Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе

Глава десятая. Гвендолин

Здесь, во владениях Ареса Галлахара, бессонница стала моей близкой подругой. Каждую ночь со дня своего похищения я проводила в бесплотных попытках заснуть, и забывалась сном лишь с наступлением рассвета. Вот и в эту ночь мне было не до сна, но до боли знакомые стены давили.

Не выдержав, я все же покинула спальню. Постояла у пустого балкона, но после спустилась вниз, на надземный этаж дворца. Беспрепятственно проникла на внутренний двор, залитый лунным светом. В воздухе разлился упоительный запах незнакомых мне цветов, и мир казался таким умиротворенным… Но впечатление это было обманчиво – яркие и живые краски природы лишь маскировали всю боль и грязь яркими красками природы.

Не прошло и нескольких минут, как за моей спиной послышались чьи-то мягкие шаги. И я знала – чувствовала – кому они принадлежали.

Лоуренс Галлахар встал рядом со мной, едва не касаясь своим плечом, прикрытым тонкой тканью рубашки, моего. Он держал в руках плащ, но предупреждающий огонь в моих глазах явственно говорил о том, что повторять его фокус, прежде казавшийся таким милым и невинным, не стоит.

– Вы что, меня преследуете? – холодно спросила я.

– Судя по тому, что вы избегаете меня, и по леденящим ноткам вашего голоса, вы узнали обо мне правду, – сказал Лоуренс, не глядя на меня. – Вы знаете, кто я, и это знание уже не позволит нам вести задушевные беседы.

– Они никогда не были задушевными, – равнодушно бросила я. – Я просто поддерживала разговор, как и положено воспитанной леди.

Лоуренс повернулся ко мне и я разглядела на его губах знакомую, чуть лукавую усмешку.

– Думаю, мы оба прекрасно понимаем, что это неправда. И прежде, чем вы начнете уверять меня в обратном, – продолжил он, обрывая меня на полуслове, – я должен спросить: могу я сказать хоть что-нибудь, чтобы оправдаться?

– Нет, не можете, – сухо ответила я. – Не стоит сотрясать воздух понапрасну.

Помрачнев, Лоуренс кивнул. На мгновение я ощутила к нему нечто похожее на благодарность – за то, что не стал настаивать и залезать в мою душу голыми руками, но это ощущение тут же растаяло как дым.

Мы помолчали, слушая лишь стрекот кузнечиков – неужели тоже иллюзорных, как и все в этом прекрасном, но фальшивом саду?

– Почему вы не спите так поздно? – мягко осведомился Лоуренс, прерывая молчание.

Меня мягкость его тона не обманула. Как бы хорош ни был Лоуренс Галлахар, он был единокровным братом моего врага. А значит, он – мой враг.

– Не спится, – обронила я. И тут же пожалела о своих словах – не дай бог, решит, что я жалуюсь на свою судьбу и мучившую меня бессонницу. И кому? Брату человека, который и стал ее причиной. – И вообще, вас это не касается. Пусть меня и вынудили быть Искрой для лорда Рэйста, отчитываться о своей жизни вам или кому бы то ни было я не обязана.

Я ожидала, что лорд Галлахар разозлится, и какого было мое удивление, когда он лишь рассмеялся в ответ.

– А вы дерзкая. – Мне показалось, или в его голосе звучало одобрение? – Вот только во дворце Ареса Светорожденного с таким характером придется нелегко.

– Знаю, – с мрачным видом сказала я. – Мне все вокруг твердят быть тихой, как мышка. Улыбаться заискивающе, преданно смотреть лорду Рэйсу и Его Светлости в глаза. Вот только здесь я нахожусь не по своей воле. И лучше умру, чем буду ползать на коленях перед своими похитителями!

