— Я все хотел спросить, как давно у тебя эта квартира?
Был воскресный майский вечер, и они сидели в ее уютной комнате за обеденным столом. Нина очень тщательно подготовилась к первому ужину наедине с Беном в своей квартире. Она накрыла стол старинной камчатной скатертью. В центре поставила серебряный кувшинчик с розами, прекрасно сочетающийся с посудой из старинного костного фарфора.
— Я переехала сюда вскоре после того, как создала свою фирму. Мы с матерью начали действовать друг другу на нервы — сказывалась трагедия и бесконечные судебные процессы. А это здание мне всегда нравилось, и, кроме того, оно находится недалеко от моего офиса.
За прошедшие пять недель Бен многое узнал о Фрэнсис Своуп. Нина и мать были очень близки, они доверяли друг другу, не проходило дня, чтобы они подолгу не беседовали по телефону и как минимум раз в неделю обедали вместе. Но Бену пока не удалось познакомиться с Фрэнсис. Она уехала в продолжительную деловую поездку в Лос-Анджелес как раз перед тем, как они с Ниной начали встречаться более-менее регулярно. «И к ее возвращению, — подумал Бен, — будет или серьезный повод для встречи с ней или… встречи не будет совсем». Он наслаждался прекрасным ужином из жареной курицы, шпината в сливочном соусе и картофельного салата. Такие кулинарные способности были для него еще одним приятным открытием в Нине.
И теперь, глядя на женщину, которая все больше притягивала его к себе, Бен не мог понять, почему он все-таки временами не одобряет ее поведения? Он осознавал, что в Нине воплощены многие черты, которые привлекали его в женщинах, но ей недоставало чего-то такого, к чему он стремился, когда был еще юношей. Почему Нина так равнодушна к чужим проблемам? Когда Бен спросил, что она сделает, когда увидит в журнале статью о проблемах современной женщины, Нина рассмеялась и ответила, что тут же перевернет страницу. Или занятие антикварным бизнесом помогло ей понять, что все эти крики и протесты в конечном итоге мелочи, на которые не стоит тратить свое бесценное время? И может быть, он сам сыт по горло подобным поведением своей бывшей жены?
— Больше не могу, — неожиданно для себя самого пробормотал Бен.
— Не можешь что? — переспросила Нина, опуская бокал с вином. — Не хочешь еще шпината или картофельного салата?
— Нет, спасибо. Все очень вкусно, но я уже сыт.
— Шпинат я купила готовый, но картофельный салат приготовила сама. Он должен обязательно постоять ночь в холодильнике, только после этого приобретает настоящий вкус, — пояснила Нина.
В последние пять недель она чувствовала себя счастливее, чем когда бы то ни было, но временами возникало тревожное ощущение, что Бен отстраняется от нее. В глазах его появлялось отрешенное выражение, а лицо становилось настороженным, как в день их самой первой встречи. Чувствовалось, что Бен никак не мог решить какую-то сложную проблему, мешающую их отношениям.
— Но я не думаю, что тебя интересуют кулинарные премудрости, — добавила Нина, глядя на Бена, слегка прищурившись, и мысленно прикидывая, чем может быть вызвано подобное поведение. — Какие-нибудь осложнения в деле о наследстве? Наверное, Оливер сообщил тебе какую-нибудь ужасную новость и ты выбираешь удобный момент, чтобы сказать мне о ней?
— Ничего подобного. Ты права, факта усыновления твоего отца Своупами в Калифорнии не установлено, — поспешно заверил ее Бен. — Я сейчас размышлял о телефонном разговоре с Меган. Она позвонила как раз перед тем, как я собрался уйти из офиса.
— Твоя бывшая жена сказала что-нибудь важное? — поинтересовалась Нина. Ей хотелось бы узнать побольше о женщине, на которой Бен женился, будучи студентом юридического факультета.
— Меган отозвалась о Патриции как о старой ведьме, у которой неизвестно откуда вдруг появилась внучка.
Как и предполагали Нина и Бен, Беба МакГенри Поуст в присущей ей изысканной манере молниеносно распространила новость о том, что Нина приходится родной внучкой Патриции. Через семьдесят два часа после их неожиданной встречи в офисе Оливера телефон Нины стал звонить беспрерывно.
На ее счастье, в начале апреля произошли три грандиозных скандала, и именно они заняли места на первых страницах газет. А новость о том, что у недавно умершей известной художницы по интерьеру был незаконнорожденный сын, не распространилась далее определенного круга.
Но это был именно тот узкий круг людей, с которыми Нина общалась и вела свой бизнес.
Теперь, когда джинна выпустили из бутылки, путь к отступлению был отрезан, и Нина понимала, что возврата к прежней жизни не будет. Допусти она сейчас какую-нибудь оплошность, ей это припомнят через много лет. Теперь Нина оказалась в центре внимания и должна была вести себя очень осмотрительно.
