Хозяйка волшебной пекарни (СИ)

Глава 1

Меня разбудил громкий звук, бесцеремонно и нагло ворвавшись в мое утро. Открывать глаза не хотелось, и я поглубже зарылась в одеяло. Но звук раздался снова. И снова. А потом грохнуло так, что я вскочила с кровати одним резким прыжком.

— Ах ты ж демоново создание! — воскликнула я яростно, распугивая разноцветных птах, пригревшихся на подоконнике в лучах утреннего солнца, и рванула вниз по лестнице.

Семь ступеней преодолела быстро, в надежде застать злоумышленника врасплох. А злоумышленник и не спешил скрыться. Сидел спокойно на верхней полке кухонного гарнитура, до этого заполненной разной утварью, а сейчас совершенно пустой, и лениво жмурился. На меня взглянул лишь мельком, неспешно встал, и, вильнув пушистым рыжим хвостом, спрыгнул на пол. От такой наглости я лишь приоткрыла рот, уперев руки в бока. А кот все так же вальяжно удалился восвояси.

— Вот ведь чудовище подзаборное, — пробормотала я, оглядывая беспорядок.

На моей некогда уютной кухне царил полный хаос. Кастрюли валялись на полу, миски и плошки откатились в разные углы комнаты, ручка венчика сиротливо выглядывала из-под тумбы. Благо, что мука и специи остались не тронуты. Что ж, не в первый раз. Вздохнула поглубже, чтобы успокоиться. Вот почему у всех магические компаньоны, как компаньоны, а у меня — это?! И ведь не избавиться от него никак! Компаньон находит мага сам и остается с ним навсегда. Постучала пальцами по столешнице, еще раз вздохнула и принялась за уборку. Собрала плошки, сложила крышки, аккуратно достала венчик из-под тумбы. Он достался мне от отца, и был особенно дорог. Прижала его к груди, воспоминания нахлынули резко, выбивая почву из-под ног, заставляя меня опуститься на табуретку. Отец был пекарем. Лучшим пекарем северного побережья! Мы с родителями жили в небольшой деревушке вблизи города Сайтор. Северное побережье сурово, с моря круглый год дуют ледяные ветра, люди в нашей деревне были хмурые и всегда занятые. Но только не моя мама. Мама была южанка, она сильно отличалась от северян. Смуглая и улыбчивая, с непокорными темными кудрями, она словно согревала наш дом своим смехом по утрам, своими танцами, когда они с отцом что-то варили на нашей крохотной кухне. Отец был крупный, как и все северяне, мама на его фоне казалась маленькой диковинной птичкой. Чужой в этих краях. Но я никогда не забуду, как теплел взгляд отца, когда он смотрел на маму, как смягчалось его суровое лицо, как он говорил ей — «Ласточка моя», а она прижималась к его плечу, стараясь обнять руками его мощную спину…

Замотала головой из стороны в сторону, чтобы согнать проступившую на глаза влагу. Некогда мне предаваться воспоминаниям! Совсем скоро начнут приходить покупатели, а у меня тут беспорядок, да и хлеб еще не готов. Кивнула сама себе ободряюще, вставая с табуретки, задвигая подальше внутрь щемящее чувство тоски, пряча его в укромные уголки своей души, и принялась за дело. Наскоро умылась, стянула непослушные волосы лентой, чтобы не мешали, замерла у зеркала. Во мне не было ничего от сурового севера. Те же шоколадные кудри, что у мамы, теплые медовые глаза, пухлые губы. Только кожа не такая смуглая, и ростом я чуть выше. Подмигнула отражению, улыбнулась и вернулась на кухню. Надела фартук, достала из ящика муку и специи. Замесила в миске тесто, как учил меня отец. Отец не был магом, он все делал руками, всегда говорил:

— Тесто нужно приласкать, обнять, его нужно согреть теплом своих рук, пожелать ему добра. Как иначе сделать вкусный хлеб? Если ты не потрудишься, если не вложишь в тесто часть своей души, как тогда хлеб принесет радость людям?