Я и сама не знала, зачем произнесла эти слова вслух – вместо того, чтобы молчать, стиснув зубы. Моя несдержанность и неумение умерять свой пыл нередко оборачивались против меня же самой. Но ярость, ненависть так долго бушевали внутри меня, требуя выхода, что сдержать этот порыв я просто не сумела. Хотя сейчас было совсем неподходящее время, чтобы обнажать свои чувства, и совсем неподходящий рядом был человек.

Я пожалела о своих словах в тот же миг, когда они прозвучали. Но… Вернуть их обратно была уже не в силах.

– Вы горды, и это похвально, но в этой жизни все имеет цену, даже гордость. Вы действительно готовы умереть, лишь бы не находиться здесь?

– Не находиться здесь. – Я презрительно сощурилась. – В этой жизни я видела вещи и похуже роскошного дворца и личных слуг. Я готова жить в нищете и даже в неволе, но я не хочу – не позволю – никому собой помыкать. Использовать меня, как бездушную куклу, вертеть мной, как послушной марионеткой.

– И вы готовы даже умереть, лишь бы этого не произошло?

– Готова, – с вызовом ответила я, глядя ему прямо в глаза.

– И оставить вашу сестру одну в целом мире?

У меня перехватило дыхание – словно кто-то украл мой воздух. Сердце сжалось до боли, глаза защипало от слез. Мне потребовалось призвать на помощь всю свою силу воли, только бы удержать маску хладнокровия на лице.

Никто не должен видеть моих слез. Ни друг, ни враг. Никто и никогда. Даже оставшись наедине с самой собой, я никогда не позволяю дать волю чувствам. С того момента, как умер мой отец, как сестру отдали в рабство, я не проронила ни слезинки. Не потому, что происходящее не трогало меня, ведь с тех пор я не могла думать ни о чем другом, как найти сестру и отомстить Аресу за смерть папы. А потому, что давным-давно запретила себе быть слабой. Моя душа защищена броней. Стоит позволить пробить в ней хоть одну тонкую трещину – допустить хотя бы малейшую слабость, и эта трещина начнет разрастаться, пока не разрушит щит до основания. Душа окажется обнаженной, уязвимой… и всегда найдется тот, кто с наслаждением вонзит в нее клинок.

И пока я собирала себя по кусочкам, в голове набатом билась одна-единственная мысль: откуда Лоуренс Галлахар узнал о Лили? И тут же поняла: должно быть, Арес хвастался перед родным братом полученными трофеями.

Мне стало настолько противно, что я отвернулась. Вот только... Как бы сильно ни хотелось мне признавать это, но в чем-то Лоуренс был прав. Лили сейчас наверняка куда хуже, чем мне. Пока я нахожусь здесь, в этой огромной каменно-золотой клетке, она в Непримиримых Землях, землях варваров и бесправных женщин. Моя хрупкая, милая Лили, которая в жизни не держала ничего тяжелее ложки, стала рабыней. Даже представить страшно, каково ей сейчас...

- Жизнь - это дар. Какой бы страшной и тяжелой она ни была, - странным голосом сказал лорд Галлахар. Он смотрел не на меня - куда-то поверх моего плеча, в темную даль за стенами дворца. Надо же, я настолько сильно погрузилась в воспоминания о прежних днях, когда мы с Лили были вместе - и были счастливы, - что совершенно забыла о его присутствии.

Но слова Лоуренса заставили меня вспыхнуть от гнева.

- Да что вам знать об этом? - воскликнула я. - Вы живете в роскоши и уюте в то время как люди страдают от последствий развязанной вашим братом войны!

Черты его красивого лица - ну почему он так несправедливо красив! - заострились, на скулах заиграли желваки. Лоуренс будто бы весь подобрался, а задумчивая дымка в его глазах сменилась жесткостью взгляда.

- Вы ничего не знаете обо мне, леди, - холодно сказал он.

Я прошипела, как готовая к прыжку кошка:

- И знать не хочу.

И тогда он ушел, оставив меня одну в гуще иллюзорного сада. А я стояла среди этой пустоты, чья неприглядность была скрыта мазками иллюзорных красок, как никогда чувствуя себя одинокой.