Вопрос о наследстве Патриции был далеко не урегулирован, и Нине оставалось только сдержанно улыбаться, по возможности помалкивать и ничего не обещать. И даже с близкими друзьями она старалась избегать разговора о наследстве.
К сожалению, надежды Нины на то, что вопрос о наследстве Патриции не привлечет к себе большого внимания, не оправдались. Когда одни громкие скандалы утихли, а новых пока не разразилось, некоторые журналисты вновь заинтересовались судьбой состояния Патриции Росситер. И разговоры об этом были неизбежны. Хотя репортеры и не толпились у входа в ее здание, телефонных звонков было предостаточно и Нина была вынуждена установить автоответчик.
— Я понимаю, что Патриция и Меган не были подругами, — Нина заставила себя улыбнуться.
— Они едва удерживались от единых замечаний, когда встречались друг с другом. А уж за спиной таких навешивали эпитетов… «претенциозная старая ведьма», «маленькая дрянь» и так далее…
— Патриция действительно временами могла быть претенциозной, но я не могу представить, что ты был женат на радикалке, тем более грязной, — заметила Нина.
— Патриция, конечно, многое утрировала, — заметил Бен, помогая Нине убрать со стола посуду. — Родители Меган были интеллектуалами и активистами по натуре. Им стоило услышать, что где-то проходит какой-нибудь митинг, и они тут же мчались туда. Меган стремилась изменить мир в лучшую сторону и ее не волновала материальная сторона жизни. Когда мы приехали в Нью-Йорк после окончания университета, она была уверена, что как только я заработаю немного денег на черный день, то сразу же присоединюсь к ней и мы будем вместе защищать обиженных и обездоленных, расовые и сексуальные меньшинства и окружающую среду, — стараясь говорить серьезным тоном, закончил Бен.
— По-моему, настало время для кофе и десерта, — вставила Нина, воспользовавшись минутной паузой. Ей не хотелось выступать в поддержку или с осуждением его бывшей жены, но любопытство одержало верх, и несколько минут спустя, когда они ждали, пока сварится кофе, Нина сказала:
— Идеи Меган, наверное, бесили Патрицию.
— Да, но мой брак распался совсем по другой причине, — задумчиво произнес Бен. — Мы не могли найти общий язык задолго до того, как решили расстаться. Меган всегда очень волновало неравноправие людей, особенно в материальном плане. Когда ей нужно было что-нибудь особенное — дорогое вечернее платье, билет первого класса или хорошие места в театре, — она чувствовала себя виноватой, потому что обладала этими привилегиями, а другие нет. Ей нужно было обсудить эту проблему каждый раз со всех сторон, докопаться до сути, и это доводило меня до бешенства. Я не мог не уважать ее взглядов, но не хотел, чтобы львиную долю нашей совместной жизни она тратила на самобичевание, делая жизнь невыносимой для себя и других, — резко заключил Бен.
— Чем сейчас занимается Меган? — осторожно спросила Нина.
Она, как и большинство одиноких женщин, считала, что рассказы мужчин о своих бывших женах больше напоминают произведения научной фантастики, чем реальную действительность, но понимала, что такую точку зрения не стоит сейчас высказывать вслух.
— Она по-прежнему практикующий юрист, но роль общественного защитника стала наконец-то и Меган не под силу, и теперь она работает в штате прокурора. Пару лет назад Меган вышла замуж за профессора Гарвардского университета. У них хороший дом в Кембридже. Когда мы встречаемся, то обычно беседуем о проблемах вторичного использования продуктов.
— Это как раз моя сфера деятельности. Антикварные безделушки, флаконы из-под духов, стеклянные бутылки, кое-что из макулатуры, бывшие мужья.
— Приятно узнать, что у тебя такие разнообразные интересы.
— Именно этому и были посвящены последние пять недель. И дело не только в том, что мы бывали вместе в обществе и познакомились с друзьями твоими и моими, — сказала Нина, аккуратно подбирая слова. — Да, нам приятно бывать друг с другом, но гораздо важнее заложить прочную основу наших отношений, чтобы мы остались вместе и после того, как вопрос с наследством Патриции будет урегулирован.
Нина хотела сказать гораздо больше, но остановилась, помня об осторожности. Однако по ее глазам можно было догадаться о том, что ее беспокоит, и Бен потянулся через столик, чтобы взять ее руку.
— Я давно уже не люблю Меган, но мы поддерживаем хорошие отношения и я рассказал ей о тебе.
— И что же ты, интересно, рассказал? — улыбнулась Нина.
— Что ты очень деловая женщина, великолепно одеваешься, обладаешь прекрасным вкусом, не ноешь, не читаешь нотаций, прислушиваешься к своему внутреннему голосу и немного склонна к депрессии.
