Горький лимонад

ГЛАВА 13

Это плохо. Я справлюсь. Нет, мы не будем просто смотреть и ждать смерти. Теперь осталось убедить в этом себя. Честно говоря, у меня должно быть девять жизней, а сейчас только четвертая или пятая, так что я должен верить, что выберусь и из этого тоже, с Сашей на буксире.

— Ладно, слушай меня, — говорю я, глядя прямо ей в глаза, — пока ветер не подхватил что-то еще, я должен выбраться наружу и осмотреться. Так будет правильнее всего.

С таким выражением лица, как у нее сейчас, я очень хорошо знаком. Точно так же я говорил Бэмби, что с ней все будет хорошо. Условно говоря, так и получилось, исключая телесные повреждения, хотя ее сердце сейчас тоже, как маленький уголек.

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорит Саша, и ее глаза наполняются слезами.

— Куколка, не думаю, что у нас есть выбор.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — плачет она, вцепившись в мою мокрую толстовку. — Пожалуйста. Я даже не знаю твоего настоящего имени, а ты знаешь даже мою фамилию. Это несправедливо. Верно?

Я кладу свою руку ей на затылок и притягиваю ее лоб к своим губам. На ощупь лоб горячий, а волосы пахнут цветами и ванилью или чем-то похожим. Это приятно отвлекает внимание от сложившейся ситуации. Отстраняясь, я натягиваю капюшон толстовки обратно себе на голову, как будто он сможет спасти под проливным дождем, не говоря уже о граде. Это как в бою попасть под обстрел, но ледяными шарами… не совсем то же самое. Больше похоже на сражение едой между морпехами, с которыми я вместе путешествовал. Последний раз взглянув в сторону Саши и на слезы, сбегающие вниз по ее щекам, я выдавливаю искреннюю улыбку, пытаясь хоть немного облегчить ее страх.

— Меня зовут Джейсон Эндрю Гейтс. Кроме Танго, ты единственная, кому я сказал это за последние десять лет. Так что пусть это будет нашим секретом.

Она быстро кивает, из уголков ее милых, как у олененка, глаз вырывается еще больше слез. Я сделал все возможное, чтобы понравиться этой девушке, и, готов поспорить, если у меня получится вытащить нас двоих из этого урагана целыми и невредимыми, то я смогу добиться своего. Собрав все силы, нажимаю на ручку и открываю дверь автомобиля. Сразу же прижимаюсь к машине, забрасываемый градом и каплями дождя размером с небольшой мячик. Видимость ужасная, и это напоминает мне, как мы пробирались сквозь песчаную бурю, за исключением того, что в той ситуации я бы предпочел воду песку. Адски больно, когда он попадает в глаза. Защищая лицо ладонью, пытаюсь получить представление о том, где мы находимся, и, хотя почти ничего не видно, я замечаю, что машина чертовски близко к краю кювета. Как и говорила Саша, он около трех метров глубиной. Думаю, у меня есть идея, но для этого нужно вытащить Сашу из машины, которая, вероятно, с минуты на минуту сорвется с края. Пробиваю себе путь сквозь ветер, пока не упираюсь в корпус автомобиля. Пробираюсь к Сашиной стороне и рывком открываю дверь.

— Что ты делаешь? — кричит она.

— Мне нужно, чтобы ты вышла из машины.

Пока смысл сказанного доходит до нее, что-то сзади привлекает мое внимание, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть совершенно огромного размера ветку, проносящуюся мимо меня. Иисусе.

К счастью, Саша не спорит и протягивает мне руку. Я вытаскиваю ее наружу и прижимаю к себе, чувствуя, как она сжимает руки вокруг моей талии. Она так сильно дрожит — я чувствую это даже несмотря на ветер, дождь и град, бьющий нас со всех сторон. Делая все возможное, чтобы прикрыть ее собой, я закрываю дверь машины и прижимаю к ней наши тела.

— Мне так жаль, — говорит она тихо, ее слова звучат глухо напротив моей груди. — Мне очень жаль.

— Мне понадобится твоя помощь, чтобы столкнуть машину, — говорю я ей.

