Женимся! Семья за одну ночь

Глава 6

Замираю, растопырив руки, и позволяю икре, кусочкам помидора и авокадо беспрепятственно скатываться по фирменной безрукавке. Почти не дышу, чтобы не впускать в себя тяжелое амбре бывшего деликатеса. Подтаявшие льдинки, в которых лежал еж, мечтая упокоиться с миром, со звоном осыпаются мне под ноги.

– Вычту из зарплаты, – щелкает пальцами управляющая и отшатывается от меня, как от прокаженной. – Макс, приготовь еще раз.

– Продукты… закончились, – мямлит он, поймав мой яростный взгляд. Чуть заметно киваю ему в знак одобрения.

– Тогда вынесите мне блюдо от шефа. Надо же чем-то клиента накормить, – Милена Игоревна поправляет декольте так старательно, будто в случае чего готова к груди его приложить, как младенца. – Александра, приведи себя в порядок. Целый день с тобой что-то случается, – ехидно насмехается надо мной.

– Да и черт с вами, – срываю передник, лихорадочно протираю им себя и бросаю прямо на пол. – Видит бог, я пыталась, – фырчу, разворачиваясь к ней спиной.

– Стоимость формы тоже возместишь, – брызжет ядом главная кобра мне вслед, а я едва сдерживаюсь, чтобы не показать ей средний палец.

Бешеной гарпией влетаю в уборную для персонала, не закрыв за собой дверь. С отвращением расстегиваю безрукавку и стягиваю с себя, небрежно кидая в раковину. Включаю воду на полную мощность, не рассчитав, что брызги могут отрикошетить в меня. Невесомая блузка, которая и так ничего не скрывала, становится местами прозрачной. Если так пойдет и дальше, я домой в трусах поеду…

– Нет, дорогая, пешком, – обреченно выплевываю, обращаясь к своему отражению в большом зеркале. – Ведь из-за этого чудака, который все никак не нажрется, я и мопеда лишилась!

Зажмурившись, упираюсь кулаками в край раковины. Делаю глубокий вдох через нос и медленно выдыхаю ртом. Мечтаю, чтобы все испарилось, а происходящее оказалось лишь дурным сном.

Когда открываю глаза, понимаю, что я больше не одна. Боковым зрением улавливаю движения и тень.

– Вообще-то это служебный туалет, – шиплю, не оборачиваясь.

Узнаю незваного гостя по шагам и… запаху. Мужской, брутальный елово-кипарисовый шлейф тянется за ним еще со злополучной остановки, словно метит все по пути. Приятный, волнующий, но вперемешку с ежовыми испарениями образует удушливый газ.

– А я здесь по работе, так что мне подходит, – Высоцкий нагло становится рядом и поворачивает вентиль на соседнем кране. – Должен же я руки перед едой помыть. Что с тобой опять стряслось? – покосившись на замоченную безрукавку, поднимает бровь с изломом.

– Ваш морской еж, – признаюсь как на духу, отстирывая склизкие внутренности от костюмной ткани. Надо было накормить критика этим…

– Бедный ежик! Я знал его, Горацио… – насмешливо декламирует. Мне и так тошно, а он забавляется.

– Вы еще и классику любите?

– Обедал однажды в одном ресторане… Официанты там читали Шекспира, – кривит тонкие губы. – Отвратительно читали, скажу я тебе. Впрочем, еда была еще ужаснее.

– Что случилось с заведением?

– Оно вскоре закрылось… Почему-то, – многозначительно усмехается. Гордится собой, упивается властью – это видно невооруженным глазом. Павлин.

– Вы не задумывались, что из-за вас каждый раз лишаются работы десятки человек?

– Я рассматриваю это в несколько другом ключе. Благодаря мне сотни человек остаются живыми и здоровыми, – парирует он, выключая воду, и встряхивая руки.

Озирается в поисках полотенца или сушилки, но, задумавшись, достает выглаженный бежевый платок из нагрудного кармана пиджака. Важно и не спеша промакивает ладони.

– Тц, мизофоб, – цокаю тихо, не прекращая мучить свою форму. Пытаясь спасти ее, я делаю только хуже. Может, позволить ей спокойно отправиться в вещевой рай?

– Значит, ужин можно не ждать? – Высоцкий все никак не уходит, словно ему доставляет удовольствие наблюдать за моими жалкими потугами привести себя в порядок. – Или это новый оригинальный способ подачи блюда? На официантке, – произносит с игривыми нотками в бархатном голосе.

– У вас чересчур бурная фантазия. Как будто в личной жизни чего-то не хватает.