— Мне нравится эта характеристика. А что сказала Меган?
— Что ты, возможно, именно та женщина, которая мне нужна, — ответил Бен и усмехнулся, — и что она всегда знала, что ты рано или поздно объявишься, потому что, если бы тебя не существовало на самом деле, Патриция сотворила бы мне подругу из обрезков обивочной ткани, кусочков старинных кружев и прочего подручного материала дизайнера.
— Кофе готов, — сказала Нина, когда они вдоволь насмеялись.
Спустя несколько минут удобно расположившийся на кушетке Бен с интересом оглядел творение рук кондитеров.
— А здесь есть табличка с напоминанием, что потребление подобных изделий вредит здоровью? — спросил он о шоколадном торте, украшенном по бокам виноградом «дамские пальчики», а сверху — взбитыми сливками и шоколадной стружкой. Несмотря на то что диетологи без устали твердили о вреде таких изделий, их продолжали изготавливать и охотно раскупали. — Я с удовольствием съем кусочек этого торта, хотя прекрасно понимаю, что причиню ущерб своему здоровью.
— Подожди минутку, у меня есть для тебя подарок! — весело объявила Нина, снимая с книжной полки аккуратно упакованный сверток и отдавая его Бену. — На новоселье, — добавила она, садясь рядом и прижавшись плечом к его плечу. — Смотри, не урони на ноги!
— Постараюсь, — ответил Бен, взяв в руки неожиданно тяжелый предмет, упакованный в белую бумагу и перевязанный красной лентой. — Не надо было этого делать. Я даже не знаю, что тебе сказать.
— Открой сначала, — улыбнулась Нина. — Если подарок тебе не понравится, я обменяю его на что-нибудь другое. Но если ты скажешь, что мечтал именно о такой вещи, получишь большой кусок торта.
— Открываю, — подчинился Бен. Сняв оберточную бумагу, он с восторгом посмотрел на французскую подставку для книг из кованого железа толщиною в семь дюймов, изготовленную в стиле арт-деко. — Я много лет мечтал о такой вещи. Ты только должна мне помочь выбрать место, куда ее поставить.
— Рада это слышать. Неужели маляры собрались покинуть твою квартиру? — спросила Нина, когда они принялись за торт. — Когда мы последний раз были у тебя, мне показалось, что они расположились там надолго.
— Да, они еще пробудут некоторое время. Во всяком случае, пока мне не надо спешить распаковывать вещи, — Бен легонько постучал вилкой по тарелке. — Моя посуда, если я, конечно, ее найду и она осталась цела, уступает твоей.
— Да, такой фарфор теперь редкость, — согласилась Нина. — Он мне достался от бабушки Своуп. Хотя на самом деле это не так, — с неожиданной горячностью добавила она. — Все так запуталось.
— Нина…
— Эва и Джералд Своупы на самом деле не являются моими бабушкой и дедушкой ни биологически, ни юридически. С другой стороны, Патрицию я также не могу считать своей бабушкой. Если бы мы познакомились, когда я была моложе, то, возможно, все было бы по-другому, а теперь я собираюсь претендовать на состояние женщины, с которой разговаривала всего лишь два часа за всю свою жизнь, — Нина отставила тарелку, повернулась к Бену и прижалась лицом к его плечу. — Я почему-то чувствую себя обманщицей.
— Не говори глупостей. Ты тут ни при чем. Так сложилась жизнь, — нежно заверил Бен, целуя ее волосы. — Ты не должна чувствовать себя одинокой, и я никогда тебя не покину.
— Я тебе верю, — ответила Нина. Она подняла голову и посмотрела на Бена. — Но роль распорядителя имущества очень отличается от положения основной наследницы спорного состояния.
— Собственно говоря, это означает, что я работаю на тебя, так как являюсь ответственным за состояние имущества Патриции, но хорошо знал твою бабушку, высоко ценил ее и грущу по ней.
У Нины забилось сердце — наступил подходящий момент. Она не любила лезть в чужие дела, но раз уж Патриция свела их вместе, то, наверное, ей следует узнать о нем побольше?
— Кстати, — сказала Нина и прервала себя на полуслове, чтобы поцеловать Бена, — тебе ведь сейчас тяжелее, чем мне. Ты был близко знаком с Патрицией, какое-то время работал на нее.
Наступила долгая пауза.
— И давно ты об этом знаешь? — наконец спросил Бен.
— О том, что ты был помощником Патриции? С того вечера, когда ты оказался в больнице, — ответила Нина и рассказала ему о Кимбалле Хьютоне.
— Ты с ним обедала?
— Нет, к тому моменту я уже твердо знала, что хочу делать это только с тобой, — ответила Нина, прижавшись к Бену. — Но у меня есть свои собственные источники. Я хотела, чтобы ты рассказал все сам и не сомневаюсь, что ты бы так и сделал. Однако я все-таки решила ускорить события и узнала, что Ким любит представлять дело таким образом, что когда появился ты, Патриция выставила его за дверь.
