Жили-были двое

8

— Садись в машину и не задавай вопросов, — сказала Фло сыну. Крис молча подчинился. Флоренс виновато закусила губу. Она обижала его все утро: подгоняя, заставила позавтракать за считанные минуты, рявкнула, когда он собрался зайти к Дугласу.

— А куда мы едем? — спросил Крис, пристегивая ремень, когда они уже отъехали от коттеджа.

Она не ответила, не смогла, понимая, что он расстроится.

Некоторое время спустя они, стоя в зале морского вокзала, изучали расписание. Следующий паром отходит в час. У нее полно времени, чтобы забрать вещи.

— Ma, а почему мы уезжаем? — Крис дернул ее за руку.

Флоренс посмотрела на обеспокоенного мальчика. Потом опустилась радом на корточки и взяла за руку.

— Крис, нам нужно сейчас же ехать домой… Я…

Она не успела договорить, как у него задрожали губы.

— Я не хочу уезжать!

— Крис, пожалуйста, не спорь. Мы же не можем остаться здесь навсегда.

— Я понимаю, но ведь мы только приехали.

Она нетерпеливо вздохнула.

— Прекрати. Мы уезжаем, и все.

— Нет! — заплакал он. Люди стали оборачиваться и смотреть осуждающе. — Я еще не купил дедушке подарок. Ведь мы никогда больше не приедем на этот остров!

— Мы обязательно когда-нибудь еще съездим к океану. — Она хотела погладить сына, но он увернулся.

— Отпусти меня! — закричал он.

Фло покраснела. Никогда Крис не закатывал истерик, ни дома, ни на людях. Что же с ним случилось? Что он делает с ней?

Что он делает с ней? Она даже вздрогнула. Надо спросить, что она делает с ним? Она, видимо, не в своем уме? Неужели и правда хочет отнять у сына все это: ласковое теплое море, пляж и песок, которые ему так понравились, прогулки по лугам, полным сейчас прекрасных цветов, игры с ровесниками, которые помогут ему справиться с мыслью о смерти отца.

А она решила сбежать? Да, это именно побег. Неужели Дуглас все еще имел над ней такую власть, что мог заставить ее бежать? Да пошел он к черту! Пусть мучает ее сколько хочет, она все равно не уедет. Крис значит для нее куда больше.

— Я могу помочь чем-нибудь? — К ним подошел агент по продаже билетов.

— Нет, спасибо.

Он посмотрел на нее вопросительно.

— Пошли Крис. — Она взяла его на руки. — Иногда мне кажется, что в тебе больше здравого смысла, чем во мне.

— Мы едем домой?

— Нет, возвращаемся в коттедж.

Крис обнял ее за шею и прижался мокрой щекой к ее щеке.

— Как здорово, ма! — Он облегченно засмеялся.

Дома на кухонном столе она обнаружила большой сиреневый конверт. Письмо было адресовано ей и пришло от матери. Очевидно, Дуглас ходил на почту.

Она налила в стакан лимонад и распечатала конверт. Там оказалось коротенькое письмо от матери и номер их городского еженедельника, который Флоренс просила ей присылать. Она села и развернула газету на странице с объявлениями.

— Доброе утро, — раздался в дверях хрипловатый голос.

— Питер! Привет! Заходи.

— Что делаешь? — Он уселся напротив.

— Просматриваю объявления о работе.

— Подыскиваешь новую работу?

Она пожала плечами.

— Подумываю об этом.

— Боже мой, зачем?! Твоя жизнь в последние годы и так была нелегкой.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо. Почему ты решила искать новую работу?

Она устало вздохнула.

— В основном из-за денег. Хотя в принципе сегодняшней зарплаты нам хватает, но хотелось бы делать для Криса побольше.

Питер почесал бороду и задумчиво посмотрел на нее.

— Иди работать ко мне.

Флоренс чуть не опрокинула стакан.

— Что?!

— Ничего особенного. Просто я ищу администратора для своего магазина. По-моему, ты справишься прекрасно. Ведь тебе знакома и нравится работа в магазине одежды.

— Да, — согласилась она после некоторого колебания. — Но тогда придется сюда переехать.

Питер улыбнулся.

— Ради этого я и предлагаю.

Она рассмеялась:

— Я обдумаю это предложение.

— Ладно, шутки в сторону. Действительно, я хочу помочь, и мне нужен человек. Это хорошая зарплата, медицинская страховка, пенсионные отчисления.

— Спасибо, обязательно подумаю. — Она постаралась выразить признательность. — Но, если честно, хотелось бы какую-нибудь более квалифицированную работу. Поэтому надо немного получиться.

