Гур

Гур. Пацификация

Магистр Сэнгата, хоть и человек, поступил вполне в духе волколаков: не имеешь чего-то, отбери у другого. А в это время оборотни, по иронии судьбы, предприняли меры самоумиротворения. Правда, предварительно получив внушительную трепку. Нападение на послов показало, что магистр достаточно смел, чтобы рисковать многим ради малого, и достаточно глуп, чтобы упорствовать в ошибках. Классический волколак.

Удостоверившись, что дозорные составили боевое охранение Жеке и Анниэль, я попрощался с ними и сославшись на срочные дела, повернул назад. Набросил на нас с Угольком заклинание отвода глаз и направил непарнокопытного напарника к обители семизвездников. Проезжая мимо ряженых бойцов магистра, седлающих лошадей, услышал громкую брань. Интересно, как командир группы захвата объяснит магистру свою неудачу? Узнаем. Надо добраться до обители, пока окончательно не стемнело.

Показалась обитель. Я отвел Уголька в чащу, расседлал, налил в котелок воды, раскрыл мешок с фуражом и приказал четвероногому другу не шуметь и набираться сил. Угостил яблоком. Сообщил, что вернусь, когда освобожусь. Накрыв коня заклинанием отвода глаз, устремился к обители. Перемахнув через стену, поискал ауру магистра, которую вчера как следует запомнил. Сэнгата обнаружился в небольшой келье неподалеку от зала, где встречался с послами.

Магистр негромко переговаривался со своими помощниками, генералом Цагааном и командором Энебишем, ожидая результатов акции по пленению послов. Слушая речи и скользя по сознанию собеседников, я выяснил, что инициатором безобразия явился Цагаан, который смог уговорить магистра на эту авантюру. Идея захвата возникла после переговоров с представителями человеческой общины. Возник непреодолимый соблазн завладеть самобеглой каретой и восхитительной женщиной. Старый охальник! Наши генералы все же не такие безрассудные.

Наконец, в келью прибыл командир группы. Вытянувшись перед начальством, сокрушенно доложил о неудаче, не забыв упомянуть об отсутствии потерь. Сообщил, что один из послов, молчаливый юноша, оказался магом жизни. Видимо, являлся телохранителем настоящего посла. Хм. Когда завалы остановили самобеглую карету, этот маг выкрикнул какое-то заклинание. А в самом деле, что произнес Жека после «дипломатического иммунитета»? Какое нибудь меткое изречение на родном языке? Он так нередко делал в разговорах с нами. Уайда запомнила пару подобных фраз и иногда воспроизводила их Жеке, чем его немало конфузила. Видимо «факитол», на том языке, не то же самое, что «я тебя люблю».

Утверждение, что посол Пилот является сильным магом жизни, зиждилось на том, что воины, через некоторое время после заклинания, ощутили сильнейшую слабость в коленях и не могли держаться на ногах. Потом маг освободил дорогу карете, заставив траву перетащить лежащих бойцов в сторону, а деревья — откатиться. Командир отряда лежал лицом к отъезжающей карете и видел, как на прощание посол поднял вверх средний палец, что означало какое-то магическое действие, потому что силы бойцов вскоре восстановились. Почему он оставил в живых напавших разбойников, было неясно.

Генерал Цагаан посчитал милосердие к местным разбойникам, очевидным врагам ордена, недружественным шагом. Оно подчеркивало коварство ордена Знающих. Я от души развлекался нелепой трактовкой происшедших событий. Еще в прошлую встречу с Цагааном отметил его недалекость. Но, глупость может быть безвредной, а может — опасной.

Во время разбора итогов операции я внушал магистру мысль, что риск был неоправданным, а выигрыш — сомнительным. Сейчас магистр оценивал саму идею захвата, как чрезвычайно вредоносную. Кто сказал, что, в случае успеха, пленные послы раскрыли бы секрет управления каретой? И что позднее лазутчики Знающих не обнаружили бы экипаж на территории ордена? Это сразу бы поставило отношения между орденами на грань войны. Или что, окажись среди послов маг жизни, как оно и было, тот скрыл бы умение, а при допросе лишил бы жизни руководство ордена и охрану? Он легко лишил сил тридцати воинов, так что изъять из обихода десяток разумных ему было бы несложно. В душе магистра нарастало раздражение от того, что он пошел на поводу у Цагаана. Я поощрял мысли и чувства магистра.