— Ким, как всегда, преувеличивает, — рассмеялся Бен, обнимая Нину. — Мы работали вместе несколько месяцев, а затем Киму досталась коллекция картин его дедушки и он решил открыть свою собственную галерею. Я думаю, что мы забавляли Патрицию — два парня, болтавшие только о девушках.
— Вы, должно быть, веселились от души. А как же работа?
— О, с этим было все в порядке! Бывший гениальный ребенок знает, как управляться с писаниной.
— Гениальный ребенок? — не поняла Нина. — Ты говоришь о Киме?
— Нет, о себе, — подчеркнуто беззаботным тоном ответил Бен. — Это я был гениальным ребенком, хотя, оглядываясь назад, могу сказать, что просто был очень смышленым. Но я потерял много лет понапрасну из-за того, что меня признали гением.
— Наверное, Патриция помогла тебе увидеть мир в новом свете, — немного озадаченная предположила Нина.
— Патриция спасла мою жизнь. Я никогда об этом не говорил, — с болью в голосе продолжил Бен, — но не собираюсь хранить этот факт в тайне от тебя. Я давно собирался поделиться с тобой, но никак не мог решить, с чего начать рассказ.
— Начни, с чего хочешь.
— Сейчас к одаренным детям относятся не так, как раньше. Педагоги наконец-то поняли, что даже если у малыша мозги работают не хуже калькулятора и он может читать Расина в подлиннике, в душе он все равно остается ребенком, — сказал Бен. — Но в мои юные годы к гениальным детям относились как к маленьким взрослым, и всякие «детские» интересы пресекались, чтобы добиться максимального образовательного эффекта. Через три месяца после того, как мне исполнилось пятнадцать лет, я был готов к поступлению в колледж.
Бен говорил с болью в голосе, и Нине хотелось утешить его, но она понимала, что Бен должен сказать все до конца и ему станет легче.
— Я, в составе группы из нескольких таких же ребятишек, жил у супружеской пары, которая специализировалась на работе с одаренными детьми. Нас готовили к поступлению в различные колледжи Филадельфии. На уик-энды нас отпускали домой, но и там я чувствовал себя чужим, — горько закончил Бен. — Предполагалось, что я стану врачом.
— Как тот ребенок-врач из телесериала? — спросила Нина, не веря своим ушам. — А ты тоже этого хотел?
— Мои желания никого не интересовали. Мне сказали, что я должен правильно использовать свой потенциал. Но проблема заключалась в том, что стоило мне войти в лабораторию, как меня тут же начинало тошнить. Не представляю, что могло бы произойти, если бы я все-таки начал учиться на медика и отправился с другими студентами в анатомический театр.
— Как же тебе удалось избавиться от этих… специалистов? — спросила Нина.
— За все четыре года, что я проучился в колледже, у меня не было ни одной счастливой минуты — только работа, работа и работа. Никаких посторонних разговоров со сверстниками, никаких вечеринок, ничего! И вот в день окончания колледжа я заявил, что не собираюсь становиться врачом, что меня тошнит при одной мысли об этом. Мне было весьма резко высказано, что только неудачник может отказаться от блестящей карьеры, к которой его так долго готовили.
— Жаль, что твои наставники не понимали, что для того, чтобы стать врачом, недостаточно одних знаний, — мягко заметила Нина. — В медицине и так слишком много людей, которым нельзя доверять больных.
— К сожалению, мои близкие думали иначе. Наставники от меня отказались, родители не знали, что им со мной делать, и я отправился в Калифорнию. Я начал учиться в Калифорнийском университете, но большую часть времени проводил не на занятиях, а болтался без дела — как все неудачники.
— Неудачниками были твои наставники, а никак не ты! — горячо возразила Нина, возмущенная несправедливостью.
— Да, я тогда это понял, но мне не стало легче. Из одаренного вундеркинда я превратился в обиженного и бунтующего подростка, которому надо было выплеснуть бушующую в нем энергию. Я связался с темной компанией каких-то богатых юнцов, которые развлекались тем, что таскали из домов своих родителей и их знакомых антиквариат и продавали его. Хотя дома меня воспитали совсем в ином духе и я понимал, что поступаю очень плохо, меня все равно тянуло в эту компанию, потому что это были мои сверстники, с ними мне было интересно, страшно и весело.
— Так ты, наверное, и познакомился с Патрицией. Она тоже лишилась какой-то ценной вещи?
