Женская гордость

1

В глубоких фиалковых глазах, устремленных на входящего в спальню мужчину в набедренной повязке из полотенца, таилась грусть. Чуть раньше он был в постели, а сейчас, после душа, вытирал волосы еще одним полотенцем, хмурился и думал о своем.

— Клея, вставай, ради бога! — буркнул он сердито, почти не глядя на нее. — Уже много времени!

А ей так хотелось еще поваляться в уютных смятых простынях!

Она зевнула, лениво потянулась и, смахнув со лба прядь иссиня-черных волос, подперла рукой голову, чтобы было удобнее наблюдать, как он ходит по комнате, собирая разбросанную одежду.

Она невольно залюбовалась им — Макс был похож на темноволосого Адониса: загорелый, мускулистый, пышущий здоровьем, с ловкими, уверенными движениями. Из породы счастливчиков, профессионал экстра-класса. Управляющий крупной компании, выпускающей электронику и компьютеры, он легко налаживал деловые связи во всех концах земного шара. К тому же этот тридцатичетырехлетний умница и спортсмен отличался той смуглой красотой, за которую дорого дали бы многие мужчины. Словом, Макс преуспевал во всем — он жил на широкую ногу, но при этом мог много и интенсивно работать.

С такими женщинам нелегко — и на золотом поводке не удержать.

— Клея! — На этот раз в его голосе слышалось раздражение.

— Сегодня я могу полежать подольше, — сказала она спокойно, с легким любопытством ожидая его реакцию. — Мой босс отпустил меня на все утро — ведь я часто перерабатываю.

Он не понял насмешливого намека, но Клею это нисколько не удивило. Сейчас его по-настоящему занимало только одно — как бы поскорее попасть в офис. Ночь была позади, и он вышел из роли страстного любовника, совсем недавно осыпавшего ее поцелуями.

И все-таки ее слова привлекли его внимание — он остановился посреди комнаты, хотя брюки надел только наполовину. Голубые глаза поймали взгляд фиалковых.

— Что-то не припомню, чтобы я разрешил тебе сегодня не выходить на работу. — Он до конца надел брюки, но не застегнул их и принялся натягивать рубашку. — На это утро я тебя точно не отпускал… Черт! — Он опять отвлекся и начал шарить глазами по полу. — Почему ты никогда не напомнишь мне, чтобы я вешал одежду, когда остаюсь здесь на ночь?

— Я тебе не нянька. Макс. — Клея позволила себе еще одну колкость, но и на этот раз не попала в цель.

Она наклонилась, чтобы высвободить светло-серый носок, выглядывавший из-под простыни, а затем молча протянула его Максу. Он сел на край кровати, надел носок, матрас под тяжестью его тела прогнулся, и расслабленная Клея невольно сдвинулась к нему. Хотя Макс был в мятой рубашке и брюки его выглядели не лучшим образом, от него веяло свежестью и чистотой.

— Сегодня утром тебе обязательно нужно быть в офисе, — продолжил он начатый разговор: деловые темы всегда были на первом месте у дневного Макса, а день уже наступил. Он нашел второй носок, а затем и галстук — по счастливой случайности. Клея провела пальцем вдоль его позвоночника, и в ее фиалковых глазах заиграли смешинки, когда он невольно вздрогнул от ее прикосновения. Макс отмахнулся, не переставая надевать ботинки. — Нам нужно еще раз проработать контракт с фирмой Стэнвела, у меня с ними ленч сегодня. Ну, не упрямься, — сказал он почти ласково. Трудно было ждать он него слов нежнее, раз уж он поднялся. — Вставай и одевайся. Тебе обязательно нужно прийти вовремя, а мне надо еще заехать домой переодеться.

Клея опустила руку и соскользнула головой на подушки, не переставая следить за движениями Макса, пока он, высоко подняв волевой подбородок, застегивал рубашку и завязывал галстук.

— Я не шучу, Макс, — сказала она. — Я не приду сегодня утром, я тебя предупреждала на прошлой неделе. — Неправда, конечно, ничего такого она ему не говорила, а если б и сказала, Макс все равно бы забыл. Он всегда забывает ее личные просьбы, когда они в ролях босса и секретарши. — Я договорилась встретиться со своей старой школьной подругой и не хочу ее подводить.