И я трудилась. Таскала отцу коробки с мукой, меняла скалки, доски, ставила формы с готовым тестом в печь. Свой первый пирог я испекла в пять лет. Встала пораньше, пока родители спали, пока небо было еще темным, а над морем в преддверии утра тускнели звезды, на севере ночи долгие. Пробралась в погреб, достала нужные ингредиенты, взяла миску и начала творить. Помню, как спешила, как дрожали мои маленькие ручки, когда я смешивала продукты, как роняла яйца, и все смотрела в окно — не занимается ли рассвет? Отец вставал рано, к первому покупателю хлеб должен был быть готов. И вот, когда над морем небо начало светлеть, окончательно прогоняя ночную тьму, я стояла посреди кухни перед отцом преисполненная гордостью и держала в руках свой первый пирог. Отец хмурился, но я видела в его глазах теплые смешинки, когда он пробовал мое творение. Он даже почти не морщился, хоть я и слышала хруст яичной скорлупы у него на зубах. С тех пор я всегда помогала ему на кухне. От мамы мне досталась крупица бытовой магии, но отец не разрешал пользоваться ею, когда мы пекли хлеб.

Вот и сейчас я месила тесто без магии, руками, напевая легкую песню. В открытые окна проникал южный ветер, принося с собой запахи теплого моря и тонкие ароматы цветов. Моя пекарня находилась на узкой улочке ремесленного квартала, мощенной белым морским камнем, и соседствовала с цветочной лавкой и небольшим кафе, где подавали ароматный чай из трав. Хозяйка кафе — мадам Фелл, потеряла мужа несколько лет назад, но это не погасило в ней жажду жизни. У нее был легкий веселый нрав, она часто пела, когда протирала резные столики на улице возле кафе, и всегда тепло встречала посетителей. Я закончила месить тесто, накрыла его полотенцем, чтобы дать ему отдохнуть, и вышла на улицу. Лучи утреннего солнца прошлись по моему лицу нежной лаской, спускаясь на шею, ключицы, обнимая плечи. Я зажмурилась от удовольствия.

— Ами, доброе утро, — раздался мелодичный голос хозяйки чайной, — что за оркестр у тебя сегодня в лавке? — продолжила она, прекращая поливать роскошные цветущие кусты в горшках у входа в кафе, и разворачиваясь ко мне всем телом.

От воспоминаний о недавнем погроме мне свело скулы.

— Кот, — передернула я плечами, закатывая глаза, — Вы же знаете, какой он… ммм… душка.

Мадам Фелл уперла руки в бока, но на лице засияла улыбка.

— А я этого негодяя подкармливаю! — она старалась придать голосу возмущенный тон, чтобы поддержать мое негодование, но вышло шутливо.

— Скоро занесу Вам булочки, — улыбнулась я в ответ, и, ловя согласный кивок на мои слова, зашла обратно в пекарню.

Когда я приехала в этот город, мадам Фелл была первой, кто встретил меня с радушием. После того, как болезнь унесла жизни моих родителей, я не могла больше оставаться в родной деревне. Дом казался мне пустым и холодным, моя душа замерзала в нем. Все в нашем доме напоминало мне о тех днях, когда мы были вместе — когда отец одобрительно кивал, глядя на мои свежеиспеченные булочки, когда мама улыбалась мне по утрам, когда мы пили чай у камина перед сном, согревая друг друга историями. Все это оборвалось резко, перестало существовать, словно этого и не было никогда, словно я все это выдумала, оставляя в душе темную дыру, которая разрасталась и разрасталась, заполняя меня изнутри горечью. Мне дико хотелось согреться, избавиться от этого острого чувства одиночества, что поселилось в каждом сантиметре нашего дома. Поэтому я собрала немного вещей, взяла сбережения, книгу рецептов, дорогой сердцу венчик отца, и отправилась в Южные Земли, на родину своей матери, в город Эфос.