— Почти. Как правило, мои приятели посылали меня к антиквару, чтобы сбыть товар. И вот в один прекрасный день я вошел в магазин в Пасадене, держа в руках серебряную шкатулку, — голос Бена наконец начал звучать менее напряженно. — Там была Патриция. Она взглянула на шкатулку и узнала в ней подарок, который сделала своему клиенту несколько лет назад. Патриция могла запросто тогда упечь меня за решетку, но она не стала этого делать. Постепенно мы разговорились, и, когда я поведал ей обо всем, Патриция предложила мне начать работать у нее. Она сказала, что раз я пока не знаю, чем хотел бы заниматься, мне нечего делать в университете. Я могу поработать у нее и кое-чему научиться. Вот так я и провел следующие три года.
— Ты — самый настоящий обманщик, — Нина хотела пожурить своего возлюбленного, но не выдержала и рассмеялась. — В день нашей первой встречи ты утверждал, что ничего не знаешь об антиквариате. Почему ты это сделал?
— Наверное, это называется защитной окраской, — Бену стало неловко за свое поведение. Он налил еще кофе в свою чашку и продолжил: — Момент был очень ответственным. Я не знал, как ты вообще отнесешься к разговору о Патриции, и я не хотел настраивать тебя против себя.
— О Господи, ты, наверное, рассчитывал увидеть очень обидчивую и корыстную женщину. Позже я сказала Мариссе, что ты, по всей видимости, был разочарован, когда я не оказалась более нетерпеливой или жадной, если говорить точно.
— Честно говоря, я вообще не знал, чего от тебя ждать, — признался Бен, улыбаясь. — Патриция показала мне газетные и журнальные вырезки о тебе и рассказала о вашей встрече. Больше я ничего не знал.
— Никогда не верь тому, что о тебе говорят, — заметила Нина, когда они допили кофе. Нина взяла в руки кофейник, Бен — поднос, и они направились на кухню. Нина сложила остатки торта в коробку и поставила его в холодильник. — Пока ты был занят тем, что очаровывал медсестер, я отражала атаку Кима.
Стоявший сзади Бен обхватил Нину руками за талию и поцеловал ее волосы:
— Он не сказал ничего такого, за что из него следовало бы выпустить дух?
— Он только пригласил меня пообедать, — запротестовала Нина смеясь. Она прижалась к Бену и закрыла глаза, наслаждаясь этой близостью. — А напоследок Ким посоветовал мне спросить, почему Патриция именно тебя сделала распорядителем своего имущества.
— Почему же ты не спросила? Ты могла это сделать на следующий день?
— Забыла, — покривила душой Нина. Она прижалась головой к плечу Бена и открыла глаза. — У нас было столько тем для бесед, что этот вопрос отошел на второй план. И я не доверяю Киму — он, скорее всего, хотел поссорить нас, когда давал мне такой совет.
— Вполне возможно, — рассмеялся Бен. Они вернулись в гостиную и сели рядышком на кушетку, по-прежнему держась за руки. — Мне давно надо было рассказать тебе о Патриции, о том, как она выручила меня в трудный момент.
— Да, наверное, — согласилась Нина. Она сидела очень прямо, закинув ногу за ногу. — Все равно рано или поздно я бы узнала о том, что ты работал у Патриции. А ты в то время знал что-нибудь обо мне?
— Нет. О тебе и твоем отце я узнал много лет спустя. Брак мой развалился, и Патриция, как всегда прямолинейно, высказала свое мнение о Меган, — Бен криво улыбнулся. — Нервы у меня были на пределе, и я спросил Патрицию, нет ли у нее в запасе кого-нибудь получше для меня, когда я снова стану свободным мужчиной.
— О Боже, — воскликнула Нина с болью в голосе. — Патриции должно было быть очень тяжело рассказывать кому-нибудь о своей тайне спустя столько лет.
— Да, я согласен с тобой. Патриция тогда ничего мне не ответила и только спустя несколько лет, когда она попросила меня стать распорядителем ее имущества, рассказала мне о твоем существовании.
— А о моем отце она тебе не говорила?
— Нет, если Патриция не хотела ничего говорить, упрашивать ее было бесполезно. Никто не смог бы ее заставить это сделать.
— Патриция, должно быть, была весьма волевой женщиной, раз на нее не подействовали твои чары. Но мне хотелось бы узнать еще вот что: как ты мог спрашивать меня, верю ли я в то, что мой бизнес нужен людям, и оставаться при этом абсолютно серьезным?
— Я знаю немало женщин, которые в душе тяготятся своей работой, — ответил Бен. — Патриция очень внимательно следила за твоей карьерой и весь последний год своей жизни она мне рассказывала, как успешно у тебя идут дела и что мы обязательно должны познакомиться друг с другом.
— Я думаю, что, проживи Патриция подольше, она бы обязательно нас познакомила, — предположила Нина, прикоснувшись к щеке Бена.
— Патриция назначила меня распорядителем имущества, чтобы иметь в этом дополнительную гарантию, — улыбнулся Бен.
