Хороший брат (СИ)

Глава 3 Кажется я мертва

Не помню, как попала в квартиру, кажется, кто-то меня привез.

Кажется, я сама назвала адрес, а может быть не произнесла ни слова. Кажется я плакала, или была так шокирована происходящим, что мозг заблокировал боль.

Кажется, мне что-то говорили, но я помню лишь звон в ушах.

Кажется, я мертва, но рефлекторно продолжаю дышать.

Квартира встретила меня пустотой. Тишина и одиночество — то, что нужно сейчас. Я бросаю на пол сумочку и стягиваю платье, на котором не до конца застегнута молния.

Спускаю его к босым ногам и ошарашенно гляжу на них. Где моя обувь? Я ушла из чужого дома босиком, оставив туфли. Долбаная Золушка.

Из горла вырывается нервный смех, потом всхлип, а после рев, перемешанный с безумием. Я иду в душевую и становлюсь по струи воды. Она теплая? Или холодная? Ничего не чувствую.

Только безумие, перемешанное с отчаянием.

Меня наказали.

За что? Наверняка кто-то знает ответ. Было бы здорово, если бы мне тоже объяснили. Но кто я такая?

Намыливаю мочалку и пытаюсь стереть с себя Ярослава, сдираю кожу до покраснения, но очищение не наступает. Он глубоко внутри меня. Пульсирует под кожей, ощущается на кончиках пальцев. Туда не достать мылом, не просунуть руку, не стереть.

Настойчиво продолжаю тереться, тело зудит и словно умоляет остановиться и перестать причинять боль. Я отбрасываю в сторону мочалку и упираюсь лбом в стекло душевой. Вода омывает, борясь с агонией.

Прикрываю тяжелые веки и пытаюсь вырезать из памяти последние часы жизни, но ничего не помогает. Выключаю воду и, обмотавшись полотенцем, выхожу из душевой. Отправляюсь в единственную комнату, уцелевшую после строительного разгрома, стягиваю плед с дивана и кутаюсь в него.

Мне холодно, волосы мокрые, но я игнорирую это, плюхаюсь на диван и молю о забвении, о забытье. Сон приходит практически мгновенно, принося с собой холодную темноту без сновидений.

Открываю глаза и смотрю в потолок. На нем красивые узоры деревьев, тени которых проявляются от диска луны. На часах четыре утра. Сколько я проспала? В телефоне несколько пропущенных вызовов от отца.

Сажусь на кровати и сильнее кутаюсь в плед. Меня трясет, но я не понимаю причину. Хочется укрыться чем-то потеплее, но в квартире нет одеял, только один плед, тепла которого мне не хватает. Иду на кухню и открываю по очереди шкафы. Готовя квартиру к ремонту, мы увезли очень много вещей. Я должна была пожить у мамы и отчима некоторое время, но ремонт остановился, потому что отца срочно вызвали на работу на другой конец земного шара.

Сейчас ничего не напоминало о том, что некогда здесь обитала счастливое семейство Карасевых.

А, может, никогда и не было счастья? Кто ж скажет теперь?

Нахожу в одном из ящиков упаковку гречки, включаю воду и кидаю один пакет.

Соли нет, масла тоже. Плевать.

Включаю чайник и нахожу завалявшийся пакетик чая. Пустая гречка и пыльный чайный пакет. Люди довольствуются и меньшим.

Пока варится мой потрясающий завтрак, подхожу к окну и смотрю на зарождающуюся на горизонте зарю. Она окрашивает красным небосвод, а в воспоминаниях вспыхивают яркие картинки вчерашнего вечера.

Помню, как шаркала пятками вдоль дороги, размазывая тушь по лицу. Что-то неистово гудело в груди. Не было страха, только сплошное отчаяние, колючей проволокой обернутое вокруг шеи.

Прижимаю ладони к лицу и с силой давлю, тихо рычу в руки.

Сажусь за стол и приступаю к трапезе. Вкуса еды я не чувствую. Наверное, потому, что чувства перегорели, не оставив после себя ни одной крупицы жизни.

А может, просто-напросто несоленая гречка и пустой чай не имеют вкуса. Насильно запихиваю в себя все это, заставляю свое тело принять еду: ему нужны силы, чтобы существовать.

Ставлю пустую тарелку в мойку и ухожу из кухни. В шкафу нахожу старые спортивные штаны и футболку. Отлично, одежда есть, гречка тоже. Протяну как-нибудь.

Возвращаю плед обратно на плечи, потому что трясти не перестает, и снова падаю на диван, после чего проваливаюсь в беспамятство. Будит меня настойчивый звонок в дверь.

Прикладывая усилия, открываю глаза и пытаюсь встать. Получается плохо, потому что комната плывет, но, кое-как преодолев себя, бреду по коридору, шаркая пятками, как старуха.

Хотя почему «как»?

По ощущениям я состарилась на пару десятков лет.

Вчера я ушла в никуда. Ушла, но, кажется, не вся. Оставила там часть себя.

Иду по коридору и мельком смотрю на себя.

Ну и жуть. Светлые волосы спутаны таким клубом, что, кажется, их проще отрезать, чем расчесать. Под глазами темные мешки, а лицо будто лишилось крови, отдает синевой из отражения. Штаны висят на тощих бедрах, растянутые в коленях, в футболке поместится две меня. Не задавая ни одного вопроса, открываю дверь и смотрю на хмурящегося Марата.

— Чем обязана? — старательно выравниваю спину и смотрю с вызовом.

Хотя кого я обманываю, какой вызов? Я еле стою на ногах. Скорее всего, как только за мужчиной закроется дверь, я свалюсь на коврик и вряд ли встану с него.

— Что с тобой? — спрашивает Марат.

Красивый парень. Слишком мрачный и угрюмый, как по мне, но есть в нем что-то притягательное. Я благодарна ему за то, что не издевался вчера надо мной и даже отвез домой.

Именно он догнал меня, усадил в салон своего автомобиля и привез сюда. Без лишних слов и вопросов.

Замечательный парень, прекрасный рыцарь, которого я не хочу видеть.

После того, что он видел, расшаркивания будут выглядеть смешно, поэтому я сразу начинаю язвить.

— Со мной все прекрасно, разве не видно? — расставляю руки в стороны и поднимаю выше подбородок.

Это стоит мне намеренных усилий, потому что тупая боль простреливает затылок.

Марат безмолвно прикладывает ледяные пальцы к моему лбу, и я со стоном прикрываю глаза. С силой сжимаю зубы, потому что едва не попросила его о большем — чтобы провел холодной рукой по лицу и шее.

— У тебя жар. Я же говорил тебе вчера: нужно обуться, — сетует он, будто не видел моего вчерашнего состояния и не понимал, что я не слышу его.

— В следующий раз так и сделаю, — пожимаю плечами и вижу, как Марат уезжает куда-то вбок, а следом выключается свет.