— Ты снова собираешься учиться?

— Возможно. — И пока он не успел снова напомнить о трудностях ее жизни, поспешила спросить: — А почему ты пришел? Сегодня рабочий день.

— Я собирался поработать, но слишком хорошая погода. Не хочешь покататься на катере?

— У тебя есть катер?

— Небольшой. Он стоит на пристани, здесь, недалеко.

Флоренс улыбнулась, обрадовавшись, что сегодня не придется оставаться дома.

— Конечно, с удовольствием.

— Отлично. Тогда собирайся, бери сына и поехали.

— Крис! — позвала Флоренс и поспешила по лестнице наверх. Он собирался играть в конструктор, но в комнате было пусто. Из холла она вдруг услышала его радостный смех, и по спине побежали мурашки. Он в комнате Дугласа!

Флоренс резко распахнула дверь. Дуглас сидел за столом спиной к двери, Крис — у него на коленях. Увлеченные общим делом, они не слышали, как она вошла.

— Хорошо. Какая буква дальше? — Дуглас склонил к мальчику голову.

— Л! Я знаю, Л! — Голос Криса срывался от восхищения. — Но я не могу найти ее. Ох! А, вот! — Проведя пальцем по клавиатуре пишущей машинки, он сильно ударил по клавише. Прислонился головой к плечу Дугласа и рассмеялся, обрадовавшись, что у него получается.

— Теперь М, — подсказал Дуглас.

— Я знаю! Л, M, Н, О, П, Р, С, Т. Видимо, он уже давно сидел в комнате Дугласа.

Оставалось лишь надеяться, что до сих пор рассказов о том, как они ездили на морской вокзал, не было.

— Крис, что ты здесь делаешь?

Он удивленно обернулся.

— Я печатаю на машинке, ма! Как дядя Дуглас.

Утром Флоренс не видела Дугласа, но сейчас он даже не обернулся. Наверное, вчерашняя стычка смутила его не меньше, чем ее.

— Я десять раз говорила тебе, чтобы ты не мешал Дугласу, когда он работает.

— Я помню. Что ты хочешь, ма? — Крис одной рукой обнял Дугласа за шею и прижался подбородком к его плечу.

— Я хочу, чтобы ты ушел отсюда и больше не мешал ему.

— Я больше не буду, — ответил он, не сдвинувшись с места.

— Питер предложил нам покататься на катере.

— Покататься на катере? — Крис обдумал это предложение, затем соскользнул с коленей Дугласа и подошел к матери.

— Прости, что он помешал тебе, — сказала она резко.

— Все в порядке, — ответил Дуглас, не поворачиваясь. Он произнес это так, словно хотел сказать совершенно обратное.

День выдался прекрасный, судно оказалось просто мечтой: восхитительный крытый катер длиной в сорок футов со всеми удобствами. Прогулка на таком катере, конечно же, поможет забыть вчерашнюю стычку.

Но забыть никак не удавалось. Она решила не уезжать, но теперь жить под одной крышей с ним будет еще труднее. Вчера не осталось и следа от наигранной вежливости и равнодушия, за которыми они прятались друг от друга. Чувства вырвались, незажившие раны обнажились. Как могло получиться, что злость не улеглась за столько лет счастливой семейной жизни? Как она смогла так долго не обращать внимания на жившую в ней боль?

Ее пугал гнев Дугласа. В конце концов, он сам говорил одно, а делал другое, и злиться ему вроде было не на что. Не поверил же он на самом деле, что она уже в то время собиралась замуж. Ему больно, что все сложилось именно так, это видно. Но откуда у него эта боль? Флоренс не понимала.

Всю прогулку, пока Питер вел катер мимо островов, а потом по проливу, она сидела на палубе в шезлонге и старалась не думать о Дугласе. Они причалили в порту старого Бар-Харбора, перекусили в ресторане. Потом побродили по узким булыжным улочкам, зашли в антикварный магазин и даже заглянули в исторический музей.

— Можно пригласить вас на обед? — спросил Питер, когда они вернулись в коттедж. Солнце клонилось к горизонту.

— Спасибо. Мы прекрасно провели время, но теперь мне хотелось бы домой.

— Да, понимаю. Морская качка, должно быть, очень утомительна с непривычки.

Фло улыбнулась, порадовавшись, что он сам придумал предлог. На самом деле она не устала, и домой возвращаться не хотелось. Она боялась, что вчерашняя сцена может повториться.

Вдруг возник выход из положения, может быть, не самый лучший, но, по крайней мере, сегодня можно будет не ночевать дома и подумать обо всем как следует.