Юг поразил меня с первых минут. Буйство зелени, красок, звуков, запахов. Когда я сошла с корабля, в лицо ударил тёплый ветер, срывая ленту с волос, распуская мои кудри, бросая их по плечам, словно требуя для них свободы. Уже в порту пахло пряностями и специями, что удивляло, ведь я привыкла, что порт пахнет рыбой и морозом. Ароматы вскружили голову, от ярких одежд горожан зарябило в глазах, я замерла на месте, прижимая к груди свой небольшой саквояж, пытаясь успокоить сердце, которое зашлось в каком-то бешеном ритме. Не знаю, сколько я так простояла, впитывая в себя все эти краски и звуки, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть этот чудесный мир вокруг, пока кто-то из прохожих не налетел на меня, толкая плечом, выбивая из оцепенения. На смену этому мгновению восторга пришел страх — что я буду здесь делать? Куда мне идти, где ночевать, я же чужая здесь, этот город мне совсем не знаком. Чем я думала, когда оставляла родной Север? Покрепче сжала саквояж в руках, тряхнула головой.

— Не этому учил тебя отец, Амара, соберись. Можно бояться, но делать. Нельзя отступать.

Сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая нервы, прогоняя страх из сердца, и пошла по дороге, ведущей прочь из порта. Я не знала, куда она меня приведет, но окружающие пейзажи постепенно вытеснили все беспокойства из души окончательно, сменяя их любопытством. Здесь все было другое. Небольшие каменные дома из теплого желтого камня, с голубыми деревянными ставнями и яркими крышами, тянулись вдоль дороги. Окна каждого дома были распахнуты, украшены кадками с цветами, источающими тонкие сладкие ароматы. Всюду слышался смех, люди улыбались друг другу, обнимаясь при встрече, мужчины восклицали комплименты, глядя на красивых южанок в легких платьях с открытыми плечами. Я знала местный язык, ему научила меня мама, когда я еще была маленькой. Она часто рассказывала мне истории и сказки о юге, с нежностью вспоминая свою родину. И теперь я понимаю почему! Пройдя пару кварталов, я поняла, что мне тесно и жарко в моем родном пальто. Остановилась, чтобы снять его. На мне было старое мамино платье, которое она хранила в сундуке, голубое, с длинной легкой юбкой и спущенными плечами. Я никогда не была на улице так легко одета, это чувство было новым, тревожным и радостным одновременно. На мои обнаженные плечи тут же осела влага, витающая в воздухе от близости моря, но это было даже приятно. Незаметно для себя я улыбнулась. От этой легкости в теле, от пьянящих ароматов, от того, что внутрь меня пробралось какое-то светлое и теплое чувство. Будто я нашла свое место, будто это и есть мой дом.

Я гуляла долго, несколько часов, пока не свернула в ремесленный квартал. Тут дома были двухэтажные, жались друг к другу плотно, все с теми же резными голубыми ставнями и горшками с цветами. На первых этажах были лавки — мясные, сырные, цветочные, посудные, с шарфами, со специями, кое-где были небольшие кафе, оттуда доносилась музыка и ароматы блюд. Я поняла, что давно ничего не ела, и надо бы остановиться. Тем более, что солнце уже перешагнуло в западную часть небосклона, а значит, уже давно вечер. На юге дни намного длиннее, чем на севере, но стоит поискать ночлег до темноты. Так я и зашла в чайную мадам Фелл. Невысокая, пышнотелая женщина, с открытым добрым лицом понравилась мне сразу. Ее волосы, уже тронутые сединой, были забраны в небрежную прическу, на ней было закрытое платье изумрудного цвета с рукавами-фонариками, она явно была не молода, но все же красива. И у нее было звучное имя Гертруда. В тот вечер за чашкой ароматного чая мы проболтали с мадам Фелл несколько часов. Она умело вела диалог, вытягивая из меня все подробности моей жизни. Но почему-то рассказывать их ей было приятно, она тепло улыбалась, или сочувственно качала головой, накрывая мои пальцы своими ладонями. И она как-то сразу начала звать меня «Ами», так звали меня только родители, сокращая мое полное имя. В этот же вечер Гертруда Фелл дала мне ключи от соседнего дома, в котором раньше была пекарня, пустующая уже несколько лет. Так я узнала, что Гертруда вдова.

— Ами, подари этому дому жизнь, — сказала мне мадам Фелл, отдавая ключи, — мой муж любил свое дело, он пек чудесные булочки для моего кафе, — тут она вздохнула, опуская глаза, пряча за темными ресницами печаль, — мне не нужна плата за жилье, но я буду рада свежей выпечке для моего кафе.