Ветер дует слева, и это поможет нам столкнуть машину в кювет. К счастью, Бэмби одолжила мне на время автомобиль, больше смахивающий на кусок дерьма, который, вероятно, через минуту тоже окажется в кювете. Моя страховка, скорее всего, не приведет ее в восторг, если я сорвусь вниз в тот же день, как взял машину.

— Ты хочешь ее передвинуть? — кажется, спрашивает Саша. Я не очень хорошо расслышал.

— Просто толкай! — кричу я, пытаясь перекричать ветер.

Не уверен, помогает ли она или нет, но налетает порыв ветра, и мы оказываемся прижатыми к машине, поэтому я толкаю Сашу в направлении багажника с надеждой, что мы, в конечном итоге, не последуем за автомобилем. Его нужно расположить так, чтобы он сполз вниз самостоятельно. Ниже есть выступ, который задержит машину на месте. Во всяком случае, таков мой единственный план.

Это произошло через минуту, может, меньше. Автомобиль опрокинулся на бок. Я схватил Сашину руку и прокричал:

— Ложись и прижмись к земле!

Ее глаза такие огромные, и это разбивает мне сердце. Мне тоже страшно, но, если я скажу ей об этом, она испугается вдвойне. Она делает так, как я сказал, и я опускаюсь вниз, нависая над ней своим телом, чтобы защитить от ветра. Обхватываю рукой ее талию и подтаскиваю нас к краю, затем сам начинаю спускаться по склону, пока не повисаю на руках.

— Мне нужно, чтобы ты скатилась по склону, как только я скажу! — кричу я ей.

Саша вовсю рыдает, и я не виню бедняжку. Знаю, она злится из-за того, что я дразнил ее, потому что она живет в этом своем маленьком замкнутом пузыре. Но тот, кто прожил здесь всю жизнь, я надеялся, должен был знать, что к прогнозу погоды надо прислушиваться. Техас все-таки, как никак.

Я позволяю своим рукам соскользнуть с камней, и падаю вниз в нескольких метрах от машины.

— Джегз! — кричит она.

Она уже катится, и это не потому, что я сказал. Ветер просто ужасный.

— Я поймаю, — кричу я ей. — Все в порядке. Отпускай.

Саша кувырком катится вниз, к счастью, только по касательной задевая камни на склоне. Я ловлю ее, и мы вместе падаем на землю. Быстро оправившись от падения, я поднимаю нас обоих, крепко хватаюсь за какие-то кусты и после этого тащу нас вдоль склона, пока мы не оказываемся около ее машины, которая застряла между камнями, как я и планировал.

Саша до сих пор не сказала ни слова, но продолжает держаться за меня со всей силы.

— Давай, — борюсь я с расположенной в углу дверной ручкой, сопротивляясь ветру. Быстро освободив одну руку, я помогаю Саше подняться, чтобы она могла забраться внутрь. Она проскальзывает на заднее сиденье, и следом я, пытаясь не раздавить ее. Я вынужден поменяться с ней местами, так как нет никакого способа выпрямиться, но теперь мы устроились, машина отлично зажата, так что до окончания урагана мы в безопасности. Саша дрожит и сильно прижимает руки к груди. Я обнимаю ее, заставляя перенести весь вес на меня. Она сдается, ее тело рядом со мной расслабляется.

Я скучаю по борьбе. Мне не хватает этого: спасать людей, помогать, дарить им второй шанс на жизнь. Это сделало меня тем, кто я есть, от этого мне хорошо.

А сейчас я блуждаю от одного места работы до другого, в основном имею дело с машинами и не помог ни одной живой душе, особенно своей.

Я должен помогать людям. Я должен перестать зацикливаться на трупах и искалеченных телах, женщинах и детях, чьи раны навсегда заняли часть моей памяти.

Саша изворачивается так, чтобы оказаться лицом ко мне, ее взгляд фокусируется на моих глазах. Макияж, без которого я ее еще не видел, полностью смыт. Ее лицо по большей части чистое, не осталось ничего из того, что я привык видеть. Она такая красивая — красивее, чем с макияжем. Мокрые волосы спутаны, но это даже замечательно.

— Почему ты пришел за мной? — спрашивает она дрожащими губами.

— А почему бы мне не прийти за тобой?

— Я не понимаю тебя.