Флоренс и Крис установили старую брезентовую палатку между дюн. Уже в сумерках пошли по пляжу собирать выброшенные прибоем на берег дрова для костра. Когда розовые и золотистые облака потухли и спустилась ночь, они сидели у костра и жарили колбасу на длинных прутьях. Легкий ветерок шелестел в кронах прибрежных деревьев. Шуршала высокая трава. И все это на фоне тихого непрерывного шелеста волн.

Они почти не разговаривали. Крис смотрел на огонь, а Флоренс — на Криса, восхищаясь своим ребенком.

— Ma, твоя колбаса горит!

Флоренс вернулась к действительности.

— Ничего, так даже вкуснее. Принеси, пожалуйста, булочки.

Мальчик направился к корзине с провизией. Ветер, который не чувствовался здесь, за дюнами, растрепал ему волосы.

— Садись ближе к огню, — озабоченно приказала она.

Крис очень устал и уснул, когда не было и девяти часов. Флоренс долго лежала без сна, глядя в брезентовый потолок палатки. Потом, поняв, что не заснет, выбралась из спального мешка и расстегнула палатку, обхватила колени руками и прислушалась. Ночь была полна звуков: потрескивал затухающий костер, тихо шуршал песок на ветру, за дюнами, набегая на гальку, шелестели волны.

Берег был пустынным, но казалось, дышит кто-то огромный. Подобное чувство беспредельности пространства возникало в детстве, когда смотрела на мерцавшие в небе звезды. И теперь, на этом сказочно красивом острове, она чувствовала дыхание вечности.

Обязательно надо съездить с Крисом на другой конец острова. Там были чудесные, почти нетронутые уголки природы: открытые всем ветрам торфяные болота, поросшие вереском, холмы и низины, утес над морем высотой в сто пятьдесят футов, сложенный из розовых, желтых и лиловых горных пород.

Они с Дугласом любили ездить туда по вечерам. Именно туда отправились сразу после ее появления в то, третье лето. Флоренс погрузилась в воспоминания… Большая территория вокруг утеса была обнесена забором, чтобы сохранить этот уголок природы. Но они нашли дыру в заборе и поднялись по узенькой тропинке на самый верх. Сели на край крутого обрыва, прислушиваясь к шуму волн. Вдали мигал маяк.

— Не нужно было приходить сюда, — виновато прошептала Флоренс. — Это охраняемая территория.

— Правильно. Поэтому нас никто здесь не потревожит.

— Дуглас, это наше с тобой свидание? — Она не была до конца уверена, что правильно поняла его письмо.

Он положил руку ей на спину, провел ладонью вверх под волосами, коснулся шеи и ответил нежным соблазняющим голосом:

— Если тебе этого хочется.

Она взглянула в темные, полные желания глаза, и сердце оборвалось, будто они полетели с обрыва. И поверила — это будет их лето!

— Да, мне хочется этого, — прошептала она.

Он улыбнулся, склонил голову, и их губы встретились. Поцелуй был нежным, испытующим, нетребовательным. Она же с тревогой почувствовала, как в ней что-то дрогнуло. Вдруг Дуглас отстранился и замер, глядя на океан. Ветер отбросил назад темные волосы. Она сделала что-то не так? Чем-то расстроила его? Боже мой, неужели ему уже надоело?

Он сунул руки в карманы.

— Флоренс, мы не правы. Родителей хватит удар.

— Честно говоря, меня это не волнует.

— Но дело не только в них. Ты… ты слишком молода.

— Мне уже восемнадцать лет. — Вся ее любовь отразилась на лице. Обернись он сейчас, наверняка заметил бы это.

— Тебе только что исполнилось восемнадцать. — Он сморщился, как от сильной боли.

— А ты привык к более опытным девушкам…

— Не настолько, как кажется. — Просто я не достоин тебя. Но ничего не могу с собой поделать. Не могу выбросить тебя из головы…

Он выглядел таким расстроенным, что Флоренс рассмеялась.

— Дуглас! — На этот раз он обернулся. Она легла на спину и, умоляя, протянула к нему руки. — Я все-таки не бесчувственная кукла. — И улыбнулась. Длинные светлые волосы разметались по земле. — Я так долго ждала нашей встречи.

Даже сейчас Флоренс помнила его взгляд. Он опустился на колени и заключил ее в объятия. Теперь он поцеловал ее так, что не осталось никаких сомнений. И она поцеловала его страстно, как не целовала еще никого. Словно все чувства до сих пор находились взаперти, а теперь вырвались наружу.

