Хранитель ядов (СИ)

Глава 3. ЛОМКИЙ МИР

Моя душа — изъян на плоти мира,

Что рану расширяет и пускает кровь…

А после, растворившись в теплоте эфира,

Восстанет пламенем и возродит любовь…

Идеология, привитая отцом, властвовала надо мной вплоть до моего четырнадцатого года жизни.

Можно ли назвать это судьбой или злым роком, но именно в этот год Кейденс Азэлстан — правитель нашего Королевства, известный так же, как один из величайших людей всей Утопии, — оставил свой пост властителя. Новым правителем Королевства Скорпиона стала Янанка Соль. В тот год еще никто не знал, что сулит будущее и станет ли новая правительница нашим светом во тьме, каким был для народа правитель Азэлстан.

А я, послушный отпрыск семьи Сильва, продолжала подчиняться отцу…

* * *

Второй подбородок пухлощекой Мисси задорно подпрыгнул. Вот уже третий раз за полминуты.

— Не понимаю причины столь бурной реакции.

От моих интонаций нянечке совсем поплохело. Она прекратила метаться по учебной комнате, однако продолжила обливаться потом и бледнеть.

— Эксель, нужно было предупредить заранее, что ты хочешь присоединиться к уроку. — Сердобольный Эстер успокаивающе погладил Мисси по плечу и занял свое место за партой.

— Не вижу проблем. — Мое раздражение висело в воздухе тяжелым покровом.

Мисси несмело улыбнулась.

— Я вовсе не против твоего присутствия, Эксель. — Нянечка растеряно огляделась. — Но разве твоим обучением занимается не отец?

— Отец, — бесстрастно подтвердила я. — Но он в отъезде. А я, в свою очередь, не терплю бездарно проводить время. Поэтому решила принять участие в вашем уроке истории.

— Ох, как я счастлива-то. — Судя по выражению лица, Мисси готова была вот-вот зарыдать. — Что-то у меня ощущение, словно меня подвергают какой-то хитрой проверке.

— Мисси, не волнуйся. — Эстер махнул рукой. — Это всего лишь Эксель.

— Ну уж нет. Это ЭКСЕЛЬ, — пробурчала нянечка, озвучивая мое имя с интонациями, с которыми предрекают Конец Света, и нехотя встала у доски. — Давайте тогда начнем с небольшой проверки знаний. Назовите правителя нашего Королевства.

— Янанка Соль, — радостно воскликнул Эстер. — Вот уже два месяца и шестнадцать дней. Коронация прошла успешно.

— А как выбираются правители Королевств Утопии?

— С помощью…

— Погоди-ка, Эстер, — остановила брата Мисси. — Может, Эксель ответит?

Я одарила нянечку мрачным взглядом.

«Решила утомить меня простецкими вопросами, бездарная клуша?»

— Правителей выбирают Вечные Сапфиры. Если истинный правитель дотронется до Сапфира Королевства, то в его руках он засияет, словно тысяча светоч-камней. Утопия возникла по воле Первосоздателей — божественных творцов. Они создали двенадцать Королевств и подарили им Вечные Сапфиры, чтобы те выбирали правильных правителей и никто не боролся за трон, совращая самого себя на злоупотребление властью.

— Верно.

— Хотелось бы увидеть сияние Вечного Сапфира нашего Королевства, — мечтательно протянул Эстер. — А тебе, Эксель?

Я предпочла промолчать.

— Хорошо, — поспешно встряла Мисси, — продолжим. А кто у нас по статусу находится выше правителей?

— Совет старейшин. — Эстеру не терпелось поделиться знаниями. Он приподнимался со скамьи и вновь садился, подметая пышными рукавами рубашки поверхность парты. — В состав Совета входят мудрейшие из мудрейших, в том числе бывшие правители Королевств, для которых погас их Вечный Сапфир. Приказы Совета для правителей обязательны для исполнения. — Брат внезапно смолк и нахмурился. Гладкий лоб прорезала пара глубоких морщин. — Вы когда-нибудь задумывались, почему Вечные Сапфиры гаснут?

— Ох, Эстер, полагаю, мы немножко отклонились от темы. — Мисси опасливо глянула в мою сторону, словно я была драконом, готовым за одно неверное слово испепелить или сжечь до угольков.

— Нет, Мисси, мы же о Сапфирах говорим. — Эстер все-таки вскочил на ноги и принялся ходить по учебной комнате. Это его возбужденное состояние крайне бесило меня. Хотя в то время любая деталь, связанная с братом, легко выводила меня из себя. — Вечные Сапфиры сияют для истинных правителей, выбранных ими, до самой их смерти. Так Вечный Сапфир Королевства Водолея перестал сиять лишь после смерти правителя Кларанса Дюрана. Но почему тогда Сапфиры для некоторых правителей перестают сиять еще при жизни, что вынуждает их намного раньше уходить в отставку и становиться членами Совета Старейшин? Получается, что великие дары Первосоздателей ощущают перемену в выбранных ими «правильных правителях». И эти перемены больше не позволяют им быть во главе Королевств, ведь так?

— К чему ты клонишь? — Во мне все-таки возникло желание обратиться драконом. Злобным, зубастым, плюющимся лавовыми сгустками и дышащим горячим пламенем. Я бы поджарила этого надоедливого мальчишку, столь легко рассуждающего о величайшей системе, установленной самими Первосоздателями, а потом бы отгрызла ему голову.

— Если правитель Азэлстан оставил престол, значит, Сапфир для него погас? — Эстер встал перед моей партой и взмахнул руками, будто позволяя видимому только ему оркестру начать новую партию. — А иначе каким образом он мог бы засиять для другого правителя? КАКбы он выбрал Янанку?

— Бог мой, Эстер, что за мысли лезут в твою маленькую головку, — всполошилась Мисси.

— Мне тринадцать, — обиделся юноша. — Я уже взрослый.

— Взрослые не бывают такими тупыми, — съязвила я, грубо сбрасывая с парты руки брата. — Ты и правда полагаешь, что Кейденс Азэлстан вдруг взял да и перестал быть «правильным», тем самым потеряв доверие Вечного Сапфира Королевства Скорпиона? И это тот, на кого чуть ли не вся Утопия молилась? Думай, прежде чем молоть подобную чушь, баранья башка!

— Эксель! — всполошилась Мисси. — Леди не выражаются подобными словами!

— Но… но… — Эстер густо покраснел. — Почему тогда он отказался от престола?

— Уж явно не потому, что Вечный Сапфир усомнился в нем! Его заслуги были самыми выдающимися среди всех правящих лиц вовсехКоролевствах.

— А у меня несколько иное мнение. — Эстер запустил руку в карман брючек и вытащил вдвое сложенный листочек. Взволнованно открыв его, брат продемонстрировал мне аккуратно вычерченную табличку. — Смотри, в этом столбике — деяния Кейденса Азэлстана, а здесь — заслуги Кларанса Дюрана, правителя Королевства Водолея, почившего ровно десять лет назад. Так вот, я проанализировал историю и даже нашел одну монографию, и, если сравнивать их периоды правления, то персона Дюрана на небосклоне властителей сияет намного ярче остальных. Взять хотя бы его граничащие с безумием реформы по наделению правами кровавых гарпий. Весьма смело! Спасти их короля, одарить гарпийский народ доверием, пустить с их Закрытого острова на материк и даже в свою столицу — достойно восхище… ой!

Разозлившись, я резко встала, шагнула вперед и с силой толкнула Эстера в грудь, отчего брат налетел на соседнюю парту и рухнул на пол. Мисси охнула.

