творилась служба кровью демону Подземья, приносились ему в жертву человеческие сердца, еще живые и трепещущие. Из темной, глубины поднимается этот демон за тем, что обещано ему.

— О чем вы?

— Ты ведь уйти хотела, но не смогла. Небось сама сообразила: раз тебя в третий раз приводит к одному и тому же месту, то дело-то не в том, что ты позабыла дорогу. Я ведь тоже плутала, пытаясь уйти за реку. А когда попробовала заклинаниями пробить брешь в мороке, хватило меня так, что я еле ноги утащила. Ох, не совладать мне с этой магией, думаю. И призвала я на помощь духов ветра и воды и послала с ними весточку к орочьему шаману: не поможет ли он мне перебраться к ним за реку? Ответ от него пришел с ночной вестницей - совой. Он сообщил, что начнет колдовать когда полная луна поднимется в зенит и уже тогда я смогу своими заклинаниями пробить со своей стороны брешь в мороке. И что я должна была думать, когда узнала, что отец Фарф спокойно уехал в город и привез с собой монашку?

— Это что… ловушка?

— Так оно и есть, — подтвердила Лиз и сипло рассмеялась. — Но и от тебя проклятая ведьма хлебнула непритностей. Залучить-то, она тебя сюда залучила, но подчинить себе не смогла. Ты ей не давалась и хлопот с тобой было не оберешься. Что ты ей устроила? Наложенное ею оборотничества с сэра Ригана сняла, а к молодой хозяйке вообще не подпускала. Вот уже и демон скоро появится, а она тебя все отыскать не может, потому как не видит тебя. Знаю есть какой-то амулет, что скрывает тебя от ее глаз. А потому призвала она прежде демона, еще одного темного обитателя Подземья, где он был изготовлен, чтобы это существо указало ей на тебя. На тебе амулет-то?

— Нет. Он на леди Айвен.

— Вон оно как, — покачала головой Лиз. — Все один к одному. Надобно тебе возвращаться в замок и постараться сразу завладеть им.

— Зачем я нужна Элионор?

— Кое-что нужно ей от тебя, — проговорила Лиз. — Что ж приспело время прощаться нам. Солнце коснулось ветки клена. Поспеши в замок и постарайся вернуть себе амулет до того, как существо Подземья, призванный Элеонор, не увидит тебя.

— Откуда вообще взялась эта Элеонор? - пробормотала Ника, затягивая разговор, чтобы хоть немного отдышаться. Подняться с поваленного дерева было выше ее сил.

— А это и не Элеонор вовсе, - кряхтя и постанывая поднялась Лиз. — Это личина Лаодран — и осеклась с изумлением глядя на, мигом вскочившую, монахиню, которая до этого была вялая настолько, что чуть ли не засыпала на ходу.

Орк тут же повернул к ней свою гривастую башку, но Лиз подняла руку, успокаивая его. Оба смотрели вслед монашке, которая, с откуда-то вдруг взявшейся прытью, скоро шагала с опушки в сторону замка. Постояв еще немного, задумчиво глядя в сторону кустов где только что скрылась ее ряса, Лиз сделал знак орку следовать за ней и оба покинули опушку. Но Уро не сразу пошел за ней, а постояв немного, оглядел стену зарослей, окружавших опушку, с подозрением, потянув воздух своим пятачком и только тогда поспешил за Лиз.

Выйдя к деревне, Ника испугалась. Она оказалась опустевшей, будто вымерла. Что могло здесь произойти? Ника шла через нее, ища следы разорения, битвы, пожара, но все выглядело так, будто ее жители, побросав все, дружно снялись и куда-то ушли.

И когда из распахнутых дверей храма вышел Хоуги и Лофтон, Ника испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Увидев монахиню, кузнец направился к ней, а Лофтон вновь скрылся в храме. Ника поспешила навстречу кузнецу и после того, как они остановились друг против друга, тот хмуро поинтересовался:

— Куда это ты направляешься, монашка?

— В Репрок

— Поворачивай обратно

— С чего вдруг?

— Тебе там делать нечего. Сейчас в Репрок торжествует зло, — Хоуги повернулся к замку, недобро глядя на его стены. - Знай, леди Элеонор — ведьма. Сэр Риган повелел увести людей в безопасное место. Сам же остался при бароне и его дочери. Поворачивай назад. Вон у того вяза тебя встретят и отведут за рубеж земли барона.

— Вы вывели людей за рубеж? И это безопасное место? - изумилась Ника. — Да вас там в два счета задавят орки. Они, между прочим, стоят у реки.

— Верно, — как ни в чем ни бывало согласился Хоуги, - но они не посмеют связываться с племенем варваров, что приютило нас.

— Варвары? - глупо переспросила Ника, удивившись еще больше.