Пекарня оказалась на удивление уютной. На первом этаже расположилась кухня из светлого камня с большой печью, кладовая для хранения продуктов, удобные полки и ящики, вся необходимая для пекарского дела утварь. Ближе к входной двери стеклянная витрина и прилавок, вкусно пахнущий деревом. На втором этаже небольшая спальня, которая вмещала в себя кровать, старинный резной комод на изогнутых ножках, слегка потертое кресло, на котором уместились разноцветные подушки с кисточками, низкий столик для чаепития, и отдельный вход в ванную комнату. В доме было много света и много цветов. Я быстро обжила свое новое жилище, наполнив его необходимыми мелочами, личными вещами и своим присутствием. Сидеть без дела я не привыкла, поэтому уже через пару дней помыла кухню, прочистила печь, закупила продукты, рассчитала, какую цену нужно установить на свои товары, и испекла первую партию хлеба и булочек. Повесила над дверью зачарованный колокольчик, сложила хлеб, батоны и кексы в плетеные корзины и выставила их на уличную витрину. Запах свежей выпечки сразу привлек прохожих, и дело пошло. Горожане меня приняли быстро, со многими я успела подружиться, время закружилось и незаметно пролетело три года. В прошлом году я скопила достаточно средств, выкупила здание у Гертруды, и повесила у входа вывеску — «Булочки на улочке».

Каждое утро я вставала пораньше, замешивала тесто, выпекала первую партию булочек и относила их в кафе мадам Фелл. Затем бралась за хлеб, батоны, печенье, кексы и пироги. Тут я отпускала магию, и поварешки сами мешали начинку в плошках, из кладовки прилетали необходимые продукты, венчики кружили в мисках, ножи резали, терки терли, а печь пыхтела. И сегодняшнее утро — не исключение. Не считая дерзкого разгрома на кухне от моего рыжего компаньона. Я достала первую партию булочек из печки, когда мой зачарованный дверной колокольчик звякнул жалобно и с надеждой. Слишком рано для посетителей. Вытерла руки о полотенце, скинула фартук и вышла из кухни. На пороге стояла пожилая женщина, седые волосы были убраны под черную шляпку, глухое черное платье застегнуто под самый ворот, морщинистые руки сжимали трость. Она неуверенно оглядывала пустой прилавок.

— Простите, хлеб еще не готов, — сказала я, улыбаясь, — я открываю лавку чуть позже.

Женщина вздрогнула от моего голоса, втянула голову в плечи, словно ее застали на месте преступления, ее тонкие бледные губы дернулись, но она промолчала.

— Вы можете подождать за столиком, — я постаралась добавить в голос как можно больше мягких нот.

Женщина спешно кивнула и отошла к столику для посетителей. Дверной колокольчик звонил с надеждой, а значит, ей нужна моя помощь. Колокольчик никогда не ошибался, я всегда знала, с чем пожаловал ко мне тот или иной человек. Я вернулась на кухню, и юркнула в кладовую. На одной из полок нашла основу для печенья, быстро замешала со специями и закрыла глаза. На самом деле, я обладала не только бытовой магией. Был у меня еще один дар. Дар, о котором нельзя было говорить вслух, запретный в нашем королевстве. Я обладала силой Слова. Могла зачаровать то, что я делаю своими руками, вложить в предмет одной мне известный смысл, любые желания, темные и светлые, добрые и жестокие, могла исцелить Словом и могла разрушить. А когда чувства внутри меня были слишком яркими, я могла вложить заклятие в само Слово. Было время, когда маги Слова жили свободно, пользовались силой, не скрывались от дознавателей. Но однажды, одному из них пришла в голову мысль, что у него хватит сил свергнуть Короля и захватить власть, ведь у него есть Слово. Все это случилось задолго до моего рождения, заговор пресекли, но теперь маги, в которых просыпалась эта сила, обязаны были явиться в Королевскую службу дознания, чтобы им запечатали дар. Лишили их возможности пользоваться Словом, отнимая часть их души, пряча ее под печатью. После процедуры многие маги уединялись, поступали на службу в монастыри, рано уходили из жизни, потому что потеря магии — это рана, которую невозможно заполнить, магия неотделима от жизненных потоков, она сама суть человека.