— Правитель Азэлстан наградил наших родителей деньгами и землей, поэтому мы можем так роскошно жить, не думая о нужде! А ты тут мне навязываешь свое глупое мнение, основанное на столь же глупых домыслах! И вообще, какого дьявола ты хвалишь чужого правителя?! Не кусай руку, которая тебя кормит, заморыш! — Меня вдруг осенило. — Да ты просто завидуешь мне. Потому что отец занимается только мной, а тебя не замечает. Он не любит тебя!

— Эксель! — воскликнула Мисси.

Брат сжал голову в плечи. Его лицо побелело, губы начали дрожать.

— Я просто решил, что будет здорово поговорить с тобой о чем-нибудь. Просто хотел… Хотел проводить с тобой как можно больше времени. Дру… дружить, — едва слышно пролепетал он.

— Не нуждаюсь в обществе такого бесполезного куска лошадиной лепешки! — От ярости мой крик обратился тонким мерзким взвизгом.

Толкнув дверь, я вылетела в коридор. Меня трясло от злости, ноги едва держали, поэтому я прислонилась спиной к стене здесь же, у двери.

— Не ушибся? — донесся до меня обеспокоенный голос Мисси.

— Ни капелюшечки. — Несмотря на случившееся, Эстер не утратил бодрость духа и продолжал храбриться.

— Эстер, не нарывайся на драку с сестрой. Ледяное спокойствие — ее обычное состояние, но ежели разворошишь драконье гнездо, тебя снесет, как мельницу ураганом.

— Не волнуйся. Не стану сопротивляться, если Эксель вновь пожелает меня ударить. Я вообще не любитель драться. Прибегну к насилию лишь в том случае, если мне необходимо будет защитить сестру.

Я оторопела.

Защитить меня? Это тщедушное создание желает менязащитить?

Но ведь я обозвала его и причинила ему боль. А он…

Съехав по стене, я свернулась клубочком, притянув колени к груди и прижавшись к ним лбом. От ощущения собственной неправоты раскалывалась голова, в висках стучала кровь. Но мне нельзя было делать неверные выводы. Если ошибусь хоть раз, отец разочаруется во мне. Да, разочаруется…

Я чуть наклонилась в сторону, вслушиваясь в легкомысленно звонкий смех Эстера за дверью учебной комнаты.

Не такой уж я и идеальный преемник, не так ли, отец?

* * *

И почему именно это воспоминание завладело сегодня моим сном?

Зависть… Тот, кого долгое время обуревала зависть, — это вовсе не брат.

Мышление Эстера всегда было шире моего. Взгляд в будущее, оценка последствий, поиск наилучшего решениядля всех. Я же раз за разом искала то, что будет полезно лично мне. Здесь и сейчас. Моя натура сплошь состояла из эгоизма и первосортного цинизма. Проницательный Дакот ощущал это, но почему-то не отвергал меня.

А я безумно завидовала Эстеру. Его чистому, незамутненному сознанию. Его мягкому принятию мира со всей мирской червоточиной и гнилью. Его всепрощающему отношению, умению понять. Всю ту отвратность, что я, не задумываясь, отталкивала от себя, он принимал и старался изменить в лучшую сторону. Будь мы с ним правителями, его Королевство бы процветало, а мое — кануло бы во тьму…

Просыпаясь каждое утро задолго до времени подъема, я просто лежала, глядя на пурпурно-бежевые фигуры потолка, и вспоминала блики, танцующие на волосах Эстера, когда на их струящуюся поверхность падали лучи солнца.

Эгоисты вроде меня не должны быть венцом жизни. Мир не падет, только если его основой станут люди, чье благородство и чистота затмят мерзость реальности. Такие, как Эстер. Мне же остается лишь упиваться собственной слабостью и надеяться, что хотя бы малая часть моего существования принесет ему пользу. Словно поганый грибочек, плененный во тьме выступающих над землей корнях дерева, я буду продолжать жаждать его чистого солнечного сияния…

Мои глаза уже открылись, но продолжали застилать разум иллюзорными образами. Вместо привычного потолка своей комнаты, я видела давящую черноту. Будто оказавшись пленницей в наглухо забитом гвоздями гробе, я дышала через раз и пыталась не впасть в панику.

«Страх полезен лишь как побудитель самосохранения. В ином случае он — спутник погибели», — одними губами я повторила слова отца. А потом снова. И снова. Пока в голове не прояснилось.

Приподнявшись на локтях, я огляделась. Глаза постепенно привыкли к темноте. А еще я ощутила легкую качку и услышала тихое шуршание снаружи.

Все-таки похищение не было кошмаром. Я и правда заменила собой Эстера и теперь была на пути к человеку, который сумел всего за пару часов превратить нашу размеренную жизнь в бесконечный Ад. Хранитель ядов. Может, и у меня найдется для него пару флаконов с ядом?

Пошарив рукой у бока, я обнаружила сумку. Эти олухи даже не догадались отобрать ее у меня. А ведь кармашки подарка Руары были доверху набиты всякой всячиной — чуть-чуть фантазии и новый изящный ход был бы продуман до мелочей. Уверена, я бы сумела ускользнуть.

Но будет ли это правильным выбором? Побег станет очередным моим эгоистичным поступком, имеющим цель спасти собственную жалкую шкуру. А Эстер вновь окажется в опасности. Из-за моей неуверенности.

Прижав сумку к груди, я глубоко вздохнула. Враг известен. Мне нужно лишь столкнуться с ним лицом к лицу и понять, на что он способен. И по зубам ли мне. Хотя, полагаю, стоит сразу готовиться к худшему, чтобы внезапная растерянность не стала роковой ошибкой.

Качка прекратилась. Я уставилась на дверцу, слушая шуршание приближающихся шагов.

Что ж, Хранитель ядов, если вам нужен мой брат, то сначала придется переступить через меня.

Дверца отворилась. Я прикрыла лицо ладонью, спасая глаза от света — тусклого, но после мертвенной темноты все же болезненного для восприятия.

— Приехали, бестия. — Мужчина отвел руку со стеклянным фонарем, наполовину заполненным светоч-камнями, позволяя мне адаптироваться к обстановке. — Вылезай.

Все еще щурясь, я выбралась наружу навстречу непроглядной темноте. Похоже, путешествие длилось полдня, а то и больше — ночь успела завладеть миром.

Впереди в свете фонаря проступили контуры врат в два человеческих роста. От основания змеились кованые прутья, загибаясь в гипнотизирующие спирали, оканчивающиеся головами змей с блестящими глазами. И такие декоративные элементы располагались на всем протяжении врат — дюжина змей будто приветствовала нежданных гостей, разом высунувшись из холодного нутра своего гнезда. От врат в обе стороны уходили серые каменные стены.

Взгляд начал блуждать вдоль стены. На секунду свет фонаря, поднятого чуть выше, выхватил из темноты край дороги. Прямо за экипажем ровная поверхность резко обрывалась, и дорога сворачивала в сторону, соседствуя с чернеющей темнотой. Пропасть? Но судя по тому, как стоял экипаж, нам не пришлось преодолевать этот опасный путь.

— Тебе туда. — Мужчина качнул фонарем в сторону врат.

— Непозволительно столь неуважительно обращаться с леди, — прошипела я, мучительно раздумывая, как могу напоследок нагадить этому варварскому отребью.

— Ты не леди. — Главарь осклабился. В тусклом свете царапины, оставленные Эстером, делили лицо мужчины на неровные куски торта, изготовленного не совсем трезвым кондитером.

Конечно, я не леди. Но, как и раньше, признаваться в этом буду только Эстеру и Дакоту.

— А вы, сэр, не мужчина.

— Доказать? — В его глазах мелькнуло раздражение. Рука, будто невзначай, потянулась к брюкам.

— Хозяин будет злиться, — быстро напомнила я.

Фонарь закачался, прочувствовав на себе общую тряску тела, — свободной рукой мужчина от души врезал по дверце экипажа.

