Женская гордость

8

У Брэда Гэттингса работать было совсем не трудно. Правда, там было и не так интересно, как в «Электронике и компьютерах», но зато Клея была все время занята, а сейчас это было для нее особенно важно. Если бы еще не надо было выслушивать настойчивые, сыпавшиеся со всех сторон советы вообще бросить работу…

Все вокруг пытались направить ее на путь истинный, и Клею это порядком раздражало. Ее постоянно увещевали: не нужно работать, когда так жарко; нужно больше отдыхать; если уж она не хочет думать о себе, следовало бы подумать о ребенке…

Но ей нравилось ходить на работу! Тем более что Брэд не загружал ее чрез меру. После сложной и изнуряющей службы у Макса работать на Брэда было сплошным удовольствием. К тому же он очень хорошо к ней относился. У него не было привычки каждый раз смотреть на нее мрачно и осуждающе — как у некоторых. Он смешил ее, он откровенно флиртовал с ней, и она чувствовала себя женщиной, а не огромным шаром, каким она была в своем собственном представлении. Брэд считал, что беременность ей очень к лицу, что выглядит она замечательно и что вид у нее совсем не усталый. Особенно привлекательными и трогательными казались ему ее округлившаяся талия, цыганские черные волосы и длинные соблазнительные ноги. Он любил говорить, что в ее внешне безмятежных глазах прячутся чертенята и что каждый раз, когда он смотрит на нее, ему хочется поцеловать ее. Брэд шутливо жаловался, что непозволительно женщине иметь такие огромные фиалковые глаза и такие волнующие, ну просто зовущие губы, если мужчина, которому по долгу службы приходится находиться рядом, не имеет никакого морального права воспользоваться этим богатством. Он один никогда не надоедал ей бесконечными наставлениями и замечаниями о том, что она изнуряет себя… и т. д.

Зато Макс пилил ее очень методично. Но он вообще в последнее время был какой-то странный.

Он наотрез отказался порвать с ней, но и от своих визитов получал мало удовольствия. И хотя он постоянно приглашал ее куда-нибудь — на ужин в ресторан или на шоу, ей все же казалось, что делает он это исключительно из чувства долга. Правда, вел он себя безупречно: старался быть добрым, терпимым, потакал ее слабостям и в то же время тщательно избегал малейшего прикосновения к ней. И надо сказать, так ей было спокойнее, потому что каждый раз когда он помогал ей выйти из машины и ему приходилось дотрагиваться до ее локтя или он просто поддерживал ее за руку, чтобы она не оступилась, она с тревогой и тоской отмечала про себя, что он делал это совсем не так, как раньше. Ей казалось, что он старается не смотреть на нее: она носит его ребенка, а ведь он вовсе ее об этом не просил. Он не прочил для нее роли жены и матери. Он выделил ее среди других женщин для гораздо более заземленных целей. И если бы она сделала эту глупость, согласилась бы выйти за него замуж — а он не переставал ей это предлагать, — то уже сейчас он горько бы жалел об этом, так как он просто не мог видеть ее, все время отворачивался. А что было бы, если бы они жили сейчас под одной крышей! У него и так все время какой-то понурый вид, а как он отодвигается, когда она случайно коснется его! Навещал он ее регулярно, строго в назначенные дни, как будто в больницу приходил. Все это было для него неприятной необходимостью, которую надо было как-то пережить.

Отношения с матерью тоже не были безоблачными. Забота Эми была неподдельной, по-настоящему материнской, но только слишком уж она донимала Клею нравоучениями.

— Два часа после обеда я обязательно отдыхаю, — много раз повторяла она. — И я наняла прислугу для уборки в доме. В Лондоне сейчас слишком жарко для женщин в нашем положении. Мне кажется, тебе нужно прекратить упрямиться и переехать за город. Ты могла бы жить с нами, мы с Джеймсом всегда были бы рядом. И никаких забот, делать ничего не надо, жила бы в свое удовольствие!

Иногда в обеденное время к Клее на работу заезжал Джеймс и увозил ее в какой-нибудь дорогой ресторан, где заказывал огромное количество еды и, пока она ела, хмурился и выговаривал ей, что она неправильно питается, слишком бледна и осунулась. А ей как раз казалось, что она выглядит прекрасно, — и чувствовала она себя как нельзя лучше! Но он был твердо убежден, что, если бы не он и его наставления, она давно уже заболела бы.