Флоренс встряхнула головой, отгоняя воспоминания. Почему все это сейчас вспомнилось? Конечно, очень приятные воспоминания… Но она не должна забывать, каким Дуглас стал потом: холодным, эгоистичным, двуличным. В конце лета он стал другим человеком.

Вдруг в дюнах мелькнуло что-то белое. Она вздрогнула. Боже мой, что это?.. Или чайка пролетела совсем рядом?

Вот опять. И теперь она разглядела: носовой платок, привязанный к палке.

— Флоренс!

— Дуглас! — Словно материализованное воспоминание.

Дуглас положил свой белый флаг и заглянул в палатку.

— Крис спит?

— Да.

— Хорошо. Нам нужно поговорить.

— Уходи! — Окружавшая их ночь вдруг начала пульсировать, как одно громадное сердце. Стало трудно дышать. Она не видела его лица: костер у него за спиной слепил глаза. Но по голосу было понятно, как он раздражен.

— Флоренс Кларк! Вылезай!

Тон был таким властным, что она решила подчиниться.

Снаружи оказалось холодно. Она медленно пошла к костру и уселась, обиженная, застегнув до конца молнию ветровки.

— Как ты нашел нас?

Он бросил в костер полено.

— Мы ведь всегда приходили сюда, когда хотелось побыть одним. — Удивительно, как хорошо он помнит прошлое.

Он стряхнул песок с ладоней и сел у костра. Пламя осветило его лицо, настолько красивое, что временами щемило сердце, когда Флоренс смотрела на него. Казалось несправедливым, что мужчина может быть так привлекателен.

Он поднял воротник ветровки.

— О чем ты думала, когда решила отправиться в поход такой ночью, как сегодня. Ведь объявили, что возможен дождь.

— Спасибо за предупреждение. Ты отправился в такую даль, чтобы сообщить мне об этом?

— Конечно нет, и ты это знаешь. — Взгляды встретились, и у Флоренс перехватило дыхание.

— Надеюсь, и не затем, чтобы снова ссориться? Послушай, Дуглас, если ты полагаешь, что я не могу обойтись без чьей-либо критики и руководства…

— Ты не можешь помолчать?!

— Что?!

— Ну, пожалуйста.

Флоренс раскрыла было рот, но не произнесла ни слова, пораженная спокойным тихим голосом.

— Фло, мне и правда очень жаль, что все так получилось вчера вечером. Я весь день хотел извиниться, но тебя либо не было, либо я не мог набраться храбрости. Я… я надеюсь, что не обидел тебя.

С удивлением Флоренс отметила, что он нервничает, и покачала головой. — Нет, я не обиделась.

— Хорошо. — Он сидел молча, но чувствовалось, что сказал не все, что хотел.

Флоренс тихонько кашлянула.

— Извинения приняты. Мне очень хотелось бы забыть об этом, но…

— А я не хочу забывать ничего. То, что случилось вчера ночью, слишком важно, чтобы забыть. Не знаю, что на меня нашло. К моменту ухода твоих друзей я был так зол, что больше не мог сдерживаться. Но уверяю тебя, подобное не повторится. — Он говорил тем голосом, который Флоренс помнила по прежнему времени. В нем слышалась искренность, того Дугласа, которого она знала несколько лет назад.

— Видишь ли, — продолжал он, — с момента твоего приезда мне постоянно приходилось делать над собой усилие, чтобы оставаться спокойным. Наверное, тот разговор в гостиной, который я услышал, стал последней каплей, но сегодня… — он улыбнулся, — сегодня мне намного лучше, легче. Понимаешь? — Он смотрел на нее, умоляя понять. — Вчерашней ночью моя душа словно освободилась от чего-то, сидевшего в ней все эти годы. И я почувствовал, что нам просто необходимо поговорить.

— Мы уже разговаривали. И не раз.

— Нет, мы только ругались. С тех пор, как ты приехала, мы ни разу не поговорили нормально.

Флоренс занервничала. Дуглас смотрел на нее правдивыми глазами, прямо и откровенно. Во взгляде читались мольба и какое-то глубокое чувство, которое отозвалось болью в ее душе.

Он зябко повел плечами и сунул руки в карманы ветровки.

— Как ты жила все это время, Фло? — Всякий раз, когда звучал этот вопрос, она либо лгала, либо уходила от ответа. Но теперь…

— Мне было плохо, — грустно проговорила она, — по-настоящему плохо.

Дуглас широко улыбнулся, сверкнув глазами, и вдруг, неожиданно для себя, Фло тоже улыбнулась. В конце концов, вовсе не трудно быть откровенной, стало даже легче. Как будто тоже избавилась сейчас от какой-то тяжести.