— Пошла! — Он замахнулся на меня, и я отступила к вратам. Не глядя, вцепилась в одну из змеиных голов, потянула, но, не дождавшись результата, толкнула от себя. Врата тяжело, но достаточно беззвучно открылись. — Вперед.

Значит, меня будут караулить, пока не доберусь до определенной точки.

Периодически оглядываясь, я ступила в синеватую мглу, оставляя позади единственный источник света. По обе стороны тянулась полоса высокого кустарника сочной зелени — возможно, ягодный тис. Каменная дорожка под ногами издавала еле слышное шуршание, словно звук моих шагов заставлял перебегать с места на место стайку малюсеньких пугливых созданий. Удивляясь, что могу различать в темноте отдельные ветви, а потому успешно избегать столкновения с ними, я добралась до конца дорожки, проигнорировав целых три развилки, предлагавшие мне альтернативные способы заблудиться в этом странноватом тисовом лабиринте.

— Я буду стоять здесь и ждать, пока не услышу звон колокольчика, — донесся до меня голос главаря.

Мне все равно незачем было убегать. Но стоило ли терять время, объясняя мучителю ход своих мыслей?

— Колокольчик? — Я сделала еще один осторожный шаг вперед и вздрогнула, когда внезапно различила контуры двери. Ее окружала деформированная тень, — по моим предположениям, плющ или еще какое-нибудь растение, густо покрывающее стены строения.

Размер врат да узкая тропка, ведущая к двери, указывали на то, что мою персону доставили отнюдь не к главному входу. Словно ящики с фруктами или бочки с игристыми винами. Экое пренебрежение.

Нащупывая мыском туфель ступени, я поднялась по лестнице. Откуда-то сверху на поверхность, покрытую нитевидными трещинами, падал неверный свет. Обхватив себя руками, — только сейчас я по-настоящему ощутила холод ночи — я выгнула шею, всматриваясь в светящийся источник. Огромная змеиная голова из белого камня свисала из ниши слева от двери, грозя мне распахнутой пастью. Сквозь змеиные зубы струился мягкий свет, и, приглядевшись, я заметила в глотке статуи серебристый колокольчик.

— Хотите, чтобы я сунула руку в змеиное нутро? А тут, похоже, любят шутить.

Ничего иного не оставалось. Дверной колокольчик ждал меня, как ждала меня и призывно распахнутая пасть.

Злобно усмехнувшись, я протянула руку и, коснувшись кончиков каменных зубов, шумно выдохнула. Рука проникла в змеиную глотку до самого запястья.

Холодная тонкая цепочка скользнула по ладони. Одновременно что-то кольнуло указательный палец — резко и болезненно, взбудоражив сразу всю нервную систему.

Я не успела издать ни единого звука, хотя, казалось бы, за то время, пока мое тело оседало на площадку перед дверью, могла хотя бы пискнуть. Чернота подступила прежде, чем я, завалившись назад, ощутила прикосновение острых краев ступеней.

* * *

Сознание вернулось болезненным толчком, заставив тело выгнуться. Словно соломенная фигурка, оплетенная крепкой веревочкой, за которую беспрестанно дергали, я прогибалась в позвоночнике, ощущая, как скрипит под нагрузкой шея и как сминается под бедрами платье. Кожа живота горела так, будто на нее безостановочно лилась кипящая драконья слюна.

Судороги прекратились столь же внезапно, как и начались. Позволив себе лишь один тихий всхлип, я приоткрыла глаза, заранее зная, что в нынешнем состоянии не сумею дать отпор даже шершню.

Взгляд уперся в каменную стену. Ее поверхность украшали фигурные канделябры, вместо свечей удерживающие искусно выточенные в форму капель светоч-камни. Мягкое медовое сияние проникало в каждую трещинку, превращая стену в неровную кладку из кусков затвердевшей смолы, оттесняло тени к самому низу, разрешая сгущаться лишь по углам, и дарило иллюзию тепла и уюта.

Однако на самом деле эта комната была наполнена лишь холодом подземелий — пронизывающим и атакующим неспешно, как присматривающийся к будущей жертве хищник.

Кончики пальцев на ногах ныли от укусов холода, но благодаря этому я узнала, что с меня сняли туфли. Поспешив проверить, не лишилось ли тело еще каких-нибудь жизненно необходимых предметов одежды, я обнаружила, что лежу на огромной кровати, заправленной темно-бордовым шелковым покрывалом. От каждого движения ткань сминалась, а перина под ней прогибалась. Резные столбики из блестящего черного материала по углам кровати были увенчаны головами беззвучно рычащих кугуаров.

Вновь приподнявшись на локтях, — почему-то слушалась меня пока только верхняя половина тела, — я обвела взглядом все пространство помещения. Что ж, комната и правда напоминала маленькую тюремную камеру в каком-нибудь подземелье с ее нависающими голыми стенами, каменным полом и ощущением абсолютной изоляции. Лишь мгновением позже к образу добавились тяжелые портьеры под цвет покрывала, сквозь которые пепельно-серыми полосками пробивался утренний свет. Окно. Его наличие внушило беспричинную надежду.

Роскошная кровать и не менее роскошные портьеры — элементы, добавленные, видимо, спонтанно с целью придать комнате некую частичную элегантность, соседствующую с образом фарфоровой тарелки на замызганном столе придорожной таверны.

Я пошевелила пальцами на руках, проверяя их чувствительность, и с удовлетворением отметила, что на мне — прежнее потертое и уже достаточно запачканное платье.

Ссадины на руках были покрыты чем-то серебристым, холодящим кожу сильнее, чем общая температура комнаты. То же ощущалось на лбу и левой щеке. Чем бы ни была эта мазь, ее название, а уж тем более состав были мне неизвестны. Из-за одного лишь этого факта можно было начинать отчаянно паниковать, ведь он значил, что обладатель этих знаний был вооружен намного лучше меня. Я уже отставала на шаг.

Справа за стеной послышалось приглушенное хихиканье. Скрипнули дверные петли.

— Сюда? — звякнул девичий голосок.

Ответа не последовало, зато из густых теней справа вынырнула девушка. С моей не совсем выгодной позиции стены казались сплошными, но, судя по всему, там располагался небольшой проход, ведущий к двери. Теперь хотя бы было ясно, в какую сторону следовало бежать.

— Ох… — Девушка прикрыла рот ладошкой, с изумлением глядя на меня.

К этому времени я уже предусмотрительно вернулась в прежнее положение и выровняла дыхание. Притворяясь бессознательным декором, я сквозь ресницы рассматривала замершую у кровати девушку. Ресницы дрожали, образ расплывался, поэтому пришлось, улучшив момент, пару раз поморгать.

Большие глаза незнакомки в свете комнаты казались почти черными. На светлой коже выступил румянец, выдавая смятение. Русые волосы, в челке вьющиеся, как свежая деревянная стружка, по плечам ниспадали тонкими прямыми локонами, забранными в длинные хвостики. Легкое платье оттенка песка на девственном побережье облепляло стройную фигуру, оголяя плечи, но скрывая весьма выдающуюся грудь. Хотя именно это сокрытие, украшенное зигзагообразной шнуровкой, больше всего притягивало взор. Тайна неизменно манит.

— Джерар, — девушка кротко прижала к губам костяшки пальцев и жалобно глянула в сторону скрытого от моего взора коридора, — в вашей комнате уже кто-то есть.

— Я знаю.

Наигранная певучесть в голосе создавала впечатление, что с лица собеседника девушки никогда не сходит ехидная ухмылка — этакая нескончаемая, но в то же время бесцельная насмешка над всеми и, главное, над собой.