— Да, - кивнул Хоуги. — Благодоря Вседержителю, Эрик Рыжеволосый со своим племенем кочевал рядом с границей. Их заметили дозоры сэра Ригана. Но Эрик Рыжеволосый всегда жил в мире с людьми. Так, что смело ступай к тому вязу и ничего не бойся.

— А вы почему остались?

— Сэру Ригану может понадобиться наша помощь, хотя я понятия не имею, что можно поделать против проклятой колдуньи и того мерзкого чародея, которого она призвала в Репрок, осквернив эти, покрытые славой, стены. Говорят, оба с нетерпением дожидаются появления демона из бездны.

— Тогда ты понимаешь, почему я должна быть там?

— Нет! — покачал головой Хоуги. — Сэру Ригану это не понравится.

Ника поморщилась.

— При всем том почтении, что я испытываю к тебе, Хоуги, я все же должна напомнить, что я не подданая ни барона, ни сэра Ригана. Я исполняю волю Вседержителя и служу ему одному. Понятно?

— Погоди, сестра, — проговорил ей в догонку кузнец. — В замке остался Сайкс Поуэ, потому как его матушка не пожелала оставить леди Айвен на произвол судьбы. Возьми его к себе в подмогу.

— Посмотрим, — обернувшись на ходу, пообещала Ника.

Она быстро шагала к замку, переживая услышанное от Лиз как открытие, как откровение. Так вот о чем хотела предупредить ее Режина. Эта Лаодран, что-то знает о Зуффе. Режин все то отведенное ей время, что ей оставалось быть на земле после смерти, пыталась хоть как-то передать Нике то, что ей все же удалось, вырвать у демона с рыбьей головой. Режин не хотела уходить в небытие не передав заветное имя Нике, хотя бы даже через обезумевшую от страха сестру Паисию, все повторявшую одно и тоже: “дран”, а потом так услышала это имя от мертвой Режины уже и Ника.

Пройдя замковые ворота, Ника почувствовала себя странно. Дышать стало труднее, сдавило грудь, локти и колени заныли словно их выворачивало. Не может быть, чтобы на нее так подействовал рассказ Лиз с Опушки. На стенах замка никого не было. Двор был пуст, зато двери на крыльце оказались распахнуты настеж и через них Ника видела, что немногочисленная, оставшаяся в замке, челядь столпилась в холле перед пиршественной залой. Оттуда неслись звуки лютни.

Нику окликнули и она обернулась. От конюшен к ней быстро шел Сайкс Поуэ.

— Что это вы здесь делаете? - сквозь зубы проговорил он, схватив ее за локоть и чуть ли не силком таща обратно в воротам. — Вы сейчас должны быть так далеко от замка, что вас не смог бы нагнать даже всадник.

Нике стоило большого труда освободиться от его цепкой хватки.

— Послушай… да оставь ты меня… я должна быть здесь, потому и вернулась… да отцепись же ты в конце концов!

Парень остановился с тревогой глядя на отскочившую от него Нику.

— Эх, а сэр Рига-то уверен, что вы сейчас далеко и в безопасности, и оттого спокойно принимает свою участь.

— К-какую участь?

Нике уже живо рисовалось, что Элеонор — Лаодран высасывает силы и уже у беспомощного рыцаря выдирает из груди сердце.

— Он принимает какого-то темного то ли колдуна, то ли духа, об этом кто, как болтает. Его вызвала к себе на подмогу подлая ведьма. Сэр Риган убьет его, а потом уничтожит и Элеонор.

— Ох-х… а я уже не весть что подумала, — заикаясь, произнесла Ника.

— Ведьма, чтоб ее вечная лихоманка терзала, очень опасна. Это правда. Вы твердо решили поступить по своему и ослушаться сэра Ригана?

— Ага

— Тогда, я с вами, — решительно произнес он.

Они поспешили подняться на крыльцо. В холле возбужденно перешептывались слуги. Стоящие позади тянули шеи, чтобы посмотреть на происходящее в зале. Звучал мелодичный наигрышь лютни. Впереди всех стоял, немым укором, мрачный Криспи. Глаза его подозрительно блестели. В эти минуты его хозяин был унижен, предан и опозорен.

Сайкс врезался в стоящих плечом, грубо рассталкивая их и расчищая для Ники, держащейся за ним, дорогу. Люди молча расступались не возмущаясь его бесцеремонностью и, пожалуй, даже не замечая ее. Но за своей спиной Ника услышала испуганный шепот:

— Монахиня… зачем она здесь…

— Погибели ищет…

— Куда ты? Прячься… прячься…

Ее схватила за руку Христина.

— Беги! — зашептала она, глядя на нее с ужасом. — Беги, пока не поздно… она ищет тебя… поэтому черный колдун здесь. Спрячься пока не поздно…

— Почему ты не с Айвен? - тихо возмутилась Ника.

— Нам всем велено присутствовать здесь… я же говорю: ищут тебя… куда ты?