— Но ты бы мог отказаться.
— Надо знать Патрицию. Тогда она бы назло мне сделала распорядителем Кима Хьютона и потом посетовала, что я упустил свой шанс.
— Тебе не повезло, — улыбнулась Нина, прижимаясь к нему, — ты провел шесть недель, избегая меня, я все это время старалась не думать о тебе, но все равно мы оказались вместе.
— У тебя была моя визитная карточка. Могла бы и позвонить, — напомнил Бен. — Может, меня нужно было немного подтолкнуть.
— Я боялась, что у тебя чисто профессиональный интерес ко мне, предлога для беседы на личную тему я не могла придумать и боялась, что ты не станешь разговаривать со мной, если я скажу тебе, что не изменила своего решения, — честно призналась Нина. — И я действительно не знала, что мне делать, пока не стало известно, как много людей рассчитывают получить помощь из наследства Патриции.
— Да, я хотел, чтобы ты приняла решение сама, без моего вмешательства, но мне очень хотелось позвонить тебе, — Бен говорил от чистого сердца, забыв о своей обычной сдержанности, выработанной годами юридической практики. — Но когда я, лежа тогда на шоссе, открыл глаза и так близко увидел твое лицо, то понял, что мне безразлично, как именно ты поступишь с наследством.
У Нины отлегло от сердца, куда-то вдруг исчезли преследовавшие ее всю жизнь сомнения в собственной физической привлекательности. Она испытала странное, но очень приятное ощущение, словно она, как в сказке, сбросила некрасивую, сковывающую ее оболочку и заново родилась на свет — прекрасной и желанной. Она потянулась к Бену, увлекая его к себе. Они вытянулись на кушетке, так тесно прижавшись друг к другу, что слышали биение сердец. Нина нежно провела пальцами вдоль воротника рубашки Бена, поглаживая его шею. Хотя голос рассудка подсказывал ей, что не стоит торопиться, Нина на этот раз решила не прислушиваться к нему. Ее влекло к Бену с момента их первой встречи, и в глубине души она знала, что рано или поздно они станут близки. Не зря же сегодня она надела именно то шелковое платье, которое было на ней в тот вечер, когда они побывали на концерте, а потом, здесь у нее дома, поняли, что хотят вновь и вновь видеть друг друга…
Они обменялись долгими, неторопливыми поцелуями, не разжимая крепких объятий.
— Я не хочу выпускать тебя из рук даже на секунду, — сказал Бен, поглаживая волосы Нины. — Я хочу делить с тобой горе и радость и заботиться о тебе. А сейчас я хочу любить тебя.
У Нины перехватило дыхание.
— А я уже не надеялась услышать от тебя этих слов.
— Ты могла бы сама произнести их, — мягко упрекнул Бен, целуя ее шею и наслаждаясь тонким ароматом духов Нины. Его идеал женщины, который он когда-то вообразил себе, — очень стройной, спортивной, нашедшей свое место в современном мире, — был навсегда забыт. Теперь для Бена существовала только Нина.
Нина медленно закрыла глаза, чувствуя такое состояние блаженства, что, казалось, не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Но Бен ждал от нее ответа, и она должна была сделать это сейчас, пока еще могла владеть своим голосом.
— Бен, — тихо сказала Нина, — ты ведь не такой человек, который может воспользоваться женской слабостью. Я понимаю, что если не соглашусь на мимолетный роман или тебе будет со мной неинтересно, ты бросишь меня. Ты сделаешь это очень вежливо, мягко, но все равно факт останется фактом. — Бен поднял голову, и Нина поняла, что ее слова попали в точку. — Но я не смогу пережить такого отношения к себе, — закончила она.
— Понимаю, — ответил Бен. — Мы два одиноких человека, и нам потребуется время, чтобы проверить наши чувства и решиться на серьезный шаг.
— Но я не хочу, чтобы наши отношения превратились в мимолетную связь, — сказала Нина, когда они медленно разжали объятия.
— Я хочу провести с тобой ночь, чтобы уснуть и проснуться рядом с тобой, — ласково целуя ее, прошептал Бен. — И когда солнце взойдет над городом, я хочу вновь любить тебя. Но я не хочу торопить тебя. Если тебе нужно время, я готов…
— Бен…
— И дело не в том, что я такой терпеливый и разумный, — продолжил Бен. — Дело в другом.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — Нина встала и протянула ему руку. — Мы оба знали, что этот момент наступит, и оба не хотели торопить события. Но время ожидания закончилось. То, что ты предлагаешь мне сделать выбор, говорит о том, что ты — джентльмен, но я отклоняю твое предложение…
Они направились в спальню с таким чувством, будто переступали вместе ее порог уже много раз, но Бен впервые оказался в роскошной, отделанной в кремово-голубых тонах комнате. Нина, без колебаний, привела его в свою спальню, не захотев идти в комнату для гостей. Она знала, где именно ей хочется быть с Беном.