Под мягкое сияние светоч-камней ступил хозяин комнаты. Я затаила дыхание. Высокий юноша в черном жилете с цветочным узором по кромке выреза, надетом поверх белоснежной рубашки с широкими рукавами, и темных брюках неспешно прошел до своей спутницы и, встав рядом, присоединился к разглядыванию моего недвижимого тела.

Полутьма комнаты должна была скрыть трепетание моих ресниц, а потому я без всякой опаски позволила себе чуть больше приоткрыть глаза.

К подобному пристальному взгляду я не была готова. Воспитание тех, с кем мне прежде доводилось общаться, заставляло их придерживаться некой границы, не позволяющей выходить за пределы общего вежливого отношения — сдвигаться с так называемой позиции легкого интереса. Даже если человек был заинтересован в собеседнике в наивысочайшей степени, он безмолвно уважал наличие его внутреннего мира, каких-то своих мыслей, чувств, стремлений. Правило «не лезь в душу» действовало безоговорочно, как, например, устойчивое понимание того, что жестокость — это плохо.

Однако этот человек был другим.

«Желаю узнать и узнаю все: ваши секреты, каждый всполох мысли, для кого дышите, от чего не спите, вашу ложь, вашу боль. Не расскажете — не страшно. Вы все равно не уйдете, пока я не выверну вас наизнанку. Ведь я этого жажду… Вы — тайна. И я жажду сломать вас…» — именно это говорил взгляд того, кому сдержанность и деликатность, похоже, были чужды.

Чуть смуглая кожа широкого лба сохраняла безупречную гладкость. Миндалевидные близко посаженные глаза в угольно-черном окружении ресниц под тонкими аккуратными бровями блестели, как начищенные монетки в королевском сундучке. Лицо, с плавной линией скул и слегка суженным подбородком с раздвоением, обрамляли волнистые волосы оттенка темного золота, заправленные за миниатюрные уши и доходящие до середины шеи. Полоска кожи над верхней губой и крепкий подбородок пребывали в состоянии легкой небритости. Темный кусочек там, чуть светлее здесь, тут покороче, здесь подлиннее — по всей видимости, кое-кто воспринимал утренний туалет как потешную, но необязательную забаву, что, однако, не мешало ему быть до омерзения притягательным.

А тонкими губами юноши и правда владела кривая усмешка — левый уголок губ был приподнят значительно выше правого, отчего казалось, что обладатель только что слукавил, безумно этим доволен, но в то же время бесконечно удивлен, что обманутый все еще не догадался о провернутом трюке.

— Что ж… — Девушка неуверенно поводила плечами и быстро глянула на Джерара. — Думаю, мне следует уйти.

— Спешите, милая Санни?

— Но ведь вы не один…

— Ох, не беспокойтесь. — Джерар энергично развернулся и направился к окну, на ходу расстегивая пуговицы жилета. — Это новая помощница Мастера. К сожалению, прибыла она глубокой ночью, поэтому, чтобы не тревожить понапрасну всех обитателей дома, я предложил ей отдохнуть с дороги в моей скромной обители.

— Вы такой добрый, — восхитилась Санни.

Интересно, если я сейчас истошно завоплю, как жертвенная свинка, и буду звать на помощь, Санни продолжит считать этого Джерара «добрым»? И тогда достаточно ли я потревожу остальных так называемых «обитателей дома»?

Ноги все еще не слушались, поэтому с диверсией я решила повременить. Тем более что мне пока было мало известно как о Джераре, так и о цели моего пребывания здесь. Теперь стало ясно, что юноша с пронизывающе мерзким взглядом — не хозяин здесь. Может, его Мастер — это и есть Хранитель ядов?

— Доброта — слишком спорное понятие. — Юноша отодвинул в сторону не замеченную мной ранее портьеру рядом с окном, прикрывающую вход в какое-то дополнительное помещение, и скрылся из виду. До нас донесся его приглушенный голос: — Предпочитаю, вовсе его не употреблять. — Миг и он снова вернулся — уже без жилета. — А то немудрено и привыкнуть к пустой идеальности и однажды перепутать доброту с расчетливым коварством.

— Да, конечно… — Санни сделала маленький шажок в сторону выхода. — Госпоже следует отдохнуть, поэтому я, наверное, все-таки пойду…

— Как же так? — Джерар приблизился к девушке вплотную. — Во мне зародилась надежда, когда вчера на городском рынке вы столь благосклонно взирали на меня. А сегодня корзинку с заказанными сырами принесли именно вы, и моя надежда обратилась стойкой уверенностью… Однако, как ни прискорбно это осознавать, вы вовсе не искали встречи со мной.

— Я… — Санни испуганно уставилась на свои сложенные в замок руки, на которые мягко, едва касаясь, опустилась рука Джерара. — Я… сама вызвалась доставить корзинку в ваш дом.

— Правда?! Мне так приятно это слышать. — Ладонь юноши скользнула поверх девичьих пальцев и медленно обвела контуры девичьего тела — по локтю, плечу, шее, щеке, но так ни разу и не коснувшись. — Мой удел — созерцание. Там среди городской серости ваш образ пробудил во мне искру. Вам знакомо ощущение тепла первого солнечного луча после бесконечного холода ночи? Тогда вам будет легче понять, что почувствовал я, едва наши взгляды встретились.

Санни, напряженно наблюдавшая за ладонью, которая застыла рядом с ее щекой, ошарашено посмотрела на Джерара. Тот был выше нее на целую голову да и стоял слишком близко, поэтому девушке пришлось изрядно изогнуть шею.

— Позволите мне хотя бы созерцать? — Конец фразы Джерар произнес на выдохе, словно желая поскорее сделать новый глоток воздуха.

— Что? — Санни заворожено смотрела на его лицо. Я могла лишь гадать, что заставило ее столь быстро превратиться в безвольную куклу.

— Вас. — Юноша шагнул назад. Потеряв с ним зрительный контакт, Санни издала еле слышный протестующий возглас. — Моя надежда сгинула во тьме разочарований. Но у меня все еще осталась способность созерцать. — Джерар двинулся к стене и прислонился к ней спиной, оказавшись под сиянием светоч-камней, как под светом театральных софитов. Золотистая кожа под белой рубашкой заставляла вспомнить о густом темном мёде, усыпанном молочными каплями. — Шедевры искусства не принято касаться. Это граничит с варварством. Ими нужно любоваться на расстоянии — рассматривать, вкушать взглядом, ласкать мыслями, — но ни в коем случае не трогать.

— Не… трогать? — Голос Санни отчего-то стал прерывистым, будто она начала потихоньку задыхаться.

— Ни в коем разе, — подтвердил Джерар, слегка наклоняя голову к левому плечу, будто его собственное любование уже началось. — И что же, милая Санни? Дадите мне позволение?

— Я…

— Моя жадность столь неуемна, милая Санни. Прошу прощения за свою дерзость. Не смею вас больше ни о чем просить.

Меня начала пробирать дрожь. Юная дева, трепетно внимающая этим чарующе смиренным интонациям, представилась мне кротким ягненком, вокруг которого кружил грациозный хищник. Ласково касался зубами мягкой шерстки, нашептывал утешительные слова, а сам примеривался к сочному мясистому боку.

— Благодарю, что оказали такому недостойному человеку, как я, столько знаков вашего бесценного внимания. — Брови Джерара жалостливо выгнулись. — Это согрело мне душу. Прощайте, милая Санни.

— Вы со мной прощаетесь?

— Не хочу обременять вас своей бесполезной напористостью.

— Но…

Джерар ласково улыбнулся, оттолкнулся от стены и, словно потеряв к беседе интерес, сосредоточился на расстегивании пуговицы на воротнике рубашки. Затем на второй, третьей. На четвертой пуговице Санни очнулась и пугливо спросила:

— Что вы делаете?