И вот к ним ко всем наконец присоединился и доктор:

— Почему вы нерегулярно пьете таблетки с железом?

Макс оценил бы этот вопрос, усмехаясь про себя, подумала Клея. Да, не хватает у нее терпения принимать все эти таблетки.

— У вас немного повысилось давление. Это не так уж страшно, но я считаю, вам пора прекратить работать. Жара изнуряет вас. Вы же теперь носите лишний вес, к которому не привыкли. Ребенку нужно питание для развития, и он берет это питание от вас, поэтому вы устаете гораздо быстрее, чем раньше. Вам нужно бросить работу.

Один только Бред не поучал ее. Но у него на это были свои, эгоистические причины, — она ему необходима, пока не вернется из Канады его старая секретарша. Клея понимала, что он не совсем бескорыстен, но он хотя бы не мучил ее!

Макс — вот кто раздражал ее больше всех. Клея никак не могла убедить его, что все, что она говорила в тот ужасный вечер, было правдой. С тех пор он задался целью уговорить ее взять свои слова обратно, причем тактику для этого применял самую разнообразную: сначала ругал и запугивал, потом, поостыв, стал рассуждать более хладнокровно и начал приводить действительно веские доводы в свою пользу, с которыми ей в общем-то было трудно спорить.

— У меня прекрасный дом в Девоншире, на побережье, — сказал он ей несколько недель назад, как раз когда наступила невыносимая жара. — Там свежий, чистый воздух. И моя мать будет очень рада, если ты поживешь у нее, Клея. Тебе нужно хорошенько отдохнуть перед родами. Откуда у тебя будут силы заботиться о ребенке, когда он родится? Ну, поезжай, Клея, ну хоть на две недели! — настаивал он, особенно когда понял, что в глубине души и ей этого очень хотелось. — Считай, что это твой отпуск за год. Все имеют право на отпуск, и ты в том числе.

Да, самой себе Клея не могла не признаться, что предложение это было очень соблазнительным. Но встреча с его матерью пугала ее, и, что хуже всего, она понимала, что ей будет больно узнать какие-то новые стороны жизни Макса, с которым у нее не могло быть никакого будущего.

— Я не могу подвести Брэда, — стояла на своем лея. — Я нужна ему до сентября. А потом у меня будет целый месяц для отдыха.

И только изредка, когда она оставалась наедине с собой дома, давала она волю своим подлинным чувствам и пыталась представить, что было бы, если бы она поддалась уговорам Макса и вышла за него замуж. Он бы заботился о ней, баловал ее, как Джеймс балует Эми! Пусть даже он ее я не любит! На сердце у нее становилось очень тяжело в такие минуты, и особенно грустно было вспоминать о том, прежнем Максе, чья улыбка, бывало, сражала ее наповал. А иногда она представляла его в постели — как он сжимает ее в своих объятиях, высокий, худой, с загорелой глянцевой кожей. Но чаще она запрещала себе предаваться таким мыслям. Она не имела на них права. После того, как она сообщила Максу о своей беременности, она считала своим долгом отгонять их.

Вот так они теперь и жили — он навещал ее, приглашал в рестораны и на концерты, всячески пытался склонить на свою сторону, она же не уступала, продолжала решительно ему отказывать. Но в последнее время их отношения как-то особенно обострились, они стали относиться друг к другу с предельной, граничащей с жестокостью вежливостью, за которой скрывались долго копившиеся горькие обиды. Пока что эти обиды варились в плотно закрытом котле, но рано или поздно котлу этому суждено было взорваться.

И что тогда? — думала Клея. Она не знала. Она даже не совсем понимала, из-за чего именно нахлынула на них эта новая волна взаимного отчуждения. Но она твердо знала, что никогда не опустится до того, чтобы выйти замуж за человека, которому она всего лишь «нравится».

«Нравится». Какое жалкое слово! Ей очень нравится итальянское мороженое, но она прекрасно может обходиться и без него. «Нравится!» Он даже не представляет себе, в какое она пришла отчаяние, когда он произнес это слово!