— Разве для влечения должна быть причина? Для желания должно быть объяснение? Да, я только что встретил тебя. Да, ты мне охрененно нравишься. Очень сильно. Наверное, этого не должно быть из-за тех «приятностей», которые ты мне наговорила, но ты нравишься мне такой, какая есть. Меня не волнует, если ты всеми возможными способами даешь понять, что мы разные. Ты мне все еще нравишься.

— Даже с тем, как я сейчас выгляжу? — спрашивает она тихо.

Она это серьезно? После того, как только что катилась по склону в кювет, она обеспокоена своим внешним видом? Это безумие. Я даже не могу понять. В любом случае, я должен признать, немногое могло бы меня сейчас заставить улыбнуться в этой ситуации, но выражение ее лица, несомненно, справилось с этой задачей.

— Особенно с тем, как ты выглядишь сейчас.

Саша приподнимается, приближая свое лицо к моему, и я не уверен, понимает ли она, о чем я думаю каждый раз в ее присутствии. Но я не сделаю первый шаг, пока она сама не даст понять, что хочет этого.

— Я борюсь со своей симпатией к тебе, — застенчиво говорит она. — И. Я думаю, на твоем лице слишком много волос, и на тебе слишком много татуировок, но твоя улыбка не похожа ни на одну из тех, которые мне доводилось видеть — она заразительна, и когда я вижу ее, то чувствую себя счастливой. Даже если делаю все возможное, чтобы скрыть это.

— Продолжай, — уговариваю я ее, стеснительно улыбаясь каждому произнесенному ей слову. Никто никогда так не разговаривал со мной. Мне необходимо впитать все это.

Она коротко смеется и игриво шлепает ладонью меня по груди.

— Если серьезно: то, как ты смотришь на людей, показывает, что тебя искренне заботят вещи, которые большинство людей не волнуют, — она делает паузу, переводя дыхание. — Не пойми меня неправильно, хотя мне и не нравится то, что выходит из твоего рта, но иногда ты вызываешь во мне чувства, которых я не испытывала раньше.

— Так прекрати бороться со своими чувствами, — говорю я ей, теряя улыбку, теряя дерзость, теряя возможность сделать последний ход в этой игре. Потому что если это не убедит ее принять в себе то, чего она старательно избегает, то, возможно, этого не произойдет никогда.

Холодные капли с ее волос падают мне на грудь, ее губы напротив моих. Я не сделаю этот шаг. Не хочу быть ответственным и вынуждать ее делать то, чего она не хочет. Она бросает мне вызов. Это не значит, что я не могу хотя бы рассмотреть ее хорошенько. Например, ее веснушки — они у нее даже на губах — прекрасный маленький изъян, который она предпочитает скрывать помадой. Мне не встречался никто с веснушками на губах, и это, наверное, самое прелестное из всего, что я видел. Я бы все отдал, чтобы услышать мысли, прямо сейчас проплывающие в ее голове. Для того, кто стесняется слов, она не выглядит сколько-нибудь смущенной тем фактом, что мы дышим в лицо друг другу. Спасибо, Господи, что по пути сюда я съел мятный леденец. Подозреваю, что она думает так же. Этот момент слишком совершенен, чтобы быть разрушенным.

Не помню, когда в последний раз женщина целовала меня или я целовал женщину. Я как та проститутка: отвергаю привязанность и чувства, снимая какую-нибудь цыпочку на одну ночь. Поцелуй — это что-то более глубокое, чем секс, и Саша — это не секс. Саша — это поцелуй, ведущий дальше.

Она касается языком своей верхней губы, и я делаю все возможное, чтобы сдержаться и не обхватить ее лицо ладонями, прижимая эти губы к своим.

— К чему это приведет? — спрашивает она, ее шепот щекочет мои губы.

— Ты придвинешься немного ближе, — говорю я ей.

— Почему именно я должна придвинуться ближе? — спорит она.

— Потому что ты единственная, кто сопротивляется этому. Я не собираюсь воевать с тобой.

— Ты не хочешь поцеловать меня? — спрашивает она, ее пальцы двигаются вдоль моей руки. Лучи солнца заглядывают в автомобиль, сообщая о том, что ураган проходит. И теперь мне интересно, сколько времени потребуется Саше, чтобы понять, что ее машина, скорее всего, не подлежит восстановлению, и сейчас нужно думать об этом, а не о моих губах. Но пока этого не произошло, я буду лежать здесь столько, сколько потребуется.