Не прекращая своего занятия, Джерар поднял голову и лучезарно улыбнулся.

— Хочу переодеться, милая Санни.

— По-по-подождите… я еще здесь!

— О, не волнуйтесь. Я не из стыдливых. Прошу прощения, но именно эта особенность не позволила мне дождаться вашего ухода. Однако также спешу заверить вас, что ваше присутствие меня ничуть не обременяет.

Рубашка, освободившаяся от пут пуговиц, сползла на пол. От неожиданности Санни отступила и, врезавшись в край кровати, тяжело опустилась на покрывало. К счастью, кровать была громадной, а я лежала с другой стороны, поэтому моим ногам так или иначе не грозило быть придавленными.

— Не уходите? — Джерар с наигранным сочувствием взирал на девушку, пока та, ни капли не скрываясь, жадно оглядывала его торс.

Поджарое тело, как будто сплошь выточенное из куска медовой карамели, ловило блики искусственного освещения, позволяя им скользить по мышцам рук, груди, живота и теряться где-то в складках брюк. Могло показаться, что он не двигается, а это свет по своей собственной инициативе играет в салки сам с собой на его теле.

Не дождавшись ответа, юноша направился к кровати. Санни встрепенулась и с отчаянной целеустремленность поползла по покрывалу спиной вперед — только бы быть подальше от края.

— Забавная вы. — А вот горящий взор Джерара говорил, что он считал ее какой угодно, но только не забавной. — Оступились? Не ушиблись?

— Не-ет.

— Славненько. — Джерар, повернувшись к нам спиной, присел на краешек кровати.

Мой взгляд сосредоточился на его мускулистой спине, а точнее, на рисунке, растянувшемся вдоль позвоночника. Въевшаяся в кожу чернота имела контуры меча с поломанным клинком. Под деформированным лезвием примостилась гигантская змеиная голова с распахнутой пастью.

— Почему клинок сломан? — Похоже, Санни обрадовалась, что сумела найти более или менее отстраненную тему для беседы. Хотя бы на время.

— Это знак гада, пригретого у сердца. — Джерар завел руку за спину и дотронулся до эфеса клинка. — Знак отлучника.

— От чего же вас отлучили? — Санни громко сглотнула и невольно потянулась к спине юноши. Для этого ей снова пришлось проползти по покрывалу.

— Мать Природа отказалась от меня, отлучила от своего святого естества и отобрала свое благословение.

— Как же она могла?! — Девичий пальчик очертил эфес по контуру, огибая пальцы Джерара, и провел небольшую линию по основанию клинка. — Но вы все равно готовы убить змея даже поломанным мечом?!

— Меч не убивает змея. Это змей готов вот-вот проглотить то жалкое нечто, что осталось от некогда прекрасного меча.

— Но почему змей хочет это сделать?

— Чтобы пригреть его у своего сердца.

— Ползучий гад будет пригревать у сердца гада?

— Да.

— Почему?

— Его милость безгранична, как и его великодушие.

— Правда?.. Но почему голова змея отрублена?

— Он одинок… На самом деле, он… беззащитен.

— Беззащитный и одинокий Змей? Разве он сможет защитить кого-нибудь, если не способен защитить даже себя?

…Если ты можешь позаботиться о ком-то и защитить кого-то еще, кроме себя, — то да, ты сильный…

…А ты уверена, что сумеешь защитить кого-то еще?..

Я прерывисто выдохнула.

— Змею все равно. — Джерар поймал руку Санни и медленно обернулся. — Он равнодушен к собственной жизни. Он не думает о себе. Лишь о тех, кого пригрел у сердца. О гадах. — Юноша наклонился и, почти касаясь губами мочки уха девушки, шепнул: — Мерзких и жалких. Этим он покорил меня. Я никогда и никем не восхищался, но перед ним паду ниц… Столько раз, сколько он потребует.

— Покорил? — чуть слышно повторила Санни. Ее плечи задрожали.

— Как покорили меня и вы. Вам жаль меня? — Джерар потянул на себя плененную руку девушки, заставляя ее приблизиться, и провел пальцами по девичьему виску, осторожно убирая светлую прядку. — Лишь жалость Змея согрела мою душу. Но ваша жалость пробудила во мне истинное пламя. Могу ли я обнять вас в знак благодарности?

Санни, затаив дыхание, робко кивнула.

Столь же медленно и плавно, будто кот, боящийся спугнуть любопытную пестрокрылую птичку, Джерар наклонился к Санни. Его руки скользнули под ее локтями, легли на талию, а затем, оглаживая ладонями ткань платья, переместились на спину девушки. Лоб юноши прижался к ее обнаженному плечу. В этих объятиях не было властности, не было в них и силы, принуждения, подавления. Лишь кротость и покорность. Джерар не прижался к девушке всем телом, он держал уловимую лишь вблизи дистанцию. Мягкая ненавязчивость этой близости походила на робкие прикосновения смущенной девы или невинные объятия ребенка.

Спина Джерара выгнулась сильнее. Его волосы рассыпались по плечу Санни, щекоча ее кожу. Словно зверь, преклонившийся перед чарами создания, намного слабее него, он позволял девушке безгранично властвовать над собой, открыто демонстрируя собственную слабость и предоставляя ей самой решить, как поступить с этой драгоценной откровенностью.

Санни попыталась обнять Джерара в ответ, но тот внезапно отстранился, резко развернувшись лицом к стене и вновь оказавшись к нам спиной. Теплота его кожи перестала греть Санни, и девушка ошарашено вцепилась в плечо, на котором совсем недавно ютилась голова юноши.

— Джерар.

Хныкающие интонации. Всего пару мгновений назад она пугливо пунцовела, кидая осторожные взгляды на обнаженное юношеское тело, и всячески старалась избежать познания большего. Но вот Санни уже сама тянется к нему, касается черного клинка на спине, нетерпеливо царапает ноготками силуэт позвоночника, выступающего под кожей.

— Ваши объятия лучше любой божественной щедрости. — Джерар выпрямил спину, словно в попытке скинуть с себя покров волшебной иллюзии. — Воспоминания об этом будут питать мою душу на протяжении долгого времени. Жаль, что этого не достаточно для утоления желаний алчного тела. Боюсь, мою жаждущую плоть не удовлетворить вашей милостью. Поэтому, прошу, остерегайтесь меня. Вы и итак уже одарили меня безграничной добротой. Не хочу принуждать вас к чему-то иному.

— Почему же? — Пальцы Санни скользнули на затылок Джерара, зарылись в мягкую густоту волос. — Если желания совпадают, то откуда взяться принуждению?

Голова Джерара чуть повернулась. Я похолодела, успев заметить, как дернулся краешек его губ, за одно мгновение породив и тут же спрятав усмешку.

Перина прогнулась, принимая на себя новый вес. Джерар забрался на кровать и сложил руки на коленях, как провинившееся дитя. Он растерянно моргал и то и дело боязливо втягивал голову в плечи.

— Прошу прощения за дерзость, милая Санни, но, похоже, я ослышался.

— Вряд ли. — Хриплый шепот выдавал волнение девушки.

— «Вряд ли»? — Джерар бросился вперед. Его ладони вдавились в покрывало по обе стороны от Санни. Интонации, полные незримой неги, пленяли слух. — Значит ли это, что я могу просить большего?

От ее участившегося дыхания волосы Джерара начали взлетать и покачиваться. Тот прикрыл глаза и тихо засмеялся.

— Воистину, божественный дар…

Губы Джерара скользнули по правовому плечу Санни, очерчивая круг едва ощутимыми прикосновениями. Руки покинули надежную опору покрывала и опустились на сгибы локтей девушки. Санни дернулась всем телом, словно эти касания обожгли ее.

— Джерар, — взмолилась она, подаваясь вперед, чтобы прижаться к его обнаженной груди.