— И мне, — сказал он.

— Правда?

— Правда.

Она поколебалась.

— Ты имеешь в виду… ваш развод?

— Наш развод… — Он задумчиво вздохнул. — Нет, черт побери! Расстаться с Долли — это было счастье. Наш брак — фарс, и к тому же давняя история. Мы расстались пять лет назад.

У Флоренс даже подогнулась рука, на которую она опиралась.

— Ты хочешь сказать, что был женат только год?

— Даже меньше. А почему ты спрашиваешь? Разве тебе это интересно?

Флоренс лишь недоверчиво усмехнулась.

— Но беспокоит меня нынешняя жизнь. Я… я бросил преподавать.

— Бросил преподавать? — Флоренс все еще не могла осознать, что он развелся пять лет назад.

— Ага.

— А ты не думал просто пойти в отпуск?

— Это ничего бы не решило.

— Ты выдохся и больше не в состоянии учить студентов? — Вдруг она пожалела, что когда-то желала ему неприятностей. Как теперь выяснилось, они вовсе не утешали.

— Я был хорошим преподавателем.

— А ты и правда доктор?

— Да.

— Глава литературного департамента?

— И это так.

Это было глупо, но ее буквально раздувало от гордости за него.

— Дела шли неплохо. Наш литературный журнал начал завоевывать признание…

— Под твоим руководством?

Он снова кивнул.

— Начала осуществляться моя программа по обмену студентами. На будущий год я должен был ехать в Россию…

Флоренс уткнулась подбородком в колени и представила его в роли профессора колледжа. Он изящно одевался, и, вероятно, у всех студенток уже к концу первой лекции горели глаза. Она просто видела его: энергичного, остроумного, влюбленного в свой предмет и преподносящего его нетрадиционно. Видела движения, улыбку так явственно, что даже испытала что-то вроде ревности.

— Почему же ты бросил преподавать? Когда это случилось?

— В мае, как только закончился семестр. Это было одним из самых непростых решений в жизни. Мне очень нравилась работа преподавателя, но еще больше я люблю писать.

Флоренс выпрямилась. Так вот что он делает у себя в комнате!

— Я понял, что не могу писать и преподавать одновременно. И то и другое требует слишком много времени. И отважился на столь решительный шаг.

— Ты стал писать?

— Угу. Хотя бросать работу в колледже, наверное, было безумием. И теперь я или все выиграю, или все проиграю. А если проиграю, то вряд ли легко переживу поражение.

Флоренс скептически усмехнулась.

— Это не смешно, Фло. Ведь отсюда мне некуда ехать, если ничего не получится. Я весьма ограничен в средствах. Отказался от квартиры и даже продал мебель. У меня остались лишь одежда и машина. Вот почему… — он опустил голову, — мне так нужен коттедж на лето. Все дело в деньгах. И еще в тихом месте, где я мог бы спокойно писать.

Вдруг она поняла, в какой тяжелой ситуации он находится.

— Ох, Дуглас! Я же не знала. Ты должен был сказать мне.

— На самом деле не так все плохо. На самом деле… — он улыбнулся, — это даже замечательно. Наконец-то я занимаюсь тем, о чем всегда мечтал. А это самое главное для человека.

— А если я спрошу, ты ответишь, над чем ты работаешь?

— Да… Над романом. Такого ответа достаточно?

Флоренс радостно и ласково улыбнулась.

— Я могла бы и догадаться. Ты всегда был в душе писателем.

У него весело заблестели глаза.

— Нет, я только собираюсь им стать. — И оба тихо рассмеялись. — Честно говоря, раньше я не думал, что это так трудно. Один кусок идет особенно медленно. Я даже начал сомневаться, что мне вообще удастся закончить вовремя.

— Вовремя?

— Угу. У меня срок. Начало августа.

Флоренс разволновалась.

— Значит… значит ты уже договорился с издательством?

Он кивнул и снова улыбнулся.

— У меня очень хороший агент. Ее зовут Джойс Стерлинг. Она работает в агентстве Милисы Кэрсон. Ты, наверное, слышала о таком. Правда, известное?..

Флоренс медленно подняла голову.

— Это та самая Джойс, с которой ты разговаривал по телефону о водопроводчике?

— О, ты слышала? Мы обсуждали с ней один эпизод романа.

Флоренс покраснела и обрадовалась, что темно и он не увидит этого.