— Вернись к Айвен. Будь с ней.

— Уже бегу… Сайкс?

— Все хорошо, матушка… Не волнуйся за меня и ступай к молодой госпоже.

Он и Ника протолкались вперед, наконец получив возможность увидеть все, что делается в пиршественной зале.

По среди его танцевала под звуки лютни леди Элеонор со своим зловещим кавалером, которого кто назвал обитателем преисподни, кто колдуном. К ним было приковано все внимание присутствующих и хоть в их адрес шепотом раздавались негромкие проклятия, не признать, что двигавшаяся в танце пара была изящна и обладала каким-то мрачным очарованием, было нельзя.

Чувственная красота Элеонор расцвела под восхищенным взглядом и вниманием ее странного кавалера. Оба были поглощены друг другом. Никогда еще Нике Элеонор не казалось такой прекрасной: ее губы горели, загадочно и многобещающе мерцал взгляд. Она как налитой созревший плод была готова упасть в руку, только протяни. И ее темный кавалер уж, точно, готов был эту руку протянуть. Предупредительно и галантно, поддерживал он ее под локоть, обхватив в танце за талию. На завораживающие улыбки своей дамы, он отвечал долгим взглядом.

— Какой же мерзкий этот колдун, подстать ведьме. Что с тобой сестра? - поддержал Нику за локоть Сайкс. — Святые угодники… сэр Риган нас заметил. Ох и достанется же мне…

Ника почти не слышала его. Всей тяжестью она оперлась на руку солдата. Время словно остановилось. Стены залы раздвинулись, разговоры людей отдалились. С каждым ударом, сердце увеличивалось, вытесняя весь воздух из груди и ей уже нечем было дышать. Опять! Нет! Только не сейчас! Ника глубоко и часто задышала, пока ее не отпустило. Потом она увидела человека, которому было едва ли лучше, чем ей.

До того сидящий за столом с отрешенным видом, сложа на груди руки, сэр Риган, заметив Нику, резко подался вперед, схватившись за край стола. Он смотрел так, словно не хотел, не мог поверить увиденному. Рядом с Никой Сайкс издал тихий стон отчаяния, когда перехватил яростный взгляд, брошенный на него рыцарем.

— Сэр Риган смотрит на нас… Он прикончит меня и не нужны ему будут мои оправдания… попомните мое слово…

Между тем пара закончила танцевать и прошла к столу. Леди Элеонор не замечала никого и ничего. Потупив глаза она внимала своему гостю, который склонившись, что-то шептал ей на ухо.

— Уходи отсюда, - прошептала Сайксу Ника.

— Ну уж, нет… - процедил парень, упрямо стиснув зубы.

— Ладно. Нет времени, что-то объяснять тебе, просто ни во что не вмешивайся…

Леди Элеонор со своим гостем уселись за стол и она с улыбкой слушала его жаркие нашептывания, и когда он еще ближе склонился к ней, она засмеялась тихим, волнующим смехом, повернувшись к сэру Ригану взглянув на него с надеждой, что он оценит комплименты гостя, расточаемые ей, и может быть она даже увидит в его глазах досаду и ревность. Но увидела лишь то, что он сильно взволнован и смотрит не на нее. Устремив свой взгляд в ту сторону, куда внимательно смотрел рыцарь, леди Элеонор увидела подходящую к столу монахиню в обтрепанной, вечно перепачканной рясе. Баронесса выпрямилась на своем месте, не скрывая своего торжества и нетерпения. Наконец-то, она видит ее именно тогда, когда это столь необходимо! Сегодня был ее день. День ее полного триумфа. Не зря она вызывала чародея Подземья. Пришел час расплаты и монахиня заплатит за все.

Ника шла к столу с сильно клотящимся сердцем, не сводя глаз с леди Элеонор. Та величественно восседала в короне золотых волос, в темно бордовом платье шитом золотом, меж двумя, послушных ее воле мужчин, покоренных ее красотой. Рыцарь и гость настороженно и напряженно следили за ее приближением и требовалась только негромкая команда леди Элеонор, чтобы они, сорвавшись с места, бросились на Нику. Потому Ника старалась не смотреть на них, чтобы не растерять остатки решимости.

Остановившись у стола, все также, глядя только на Элеонор, она спросила:

— Лаодран, где Зуфф?

Мужчины одновременно вскочили со своих мест, опрокидывая кресла.

— Даже не смотри в ее сторону, тварь! - процедил сквозь зубы сэр Риган, держа меч у горла гостя. - Будь уверен, я успею полоснуть им по твоей шее, прежде, чем ты вздумаешь открыть свою мерзкую пасть, чтобы произнести колдовское заклинание, - и крикнул, не поворачивая головы. — Сайкс, уводи монахиню!

Дорган лишь криво усмехнулся, когда его горла коснулось холодное лезвие рыцарского меча.