Нина сбросила туфли, ступила босиком на бледно-голубой ковер и, обняв Бена за плечи, посмотрела ему в глаза:
— Ты не хочешь помочь мне снять серьги?
— Я хочу снять все твои драгоценности, — ответил Бен, отстегивая серьги и целуя мочки ее ушей.
Он отложил серьги в сторону и обнял Нину. Ее губы приоткрылись навстречу его поцелую, и, когда Бен наконец оторвался от нее, они оба замерли, не сводя друг с друга счастливых глаз.
Бен нащупал пальцами пуговицы на платье Нины. Он почему-то предвкушал, что у такой женщины должно быть необыкновенное нижнее белье, и не ошибся. Когда пуговицы были расстегнуты и платье медленно скользнуло на пол, взору Бена предстал роскошный ансамбль цвета слоновой кости, отделанный тонкими кружевами.
— Мне говорили, что мужчин возбуждает нижнее белье черного цвета, — промурлыкала Нина, развязывая галстук своего возлюбленного.
— Не надо слушать глупых подруг, — улыбнулся Бен. — Я не так молод, как прежде.
— Правда? — глаза Нины сияли. — По-моему, ты напоминаешь хорошее вино — становишься лучше год от года. Надеюсь убедиться в этом лет через двадцать.
Бен начал раздеваться и скоро остался в боксерских трусах, обнажив свое гибкое, мускулистое тело. Он осторожно приподнял подол ее комбинации, но тут же убрал руку и начал медленно стягивать с плеч Нины узкие бретельки, легонько касаясь пальцами ее высоких налитых грудей, спрятанных в белоснежных чашечках бюстгальтера.
— Почему-то бытует мнение, что избавлять леди от кружев и тесемок — огромное удовольствие… Неужели это правда?
— Сейчас проверим…
Нина застонала от его прикосновений, придвинулась ближе и стала нежно поглаживать Бена по мускулистой спине.
— Мне нравится чувствовать твое тело так близко, — сказала Нина, ощущая, как он откликается на ее прикосновение. Она решила, что наступила подходящая минута для признания. — И я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — ответил Бен, наслаждаясь звуком, казалось, давно забытых слов. — Как долго я ждал этого момента, чтобы произнести это признание.
Нина поцеловала его в ямку у основания шеи и посмотрела Бену в глаза. Они светились такой страстью и любовью, что по ее телу пробежала легкая дрожь.
— Я рада, что мы именно сейчас сказали о наших чувствах и были искренни.
— Я тоже очень рад…
Бен вновь поцеловал ее и через несколько мгновений они оказались на широкой постели Нины. Бен, теперь полностью обнаженный, вытянулся рядом с Ниной и начал медленно раздевать ее. Его рука мягко скользнула от застежки бюстгальтера к колготкам.
— Я чувствую себя так, будто распаковываю долгожданный подарок…
И это он говорит о такой прозаической вещи, как колготки? А что было бы, если бы ей пришло в голову надеть шелковые чулки с кружевными подвязками?
Бен действовал нежно, но уверенно, и у Нины перехватило дыхание, когда он быстрыми движениями снял с нее все остальное.
Некоторое время они молча ласкали друг друга, наслаждаясь близостью и привыкая к этому восхитительному состоянию.
Бен покрывал поцелуями волосы, лицо, плечи, груди Нины. Руки его спустились от ее плеч к бедрам, и вот уже его пальцы действуют смелее и смелее.
Нина чувствовала себя на седьмом небе от блаженства. Она слабо застонала и вцепилась пальцами в плечи Бена. В ней нарастала волна возбуждения, и она еще теснее прижалась к своему возлюбленному. Нину переполняла невероятная радость, и ей очень хотелось верить, что Бен чувствует то же самое.
Наконец их тела слились. Нине показалось, будто темная комната озарилась ярким светом, она испытала такое потрясение от их близости, что даже удивилась, что ее тело способно на такое бурное проявление чувственности. Нина подумала, что еще никогда не испытывала ничего подобного и сделает все от нее зависящее, чтобы они всегда были вместе.
— Почему в твоей квартире две спальни? — спросил Бен, когда они лежали, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу, в ее кровати.
— Что за вопрос? — Нина задумалась на мгновение. — Я немного страдаю клаустрофобией, мне нужно много места для моих туалетов, и, кроме того, я решила, что если дела в офисе будут идти не очень успешно, я смогу устроить рабочий кабинет во второй спальне, — поспешно объяснила Нина, но у Бена мелькнуло подозрение, что ее слова были не чем иным, как неумелой отговоркой.
— И только-то? — протянул он. — А почему ты просто не сняла студию, когда отселилась от матери?
