Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе

Глава двадцать девятая. Гвендолин

Непростой путь до Наяронского леса был наполнен ощущением свободы – мне казалось, что за моей спиной выросли крылья, которые гнали меня вперед. Я хотела оказаться как можно дальше от дворца Ареса, и наслаждалась пониманием, что отныне я свободна и могу идти и делать все, что захочу.

Единственное, что омрачало мое существование – мысль о том, что Лили похвастаться подобным не может. Кто бы ни выкупил ее на невольничьем рынке, свободы он ей не даст. И это была еще одна причина – помимо нежелания, чтобы Арес напал на наш след – как можно быстрее оказаться в Наяронском лесу и встретиться с его Хозяйкой.

Мы шли всю ночь и хотя мои глаза слипались, останавливаться я не собиралась. Не хотела, чтобы Лоуренс считал меня слабой. Но сделать привал нам все же пришлось, когда до рассвета оставалось несколько часов. Лоуренс умело разжег костер, и я придвинулась к нему поближе, чтобы разделить тепло на двоих. Он приобнял меня и стало так хорошо, уютно… словно я вдруг оказалась дома, в своем прошлом, где был камин, а папа рассказывал нам с Лили, несмышленым девчушкам, истории о мире под названием Эйос. Мире противоречивом, подчас опасном, но таком родном…

Глядя на завораживающий танец языков пламени костра, я, кажется, задремала. Очнувшись, обнаружила, что моя голова уютно покоится на крепком плече Лоуренса, а его рука обвивает мою талию. Я вскинула голову, и наши губы оказались так близко… Разморенная теплом, убаюканная треском поленьев и доносившимся из кустов стрекотом, я позволила себя поцеловать. Словно нырнула в ласковые воды, в которых мне хотелось раствориться. Быть рядом с ним, ощущать его кожей и губами было так восхитительно и так… правильно. Я закрыла глаза и запечатала мысли в своем сознании, которые могли бы помешать мне насладиться этим сладким моментом.

Забыть о прошлом, не думать о будущем. Сосредоточиться только на мгновении настоящего, которое так быстротечно. Я заслужила этот миг гармонии и всепоглощающего счастья. Мы оба заслужили.

Лоуренс отстранился, и что-то внутри меня, глубоко сокрытое, замерзло. Снова хотелось нырнуть в тепло его объятий, в глубину влюбленного взгляда… Влюблен… Он действительно в меня влюблен.

– Скоро я перестану быть самим собой, – хрипло сказал Лоуренс, нежно касаясь моей щеки тыльной стороной ладони.

Я чуть наклонила голову, нежась этой невинной лаской и взглядом требуя еще. Но слова Лоуренса меня отрезвили. Перехватив его ладонь, я легонько ее сжала.

– Ты не перестанешь быть собой, – горячо возразила я. – Просто поменяется твое обличье. Это не страшно…

– Я стану чудовищем, – резко прервал он.

– Мантикор – не чудовище. Он спас – ты спас – меня от неупокоенного, помнишь? И… ты по-своему прекрасен даже в обличье дикого зверя. И в мантикоре… в тебе есть многое от льва, а я всегда восхищалась ими.

Лицо Лоуренса немного расслабилось, морщинка, пролегающая меж густых бровей, исчезла.

– Значит, ты не будешь ревновать меня к какой-нибудь львице? – негромко рассмеялся он. И только я собиралась улыбнуться и ответить ему в подобном шутливом тоне, добавил: – Как ревновала меня к Лайарой?

Я задохнулась от возмущения.

– Что за глупость!

– Я видел, как ты смотрела на меня и Лайарой. Ты ревновала.

– Не ревновала! – возмущенно воскликнула я. – Что за глупость!

– Милая, ты повторяешься, а это лучшее доказательство моей правоты, –уголок губ Лоуренса, что совсем недавно меня целовали, изогнулся в лукавой улыбке.

Мое сердце дрогнуло. Милая… Он впервые так меня называл. Купаясь в волнах неги, я поняла, что не могу больше протестовать: я сама же себя и выдала.

– Ну хорошо, может, самую малость, – сердито сказала я.

Лоуренс рассмеялся, но его улыбка быстро растаяла – при первом же взгляде на светлеющее небо. Он коснулся моих губ быстрым поцелуем и горячо зашептал:

– Я прошу тебя только об одном. Не бойся меня. Я никогда не причиню тебе боли.

Я смогла ему это обещать.

Как только на остывшую за ночь землю упал первый луч солнца, Лоуренс поспешил уйти – не хотел, чтобы я видела его перевоплощение. Боялся ранить? Боялся, что эти картины останутся в моей памяти навсегда и невольно будут всплывать в минуты нашей близости? Если так, то он боялся напрасно.

Но я не пошла за ним, понимая, как важно для него сейчас уединение. Я ничем не помогу ему, если заставлю его чувствовать себя униженным. Моя поддержка пригодится ему позже, когда…

Ветки ближайших кустов зашевелились и раздвинулись. Показалась уже хорошо знакомая мне львиная морда. Янтарные глаза смотрели на меня неотрывно, крылья жались к бокам.

– Подойди ко мне, – попросила я Лоуренса. Он все еще стоял там, наполовину пряча тело в кустах, так похожий на испуганного зверька, готового при малейшей опасности спрятаться, скрыться. Лоуренс не был труслив, но я знала, что мое равнодушие или – хуже того – отчуждение наверняка его ранит.

Мантикор подошел ко мне, ткнулся носом в мою шею. Рассмеявшись негромким смехом, я обвила его руками. Это все еще Лоуренс – человек, заставляющий мое сердце биться чаще, а мысли – путаться в голове. Он не виноват в том, что с ним сотворили.

Так мы и сидели, пока усталость окончательно не взяла надо мной вверх. Засыпала я, чувствуя боком теплый бок мантикора и как плащом, прикрытая его крылом.