— Да, милая Санни?

Будто не замечая ее нетерпеливых порывов, он удерживал ее на расстоянии, покрывая плечо целомудренными поцелуями. Лишь когда Санни начала издавать тихий скулеж, Джерар чуть сместился и невыносимо медленно провел языком по ее ключице. Влажная дорожка на гладкой коже поймала свет канделябров и заблестела, как драгоценности, слившиеся с живой плотью.

Ладони Джерара переместились на девичьи плечи, губы впились в кожу шеи. Санни зажмурилась и, рванув вперед, наконец, добралась до манящего тела напротив. Ее руки принялись хаотично оглаживать мышцы груди, живота, касаться плеч, шеи юноши, словно она боялась, что эту чудесную возможность вот-вот отнимут у нее и ей останется лишь жалкая способность лицезреть, но не трогать.

— Щекотно. — Джерар коснулся языком мочки уха девушки, как будто пробуя на вкус предложенную сладость. От неожиданности Санни откинула голову назад. Юноша не преминул этим воспользоваться и атаковал поцелуями участок кожи от подбородка и до ямки между ключицами.

Продолжая прижиматься губами к девичьей шее, Джерар придвинулся к ней всем телом, а затем повалил на покрывало. Санни вскрикнула и обняла его крепче. Волосы юноши золотистой пряжей упали на девичье лицо, когда он, приподнявшись на руках, навис над ней. Посчитав это приглашением, девушка уперлась локтями в покрывало и с готовностью потянулась ему навстречу. Однако Джерар отклонился, не давая их губам встретиться. Холодно улыбнувшись, он скользнул вниз и вцепился зубами в торчащий край шнуровки на ее платье. Рывок, и плетение поддалось, будто не меньше владелицы жаждало раскрыть потаенный секрет.

— Подождите. — Санни быстро прикрыла ладонью расходящиеся в стороны края ткани, подцепив пальцами без боя сдавшуюся шнуровку. — Мы не можем, пока вы не… — Она порозовела.

Глаза Джерара сузились. Он вновь навис над девушкой, удерживаясь на весу всего на одной руке, а другой, будто невзначай, провел по собственному лицу, открывая взору девушки запястье.

Смущение, владеющее мной до сих пор, не могло сравниться с тем, что ощутила я, когда увидела рисунок на запястье Джерара — спираль с зеленоватыми всполохами на округлых линиях. Символ бесконечности жизни и неизменности смерти. И символ санкционированной магии, предохраняющей от нежелательного зарождения жизни во время акта соединения тонущих в страсти тел.

Магия спирали, носящая название «спиро-мортэ» и нанесенная на тело мужчины, «уничтожала» сущность жизни, которой бы он мог поделиться с женщиной, изливаясь в ее тело на пике страсти. Весьма полезная магия, предотвращающая нежелательное обрюхативание партнерши. Ее действие особенно ценили любители посещать дома терпимости, коих в Королевстве Скорпиона было больше, чем во всех Королевствах Утопии вместе взятых. Кому захочется, чтобы жрица любви внезапно забеременела? Спиро-мортэ полностью защищала от подобных беспокойств и позволяла открыться внутренней раскованности настолько, насколько желали сами любовники.

Первоначально спиро-мортэ наносилось на тонкие пластины, которые затем помещались в герметичные мешочки для длительного хранения. Такие мешочки приобрести можно было везде: от лавок лекарей до торговых рядов на городских рынках, — и, разумеется, чем дороже товар, тем была качественнее его составляющая.

Приобрел спиро-мортэ, нанес на кожу перед актом сладострастия, и никаких волнений. Магия проникала вглубь, а сам символ затем легко смывался.

Но умышленно выжечь спиро-мортэ на собственном запястье?

Я во все глаза пялилась на Джерара.

Позволить символу принудительной смерти стать частью твоего тела — это словно во все горло кричать, что твоя жажда плоти дика и необузданна. Беспрерывное, постоянное и уж точно не обремененное излишними высокими чувствами желание. Беспредельное выставленное на всеобщее обозрение распутство.

Мне даже от одной мысли об этом стало стыдно.

Однако это открытие ничуть не смутило Санни. Бабочка уже попалась в сладкие сети и под трепет радужных крылышек, сотрясающих ловушку, настойчиво призывала паука вкусить хотя бы малюсенький кусочек себя.

Пальцы Джерара небрежно стряхнули девичью ладонь и проникли под тканевые складки. Санни охнула, когда его ладони накрыли округлости грудей и сжали — резко и жестко. С каким-то до омерзения скучающим выражением на лице Джерар провел кончиками пальцев вокруг беловато-розовых сосков. Он плавно оглаживал нежные участки кожи вокруг, словно собирая росу с миниатюрных бутонов нераспустившихся цветов, а затем вдруг порывисто сжимал и давил — небрежно и как будто нехотя. Санни тихонько постанывала и, запрокинув голову, елозила макушкой по покрывалу и, словно ища опору, крепко вцеплялась в багровый шелк.

Нет, я не должна была стать свидетелем подобной сцены. Разве это не прекрасное таинство? Разве не сокровенный обмен доверием — пусть и без взаимных чувств? Джерар не имел права делиться оказанным этой девушкой доверием. Не должен был превращать это в спектакль, а меня — в безвольного зрителя! Чувство унижения окутывало меня холодом, но жар гнева легко перебивал его эффект.

Какой же гадостный человек! Как же мерзко осознавать, что в нашем жестоком мире доверять кому-то, вверять всю себя — непозволительная роскошь.

— Джерар, — всхлипнула Санни и потянулась к нему.

Снова ледяная улыбка на губах. Настолько явственное пренебрежение покоробило меня. Захотелось ударить его. Не дать пощечину, а ударить с размаху — вбить это высокомерие в его отвратное нутро под красивой оболочкой, чтобы он больше не смел обманом заставлять юных глупышек думать, что они обязаны сделать для него нечто особенное. Не смел вызывать жалость к себе. Не смел так открыто торжествовать над сломленной добычей и не смел так скоро терять интерес к покоренной жертве!

Кривая улыбка. Понимание того, что теперь я четко различаю каждую линию его искривленных губ, повергло меня в ужас. Ведь теперь он не находился ко мне вполоборота. Джерар смотрел прямо на меня. И ухмылялся.

Он знал, что я уже давно очнулась! Знал с самого начала!

Продолжая лукаво улыбаться, Джерар выпрямился и рывком откинул подол платья Санни, обнажая девичьи бедра. Края платья скользнули по подбородку девушки и замерли скомканными кучами у шеи и на груди. Пальцы юноши, изгибаясь, словно в порывистом танце на клавишах послушного фортепьяно, подцепили тонкую ткань нижнего белья и потянули — вдоль плавной линии полусогнутых девичьих ног.

Санни тряхнула головой, сбрасывая с лица мешающийся подол, и вновь приподнялась навстречу Джерару. Влажные полуоткрытые губы коснулись подбородка юноши в легчайшем из поцелуев.

Я испуганно вздрогнула, когда Джерар с явным раздражением накрыл ладонью лицо девушки — дрожащие от нетерпения губы и подбородок, — будто желая заставить ее замолчать. Мне показалось, что он сделал ей больно — столь стремителен был рывок. Но Санни продолжала блаженно щуриться и, видимо, была не против того, чтобы он закрывал ей рукой рот и, давя, заставлял все больше откидывать голову.

Кинув быстрый взгляд в мою сторону, Джерар провел свободной рукой по внутренней стороне бедер девушки. В этом жесте не было ни капли нежности, а одна лишь неприкрытая меркантильность скупердяя, присматривающегося к товару.

Меня передернуло от отвращения. Куда же делась вся робость?

Верно. Ее попросту никогда не существовало.