— По тем причинам, о которых только что сказала, — честно ответила Нина, чувствуя, что надо говорить правду. — И чтобы устроить укромный уголок.
Укромный уголок? Последние слова Нины оказались столь неожиданными, что Бен на мгновение утратил дар речи.
— Я не подозревала, что тебя заинтересует подобный вопрос, да еще в такой момент, — мягко пожурила его Нина. — Покупая квартиру, я должна была иметь в виду, что, возможно, когда-нибудь мне придется ухаживать за моей матерью. Я ведь ее единственный ребенок.
— Ты хочешь сказать, что не собиралась выходить замуж?
Теперь уже Нина не нашлась, что ответить.
— Я действовала, исходя из сложившейся обстановки, — наконец нашлась она, радуясь, что в комнате было темно. — У меня никогда не было мимолетных романов, даже в те времена, когда было принято менять любовников как можно чаще. Два моих серьезных романа закончились, когда подошел момент заговорить о браке. Видимо, я чем-то не устраивала их в качестве жены.
— Просто тебе попались дураки, — прокомментировал Бен.
— Видишь ли, я обычно говорю то, что считаю нужным, и не собираюсь быть лицемеркой, чтобы хорошо устроиться в жизни, — Нина выдавила из себя улыбку. — Я думаю, что ты сам это понял, иначе бы не спрашивал.
— Я не хочу, чтобы ты подумала, что я решил устроить тебе допрос с пристрастием, — заверил ее Бен. — И те мужчины не стоили тебя, как ты теперь понимаешь.
— Я не ожидала услышать от тебя подобное, — выдохнула Нина.
— Неужели ты могла подумать, что я пытаюсь обнаружить в тебе какой-то недостаток? — спросил Бен. — Я пытался сказать тебе, чтобы ты забыла о всех прошлых страхах и неуверенности в себе, потому что больше они не будут беспокоить тебя.
Несколько часов спустя Нина сидела за своим письменным столом, пытаясь расслабиться после напряженного утра. Она продала несколько подушек, резных рамок для картин и очень дорогой набор флакончиков для духов из хрусталя, отделанных серебром. Один из посетителей салона пригласил ее пообедать вместе, а второй намекнул на то, что хотел бы, чтобы Нина приняла участие в организации ярмарки во время рождественского шоу. Утро оказалось очень плодотворным, хотя и несколько насыщенным для последнего дня рабочей недели, но мысли Нины сегодня занимали не вопросы бизнеса, а исключительно Уортон.
Она отдавала себе отчет в том, что Бен может изменить ее жизнь гораздо сильнее, чем наследство Патриции. В конце концов деньги — это всего лишь деньги.
Было бы очень приятно, если бы они смогли позавтракать вместе, но Бен спешил на важную встречу. Перед тем как покинуть ее квартиру, он сказал, что является советником частной компании, специализирующейся на изготовлении персональных компьютеров. Полгода назад эта преуспевающая фирма оказалась в буквальном смысле обезглавленной, когда ее руководители погибли во время пожара. Нина размышляла о том, как нелегко приходится Бену, имея на руках две такие проблемы: эту компанию и наследство Патриции, когда зазвонил телефон:
— А я как раз думала о тебе, — сказала Нина. — Как прошла встреча?
— Я не очень-то доволен, предпочел бы позавтракать с тобой. Ну ничего, увидимся позже. Как у тебя дела?
— Встреча за встречей, и у меня будет ленч с Дэйной. Мы должны поговорить о моей будущей книге, — ответила Нина, чувствуя, что Бен что-то недоговаривает. — Бен, ты мне хочешь сказать что-нибудь еще?
— Тебе нужно быть готовой к дальнейшему развитию событий, — отрывисто произнес Бен, и сердце Нины тревожно сжалось. — Только что позвонил Оливер Уотсон. Из Калифорнии поступил окончательный ответ — документов, свидетельствующих об усыновлении твоего отца, не существует.
Нина в этом не сомневалась, но сейчас не стоило напоминать о том, что она говорила Оливеру и Бену, что таких документов никогда и не было. Патриция поступила предусмотрительно, написав письмо, в котором она подтверждала, что приходилась матерью Полу Своупу, ведь официального усыновления не было и в свидетельстве о рождении стояли имена Джералда и Эвы Своупов. Как ни странно, но до сих пор Нина не верила, что вся эта история имеет отношение к ней. Но теперь все изменилось.
— Нина, ты слушаешь?
— Да, мне просто надо было прийти в себя, — ответила Нина, откликаясь на заботу, которая была слышна в голосе Бена. Он будет рядом с ней, он не бросит ее, когда ей будет трудно. — И… что мы теперь будем делать?
— До понедельника отдыхать. В начале недели мы встретимся с Оливером и начнем подготовку необходимых документов, чтобы ты — единственная прямая родственница Патриции — могла заявить официально свои права на ее наследство.