В конце концов магистр разразился гневной речью, в которой излил все негодование в отношении проведенной операции, в целом, и генерала Цагаана, в частности. Во время анализа последствий акции, сдобренного сочными эпитетами, Цагаан наливался кровью, пытаясь что-то возразить. Пора. Генерал выпучил глаза, широко раскрыл рот и рухнул на пол. Все бросились к нему. Позвали лекаря. Я покинул помещение, уже зная диагноз. Полагаю, новый заместитель магистра окажется более осмотрительным.

Домой!

Оунир. Мне страшно

Я помнил, как увидел маленькие желтенькие штучки. Они были живые и бегали по траве. Побежал за ними, поймал одну штучку и раскусил. Было очень вкусно, как ягодка. Поймал другую желтую живую ягодку и тоже раскусил. Вдруг ягодки побежали на меня и начали кусать. Стало очень больно. Я закричал. Дальше ничего не помнил.

Потом помнил, что какая-то людская тетя мыла меня. Было совсем не больно, даже хорошо, как будто мама гладила. Хотя мама мне говорила, что я не должен приближаться к людям, потому что они не любят нас, волков, и могут обидеть. Но эта людская тетя совсем не обижала, а наоборот, давала мясо, водичку и разные вкусные штучки. И у нее на руках было тепло и не страшно.

Мы пошли в дом тети. Странный у нее дом. Вокруг него место все время менялось. Заходишь в дом из одного места. А выходишь из него, то уже другое. Но рядом с тетей такое было не страшно, а интересно. Потом мы с тетей пришли в страшный дом, там было много больших людей, которые все время ходили и громко говорили.

Один страшный людской дядя хотел забрать меня у тети, я испугался и закричал. Но тетя защитила и дала попить вкусной водички, кисленькой, как те живые кусачие ягодки. Хорошо, что их тут нет. Возле моей тети все время был людской дядя. Один раз тетя его поцеловала и я понял, что он ее сын. Потому что мама меня целовала и я ее сын. А то, что дядя большой, значит он уже вырос.

Папа мне говорил, что, когда я вырасту, то стану большим и сильным, как сам папа. Тогда я не буду бояться людей и смогу забрать у них все, что захочу. Но мне от них ничего не надо, потому что камушков красивых у людей я никогда не видел. Я высмотрел на бережке речки, в песке, два красивых камушка, один красный, в белую крапинку, очень гладкий. Другой камушек был весь в полосках, синих, черных, желтых. И тоненькая серая полоска. В одном месте у камушка не хватало кусочка, но все равно, он был красивый. Я хранил красивые камушки в мешочке на груди. А у людей таких камушков нет, так что мне у них ничего забирать не нужно.

И еще мы с папой гуляли по лесу в виде волков. Было весело. Папа поймал какого-то зверька и дал мне погрызть кусочек. Вкусное было мясо. Теплое. Раньше я часто был волком, но уже давно. Потом мы вернулись домой и папа отдал маме этого зверька. Куда мои мама и папа пропали? Почему они не приходят и не заберут с собой? Неужели они совсем разлюбили меня и ушли искать себе другого сына?

Добрая людская тетя часто спрашивала, как меня зовут, но я сразу пугался, потому что мама не велела говорить с людьми, они злые. Но моя тетя совсем не злая, поэтому я ей потом скажу мое имя. У тетиного сына есть дочка. Он ее носит на руках и часто целует. Она смешная и совсем не страшная.

Когда я проснулся, то увидел, что тетин странный дом исчез, а мы с дочкой дяди, который моей тети сын, лежали в постельках в незнакомой комнате. Потом зашел дядя, тетин сын, и повел меня в другую комнату, где рассказал, что в этой комнате можно писать и какать в белый тазик. А больше никуда нельзя. И можно мыться водой в большом белом корыте. Я сделал так, как он мне рассказал, и мы вернулись назад. Потом пришла добрая тетя и взяла меня на руки, а дядя взял дочку. Тетя и дядя куда-то понесли нас с дочкой.

Мы долго шли. Сначала мы вышли из комнаты и попали в другую, совсем длинную комнату. Мы долго шли и я увидел много красивых штучек на стенах и на потолке. Потом зашли в комнату с коричневыми ступеньками, тетя и дядя спустились по ним и вошли в еще одну комнату. Я уже запутался, где мы находились, потому что комнаты не хотели кончаться. Потом, наконец, мы попали в большую комнату, где вкусно пахло. Я увидел стол, такой же как у нас, но большой. Даже еще больше. И много табуреток.