Рука юноши сползла ниже, скрываясь от моего взора. Санни неожиданно ахнула, ее бедра подскочили, будто само покрывало подбросило девичье тело вверх. Позволив девушке рухнуть обратно на кровать, Джерар, взирая на меня сквозь покров упавших на глаза волос, принялся двигать рукой. Санни громко застонала. Ее дрожащие пальцы царапнули живот и нырнули между ног вслед за пальцами юноши.

— Тсс… — прошелестел Джерар, удерживая свободной рукой ногу девушки, колено которой уперлось ему в бок.

— Не надо, не надо… — всхлипнула Санни и тут же задохнулась в собственном протяжном стоне, когда Джерар, на секунду замедлившись, возобновил движение. Вперед-назад, рывками, до сладострастного упора, предела ощущений, которые достигали даже меня через хриплые задыхающиеся вскрики Санни, через волны, расходящиеся по покрывалу от извивающего тела, через непристойные хлюпающие отзвуки, служащие аккомпанементом тяжелым вздохам и звенящему средь каменных стен бессознательному стенанию.

В контрасте с обезумевшей от ощущений Санни умиротворенная сосредоточенность Джерара пугала.

Мои уши горели, ком встал в горле. Я боялась дышать, боялась почувствовать запах чужой похоти, который в удушающей атмосфере комнаты стал почти материальным. Я должна была защититься, укрыть сознание от надвигающегося шторма чужой порочности, но просто не знала, как это сделать. Растерянность всецело властвовала в моем столь идеально выученном разуме, как тогда с Дакотом. Жизнь в очередной раз выплескивала мне в лицо помои истины: нельзя быть готовой ко всему. Невозможно. Что-то приходит с опытом.

И единственное, что я сейчас могу сделать, это попытаться пережить то, с чем пока не в состоянии совладать.

Протяжный взвизг. Санни выгнулась всем телом, достигнув своего пика. Джерар, насмешливо фыркнув, провел пальцами по бедру девушки — там, где я могла четко видеть оставленные им влажные дорожки, поблескивающие, как свет, пойманный в каплях дождя на стекле.

Бесстыдно облизнув губы, Джерар привстал на кровати, удерживаясь на коленях. Медленное движение вниз — оно было бы и вовсе незаметным в своей неуловимой ненавязчивости, если бы не включало в себя избавление от брюк.

На сей раз жгучий жар перекинулся на мои щеки. Проще всего было зажмуриться, но, к сожалению, я никогда не считала, что, если отгородиться от реальности, то это поможет избавиться от проблем.

Смотри и анализируй…

Святые Первосоздатели! Какэтовообще можно анализировать?!!

Джерар бережно огладил свою влажную плоть — неспешно смакуя взглядом выражение, застывшее на моем лице. Это безмолвное приглашение полюбоваться собой повергло меня в еще больший ужас. Прикусив нижнюю губу, я ждала, пока эту боль затмит саднящая резь в глазницах — столь широко были распахнуты мои глаза, а моргать я, по всей видимости, попросту разучилась.

Мой дикий страх понравился Джерару. Он шумно вдыхал и медленно выдыхал, лаская себя.

Затем, не глядя, он потянулся вперед и схватил Санни за ноги у самых колен. Девушка, до этого момента тихо лежащая, из-за неожиданного прикосновения взбрыкнулась, но Джерар, не обратив на это внимания, притянул ее к себе. Она уже немного пришла в себя, поэтому тихо ахнула, увидев, что юноша полностью обнажен.

Как бы ни был мерзок этот Джерар, его тело было действительно прекрасно. Свет светоч-камней, падающие тени, изгиб самого тела превращали юношу в образ с пылающими контурами — посмей дотронуться и обожжешься. Но зов слишком силен, нестерпимо громок, болезненно ощутим. А Санни была всего лишь человеком. Жаждущим и уже покоренным.

Джерар грубо перехватил тянущиеся к нему руки и резко развернул девушку спиной к себе. От рывка взлетели светлые локоны, скомкался подол платья, обнажая бледные округлые колени.

— Давайте взмоем к небесам, милая Санни, — прошептал он, прижимаясь щекой к девичьему затылку.

— Джерар? — Щеки Санни покрылись нежно-розовыми пятнами. — О Первосоздатели!

Ладони Джерара скользнули под коленями девушки, и он с легкостью приподнял ее над постелью, заставляя раздвинуть ноги до упора.

«Святая Вода и сохраненная благодать в глубинах твоих, одари пропащую сущность мою силой своей, как ливни твои питают иссохшие земли».

Молитва Святой Воде — великой стихии, благословившей наше Королевство, — единственная связная мысль, захватившая измученный разум в этот омертвляющий сознание момент.

Молиться стихиям. Совсем на меня не похоже. Но обездвиженная и сломленная откровениями порочной и мерзкой реальности я могла лишь заглушать в себе нарастающий рокот ярости и тушить в груди испепеляющие пожары, порожденные стыдом и унижением.

А Джерар упивался всевластием. Удушающий жар этой комнаты покорно служил своему властителю, слизывая терпкий запах пота с обнаженных тел, вбирая его в себя и пропитывая им то, что осталось за гранью этой страсти. Запах похоти легонько царапал мое восприятие, пробуждая желание исчезнуть, раствориться в духоте комнаты, выжечь внутри все, что воплощало в себе разумное осознание.

Не хочу видеть, не желаю слышать, не могу смириться…

Но буду внимать, буду слушать, буду защищаться.

Джерар резко опустил Санни на себя, алчно вторгаясь в ее тело. Он полностью развернул ее в мою сторону, позволяя мне разглядеть малейшую подробность — каждый сантиметр кожи мест, которых обычно принято таить под одеяниями. Бесстыдно раскоряченные девичьи ноги, покрытые россыпью влажных пятен, бедра, исчерченные блестящими дорожками стекающих по гладкой коже капелек пота и покрасневшие в тех местах, где пальцы Джерара грубо впивались в благодатную мягкость, не давая извивающемуся телу девушки рухнуть на постель, и лоно юной девы — полностью распустившийся цветок, раскрывающийся навстречу тверди разгоряченной плоти.

Санни, болезненно жмурясь, стонала как безумная. Джерар приподнимал и снова опускал ее, двигаясь навстречу. От каждого толчка кожа девичьих бедер подрагивала, как рябь на поверхности воды, пропуская через себя силу этого сумасшедшего вожделения.

Мне показалось, что моя голова вот-вот лопнет. Внутренний жар горячил меня, но отвращение не позволяло окончательно потерять присутствие духа. Или потерять сознание. Чем мерзостнее вел себя Джерар, тем больше прояснялся мой разум.

Я попыталась шевельнуть всеми конечностями. Способность к двигательной активности мне сейчас бы очень пригодилась, ведь теперь никто не стоял на моем пути к двери.

Но не успела я оценить степень своей подвижности, как Джерар начал собственную эскападу. Похоже, он заметил, что я переключила свое внимание на что-то другое и ему это не слишком понравилось.

Меня пробрала дрожь, когда это непристойное действо переместилось совсем близко ко мне. Джерар просто прополз весь путь по покрывалу, удерживая хрипло дышащую Санни в этой до комичности развратной позе. И ни на секунду не прекращал ее… ее…

До сумасшествия смелое бесстыдство.

Святые Первосоздатели, молю, позвольте мне пережить этот миг!

Джерар устроился прямо над моим телом. Похоже, его совершенно не беспокоило, что от малейшего неверного движения он мог рухнуть с края кровати вместе со своей «жертвой». Его колени крепко сжали мою талию, будто он опасался, что я могу сбежать.