Несколько секунд он колебался — не проявить ли строгость и заставить ее поехать в офис. В раздумье он быстрыми движениями расчесал еще не совсем высохшие волосы, немного приседая, чтобы лучше видеть себя в зеркале туалетного столика.

— Когда же прикажешь тебя ждать? — спросил он наконец, и Клея не сдержала улыбки. Она рассчитала правильно — он не стал спорить с ней, потому что спешил и не хотел терять время, которым дорожил больше всего. Взвесив все «за» и «против», он решил, что лучше уж обойтись без секретарши сегодня утром, чем и дальше задерживать начало рабочего дня.

— Ну… В час, наверно…

— Значит, в час. Хотя нет, — поправился он, — я и сам приду только в два. Нужно будет сказать Мэнди, чтобы она подменила тебя. — Макс говорил тихо, почти про себя, сосредоточусь на предстоящих делах. Клеи как будто и не было рядом.

— Мэнди знает, — сказала она сухо.

Неужели он и в профессионализме ей отказывает, раз думает, что она могла не позаботиться о замене?

— Макс! — внезапно нахлынувшее на Клею отчаяние заставило ее окликнуть его.

Он остановился, но не обернулся, и только поза его выражала напряженное внимание: что-то неладное слышалось в ее голосе.

— Что случилось? — спросил он недовольно.

Она увидела, как зло он стиснул зубы, и вздохнула про себя.

— Ничего, — ответила она, усилием воли заставив себя свести разговор к пустякам. — Просто я подумала, что обычно любовниц целуют на прощанье.

Ее слова, должно быть, задели его — он обернулся и посмотрел ей в глаза.

— Господи, Клея, ну что ты говоришь! — сказал он с досадой. — Только что в этой постели я с ума сходил от тебя. И ты уже намекаешь, что я тебе мало уделяю внимания!

Она снова потянулась всем телом и прикрыла лицо рукой, притворяясь, что зевнула. Она не сознавала своей красоты — соблазнительной цыганочки с копной сияющих, цвета воронова крыла, волос. Макс еще крепче, взялся за ручку двери.

— Ни на что я не намекаю, — прошептала она, а про себя подумала: «Просто ты меня совсем не любишь».

— Ну, ладно, пока. — На прощанье Макс улыбнулся одной из своих ослепительных улыбок, от которых у нее перехватывало дыхание. Затем он быстро вышел из комнаты и из квартиры, а Клея осталась лежать, задумчиво глядя перед собой.

Макс думает, что «сходить с ума» — это значит любить. На самом деле он способен только пользоваться любовью. Это она любит. Какая же между ними огромная разница!

Макс — одинокий волк, свободная душа. У него нет никаких привязанностей, они ему просто не нужны. Он верен только своему бизнесу. Женщины без памяти влюбляются в этот сгусток энергии — к тому же он холост и богат. И его вполне устраивает такая жизнь. Он предается любви — нет, поправила она себя, он предается сексу с той же напористостью и с тем же желанием совершенства, что и работе. Правда, надо отдать ему должное, если уж он дает, он дает все без остатка. Но потом уходит.

Макс никогда не допускал, чтобы его личная жизнь пересекалась с деловой, и только с Клеей он изменил своим правилам, хотя явно тяготился этим. Свои отношения с ней он от всех тщательно скрывал. Конечно, Джо знал обо всем, но Джо, управляющий кадрами, никогда не был просто сослуживцем — он был близким другом Макса. К тому же у Джо профессиональное чутье, от него все равно невозможно ничего скрыть: какими-то невидимыми приборами он просвечивает людей насквозь. Со всеми остальными Макс был предельно осторожен и скрывал свою любовную связь, как будто был женат. Днем Клея четко и аккуратно выполняла секретарскую работу — занималась документацией, печатала деловые письма, отвечала на телефонные звонки. Но как только наступали сумерки и они с Максом выходили из дверей офиса, она становилась его женщиной, его сиреной, зажигала огонь в его голубых глазах. Они встречались три-четыре раза в неделю — ужинали в тихом ресторанчике, немного танцевали в полутемном зале, потом ехали к ней и проводили долгие страстные ночи в объятиях друг друга.