В общем, в последние месяцы они только общались — вполне вежливо и в то же время достаточно холодно и сдержанно, и, по сравнению с тем, что было между ними раньше, это выглядело насмешкой. Чем больше у Клеи рос живот, тем острее становился ее язычок. А когда она поняла, что ее положение позволяет ей высказывать ему очень многое, а настоящего отпора он все равно дать не может, ей стало доставлять удовольствие все больше испытывать его терпение. Конечно, она отдавала себе отчет в том, что использует не самое лучшее средство отомстить ему, сознавала, что ведет себя довольно мелочно. Но остановиться уже не могла. Ей трудно было сдерживать в себе накопившуюся горечь — сердце ее было разбито, глупое, слабое сердце, которому так и не придется любить своего избранника. Максу не нужна была ее любовь. Ему не было важно, чтобы именно она родила ему ребенка. Он просто примирился с судьбой, пытается сделать хорошую мину при плохой игре. И надо отдать ему должное: он не отказался от нее, хотя в глубине души сама она считала, что только этого и заслуживала.

В понедельник утром, когда Клея как раз собиралась идти на очередной ежемесячный осмотр к гинекологу, в квартире раздался телефонный звонок.

— Хэлло? — ответила она, немного запыхавшись: ей никогда не удавалось застегнуть пряжки на светлом, цвета морской волны комбинезоне, который стал ей явно тесноват.

— Как хорошо, что я застала тебя, Клея! — Это была Эми. Голос ее звучал необыкновенно бодро, без всякого намека на одышку. — Что ты делаешь?

— Одеваюсь и разговариваю с тобой, — весело сказала Клея, стараясь удержать трубку под подбородком. — Через полчаса мне нужно быть у врача.

— А… Ну тогда не буду тебя задерживать, — разочарованно протянула Эми, поняв намек Клеи. — Не забудь сказать врачу, что у тебя на ногах появились небольшие отеки.

— Да, мама, — коротко ответила Клея. Невозможно было вступать в долгую медицинскую дискуссию с матерью в такую жару.

— И скажи про усталость, обязательно скажи про усталость…

Вчера вечером Клея допустила ужасную глупость — уснула за столом, прямо на глазах у Эми и Джеймса. Они сильно расстроились и, как обычно, во всем винили ее работу. Джеймс почти силком затолкнул ее в машину и отвез домой. Он даже подождал, пока она примет душ и ляжет! При этом они не дали ей ни малейшей возможности объяснить им, что просто она ни минуты не сомкнула глаз прошлой ночью из-за того, что ребенок у нее в животе сильно толкался!

— Хорошо, мама, — послушно согласилась Клея. — А что ты хотела мне сказать?

— Ах да… — Эми была немного обескуражена, она не привыкла к скромной покорности со стороны дочери. — Мы хотим позвать гостей в следующую субботу. Ты придешь? Наверно, это будет последний званый вечер, который мы устроим перед родами. Джеймс считает, что позже я уже не справлюсь с обязанностями хозяйки. Ты могла бы приехать в субботу утром и остаться на ночь, как обычно. А в воскресенье Джеймс отвезет тебя домой. Я думаю, это было бы для нас неплохим развлечением, как ты считаешь?

Клея облегченно вздохнула, когда пряжка наконец застегнулась.

— Да, звучит заманчиво. Спасибо. Я обязательно приеду.

— Ну вот и хорошо, — обрадовалась Эми. — Как ты переносишь жару? Джеймс говорит, что в Лондоне от асфальта пар идет. Но у нас тут совсем неплохо, воздух довольно свежий. Все-таки не повезло нам с погодой! Подумать только, уже почти шесть недель живем как в бане, да и сама я размером с дом! Неужели природа не сжалится над нами?

— Да, хорошо было бы, — ответила Клея, которую тоже донимала жара. Сейчас была середина июля, а солнце нещадно палило с начала июня. — Мне нужно купить себе что-то из одежды, — рассеянно сказала она, с огорчением глядя на свой комбинезон, который еле сходился в талии. — Сегодня у меня все утро свободное, поэтому после врача я пойду за покупками — как раз куплю себе что-нибудь красивое к субботе! — весело решила она. — Ой, мне уже надо бежать.

Когда Клея уже почти выходила из квартиры, телефон зазвонил еще раз. Сначала она решила не поднимать трубку, но потом бросилась к аппарату, так как любопытство победило.

— Клея? Ты не забыла, что сегодня тебе надо пойти к гинекологу?