— Я хочу поцеловать тебя. Я хотел поцеловать тебя с того дня, когда мы встретились, но это было бы нелепо и неправильно, — шепчу я.

Не настолько неправильно, как дрочить в темной ванной, но не так, как я планировал это.

— Так в чем проблема? — шепчет она.

Ей неловко говорить о сексе, но она прекрасно разыгрывает партию «труднодоступный поцелуй».

— В чем твоя проблема? — спорю я.

— Я хочу, чтобы ты сделал первый шаг, иначе это не будет романтично.

— Романтика в глазах смотрящего, куколка.

Она сдвигается, располагая свои ноги по бокам от меня. Она оседлала меня. Черт возьми, это горячо. Мы в машине, застрявшей между валунами, и я, наверно, должен бы задаться вопросом: какого черта я делаю? Ха. Но я точно знаю, что делаю.

— Что ты находишь романтичным? — спрашивает она.

— Когда девушка произносит «секс» или «член», — ухмыляюсь я.

Она упирается руками мне в грудь и отталкивается. Понимаю, что уже проиграл эту битву, поэтому не могу ничего с собой поделать.

— Я знаю, что ты находишь романтичным, — говорю я, немного смещая ее вес, так как прямо сейчас она сидит на моем члене — и не самым удобным образом.

— Бьюсь об заклад — не знаешь, — говорит она, прищурив на меня глаза и склоняя голову к спинке сиденья, выступающей сейчас в качестве стены.

— Романтика для тебя — это нестандартная ситуация, когда дождь поливает сверху, а мы делаем вид, что над нами сияет солнце; или, когда мы стоим на берегу залитого лунным светом океана, а вокруг нас разбиваются волны. И, конечно, после этого обязательные проводы тебя до дома, и ты знаешь, что нужно сказать «до свидания», хотя на самом деле хочется сказать «здравствуй».

— Ты хороший, Джегз. Ты все это знаешь, да?

— Пора вылезать, — говорю я, ущипнув ее за щеку. — Ураган закончился.

Саша прижимается ко мне чуть сильнее и выглядывает из окна за моей спиной, вероятно понимая, что может увидеть только землю под автомобилем. Затем она поворачивается и пытается пробраться к единственному выходу, но я иду ва-банк, хватая ее за руку и заставляя упасть на меня. Обхватываю ладонями ее лицо и похищаю поцелуй, который, мне кажется, она хотела, чтобы я похитил. Ее руки на моей груди слабеют, пальцы переплетаются с материалом моей рубашки. На вкус она, как вишня с мятой — и это самое невероятное сочетание, которое я когда-либо пробовал. Мой язык касается ее рта, желая больше насладиться вкусом, и ее губы раскрываются и охотно подчиняются. Мои руки теряются в ее спутанных волосах, и я ловлю себя на том, что сжимаю ее крепче, чем нужно, но мое чувство к ней невероятно выросло за последние тридцать секунд. Влечение приходит и уходит, симпатичных девчонок пруд пруди, но реальные чувства, которые возникли глубоко в качающих кровь камерах моего сердца — это нечто, чего я не испытывал ни к кому. Это то, чего я не позволял себе испытывать к кому-либо. С восемнадцати лет моя жизнь — это смерть и разрушение, и я никого не хочу втягивать в свои кошмары, которые прячу в темноте внутри себя. Но, может быть, это все может уйти, если одна женщина может постоянно вызывать во мне такие чувства — что-то настоящее, а не создающее видимость.

Ей трудно дышать, как и мне, потому что ни один из нас не вдыхал за последние две минуты. Я мог бы сделать это, несмотря на свои планы, но мне не хочется отстраняться первым. Я бы отдал ей каждый свой вдох.

Проходит еще минута, прежде чем ее губы слегка отрываются от моих, совсем немного, но этого достаточно для того, чтобы самостоятельно дышать. Ее губы все еще разомкнуты, и она, тяжело дыша, смотрит на меня, как будто я только что сделал нечто, чего раньше не делал для нее никто.