— Мы встретились с ней прошлой осенью на одной писательской конференции. Здесь, на острове, она проводит лето, по крайней мере, выходные, а остальное время живет в Нью-Йорке и занимается издательскими делами.

Флоренс задумчиво смотрела на костер.

— Так, значит, эта твоя Джойс уже продала твой роман?

— Да, в «Гетвэй Букс». И даже выклянчила для меня приличный аванс, хотя роман даже не написан.

— Ох, Дуглас! Это замечательно!

— Не особенно. Ведь я не могу тратить эти деньги, вдруг потребуется их вернуть. Глядишь, еще придется что-нибудь продавать.

— Наверное, мы с Крисом спутали все твои планы, появившись здесь невесть откуда. Прости.

Он вскинул руку, протестуя, но она почувствовала, что угадала.

— Все утрясется.

— И когда твой роман выйдет в свет?

— Примерно через год. Если, конечно, я закончу его вовремя.

— Уверена, что закончишь.

— Конечно. — Он задумчиво помолчал. — Кстати, еще неизвестно, получился бы роман, будь у меня сколько угодно времени. Тогда я постоянно что-нибудь переделывал бы. — Взгляд стал озабоченным. — Фло, я хороший писатель, а этот роман… Я чувствую… — Он вдруг отвернулся в замешательстве.

— …Что он получается?

— Да… Да! — ответил он, сильно волнуясь. — Мне хочется, чтобы он был интересным с начала и до конца. Но вот последние главы… Иногда хочется застрелиться. — Он помолчал. — Знаешь, мне представляется комната, полная редакторов, которые читают последние главы и покатываются со смеху.

— Вряд ли такое возможно. Если они купили твою книгу, прочитав лишь начало…

— Джойс говорит то же самое, — перебил он, и Флоренс почувствовала, что ее энтузиазм угасает при этом имени. — Если верить ей, то через год я стану известным и богатым.

— С каких это пор Дуглас Лоран начал сомневаться в себе?

— Я не сомневаюсь в себе. Иначе не ушел бы из колледжа. К тому же, это не первая моя публикация. За эти годы печатались мои стихи, короткие рассказы, эссе. И роман не первый.

— Правда?

— Правда. Первый тоже был неплох. Его издали, но прибыли он не принес. Тогда я еще не познакомился с Джойс.

Флоренс заставила себя улыбнуться.

— Значит, ты собираешься в одночасье стать богатым и известным?

— На самом деле никогда не мечтал разбогатеть и прославиться. Но теперь… — Он пожал плечами и рассмеялся, словно эта мысль восхитила и в то же время напугала его.

— Ты, должно быть, счастлив.

— Да… Да. — Взгляд стал задумчивым. — Но иногда кажется, что все могло бы сложиться еще лучше.

— О чем ты? Разве может быть лучше?

— Знаешь… Посмотри на меня. Мне уже почти тридцать, а у меня нет даже постоянной работы. Нет ни дома, ни жены, ни детей, даже собаки. Ты имеешь все это. А у меня нет. Я словно лодка без весел, которую несет по течению.

Флоренс усмехнулась.

— И ты рассказываешь мне об этом!

— Ты чувствуешь себя так же? — Он неуверенно улыбнулся. У Фло забилось сердце. Сейчас, когда он был так откровенен, исчезли прежние страхи, нежелание разговаривать с ним.

— Такое же чувство возникает, когда становишься вдовой. Исчезает цель в жизни, все, что сделано, оказывается напрасным. Теперь, без Остина, мне приходится строить свою жизнь заново. Конечно, у меня есть Крис.

— И у тебя есть работа.

— Да, но не такая, какую я бы выбрала сама. Работаю там только потому, что живу в квартире над магазином.

— Понятно.

Туман начал сгущаться, у Дугласа на волосах заблестели капельки росы.

— Не думаю, что останусь в этой квартире надолго. Слишком много воспоминаний связано с ней. А это не на пользу Крису. — Дуглас слушал все более внимательно. — Это очень беспокоит меня, Дуглас.

— Со временем он оправится.

Она кивнула.

— Вот почему я привезла его на Маунт. Он… Нам обоим нужно было выбраться оттуда.

Их разговор не решал никаких проблем, но стало легче уже от того, что Дуглас готов выслушать ее.

— В последнее время я стала подумывать о другой работе… Может быть, снова пойду учиться.

— Здорово!

— Не особенно. Боюсь, это окажется мне не по средствам и не смогу уделять Крису столько же времени. Но с образованием я смогу найти более квалифицированную работу. Тогда мы заживем получше.

— Не представляю тебя в роли домашней хозяйки, — сказал Дуглас печально. — Трудно, Фло?