— Я только что была у двери, чтобы выйти из дома, — нетерпеливо доложила она своему собеседнику. Она завязала волосы в узел на макушке, потому что, болтаясь по плечам, тяжелые пряди раздражали ее, но зато сейчас шпильки начали врезаться в голову, и это оказалось не менее неприятно. Поэтому голос ее звучал очень недовольно. — Что тебе нужно. Макс? Я опаздываю. — Но Макс был спокоен и не поддался на ее тон. Клея представила его в офисе с отличными кондиционерами — ему-то сейчас совсем не жарко! Клея понимала, что несправедлива к нему, но в последнее время достаточно было любого пустяка, чтобы всколыхнуть в ней острую неприязнь к Максу.

— Я вот что подумал, может, подвезти тебя после врача на работу? — спросил он ровным тоном, не обращая внимания на ее раздражение. — Здесь так жарко, что дома плавятся. Скажи мне, когда ты освободишься? Я тебя встречу.

— Спасибо, не надо, — отказалась она с досадой. Опять он самоуверенно навязывает ей то, что считает нужным! — Я не поеду на работу сразу после врача. — Она терпеть не могла рассказывать Максу о своих планах, потому что они неизменно вызывали его резкую критику. В голосе ее зазвучала оборонительная нотка: — Мне нужно пройтись по магазинам — купить кое-что из одежды.

— Но не в такую же жару! Никуда ты не пойдешь! — услышала она в ответ — как и ожидала! Начинается, подумала она, тоскливо разглядывая потолок. — Почему бы тебе не воспользоваться услугами специальных домов моделей, которые вышлют тебе образцы нужного размера? Ты могла бы все их перемерить дома… Я не понимаю…

Тут ее терпение лопнуло, и она оборвала его самым беспощадным образом:

— Да разве ты не знаешь, что это стоит огромных денег? И так уж случилось, что таких огромных денег у меня нет!

— Если бы только ты отступилась от своих дурацких принципов и согласилась, чтобы я помогал тебе, то могла бы позволить себе абсолютно все!

— Понятно, ты предлагаешь мне деньги, которыми хочешь откупиться от меня, очистить свою совесть?.. — Но как только у Клеи вырвались эти слова, она и сама им ужаснулась. Такой гадости она ему еще никогда не говорила.

Ответом ей была звенящая тишина в трубке, и, пока Клея кусала губы, сожалея о своем нелепом выпаде, Макс, она была уверена, закипал от злости в своем прохладном офисе. Затем послышался его тяжелый долгий вздох. Клея замерла.

— Ты знаешь, Клея, — сказал Макс устало и грустно. — Я никогда не думал, что когда-нибудь ты можешь быть мне неприятна, но сейчас мне иногда кажется, что это возможно.

Он положил трубку, а она еще некоторое время продолжала стоять у телефона, сгорая от стыда.

— Так… вам придется несколько замедлить свой темп жизни, молодая леди, — доктор Филдинг помахал карандашом перед носом притихшей Клеи, — иначе мне придется положить вас в больницу, и там вас заставят отдыхать — понятно?

Клея покорно кивнула.

— Такая жара сваливала женщин и посильнее, чем вы.

Он посмотрел на ее опущенную голову, мягкую линию щеки и подбородка — и удивленно улыбнулся. Перед ним сидела необыкновенная красавица. И беременность ей очень шла, она добавляла глубины всему ее облику, проявляла какие-то дополнительные штрихи, которые в обычном состоянии были бы скрыты. Может быть, сейчас в ней больше чувствовалась теплота ее южного происхождения… А вот тот мужчина, который бросил ее, должно быть, совсем уж безнадежный идиот. Ведь Клея Мэддон была из тех редких женщин, которые с возрастом только хорошеют. Во всяком случае, у него самого поднялось настроение просто из-за того, что она сидела в его кабинете, — своим присутствием она скрасила весь его день.

— …Постарайтесь всегда ставить ноги повыше, на скамеечку, например, когда вы сидите. Так вы будете давать отдых ногам. И не могли бы вы все-таки постараться принимать таблетки с железом ежедневно? — спросил он без особой, впрочем, надежды в голосе. И, увидев виноватую и в то же время лукавую улыбку, он только вздохнул, признавая свое полное поражение. Было слишком жарко, она была слишком хорошенькая, и, несмотря на свой уже довольно преклонный возраст, он был попросту пленен ее улыбкой — шутливо-коварной, полной дерзкого очарования. — Ну ладно, на сегодня, так уж и быть, отпускаю, — сказал он притворно-сердитым голосом. — Но через две недели я хочу видеть вас снова — через две недели, запомните! А если начнет беспокоить легкое головокружение и слабость, то и раньше!