Утром, как только Макс просыпался, он снова превращался в делового человека. Он ни разу не подвез ее в офис, хотя машина его оставалась на ночь под окнами ее квартиры, а ей нужно было попасть на работу к тому же часу, что и ему. Но Клея не обижалась. Она тоже не хотела, чтобы коллеги знали о ее связи с ним, ей вовсе не улыбалось становиться мишенью сплетен и пересудов. Макс во всем любил ясность и определенность и не терпел недомолвок и ссор. Если бы Клея вдруг начала ставить ему свои условия и заявлять о своих правах, он тут же расстался бы с ней. В чем-чем, а в этом она нисколько не сомневалась.

После того как Макс ушел, Клея наконец смогла подняться. Она медленно села на постели, опустив ноги на пол. Сердце ее сжималось от тоски.

Скоро все кончится. Позади пять месяцев счастливой и мучительной жизни с Максом, а впереди — разлука, и винить ей некого, кроме самой себя. Но от сознания своей вины ей легче не становилось.

О, господи! Подавляя рыдание, Клея вскочила с постели, вбежала в ванную и, громко хлопнув дверью, заперлась на ключ.

В половине двенадцатого Клея одиноко сидела за столиком кафе и смотрела невидящим взглядом в чашку с недопитым кофе.

Да, она беременна.

Последнее время она об этом догадывалась, и вот только что доктор подтвердил ее опасения. Сомнений нет — она беременна.

Из транзисторного приемника около девушки за стойкой тихо лилась музыка. До Клеи доносилась печальная песенка, в которой Элан Пейдж и Барбара Диксон грустили о своей ушедшей любви. Любовь их была так прекрасна, так хороша, но почему-то пришло время разлуки. Клея знала почему — на собственном опыте испытала. Во всем виновата надежда, которая так жестоко обманывает.

Она надеялась стать исключением для Макса, надеялась, что он полюбит ее по-настоящему и женится на ней. Но этого не случилось и никогда не случится. Ведь с самого начала он предельно ясно дал ей понять, что бесполезно предаваться иллюзиям — в его жизни нет ни времени, ни места для выполнения серьезных обязательств. И разве не приняла она все эти условия, согласившись жить с ним?

Какая же ты глупенькая, Клея!

И в том, что забеременела, была виновата только она сама. Пообещала ведь предохраняться, Макс доверился ей, а сейчас придется расплачиваться за то, что так подвела его.

Нужно срочно решать, что делать. Когда Макс узнает, он будет вне себя от ярости. Только сейчас она поняла, что ему вообще нельзя ни о чем говорить, по крайней мере, пока она не придумает что-нибудь. Нужно так все уладить, чтобы, когда он узнает, ничего уже нельзя было бы изменить.

Она все равно не выйдет за него замуж, нельзя ей выходить за него при таких обстоятельствах — а он обязательно предложит ей брак: Макс по-своему благороден. Но, женившись на ней, он будет ее ненавидеть.

Придется прекратить с ним всякие отношения, и немедленно. Она не могла встать с постели сегодня, пока он не ушел — последнее время ее постоянно тошнит по утрам. До сих пор она ухитрялась как-то скрывать свое положение, но сколько это может продолжаться…

— Что с вами? Вам нехорошо?

Клея подняла голову и увидела перед собой официантку. Ее сильно накрашенное лицо выражало тревогу и участие. Клея улыбнулась, чтобы успокоить ее, но улыбка получилась не очень убедительная. Официантка как будто поняла состояние Клеи — она ласково и ободряюще похлопала ее по плечу и отошла, ни о чем больше не спрашивая.

Пора идти. Клея встала и собрала свои вещи. Она знала, что выглядит неважно, она даже физически ощущала свою бледность. В голове ни одной путной мысли, внутри все как будто застыло. Глупо пытаться придумать что-то в таком состоянии духа. Скоро вечер — вот тогда она и начнет по-настоящему думать и волноваться. Сегодня они с Максом не встречаются, у него вечером деловой ужин. После работы она поедет домой, запрется в своей квартире и начнет думать — думать очень серьезно, не щадя себя.

Клея была на своем рабочем месте, когда в офис вихрем ворвался Макс, пройдя мимо нее быстрым шагом.

— Соедини меня с городом, — приказал он на ходу, затем исчез в своем кабинете, закрыв за собой дверь.

Она тяжело перевела дыхание, не сразу осознав, что на несколько секунд какой-то спазм перехватил ей горло. Что это было? Чувство вины и страха? Что-то в этом роде, с тоской подумала Клея. Она-то боялась, что, только взглянув на нее, Макс сразу поймет, в чем дело, а он даже не посмотрел в ее сторону.

