Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе

Глава одиннадцатая. Лили

Вереницей потянулись серо-черные дни, похожие друг на друга, как близнецы. Каждый из них я посвящала бесконечным обязанностям – уборке, готовке.

Я ошибалась, думая, что Гаен Воргат не будет использовать магию, если я буду покорной рабой. Ему нравилось видеть мои страдания, поэтому свою порцию боли я получала каждый день. Он практически никогда не использовал плеть, предпочитая видеть в действии магию. Я понимала его намерений – несколько минут выкручивающей наизнанку боли, и… никаких следов на молодом теле.

Было то, что могло бы порадовать меня в других обстоятельствах – несколько свободных от работы по дому часов, но даже это работало против меня – я почти не спала, но выходить из комнаты не имела права. Предоставленная самой себе, я все больше погружалась в темные мысли и воспоминания. Я ощущала полную беспомощность что-либо изменить в своем положении, и это не могло не угнетать.

Наблюдая за жизнью дворца, я ужасалась, как жестоко Гаен Воргат наказывал провинившихся рабынь и с какой легкостью избавлялся от неугодных. Любые провинности карались сурово: за любые огрехи в работе служанки наказывались десятками ударов плетей, после чего целыми днями отлеживались, пытаясь прийти в себя. К женщинам в Непримиримых Землях относились намного хуже, чем к псам на привязи, но так жестоко, как обращался с рабынями Воргат, думаю, не обращался никто.

В один из дней, пропитанных болью и ненавистью, я стояла в огромном зале дворца перед камином, простирая над ним озябшие руки, и наблюдала за старой рабыней, накрывающей мужчинам дворца стол. Руки старухи дрожали от тяжести блюда с яблоками, которое она держала. Я знала – рабыню снедала болезнь, делающая ее все слабее и немощнее. Я подошла к ней, желая помочь, но… опоздала. Тяжелое наливное яблоко упало с блюда прямо на край хрустальной пиалы, стоявшей на столе, и опрокинуло ее на пол. Раздался звон разбитого на множество частей хрусталя.

В этот же момент в зал влетел Гаен Воргат. Я привычно опустила глаза, услышав приближающиеся шаги.

– Ты мне надоела, старая. Я трачу на тебя еду, а ты разбиваешь посуду, которая гораздо ценнее тебя. Ронак, – властный голос Воргата обратился к стоящему в зале магу, – отправляйся на невольничий рынок и приведи мне новую рабыню.

Новую? Меня пронзила мысль, от которой тело занемело – Гаен Воргат хотел убить старую рабыню за разбитую посуду? Я быстро взглянула на старуху – в ее глазах плескалась обреченность. Сердце заныло. Как бы ни было ужасно положение женщин в землях элькхе, каждая из них, несмотря ни на что, хотела жить.

– Подождите, – крикнула я, прежде чем успела остановить рвущийся из груди крик.

– Что ты сказала? – прорычал Воргат.

– Простите, господин, – умоляюще произнесла я, старательно глядя в пол, – я только хотела сказать, что это я разбила посуду. Совершенно нечаянно. Я потянулась за яблоком, но оно упало.

Всхлипы, вырывающиеся у меня из груди, не были нарочитыми – я страшилась того, что должно было сейчас произойти.

– Ты пыталась взять еду без моего разрешения? – тон Воргата поднялся, не предвещая мне ничего хорошего.

– Простите, господин, – как заведенная повторяла я.

– Значит, я недостаточно кормлю тебя?

Я попыталась что-то ответить, но Воргат помешал этому, с силой ударив меня по лицу.

– Ты забываешь свое место, раба, – его тон снова стал привычным, угрожающе-холодным. – Ты пыталась украсть еду – это раз. Посмела прервать меня – это два. Заступилась за другую рабыню – это три. Ронак, я отменяю предыдущий приказ, принеси мне плеть.

Сглотнув, я смотрела в землю, чувствуя, как все тело, не поддаваясь контролю, охватывает дрожь. Потом, подняв глаза, я встретилась взглядом со старухой. Я поняла – она хочет сознаться Воргату в содеянном. Воспользовавшись тем, что элькхе отвлечен разговором с боевым магом, я медленно покачала головой, безмолвно прошептав: «Не надо».

Меня он не убьет – я молода и я его новое приобретение, лишиться которого так скоро ему будет просто жаль. А боль… когда-нибудь она закончится.

– А ты чего стоишь? Накрывай на стол и убирайся. И не забудь привести зал в порядок, – донесся до меня ледяной голос Гаена Воргата.

– Да, господин, – хрипло ответила старуха.

Наблюдая за тем, как она поспешно собирает осколки с пола и уходит, я вздохнула с облегчением. Лучше плеть, чем мучительная смерть старой рабыни.

– Сними платье и повернись, – приказал Воргат.

Я сняла верх, неловко прижимая его к груди и оголяя спину. На меня тут же обрушилась плеть, словно жалящий, обжигающий язык. От удара на глазах проступили непрошеные слезы, а дыхание перехватило. Я сжалась в ожидании следующего удара плети, но его не последовало.

Зато меня пронзила знакомая мучительная боль, скручивающая внутренности в тугой узел. Магия боли и темноты. Мне показалась, что пытка Воргата продолжалась несколько часов, но вполне возможно, что прошло всего несколько минут. Чередуя плеть и магию, он добился того, что от боли у меня потемнело в глазах. Маленький кусочек счастья был словно послан мне свыше – я потеряла сознание.

Очнулась я в собственной постели. Я лежала на животе, спина была будто в огне.

– Выпей, полегчает, – вдруг раздался в тишине еле слышимый голос.

Повернув голову, я увидела старую рабыню, протягивающую мне кружку. Судя по запаху, травяной отвар. Протянув руку, я встретилась глазами со служанкой.

– Спасибо, – тепло произнесла она.

Несмотря на боль, я улыбнулась. Приятно было слышать такие редкие для рабыни слова. Я не могла пошевелиться и как следует рассмотреть комнату, но и без того было ясно – боевых магов в ней нет. Будто угадав мои мысли, старуха прошептала:

- Господин не думал, что ты так быстро очнешься. Ты сильная, - добавила она вдруг с оттенком одобрения в голосе.

Я попыталась пожать плечами, но тут же поморщилась от прострелившей спину боли.

- Не шевелись, - мягко произнесла рабыня. - Я обработаю твои раны.

Конечно, мне ведь еще предстоит служить своему хозяину - месяцы, годы или десятилетия - до того момента, пока мой проступок его не разозлит до такой степени, что он захочет от меня избавиться. Я почувствовала отвращение, перешедшее в тошноту.

- Я хочу сбежать, - вдруг вырвалось у меня.

- Это невозможно, - услышала я над самым ухом, - бежать некуда.

- Лучше умереть свободной, чем рабыней.

- Неправда, - возразила служанка, протирая мне спину мокрым лоскутом ткани. - Неважно, как ты умрешь. Важно лишь то, что твоя жизнь закончится.

- А зачем мне такое существование?

Ответом мне была тишина.

Я закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя навязчивую мысль о побеге. Я и сама понимала, насколько безрассудной была сама мысль. Вокруг - дикие или населенные элькхе земли, где выжить практически невозможно. Любую рабыню, убежавшую от хозяина и бродившую в одиночестве, убивали или пленили, едва завидев.

Но раздавшиеся в тишине слова старухи заставили меня широко распахнуть глаза и почувствовать, как воскресает надежда.

- Если ты твердо решила это, я тебе помогу.