Клея спускалась от доктора по лестнице и улыбалась, вспоминая его отеческие наставления. Какой он хороший и добрый! Но почему и он не понимает, что она чувствует себя как нельзя лучше? Солнце сияло вовсю, на синем небе — ни облачка! Ребенок, должно быть, мирно уснул у нее в животе, во всяком случае, сейчас он не брыкался. И впереди у нее прогулка по магазинам!

И вот такой ее увидел Макс — с улыбкой, обращенной к солнцу. Он долго не мог оторвать от нее глаз. Затем он открыл дверцу машины, медленно вышел и, сощурившись от яркого света, оглядел ее с головы до ног, не упуская ни одной мелочи.

Клея даже не представляла, как очаровательна она была в своем смешном, немного мешковатом комбинезоне. Высокая и грациозная, с явными признаками беременности, которую не могла замаскировать светлая сине-зеленая материя. Ноги ее были обуты в полотняные летние туфельки такого же цвета, большая холщовая, тоже сине-зеленая, сумка висела на плече. В глазах сияла радость жизни, чего с ней давно уже не было. Волосы ее — струящийся блестящий черный шелк — были небрежно подколоты на макушке красивой головы, так что была хорошо видна нежная линия щек и длинная белая шея. Она была молода, очень хороша собой и выглядела счастливой. Очарованный этим зрелищем, Макс не сразу окликнул ее.

— Клея! — наконец позвал он, держась за открытую дверцу машины.

Клея обернулась на его зов и остановилась, как вкопанная. Она стояла очень прямо, ноги ее были слегка расставлены, живот выдавался вперед. Видно было, что ей приходилось стараться сохранять равновесие. Фиалковые глаза сузились от солнца, лоб слегка наморщился, но через секунду на лице отразилось неподдельное удивление.

— Подвезти тебя? — предложил Макс, улыбнувшись немного неуверенно.

Вид у него был свежий и бодрый — теплый летний ветерок мягко развевал его черные волосы. Худое, красивой лепки лицо, загорелая, чистая кожа — он был, как всегда, неотразим. Пиджака на нем не было: стоящая в городе жара нарушила строгие традиции Сити… Даже самые чопорные джентльмены скинули пиджаки этим летом. Макс пошел еще дальше и избавился от галстука, расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке. Белоснежный хлопок свободно обхватывал его широкий торс и чувственно контрастировал с темневшей под ним порослью волос.

Щеки Клеи виновато зарделись — она не забыла, как она разговаривала с Максом сегодня утром. К тому же из-за его неожиданного появления у нее слегка поднялось давление. Ну как мне с этим бороться, доктор Филдинг? — спросила она про себя. Не смотреть на Макса? — но я не могу отвести от него глаз. Притворяться, что мое предательское тело не помнит, как сладки его прикосновения? Какая уж тут забота о здоровье, если от одного взгляда на него у меня поднимается давление?

Клея не рассчитывала, что увидит Макса раньше, чем через неделю. Уже не раз бывало, что, после того как она нагрубит ему, он некоторое время не появлялся, как будто хотел переждать, чтобы и ее, и его обида рассосалась. На этот раз, появившись здесь, он изменил своим правилам. Клея задумчиво покусывала губы, не решив еще, как вести себя в этой неожиданной ситуации.

Но затем, повернувшись на каблуках и решительно и весело вздернув подбородок, она медленно направилась к его огромной, низкой, черной и рычащей машине.

— А в этом звере есть кондиционер? — спросила Клея, стараясь скрыть свое смущение. Она была не особенно довольна собой после их утренней стычки.

Он улыбнулся, обошел машину вокруг и облокотился о длинный, низкий капот.

— Если кондиционера нет, — сказал, смешно растягивая слова, — то я подам в суд на Эстона Мартина.

Машина была новейшей марки. Макс приобрел ее только позавчера.

— Не стал бы я платить фантастическую сумму за машину, в которой невозможно ездить.