Я помню тот день, когда я поняла, какой дар во мне проснулся. В Северные Земли пришло короткое лето, и мы с соседскими мальчишками бегали по деревне. Йорген, здоровяк и задира, нашел под крыльцом старого храма котенка. Тощего, жалобно пищащего, с торчащими ребрами и погрызаными рыжими ушами. Он принялся перекидывать его с руки на руку, забавляясь, смеясь над его испуганным визгом. Я не могла подобного вынести, обижать слабого — это низко. Я пыталась выхватить котенка из рук Йоргена, скакала вокруг него безрезультатно, он был больше меня раза в два!

— Давай, малявка, отними! — кричал он мне, уворачиваясь, а потом толкнул меня одним легким движением своей лапищи, и я упала в дорожную пыль, больно ударившись коленками, содрав ладони о камушки. Обида затопила меня, выстрелив в сердце от тех самых разбитых коленей, и я крикнула Йоргену, вкладывая в слова всю свою боль, все свое негодование и смятение, все свое искреннее желание:

— А ну быстро отдай мне котенка и беги прочь отсюда, иначе, если ты этого не сделаешь, я кину в тебя самый большой камень, который найду!

И Йорген вдруг замер. Дернулся как-то неестественно, подошел ко мне рубленым шагом и сунул в руки несчастное животное, а потом развернулся и побежал прочь. Я сначала не поверила своим глазам, прижала к себе пищащий комок и словно ошалела от радости. Помчалась домой, забыв про разбитые колени, мне хотелось скорее рассказать родителям, как я утерла нос этому задире Йоргену! Сначала я не поняла, почему от моего рассказа отец стал чернее тучи, а мама заплакала. Я никогда не видела, как она плачет. Потом они долго спорили, отец все время повторял что-то про долг, а мама — про сердце. Гораздо позже, перед сном, мама пришла ко мне в комнату. Я сидела на кровати и читала, наевшийся вдоволь котенок спал у меня на руках. Мама рассказала мне про дар, и про то, чем это опасно. Я сильно испугалась, но мама прижала меня к себе и пообещала, что они с отцом никому не позволят меня обидеть. Так мы стали заговорщиками, преступниками по меркам нашего государства. Родители скрыли мой дар, я научилась контролировать его, а мама часто повторяла — «Неважно какая у тебя сила, важно то, как ты ее применяешь».

И сейчас мне бы спрятать свой дар, пользоваться безопасной бытовой магией, забыть о том, что вне закона, ведь я могу навлечь на себя гнев Королевской службы дознания, а дальше — сырая темница и в лучшем случае — печать, а в худшем — казнь! Но мой дар и моя душа неразделимы. А душа моя не может пройти мимо беды. Поэтому, я поглубже вздохнула, потянулась к своему Слову, и искренне пожелала спокойствия для этой пожилой женщины, совсем немного, только чтобы ей сейчас хватило сил рассказать мне, зачем она пришла на самом деле. Сила отозвалась моментально, обдала меня теплом изнутри, потекла по венам, наполняя меня легкой радостью, пальцы на руках закололо. Уже спустя пять минут, я доставала из печки готовое печенье.

— Угощайтесь, пока первая партия хлеба не испеклась, — протянула я печенье женщине, снова улыбаясь как можно мягче.

Она посмотрела на блюдце в моих руках с сомнением, но, после недолгой внутренней борьбы, все же кивнула. Ну все, дело сделано, осталось только подождать. Я ушла за прилавок, чтобы не смущать посетительницу своим присутствием, но наблюдать за ней не перестала. Вот женщина закрыла глаза, сделала глубокий вдох и замерла. На выдохе тревожная складка между бровей разгладилась, уголки губ расслабились, плечи немного расправились, пальцы перестали так судорожно сжимать трость. Когда посетительница открыла глаза, в них уже не было того испуга, что прежде, взгляд был ясный, хоть и печальный. Она еще немного посидела молча, глядя в окно, а после повернулась ко мне.

— Мне говорили, что у вас лучший хлеб в городе, — начала она, — а я все никак не могла до вас дойти.

— Раз говорят, что лучший, значит так и есть, — я кивнула утвердительно, выходя из-за прилавка.

— Я уже не молода, дорога дается мне непросто.