За столом сидел огромный людской дядя, совсем без волос и смотрел на меня. Я испугался. Но дядя улыбнулся и я понял, что этот дядя — нестрашный. К нестрашному дяде подошли и сели рядом две людские тети. Они поцеловали дядю и стало ясно, что они его мамы. Значит, мамы нестрашного дяди тоже нестрашные. Хотя одна тетя с белыми волосами имела опасный запах. Не страшный, а опасный. То есть, на нее волкам нельзя нападать, даже совсем взрослым, потому что сразу станет очень страшно.

И еще я увидел двух маленьких людских детей. Они сидели на руках у мам нестрашного дяди и от них тоже опасно пахло. Тети поцеловали детей, значит они тоже, как и нестрашный дядя, дети этих тетей, просто еще не выросли. Моя тетя села за стол на табуретку и посадила меня на другую табуретку, высокую. Наверное, мы с тетей будем завтракать. Рядом сел ее сын и дочку тоже усадил высоко. Я понял, чтобы нам с дочкой было удобно есть, мы же еще маленькие. Потом все тети и дяди посмотрели друг на друга, а потом стали глядеть на меня, но нестрашно.

А потом произошло удивительное. Моя тетя положила на стол передо мной замечательный камушек. Он был синий, с красным бочком. Я всмотрелся в него и залюбовался. Потом тетин сын положил рядом другой камушек. Ярко-зеленый и весь в искорках. Нестрашный дядя придвинул ко мне гладкий продолговатый камушек с дымом внутри. Очень красивый. А его мамы покатили в мою сторону два камушка. Один желтый, очень желтый, а в середине красное ядрышко. Другой прозрачный, как вода, сквозь который дерево стола видно хорошо и смешно. Я ничего прекраснее этих камушков не видел. Нестрашный дядя сказал, что камушки теперь мои и дал мне новый мешочек на цепочке для них. Людская тетя меня поцеловала и я понял, что она еще одна моя мама. Просто раньше я ее не видел. Мне стало так хорошо, что я заплакал.

А потом мама вытерла мне слезы и мы стали вкусно есть.

Уайда. Отродясь такого не было и вот опять

То, что любимый муж еще и умный человек, я знала, но все равно была поражена, насколько тонким и изящным оказался придуманный им маневр с камешками, растопивший лед в душе волчонка. Гур объяснил, как к нему пришла эта мысль.

— Лима открытая и добрая девочка. У нее были ласковые родители. Она любила играть с соседскими детьми на лужайке. Ей нравилось кормить уток в пруду хлебными крошками. Мир девочки большой, красивый и приветливый. А у волчонка мир маленький. Он, как и всякий малыш, искал любовь и красоту. В родителях ребенок нашел любовь, а в двух маленьких камешках, хранимых на груди, — красоту. Небольшие оазисы любви и красоты среди огромной пустыни. Мы можем их расширить и объединить.

Малыш смотрел на подаренные камешки, как на самое большое чудо на свете, и не решался поверить, что это богатство принадлежит ему. А убедившись, расплакался от счастья. Нас эта сцена тронула, Майта прослезилась, даже у Анниэль заблестели глаза, несмотря на сдержанный характер. Она сложила камешки в мешочек и повесила на шею волчонку.

Лима, поедая пончик, обсыпала крошками сидевшего рядом Жеку. О чем-то лепетала ему. Жека вежливо слушал, что-то спрашивал и помогал ребенку запивать пончик морсом. Я опустила сытого Ульма наземь и он, покачиваясь, поковылял к маме Майте, желая присоединить к себе сестру. Но Ульма еще не наелась и болтала ножками, отталкивая ручки брата. Тому понравилась такая игра и он стал ловить юркие конечности. Закономерно получив по носу, сел на пол и заревел. Я подняла сына и мы стали ожидать сестричку вместе. Он жаловался: «Уйма делёца». Я сочувствовала ему и обещала поругать Ульму. У нас сегодня с детьми занятия по магии жизни. Надо бы и волчонка посмотреть, что он умеет. Какие заклинания уже знает? Плотность ауры у него невысокая, второй или третий кю.

Анниэль кормила волчонка салатом и вытирала ему салфеткой краешки губ. Говорила, что хорошие дети не пачкают личико и не разбрасывают еду. Спросила, хочет ли он морса. Волчонок кивнул. Попив, он вдруг пропищал, обращаясь к Анниэль:

— Мама, меня зовут Оунил. Смотли, какие класивые камуски.