— Ну и жара, — вздохнула Клея и подошла к Максу, стараясь казаться веселой и беззаботной. Сама того не замечая, она отдала ему свою холщовую сумку, которая совсем не была тяжелой. Как будто это было для нее привычно и естественно! Наверно, ее одуряла жара, да и Макса тоже. Она улыбнулась, щеки ее покрылись румянцем, лицо выражало неподдельное раскаяние.

— Извини меня за то, что я наговорила тебе сегодня утром, — сказала она глухо. Надо же было наконец избавиться от этой душевной тяжести.

Он смотрел на нее мягким, ласковым взглядом. Давно не видела она его таким расслабленным, домашним.

— Я очень спешила, а до этого мне звонила мама и приставала со своими наставлениями. Ты просто попался мне под горячую руку.

Ее сине-зеленая сумка висела у него на руке. Сейчас Клее было непонятно, зачем она отдала ее Максу. Раньше она не посмела бы этого сделать. Но он казался довольным. Улыбался.

— Давай договоримся на будущее, что я всегда буду спрашивать, переговорила ли ты до меня с матерью. А потом уже сам буду надоедать тебе.

Он весело смотрел на нее, стараясь подбодрить, как бы говоря: я все понимаю. Но сама она никак не могла понять, за что же так накинулась на него утром.

Клея неловко переминалась с ноги на ногу, смотря снизу вверх на этого необычного, более мягкого и более сердечного Макса. Он выглядел тем, кем и был: преуспевающим бизнесменом, привыкшим к роскошной и элегантной жизни. Клея тоже занимала не последнее место в обществе, но в этот момент она чувствовала себя не совсем уверенно.

Ну и ладно! — подумала она, охваченная внезапным чувством счастья. Высоко в небе сияло солнце, и ей было так хорошо сейчас! Макс был рядом, и он тоже, кажется, счастлив… Она посмотрела ему в лицо и, немного наморщив нос, улыбнулась широкой и озорной улыбкой, которая так понравилась доктору.

— Я отпросилась на утро с работы, чтобы купить что-нибудь новое из одежды. Старые размеры уже не подходят! — весело объявила она, но по фиалковым ее глазам было видно, что она приготовилась к самообороне.

Он насмешливо оглядел ее, глаза его сверкнули, когда он заметил, что она краснеет.

— Но мне ты и так нравишься, — сказал он с улыбкой. — Ты похожа… на клоуна. Широкие штаны и сияющее лицо. Мне очень нравится.

— Я? На клоуна? — возмутилась Клея. — Ты считаешь, что я похожа на клоуна?

— На самого очаровательного на свете клоуна, — заверил он, поддразнивая ее, готовый рассмеяться.

Жаркое солнце светило над ними, и, наверно, это оно наполнило их сердца теплотой, а может быть, и растопило ледок отчуждения, которое они испытывали в последнее время.

Должно быть, сегодня утром она при помощи едких слов отвела наконец душу и избавилась от враждебности, которую испытывала к нему в последнее время. А может быть, время брало свое, и она уже в глубине души была готова простить его. Как бы там ни было, их отношения явно улучшались, и она не могла не испытывать от этого большого облегчения.

Макс не удержался и медленно провел пальцем по ее зардевшейся щеке.

— Ну, привет, — сказал он ласково.

— Привет, — произнесла она в ответ. Оба они не знали, зачем им понадобилось это запоздалое приветствие, но почувствовали, что оно ознаменовало начало каких-то новых, пусть пока еще непрочных и некрепких, взаимоотношений.

Они долго смотрели в глаза друг другу, затем Макс вздохнул и спросил:

— Так теперь в магазин?

Клея утвердительно кивнула:

— Да, за новой одеждой для толстой леди.

Он взял ее за руку, подвел к машине и, открыв дверцу, помог сесть.

— За новой одеждой для толстой леди, — повторил он с шутливой торжественностью.

И только когда они уже проехали довольно долго, Клея вдруг о чем-то догадалась.

— Ты действительно собираешься ходить за мной в магазинах? — спросила она Макса с любопытством.

Губы его раздвинулись в улыбке, он искоса посмотрел на нее с ласковой усмешкой:

— Ты себе не представляешь, как я хорошо разбираюсь в том, что идет толстым леди.

Клея рассмеялась, но не совсем поверила ему.