Ничего удивительного, сказала она себе, нажимая на кнопку стоящего на столе коммутатора. Его обычная манера, он всегда такой — это она изменилась с тех пор, как они расстались сегодня утром. Клея откинулась на спинку стула, глаза ее затуманились слезами, на лице отразилась печальная покорность. Если бы только он не был таким резким, требовательным, вечно чем-то занятым…

Наверно, работает сейчас над контрактом Стэнвела, звонит подрядчикам, договаривается о крупных заказах. Первые решающие шаги Макс всегда делает сам, чтобы подстегнуть партнеров: тогда они начинают как следует шевелиться. Только потом он передает дела подчиненным, а сам с головой окунается в новые планы.

Резко зазвонил коммутатор. Клея вздрогнула, не сразу очнувшись от своих мыслей.

— Да, Макс?

— Подойди-ка сюда, быстренько, — сказал он и сразу положил трубку.

Клея собралась с духом, постаралась придать лицу беззаботное выражение, взяла блокнот и направилась к нему в кабинет.

Макс переоделся — как и собирался утром. Клея медленно пересекла комнату и села напротив него. Темный костюм в тонкую белую полоску был очень ему к лицу, придавая особую значительность его худощавой мускулистой фигуре, белая рубашка красиво оттеняла смуглую кожу. Весь его аккуратный, ухоженный вид говорил о размеренной, упорядоченной жизни, гладко катящейся по прямым рельсам, — все лишнее он безжалостно отметал.

У меня под сердцем твой ребенок, Макс, сказала она про себя. У меня будет твой ребенок.

На глаза ей опять навернулись слезы, и она быстро заморгала, стараясь их отогнать.

Совсем не владею собой, подумала она и низко опустила голову, как будто рассматривая блокнот у себя на коленях, обтянутых черной шерстяной тканью делового костюма.

— Так ты виделась со своей подругой?

— С какой?.. — Звук его голоса застал ее врасплох — ей казалось, что Макс полностью поглощен своими бумагами. Спокойно, Клея, сказала она себе. Так можно совсем раскваситься, вроде девушки из той песенки в кафе. — Да, виделась, мы зашли в бистро недалеко от Риджент-стрит.

Но Макс не слушал ее — он внимательно читал убористый текст на лежащих перед ним страницах. Да и спросил он просто так, из вежливости. Все, что связано с ней, его не особенно интересует, разве только постель…

Не будь циничной, Клея, одернула она себя. На тебя это совсем не похоже. Чем ты занимаешься? Стоишь тут, обманываешь его, а сама ведь любишь его… и ненавидишь! Самое печальное, что он вообще ни о чем не догадывается!

— Ты готова? — Макс взглянул на нее и невольно нахмурился, заметив страдальческое выражение на ее лице. Он внезапно подумал, что сейчас перед ним совсем не та девушка, какую привык видеть в это время дня, но тут же отбросил эту мысль. — В шести экземплярах, — сказал он, передавая ей со стола стопку бумаг. — На имя… — Их деловой день набирал скорость.

Только в пять часов позволили они себе передохнуть, а до этого оба, каждый на своем месте, работали, ни на что не отвлекаясь. Задания требовательного Макса заставили Клею забыть на время свои проблемы. Но бледность, должно быть, все еще покрывала ее нежные щеки, так что Макс, выйдя из своего кабинета, остановился у ее стола и внимательно посмотрел на нее. Сейчас он в первый раз по-настоящему увидел ее.

— Клея, как ты себя чувствуешь? — Костяшками пальцев он оперся о стол, немного наклонил темноволосую голову и заглянул ей в лицо.

Если бы на душе у нее не скребли кошки, она была бы бесконечно благодарна ему за внимание. Вместо этого на лице ее появилась деланная, даже немного вызывающая улыбка.

— Со мной все в порядке, — соврала она и для пущей убедительности улыбнулась еще шире. — Просто день сегодня какой-то тяжелый… Поскорее бы домой, я бы легла пораньше.

Он хмурился — в своей обычной манере, но в глазах его светилась нежность, и у нее защемило сердце — захотелось прильнуть к нему всем телом: ведь она любила его, и малейшая его ласка переворачивала все ее существо.