— Меня никогда так не целовали, — говорит она со слабым вздохом.

— Я говорил, что ты мне нравишься.

— И ты нравишься мне, — говорит она без всяких слов отвержения.

— Достаточно, чтобы смириться с моей небритостью и татуировками?

Она улыбается — этой Сашиной улыбкой — той, которая обычно предназначалась не мне, но я видел ее раньше несколько раз — той, которая открывает все ее невероятно белые верхние зубы. От этой улыбки мою грудь сдавливает так, как никогда раньше, и я понимаю, что рядом с Сашей чувствую много того, чего не чувствовал никогда.

— Моя машина, похоже, отправится на свалку, — говорит она наконец. Это доходило до нее дольше, чем я ожидал.

— Скорее всего, да, но для этого есть страховка.

— Верно, — говорит она. — Спасибо, что спас меня.

Не хочу говорить ей, что был рад этому — это отстой. Вместо этого опираюсь на локти и оставляю еще один поцелуй на ее припухших губах.

— Оно того стоило, — говорю я ей в рот. — Но нам, наверное, нужно выбираться, пока ты не забеременела здесь.

Саша хихикает и кладет свою голову мне на грудь. Она смеется над моими шутками. Я, должно быть, сплю.

После нескольких минут не очень комфортного отдыха в этом неудобном положении — чего, казалось, я совсем не замечал первые десять минут нахождения здесь — я помог ей открыть дверь, чтобы она смогла выбраться. Когда я вылезаю и оглядываюсь, то обнаруживаю вокруг полную катастрофу. Повсюду полное дерьмо, за исключением кучи металла, одолженной мной у Бэмби, которая плотно застряла у края кювета. По крайней мере, у нас есть колеса. Мы вызовем эвакуатор, как только вернемся. Я осматриваю наш путь и вижу сужение кювета чуть ниже по дороге. Тяну Сашу за собой, чувствуя ее руку, сжимающуюся в моей. Не думаю, что когда-либо держался с девушкой за ручки. Как, черт возьми, я справлялся с одиночеством?

— Мы не должны рассказывать им об этом, — говорит Саша.

— О чем? Кому? Я абсолютно уверен, что все знают об урагане, в который мы попали.

— Нет, не эту часть. Кэли и Танго. Они разрушат это для нас.

Думаю, что склонен с этим согласиться. Они смогут. Они захотят знать все детали, и я знаю, что будет с Сашей.

— Это наш секрет, — говорю я ей, когда мы подходим к сужающемуся участку, ведущему на улицу.

— Подожди, — говорит она, дергая меня за руку. — Прежде чем мы вернемся…

Она стоит передо мной, лицом к лицу, ее макушка едва достигает моего плеча. Иисусе, я знал, что намного выше, но это даже смешно. Не уверен, что так смогу согнуть шею, чтобы дотянуться до ее губ. Сильно не задумываясь о том, что она хотела сказать, я сажусь в кучу мокрой грязи и тяну ее вниз к себе на колени. Она выглядит ошарашенной, поскольку вокруг нас просто плещется грязная жижа. Саше не нравится, но, кажется, она смирилась.

— Ты сказала мне подождать, — напоминаю я ей.

— Да, но…

Я завожу руки за спину, вымазываю их в луже и обхватываю ее лицо ладонями, отчего она начинает визжать и задыхаться.

— Джегз!

— Немного испачкаться тебе не повредит.

Провожу большим пальцем по ее губам, пачкая и их немного. По ее виду могу сказать, этот жест действительно поставил ее в тупик, но, в то же время, она не сопротивляется.

— Иногда красота бывает с грязным ртом.

Я прижимаюсь к ее губам своими, чувствуя, как между ними просачивается грязь. Так горячо, как я и хотел, чтобы это было. Капля грязи сползает ко мне в рот, и я отстраняюсь, быстро сплевывая.

— Что? — спрашивает она озабоченно.

— Это отвратительно. Почему ты позволила мне испачкать твои губы?

Она отпихивает меня назад в лужу и встает, вытирая руки о бедра.

— Во что я вляпалась? — вздыхает она, отходя на сухое место.

— Ты пока ни во что не вляпалась. Просто подожди…

Но я немного взволнован тем, во что сам вляпался.