И протянул ей мешочек. Анниэль выкатила камешки и они стали перебирать их. Мы оценили важность момента. Волчонок предъявил Анниэль свой оазис красоты, выросший с двух до семи камешков. Признал мамой, включив в оазис любви Анниэль, а возможно и всех нас. Эмоциональная Майта вспыхнула и прислонилась к плечу Гура, рассыпав волосы по его спине. Я протянула руку и успокаивающе погладила расчувствовавшуюся девочку.

Это были первые слова, которые мы услышали от волчонка.

После завтрака отправились переодевать детей для занятий в парке. Анниэль и Жека тоже обещали подойти с детьми.

Поработав с малышней, я пошла искать Гура. Он обнаружился в кабинете.

— Милый, я позанималась с Оуниром. Посмотрела его уровень. Аура с плотностью второго кю магии жизни. Знает все положенные заклинания, их эффект невелик из-за слабой ауры. Но меня беспокоит цвет ауры, какой-то неестественный, блеклый. Что-то здесь не то. Посмотришь, может какое-то повреждение разума?

— Хорошо, приведи его.

Когда я привела умытого и румяного после прогулки Оунира, за мной вслед прибежала обеспокоенная Анниэль. Гур улыбнулся нам всем.

— Оунир, садись вот сюда.

Волчонок залез в кресло неподалеку от мужа.

— Девушки наблюдайте за Оуниром, — сказал Гур и закрыл глаза.

Мы внимательно смотрели, ничего не происходило. Вдруг аура волчонка стала на глазах наливаться плотностью. Муж перекачивает силу из своей ауры в ауру Оунира, но я же проверяла, она была уплотнена до предела! Аура все разгоралась, цвет из блекло-зеленого постепенно превращался в стальной. Ох! Ребенок начал улыбаться. Потом радостно захохотал тоненьким голоском. Гур открыл глаза и убрал руку с головы малыша.

— Вы все поняли, — посмотрев на нас, констатировал Гур.

Мы с Анниэль, ошарашенно смотря друг на друга, прошептали.

— Магия разума.

— Первый дан.

— Да, — ответил Гур, — единственный в истории волколаков маг разума. Небывалая редкость.

Он подмигнул Оуниру. Тот заливисто засмеялся.

— Оунир, принеси мне вон тот свиток, — попросил Гур и указал на пергамент, лежащий вдалеке. — То-то его родители души в нем не чаяли, что нехарактерно для их народа. Так, что даже решились на чудовищное жертвоприношение. Он, сам того не понимая, влюбил их в себя. Его аура магии разума была ослаблена последними переживаниями. А вы — маги жизни и уплотнить ауру мага разума не могли. Спасибо, Оунир. А теперь скажи тетям, что хотел.

Оунир подошел к нам с Анниэль и пропищал:

— Мама Анниэль. А ты мама Уайда. Еще мама Майта. И папы. Папа Зека и папа Гул, — и заулыбался.

— Мы с ним потолковали с помощью магии разума, — добродушно объяснил Гур неожиданную осведомленность волчонка. — Прежние папа с мамой ушли далеко и попросили нас их заменить. Мысли читать, по необученности, он не может, а вот усиливать эмоции — запросто. — Так что скоро он залезет вам на голову, — хмыкнул любимый.

— А тебе? — задиристо воскликнула я.

— А мне — нет. Лысая голова скользкая, легко упасть.

И вновь подмигнул волчонку. А затем встал, поднял Оунира, подбросил к потолку. Тот завизжал, боясь и радуясь.

Анниэль поступила аналогично.

Майта. Ты наш кумир

Близнецы крепко спали. У сестрички, столь же утомленной любовью, что и я, все же хватило сил сбегать в детскую и убедиться в этом. Гур разметался по постели и улыбался, закрыв глаза. Я примостилась на его плече и откинула волосы, чтобы они не мешали видеть лицо мужа. Его успокаивающееся дыхание мерно покачивало мою голову. Уайда бесшумно, как свойственно кошачьим, подкралась и прыгнула в постель, взяв в плен другую сторону мужа. Гур с хрустом потянулся и собрался сполоснуться, но был остановлен нами, заявившими, что он чист как новорожденный котенок, потому что тщательно вылизан. Я, с нашей львицей, и сама немного превратилась в кошку. Она такая придумщица!