— Клея, ты красавица, — прошептал он, а затем неожиданно протянул руку и ласково погладил ее по щеке. — Клея, мне кажется, я… — Тут он замолчал, и она почувствовала, как напряглись его пальцы, но он сразу же отвел руку, выпрямился, с каким-то странным новым выражением, — казалось, он с трудом владеет собой.

Что с ним? Почему он в таком напряжении? Клея не могла понять. Зачем он подошел к ней, что хочет сказать? Внезапно ее охватила паника — неужели он знает? Но как он мог догадаться? Нет, это невозможно.

Но Макс усилием воли заставил себя вернуться в обычное расположение духа. Клея нутром ощутила этот его переход из одного настроения в другое, хотя внешне он ничем себя не выдал. Но вот улыбка его снова стала насмешливой, напряжение постепенно сошло.

Сама же Клея, начисто лишенная обычного для женщин тщеславия, совершенно не задумывалась о том, что же видит Макс, когда смотрит на нее. Он придумал ей шутливое прозвище — «моя пленительная гитана», но и в самом деле она была пленительной гитаной. Он обожал ее черные как смоль вьющиеся волосы, спадавшие на плечи и спину свободными тяжелыми волнами. На службе, к сожалению, Клее приходилось собирать их в тяжелый узел на затылке, но это только подчеркивало ее прелестный правильный овал и нежную матовую кожу. Ее огромные, немного раскосые глаза имели свойство менять свой цвет — от светло-лилового, лавандового, до глубокого темно-синего — и придавали какую-то загадочность всему ее цыганскому облику. Прямой носик, пухлые, чувственные губы. Высокая и стройная фигура с изящными округлыми формами. Сама того не подозревая, Клея волновала кровь и бередила души многих мужчин. Даже Макс не устоял, хотя и сердился на себя за это. Ему не нравилось, когда в его жестком характере обнаруживалась слабинка.

— Ты закончила работу? — Он взглянул на часы — ему уже надо было уходить.

— Еще чуть-чуть, десять минут — и все, — сказала она с улыбкой. Она знала, что на сегодняшний вечер у него назначен деловой ужин, и ему не хотелось бы, чтобы она оставалась работать после его ухода. Он был честным и совестливым начальником и не считал справедливым требовать от подчиненных большего, чем делал сам. — Желаю тебе приятно провести время, — сказала Клея на прощанье.

— Спасибо, встретимся завтра вечером. — Ему явно не хотелось уходить, и он переминался с ноги на ногу. Завтра суббота, они идут в театр. Клея заранее заказала билеты на новый мюзикл Тима Райса. Песня, преследовавшая ее целый день сегодня, была оттуда. — Мы могли бы пойти куда-нибудь в клуб… поужинаем, потанцуем…

Что произошло? Клею смутил его непонятный, неуверенный тон.

— Ты действительно хорошо себя чувствуешь?

С ним самим что-то странное происходит — не в его обычае дважды задавать один и тот же вопрос. Должно быть, она выглядит ужасно, и он поневоле встревожился. Но она была так расстроена и так устала, что повела себя совершенно неестественно.

— Да что могло со мной случиться, Макс? Что ты задаешь такие вопросы? Если будешь продолжать в том же духе, я решу, что у тебя совесть нечиста.

Никогда до этого не говорили они в офисе о своих личных делах и никогда не допускали подобного тона.

Такой оборот разговора Максу не понравился, лицо его потемнело.

— Слушая тебя, можно подумать, что я жестокий человек, — процедил он сквозь зубы и сердито направился к двери.

Клея как побитая склонилась над пишущей машинкой.

— Иногда ты действительно бываешь жестоким, — еле слышно сказала она. — И мы оба хорошо это знаем.

Она принялась яростно печатать. Макс замешкался у двери, оглянулся. Ему хотелось как-то оправдаться, отвести ее несносные упреки. Ссоры между ними случались редко, и, когда это бывало, он не знал, как себя вести. Он снова взглянул на часы, затем перевел взгляд на опущенную голову Клеи. Атмосфера накалилась до предела, оставаться дольше было невыносимо, — он тяжело вздохнул и, не говоря ни слова, вышел.

Клея перестала печатать и вынула из машинки листок бумаги, который был заполнен абракадаброй, сущей абракадаброй.