— Но у тебя ведь мало времени — ты это сам прекрасно знаешь. — Она-то очень хорошо знала, как много ему приходилось работать, чтобы быть в курсе всех дел в компании.

— Не забывай, я ведь босс, — напомнил он ей. — И могу делать все, что захочу. А сейчас мне хочется ехать с тобой, — добавил он своим обычным, немного надменным тоном. — Ну кто может меня уволить, если я сегодня прогуляю?

— Да уж никто, — со смехом ответила она. — Никто не осмелится. Если бы кто и попытался, ты бы его убил на месте.

— Ну и низкого же ты обо мне мнения, — почти серьезно удивился Макс. — Может, и ты прогуляешь сегодня со мной? А я за твое хорошее поведение приглашу тебя на ленч… нет, действительно, если моя компания обойдется сегодня без своего президента, то и Гэттингс уж как-нибудь перебьется без секретарши?

Клея задумалась. Их встреча, по ее мнению, принимала странный оборот. Одно дело постараться положить конец откровенной вражде между ними, но совсем другое дело — поддаться обаянию Макса и потерять бдительность. Никогда еще не видела она его таким милым, доступным. Здесь явно таился какой-то подвох, и все же Клее было приятно. Она так устала все время обороняться. Ну что такого может случиться, если я проведу с ним один день? — спрашивала она себя. Но какой-то внутренний голос предостерегал ее: Макс опять причинит тебе боль, сильную боль.

— О'кей. — Клея решительно отбросила все свои опасения и улыбнулась Максу. — Давай остановимся у первого телефонного автомата, я позвоню Брэду и скажу, что врач настаивает, чтобы я отдыхала, а мы вместе пойдем по магазинам — и не забудь про обещанный ленч.

Но он взглянул на нее с тревогой.

— А что, доктор действительно сказал тебе отдыхать? — спросил он нарочито спокойным голосом.

Клея помахала пальцем перед его носом, совсем как доктор своим карандашом.

— Вам нужно замедлить свой темп жизни, молодая леди, иначе мне придется положить вас в больницу! — передразнила она доктора, не замечая, что Макс слушал ее с совершенно серьезным выражением. — Как он не может понять, что я очень хорошо себя чувствую! Меня все уже замучили — мама, Джеймс, доктор — и ты, все вы меня воспитываете, шагу не даете ступить. Слава богу, хоть Брэд по-человечески ко мне относится. Если и он начнет поучать, я с ума сойду!

Она заметила, что Макс нахмурился при упоминании Брэда Гэттингса, которого очень недолюбливал и не скрывал этого. Макс считал Брэда бабником, а Клее были смешны его нападки, так как он сам был точно такой же: говорил горшку котелок, уж больно ты черен, дружок!

— Гэттингсу-то что? Зачем ему о тебе заботиться? — ворчал Макс. — Он со всеми красивыми женщинами кокетничает — лишь бы свое заполучить.

— Ты что же, хочешь сказать, что Брэд…

— Нет, — отрезал он, предвидя ее вопрос. — Он не такой дурак, чтобы по-настоящему приставать к тебе. Он знает, что тогда он тебя и как секретаршу потеряет, а в этом качестве ты ему совершенно необходима сейчас.

И опять в воздухе повисла напряженность, как будто маленькие электрические молнии разряжались между ними, больно покалывая.

— А вот ты именно так и сделал и теперь жалеешь, — тихо сказала Клея.

Некоторое время оба обиженно молчали. Они ехали так некоторое время, и, когда Макс заговорил, Клея нервно вздрогнула.

— Я больше не позволю тебе так унижать меня, Клея, — предупредил он тихим, жестким голосом. — Ты переходишь все грани, имей в виду. Я больше не желаю выслушивать твои лицемерные упреки. Да, ты самая настоящая лицемерная ханжа!

Лицемерная ханжа!

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — сухо ответила Клея. Ей очень не понравились его слова, она догадывалась, что он употребил их не случайно.

— Ты очень хорошо все понимаешь, — сказал он спокойно. — Поэтому старайся следить за собой. Если ты и впредь собираешься срывать на мне свое плохое настроение, это может скверно кончиться.

Клея нахмурилась. По какой-то только ему одному известной причине Макс угрожал ей. Клея поежилась. Она почувствовала себя очень неуютно. — Макс вышел из засады. Это был дурной признак.