Когда, немного ранее, львица решила испробовать одну новую затею, муж начал стыдить нас, говорить, что мы уже взрослые замужние женщины, а у нас лишь одно на уме. Уайда возразила, что да, мы взрослые замужние женщины, но он не может знать, что там у нас на уме. Гур даже прекратил меня ласкать и настолько озадачился, что спросил, это еще почему? Уайда торжествующе заявила, что он ни мгновения не был взрослой замужней женщиной и даже незамужней, так что некомпетентен в этом вопросе. Победив в философской дискуссии, начала азартно претворять в жизнь свою идею. Я ей помогала из остатка сил. И у нас получилось, судя по рыку мужа. Зря он пытался спорить с сестричкой. Сам ведь знал, что проиграет. Наверное, специально поддался на провокацию, чтобы угодить нам. Он у меня чрезвычайно хитрый. Думаю, Уайда тоже его раскусила.

Наш коварный, но умиротворенный мужчина спокойно лежал рядом и размышлял. Но, наверное, не о том, что у них в головах, у взрослых замужних кошек. Есть предел всему, даже страсти Гура. Или нет?

— Знаете что, любимые проказницы. Есть идеи по поводу плодотворного использования неожиданных возможностей волчонка.

— Плодотворного в отношении чего? — промурчала я.

— В отношении самого Оунира, его народа, и ордена Знающих, — ответил муж и погладил по попке. — Будешь любопытствовать или слушать?

— Будешь гладить, буду слушать.

— И меня тоже, — якобы обиделась Уайда.

Гур чмокнул львицу и положил другую руку на заранее оттопыренную попку.

— Мне представляется, что Оунир способен, после хорошей подготовки, изменить судьбу народа волколаков. Сделать их, э… более совместимыми с другими разумными расами. И спасти целый народ от грядущего уничтожения.

Мы молчали, выполняя соглашение. Гур хмыкнул в знак того, что понял наши мотивы.

— Это может произойти через семнадцать-двадцать лет. Повзрослевший Оунир, мощный маг разума, появляется среди волколаков и с восторгом принимается ими. Женится на двух, нет, на трех волчицах и порождает новую династию волков, которые не мечтают о грабеже, как средстве утоления голода, а обучены возникающие решать проблемы в самом зачатке. Воспитание детей — ключ к проблеме волколаков. Да и любого другого народа.

— У них же в традиции моногамия, — не выдержала я.

— Значит будет сделано исключение. Для великого мыслителя и мудрого провидца Оунира, — невозмутимо возразил муж.

— О, Оунир, ты наш кумир! — пропела львица.

Я прыснула. Кошка получила по одному месту за несвоевременный вокализ и взвизгнула, но в ответ, довольная, крутанула фигуру. Успокоились. Я подергала попкой. Дескать, продолжай.

— Для него важно оставить как можно более многочисленное потомство. Не исключено, что среди детей появится продолжатель отца по части магии разума. Чем больше детей, тем больше шанс, что такое чудо повторится. Жека бы это в два счета доказал. А если и не случится, то по-новому воспитанная молодежь свое призвание выполнит в любом случае.

Задумался. Но гладить не прекратил. Мы, в соответствии с договоренностью, молчали. Я хотела кое-что ляпнуть по поводу многочисленного потомства, но поосторожничала, чтобы не схлопотать, как сестричка. А вот она не удержалась и изобразив обиду, заявила:

— Будешь драться, уйду к Оуниру.

Тут и Гур не выдержал, а уж про меня и говорить нечего. Отсмеявшись, муж пообещал львице бережное отношение, поцеловал меня и похвалил за верность, упомянув ветреность неких девиц. Помолчал, восстанавливая мысли, и продолжил, нежно нас поглаживая:

— В общем, это долгая история, но заняться ею стоит. Я переговорю с Исиантом, быть может у него другие мысли появятся. Для нас главное, что обитель устранит постоянную угрозу с севера, стабилизировав ситуацию в ордене семизвездников. И решит проблему малыми силами. С помощью ребенка, любящего красивые камешки. Жизнь которого сохранили Анниэль и Жека.

— А Лима? — практичная Уайда решила рискнуть теперешним удовольствием ради ясности на будущее.

— Любимая, я не строю грандиозных планов по поводу малышки. Но кто знает, чем дело обернется?

— Ты! — воскликнули мы с львицей в унисон и рассмеялись.