— Мне удается. — Она вскинула голову и совершила ошибку, взглянув ему в глаза. — Да, порой это трудно.

— А на кого ты собираешься учиться?

— Пока не знаю.

Если в ее жизни и был камень преткновения, то это, конечно, Дуглас, который сейчас пристально смотрел на нее.

— Мне следует поискать работу на бирже? — спросила она немного обиженно.

— Я этого не говорил.

— Да, но ведь ты подумал именно об этом, о том, что я всегда ненавидела математику. Но не всем быть идеалистами и писать романы, как ты. — Она вдруг почувствовала себя такой одинокой, что задрожали губы. — На самом деле я пока не очень хорошо понимаю, что нужно делать. Моя жизнь сломана. Вот почему я здесь. Нужно отдохнуть и спокойно подумать, чему посвятить остаток жизни. — Она проговорила все это с безысходностью, тяжело вздыхая, и уронила голову на колени.

Дуглас, сидевший по другую сторону костра, тихонько рассмеялся.

— Разве мы не пара?

Она подняла на него взгляд.

— Пара зануд. — И оба рассмеялись.

— Думаю, крепкий кофе нам сейчас не повредит.

— А у тебя есть?

— Это первое, что я взяла с собой.

Она залезла в палатку и достала из корзины термос. У костра налила две чашки, одну протянула Дугласу. Их пальцы соприкоснулись, взгляды встретились.

— Дуглас?

— М-м?

— Я тоже прошу у тебя прощение за вчерашнее. Я сказала много такого, чего не следовало говорить.

— Все в порядке. Я пришел, чтобы принести извинения, а не выслушивать их. — Он не спеша пил горячий кофе, и она знала, что он снова думает о вчерашнем вечере.

— Мне, правда, очень жаль, что все так вышло, — сказала она. — Надеюсь, у тебя не осталось синяков после падения.

— После падения — нет. — Он отхлебнул кофе, глядя на огонь. Потом, почувствовав на себе любопытный взгляд, медленно закатал штанину джинсов.

Флоренс закусила губу и перевела взгляд с ссадины на голени на лицо. Он старался подавить улыбку.

— Я сделала глупость…

— Мягко сказано. Ты просто варвар.

Оба рассмеялись, избавившись от остатка напряженности.

Дуглас поставил чашку и поднялся. В мерцающем свете костра он был похож на огромного идола.

— Поскольку удалось заключить перемирие… я сейчас.

Он забрался на дюну и исчез в темноте. Но через минуту появился снова со спальным мешком на плече. Бросил его на песок и снова сел к костру.

— Мне не нравится, что вы будете ночевать здесь одни.

— Ох, и ты пришел оберегать нас?

Он улыбнулся:

— Что-то вроде, если ты не против. Я так давно не ходил в походы.

— Пляж большой.

— Неужели ты заставишь меня ночевать под открытым небом? В такую прохладную ночь!

— Надо было захватить палатку. Передавали, что возможен дождь.

— Очень смешно. — Он взял чашку и допил кофе. Оба притихли, погрузившись в свои мысли.

— Фло, я чувствую себя последним мерзавцем, что до сих пор не принес тебе свои соболезнования. Но, честное слово, мне жаль, что тебя постигла такая тяжелая утрата.

— Да, конечно.

— Я знаю, что болезнь Остина была для тебя тяжким испытанием. Твой отец рассказывал мне об этом. Наверное, не хочется ворошить прошлое, но знай: я часто думал о тебе и молился, чтобы Бог дал тебе мужество. — Голос стал таким тихим, будто ветер шелестел в дюнах.

— Спасибо. Но лучше бы ты был опечален смертью Остина, не моими переживаниями.

— Прости, но я совершенно не знал его. Он… он был хорошим мужем?

— Да. И хорошим отцом для Криса.

— Я рад, что у вас все было хорошо. — Он вдруг нахмурился. — А мы с Долли никогда не были счастливы. — Полено в костре хрустнуло и переломилось, оранжевые искры взметнулись в темное небо. Казалось, что лишь этот костер согревает мир, что они одни на целом свете.

— Ты не рассказывал о вашей жизни.

— Но теперь должен рассказать. Мне не хочется, чтобы ты верила в те сказки, которые я рассказывал вчера вечером, во всю эту чепуху о том, что Долли была довольна нашей жизнью. Она ненавидела ее. Мы постоянно ругались по поводу того, что я мало зарабатываю и что пишу. Всякий раз, когда я говорил, что хочу стать писателем, она поднимала меня на смех. Хотела только одного — чтобы я закончил аспирантуру и пошел работать в брокерскую контору ее отца в Бостоне.