Женщина замолчала, я не стала ее торопить. Она снова повернулась к окну, сложила руки на столе, и словно забыла обо мне. Кому-то нужно больше времени, чтобы открыться. А у кого-то слишком тяжёлые раны, чтобы можно было легко говорить о них. Я оставила посетительницу в одиночестве, снова занялась утренними делами, разложила готовый хлеб по корзинам, заполнила витрину, комнату наполнил упоительный запах свежей выпечки, вперемешку с запахом корицы, персикового повидла и горячей вишни. Колокольчик над дверью звякнул решительно и задорно, в пекарню влетела мадам Фелл.

— Ами, милая, у меня ранние посетители, я зашла за булочками, — защебетала она с порога, — ммм, какой запах! Какой запах! Хорошо, что в мои годы можно не следить за фигурой, иначе я бы не вынесла соседства с тобой! — Гертруда засмеялась, подмигивая мне и беря паллет с круассанами.

— Вы прекрасно выглядите, мадам Фелл.

Впрочем, мои комплименты были ей уже не нужны, она лишь махнула юбкой и так же стремительно выпорхнула из лавки. Ее легкость и восторженная радость разрядили слегка гнетущую обстановку. Я обратила взор на мою посетительницу.

— Ну вот, все готово, — обвела я рукой прилавок, приглашая женщину подойти ближе, — что бы вы хотели попробовать для начала?

Она медленно встала, опираясь на трость. Было видно, что шаги даются ей с трудом, словно на ее плечах лежит непосильная ноша, пригибая ее к земле. Витрину она разглядывала долго, не решаясь сделать выбор.

— Заверните мне вон те пирожки, — наконец, произнесла женщина, — они с вишней?

— Да, — я достала упаковочную бумагу.

— Мой сын любил пирожки с вишней, — она приняла сверток из моих рук, прижимая его к груди, ненадолго замолчала, то ли подбирая слова, то ли решая — стоит ли вообще их говорить, — У вас тут тепло. Если честно, мне давно не было так спокойно. Могу я иногда приходить к вам, чтобы посидеть за столиком?

Я чуть не хлопнула в ладоши от ее слов. Сработало! Я давно хорошо владею даром, но каждый раз радуюсь, когда все выходит так гладко. Пусть одного раза мало, чтобы помочь этой женщине, но это вовсе не беда. Так случается, когда проблема уже давно проросла в душе человека, накрепко сковала его сердце, сроднилась с ним.

— Всегда буду рада видеть вас в моей лавке, — сдерживая слишком яркие, неуместные сейчас эмоции, я спокойно улыбнулась.

Я могла бы дать посетительнице еще печенья с собой. Но это опасно, эффект может быть непредсказуем, ведь я не знала, что у нее случилось. Что заставило ее одеться в печальные черные одежды, вздыхать тяжело, словно грудь ее обвита стальными обручами, что так давит на нее, сгибая ее спину, прижимая голову к груди в безмолвном поклоне. Нет, пусть лучше она приходит ко мне. Так я смогу медленно разгадать ее, успокоить ее сердце, а после и помочь.

Женщина покинула мою лавку, бережно держа в руках пакет с пирожками. А дальше день закрутился в привычном ритме — посетители, улыбки, комплименты, детский смех у витрины с пирожными, короткие перерывы на чай, и закатные лучи сквозь открытые окна, окрасившие стены в малиновые цвета. Я отпустила магию, села за столик для посетителей, наблюдая, как тряпки протирают витрину, метелка кружится по полу, а лейка поливает цветы. На душе было светло и радостно, я всегда чувствовала себя так в конце дня. Мне нравилось дарить радость людям, видеть их улыбки, слышать веселье в их голосах. Южане щедрые на комплименты и эмоции, в отличие от вечно хмурых северян. Посидев еще несколько мгновений, я заглянула в кладовку, проверила запасы, записала, что нужно докупить и, со спокойной душой, отправилась в спальню. Завтра воскресенье, у пекарни выходной, который я собиралась потратить на поход на рынок. Уже засыпая, на краю сознания увидела, как мелькнул рыжий хвост, бок окутало приятным теплом и под мерное мурчание магического компаньона, я заснула.