Жека. Физическое воспитание

Я, не торопясь, бежал по знакомому маршруту. По аллее к пруду, вокруг него и обратно к дому. За мной поспевали Лима и Оунир. Мы с Анниэль сразу договорились, что я буду совершать ежедневные утренние пробежки с детьми. Это окажется полезным и мне, а малышне важно расти в хорошей физической форме. Иногда разворачивался на бегу и перемещаясь задом наперед, хлопал в ладоши, подбадривая детей. В такие моменты их раскрасневшиеся личики озарялись улыбками. Малышам нравилось, что папа Жека может бежать таким забавным образом.

Сегодня нас с птичкой опять будут мучать злые сержанты. Анниэль по облегченной программе, а меня, в отместку, по полной. Я надеялся, что, после героической командировки к семизвездникам, они отстанут, но ничуть не бывало. Уже на следующий день грозная пара погнала нас на свидание с двумя манекенами. Майта опять принесла новый нож. Мы должны владеть не привычным ножом, а любым, попавшимся под руку.

Уайда наконец проявила человеконенавистническую сущность. Стала учить подсечкам. Сначала двадцать раз за занятие роняла, а потом заставляла отрабатывать приемы на мешочнике. Ее садизм имел именно человеко-, а не эльфонаправленность, так как Анниэль была освобождена этого «удовольствия». Уайда объяснила, что сейчас жене вредно падать, а не ощутив, как земля уходит из под ног, нельзя полноценно применять подсечки и защищаться от них.

Забежав за пруд, мы притормозили на лужайке и стали прыгать, громко считая прыжки. Тем самым, дети, развивая ноги и дыхание, изучали счисление вслух. Всего мы должны подпрыгнуть сто раз. Лиме вначале было труднее, хотя она и постарше Оунира. Но после месяца пробежек она втянулась и сейчас с удовольствием бегала и прыгала. Я им каждый раз повторял, что тот, кто будет прыгать лучше, получит целых пол-стаканчика вкусного морса на завтрак, а кто займет второе место — всего пол-стаканчика. Дети понимали шутку, но все равно старались прыгать лучше.

Живот жены чуть округлился, грудки поднабухли. Каждое утро и каждый вечер я чмокал в любимый пупочек. Говорил, что ласкаю нашего ребеночка. Анниэль млела. Видимо еще и потому, что я не забывал целовать и молочко для деточки. Но после завтрака и до ужина Анниэль была не женой, а научно-руководительским тираном. Который вечно недоволен нерадивым аспирантом. Хотя я старался угодить обожаемой шефине изо всех сил. Иногда даже было жалко себя. Во-первых, меня беспощадно травило злобное унтерство, во-вторых, научное руководство драло три шкуры. Как же тут себе не посочувствовать? И главное, некому пожаловаться.

После прыжков мы немного отдохнули. Я сидел на прихваченном коврике, а ко мне прильнули два существа, справа девочка Лима, а слева мальчик Оунир. Малышка всегда одобряла мои действия, видно, что раньше я, нечаянно, сделал что-то правильное и она дала мне допуск к своей душе. Оунир имел более сложный код доступа, но рекомендация Гура, как я знаю, перевела меня в разряд доверенных пользователей. Лима все реже вспоминала родителей, потому что они уехали далеко, чтобы заготовить шерсть для новых ниток. А папа Жека и мама Анниэль рядом и с ними интересно.

У Оунира всем камням присвоены имена. Мама, папа, Анниэль, Гур, Майта, Жека, Уайда. На днях к коллекции добавился маленький камешек «Лима». Он сам его высмотрел на мелководье пруда. По моей просьбе Оунир показал мне камень с моим именем, а Лиме — с ее. Дети сошлись во мнении, что оба камня очень красивые. Я сказал, что Лима теперь сестра Оунира и он обязан приглядывать за ней. Четырехлетний мыслитель обдумал предложение и согласно кивнул. За месяц пребывании в доме Гура он уяснил, что здесь взрослые заботятся обо всех, друг о друге и о малышах. Наличие объекта опеки в виде Лимы повысило статус Оунира в собственных глазах. Он стал в чем-то взрослым.

Мы поднялись и побежали дальше вокруг пруда, там есть славное местечко, где можно удобно покормить уток. Такой у нас ритуал.

Возвращаясь, мы увидели трех верховых лошадей, стоящих перед домом. На лужайке стоял Гур и слушал незнакомого ветерана с серым от усталости лицом.

Посмотрев на меня, Гур сказал:

— Жека, срочно выводи Гума. Мы отправляемся в столицу. Позавтракаем в дороге.

— А что стряслось?

— Пропал сын короля.