– Всего в избытке, но, знаешь, ты не устаешь меня удивлять.

Поднимаю голову, и наши взгляды сталкиваются в отражении. Мой вспыхивает, а его… кружит по моему лицу, спускается к блузке, фокусируется на груди, торчащей под тонкой влажной тканью. У меня мурашки по коже то ли от холода и сырости, то ли от пристального и откровенного мужского внимания.

– Может, прекратите пялиться на мои… – мысленно перебираю все возможные эвфемизмы и проглатываю каждый. – На меня?

– Оцениваю дресс-код, – нахально ухмыляется, пока я краснею от стыда и злости. – Порой это тоже входит в отзыв, так что ничего личного.

– Оценили? Идите ужинать. Вас обслужат.

– Почему не ты? – становится боком к зеркалу и теперь без преград смотрит на меня, внимательно изучая мой профиль. – Я тебя хотел.

Его фраза звучит двусмысленно, и я взрываюсь. Со шлепком бросив безрукавку в наполненную раковину, вытираю мокрые руки о нижний край блузки – и поворачиваюсь к Высоцкому.

– Как видите, я немного не в кондиции.

Разведя руками, предстаю перед ним во всей красе. Поздно осознаю, что выше пояса я практически голая. Холодный шелк натянулся и облепил тело, как вторая кожа, выгодно подчеркнув грудь, которая предательски топорщится.

Что же, сейчас меня за мальчика сложно принять, но это отнюдь не радует. Особенно когда Олег вдруг расстегивает пуговицу своего пиджака – и рывком снимает его с себя.

Говорят, худшая реакция в экстренной ситуации – это впасть в ступор. Как назло, именно так я и поступаю. Ничего поделать с собой не могу.

Не шелохнувшись, стою и наблюдаю, как этот шкаф под два метра ростом приближается вплотную ко мне. Заводит лапы мне за спину. Мало того что раздевается, так еще и обниматься лезет!

– Вы… в себе? – спрашиваю самое глупое, что только можно придумать в нашей ситуации.

Смотрю на него исподлобья, медленно запрокидываю голову до боли в шее, чтобы встретиться со своим страхом глаза в глаза. Вот только на него никакие психологические приемы не действуют.

Молчит. Окутывает меня тяжелым пьяным взглядом, будто сам не понимает, что происходит. Обдает лоб жарким дыханием, наклоняется к моему лицу.

– Я ведь стукну, – угрожаю растерянно, но звучит неубедительно. Я как мелкий рыжий таракан рядом с ним. Придавит тапком – и не заметит.

Помрачнев, Высоцкий накидывает на мои напряженные плечи пиджак, в котором я утопаю, как в пальто, и грубо запахивает его на груди. Прячет меня практически полностью, а заодно метит своим ароматом.

– А, спасибо, – бубню смущенно.

Его красноречие куда-то улетучивается, от надменности и язвительности не остается и следа. Коротко кивнув и не обронив больше ни слова, он отворачивается от меня и быстро уходит, громко хлопнув дверью.

– Странный, – пожимаю плечами, кутаясь в огромный пиджак, пропитанный теплом его тела.

Остаток вечера я провожу в подсобке, пока Мегера окучивает Высоцкого. Время от времени ко мне заглядывает Илья, передавая скупые «новости с фронта», а под конец моего затворничества Рафаэль тайком приносит мне нехитрый ужин с моим любимым греческим салатом. Не рискую спрашивать повара о критике. Судя по его смурому выражению лица и крикам, раздающимся на кухне, дело дрянь.

– Где эта пигалица?

Дверь в подсобку резко распахивается – и в проеме материализуется взбешенная управляющая. Точно Круэлла на пенсии, у которой талончик в поликлинику украли. От злости она постарела на десяток лет и сморщилась, как забытый в ящике шампиньон. Даже декольте уже не спасает.

– Высоцкий пообещал разгромить наш ресторан. И все из-за тебя! – истерично вопит с порога. – Уж не знаю, что ты там ему наплела и как хвостом крутила, но он… – запинается, бегая глазками, и жует губы, чтобы потом выплюнуть: – Он жутко недоволен тобой. Да-да! – кивает сама себе. – Ты уволена, Александра. Вместе с Рафаэлем. Получите от меня худшие рекомендации, чтобы ни в одно приличное заведение вас не приняли.

– М-м, но… – шокировано мычу. – За что?

Какой же козел! Выскочка брезгливый! Педант озабоченный! Да он просто…

– Уволены! – Мегера переходит на визг. – Оба! С волчьим билетом!