— Дуглас, пожалуйста, — Флоренс прикрыла глаза, — не нужно рассказывать об этой женщине. Это все равно, что сплетничать об усопших.

— Но об одном мы просто обязаны поговорить. Мы слишком долго таили злость друг на друга, и оба знаем ее причины.

— Нет! — отрубила она решительно. — Ничего не хочу слышать!

— Может быть, ты права. — Он поник.

Флоренс ничего не хотела знать о его семейной жизни. С ним становилось все проще, но гордость не позволяет заходить дальше. Ее боль не облегчишь сказками о том, как он был несчастен. Что было, то было. Все равно он врал, холодно и расчетливо, а потом просто бросил ее и ушел к Долли.

Сразу стало холодно и сыро, словно ветер развеял теплоту вокруг костра.

— Уже поздно, — сказала она и, прежде чем Дуглас успел запротестовать, поднялась.

В палатке забралась в спальный мешок и свернулась калачиком, чтобы поскорее согреться. Рядом сопел Крис. Снаружи Дуглас развязал тесемки и стал расстилать на песке спальный мешок. Вдруг Флоренс почувствовала неловкость. Дуглас устраивается возле палатки, как часовой у ворот. Он так беспокоился, не мог оставить их одних. Извинился за вчерашнее, они помирились. Ей и вправду стало лучше. А она оставляет его ночевать под открытым небом в сырую туманную ночь.

— Эй, — позвала она шепотом, — здесь есть место.

Через секунду Дуглас был уже в палатке и раскладывал спальный мешок с другой стороны от Криса.

— На самом деле меня крайне трудно упросить что-нибудь сделать, но при данных обстоятельствах… Однако не сомневайтесь, утром я снова заставлю себя уважать!

Улыбка коснулась плотно сжатых губ Флоренс. Он всегда умел вызвать улыбку, каким бы мрачным не было настроение.

— Замолчи и укладывайся. Боже мой, прямо как слон!

— О господи, — вздохнул он.

Снаружи ветер вздымал песок и горстями бросал его на палатку. Костер едва мерцал, но в полумраке было видно, что Дуглас смотрит на Криса.

— Фло, не нужно убегать только потому, что не хочешь меня видеть. — Она хотела сказать, что это не так, но он прижал палец к ее губам. — Ч-шш! Я видел чемоданы, ты собиралась уехать. Я ни в чем не виню тебя. Вчера я наговорил таких гадостей и очень виноват. Но очень рад, что ты не уехала. Дом опустел бы без тебя. — Голос упал до шепота. У Флоренс перехватило дыхание.

Она перевернулась на спину и стала смотреть в брезентовый потолок палатки, не понимая, почему к горлу подкатил комок.

— Фло, я должен рассказать тебе все. Сегодня мы смогли наконец поговорить спокойно, а мы оба настолько горды и упрямы, что такой возможности может больше не представиться.

Флоренс с трудом вздохнула. В горле пересохло.

— Фло, я уже пытался сказать тебе это и раньше… Я никогда не любил Долли. Наша семейная жизнь — сплошное недоразумение.

Слова падали, придавливая своей тяжестью. Фло отвернулась. Какого ответа он вдет? Из глаз покатились слезы.

— Фло, — шептал он, — я женился, потому что Долли сказала, что беременна. Я был слишком молод, чтобы сопротивляться окружающим. Отец Долли, эта дура — ее мать, и моя мать, даже твой отец — все заставляли меня. Ты не представляешь, как было трудно с ними. Но не это главное. Я все рано не женился бы, не сбеги ты тогда так. — Наступила тишина, и показалось, что он всхлипнул. — В конце концов, я женился, потому что ты уехала домой и вышла замуж. У меня больше не осталось надежд. Но до сих пор не пойму, почему ты вышла за Остина. Вы уже давно это решили или… мне в отместку? Я размышлял над этим так долго, что уже не знаю, что думать. Разве ты не любила меня? Разве мы не сходили с ума друг от друга? Или я выдумал все это?

Сердце стучало, отдаваясь болью в висках. Флоренс охватил ужас, на лице выступила испарина.

— Фло, — проговорил он настойчиво. — Почему ты вышла замуж?

Этот вопрос, как гигантский валун, совершенно раздавил ее. Она не знала, что ответить, попросту не могла. Слишком поздно. Слишком долго они лгали друг другу. И она промолчала.

Он долго ждал, но в конце концов, видимо, решил, что она уснула. Обреченно вздохнув, тоже отвернулся к стенке.