Я задохнулась, ощутив, как трясется подо мной кровать, вторя резкому упору коленей, вжимающихся в покрывало, когда Джерар принимал на себя вес Санни, а затем остервенело отвечал на выпад, вторгаясь в нее снова и снова. Один из хвостиков девушки распустился, волосы опутали грудь влажной сетью. Ленточка слетела прямо на меня и быстрой змейкой скатилась по плечу. Ее шершавый кончик отчего-то прилип к моей шее… Да я вся покрылась испариной!

Мой взгляд встретился с взглядом Джерара, а потому я заметила изменение в его настроении намного раньше, чем он начал действовать. Отпустив ноги Санни, Джерар толкнул ее вперед, чуть ли не отправляя в полет.

Кроватные столбики с головами кугуаров! И Санни вот-вот должна была удариться головой об один из них. Я оттолкнулась локтями и потянулась правой рукой вверх и в бок, стремясь предотвратить соприкосновение кугуара и лба девушки.

С омерзительно влажным хлопком лоб Санни коснулся моей раскрытой ладони, костяшки моих пальцев едва ощутимо дотронулись до холодного материала, из которого была сделана голова кугуара.

Успела? Санни все еще касалась лбом моей ладони, но стояла слишком в неестественной позе. А точнее, не стояла, а… висела.

Я с диким видом уставилась на Джерара. И тут заметила его пальцы, лежащие на шее Санни сбоку. Падение, которое он устроил для нее, остановила вовсе не я, а он сам. И теперь удерживал плененную и ослабевшую девушку, как какую-то дворовую шавку, за шкирку!

Одним рывком я вернула себе равновесие, ощутив, как что-то протестующе хрустнуло в задействованной руке. Издав рыкающий звук, я откинулась назад на покрывало и, усердно работая локтями и елозя спиной по шелку, принялась выбираться из-под Санни.

Однако у Джерара были на меня иные планы. Продолжая мило улыбаться, он провел свободной ладонью по собственной груди, стирая капли пота, а затем разжал пальцы, отпуская Санни. Та тяжело рухнула на четвереньки, ее голова дернулась, лицо уперлось в мою грудь, волосы, не успевшие пропитаться влагой, коснулись моих рук, опутав пальцы.

Я, не ожидавшая подобного, просто-напросто замерла, испуганно уставившись на макушку девушки. Передо мной появилось раскрасневшееся лицо Санни — она утомленно подняла голову. Ее взор, сосредоточенный на мне, почти прояснился, как вдруг Джерар возобновил свой проклятый ритуал.

Санни беззвучно закричала и впилась ногтями в мои плечи, подминая меня под себя. Ей больше не хватало сил стоять на четвереньках, и она распласталась на мне. А Джерар словно обезумел. В глазах застыл блеск какого-то звериного торжества, грудь вздымалась, едва справляясь с потоком воздуха, срывающимся с его губ оглушительным дыханием, ладони сдавливали нежную кожу бедер Санни, создавая вокруг мест соприкосновений ореолы из мертвенно-бледных пятен.

Я крепко сжала зубы и дернулась, стараясь вырваться из этих вынужденных объятий, но Санни лишь сильнее вцеплялась в мое платье. Каждый толчок порождал землетрясение. Меня трясло вместе с Санни. Я едва удерживала всхлипы.

Новые стоны оглушили меня. Лицо Санни, чьи черты искривила истома наслаждения, придвинулось вплотную. Бессмысленный взгляд скользнул по моему лицу и остановился на губах. Тонко вскрикнув во время очередного толчка, она вдруг запустила пальцы в мои волосы и, иступлено дыша, провела языком по моему подбородку. Я, как могла в своем загнанном положении, отпрянула, до упора вдавившись в покрывало затылком. Откуда-то издалека донесся смешок Джерара. Тряска усилилась. Спинка кровати с грохотом врезалась в каменную стену.

— Ну пожа… пожалуйста, — простонала Санни и резко выгнулась.

Я быстро отвернулась и на секунду зажмурилась, чувствуя, как мягкая грудь девушки трется о мою правую щеку.

Как это могло случиться? Как я оказалась в ситуации, которую не в состоянии контролировать?

Ощущение от мягкого касания прекратилось. Я быстро открыла глаза и повернула голову. И тут же получила влажный поцелуй в основание шеи. Вздрогнув, я потянулась коснуться этого места, но Санни перехватила мою руку, коснулась губами пальцев и втянула несколько в рот. Видимо, голос я потеряла, потому что лишь захрипела, почувствовав жар ее языка.

Высвободив руку, я снова попыталась отползти.

— Поиграй… поиграй еще, — донесся до меня голос Джерара.

Санни, содрогаясь от непрекращающихся толчков, впилась губами в мою ключицу, время от времени царапая зубами и касаясь языком.

Преисполненная ненавистью я взглянула на Джерара, молясь Первосоздателям и святой стихии, чтобы мой взор обрел силу, и я бы смогла испепелить этого человека до мертвенной черноты. Джерар сильнее приоткрыл рот и прерывисто выдохнул, будто мой взгляд принес ему больше блаженства, чем все то, что он доселе вытворял с покоренной девой.

От последнего мощного толчка Санни громко и протяжно взвизгнула и обмякла, уронив голову мне на плечо. Джерар, кусая нижнюю губу, подержал на весу ее бедра еще пару секунд, а затем небрежно толкнул в бок. Тело Санни скатилось с меня и безжизненно замерло рядом на покрывале.

Тихий смех Джерара вывел меня из транса. Как будто потеряв ко мне интерес, он неспешно слез с кровати и, ничего на себя так и не накинув, без всякого смущения пересек комнату, чтобы скрыться в своей потаенной комнатушке. Последовавший за этим плеск воды за портьерой окончательно вернул мне ясность мышления.

С трудом игнорируя жар во всем теле, я повернулась и прислушалась к дыханию Санни. Ничего не услышав, я обеспокоенно приложила пальцы к ее шее, нащупывая пульс.

Жива. О, Первосоздатели, о чем мои мысли? От такого уж точно не умирают. Однако она потеряла столько сил, что даже лишилась сознания.

Гнев захлестнул меня, голову пронзила острая боль. Глубоко вздохнув, я осторожно перевернулась на другой бок и, подвинувшись к краю кровати, рухнула вниз, навстречу каменной тверди пола.

Безумно больно. После мягкости перины прикосновения камня показались сущей мукой. По щеке скатилась одинокая слезинка. Утешило одно: ее причина была в физических мучениях. Позволь я себе окунуться в океан душевных страданий, заполнявший меня изнутри, как вселенскую чашу боли без дна, окончательно бы впала в беспамятство.

Ноги послушно сгибались в коленях, помогая ползти, и я с радостью отметила, что подвижность постепенно возвращается ко мне. У стены, которую я решила использовать как опору, обнаружилась моя сумка. Никто ее от меня не прятал. Подобная вседозволенность настораживала. Судя по всему, всерьез мою персону никто не воспринимал. Что ж, безобидность всегда была мне к лицу.

Я оперлась плечом о стену, чувствуя, что выпрямиться мне пока не под силу. Образы предметов да и всей комнаты в целом расплывались перед глазами, а затылок ныл так, что, казалось, дерни головой, и он отвалится, как ненужный кусок мяса на кости.

Обливаясь потом от напряжения и с каким-то сумасшедшим блаженством обнимая каменную стену, я доковыляла до ниши, откуда изначально появились Санни и Джерар. Малюсенькое помещение оканчивалось дверью с резной ручкой, и я, сфокусировавшись на ней, оттолкнулась от угла и, шатаясь, прошла пару метров, вытянув руки, как переодевшийся в привидение ребенок, стремящийся напугать сверстников.

— Продолжайте, продолжайте.

Я замерла, скрючившись над дверной ручкой.

— Ну что же так скромно-то? Покидаете мое благонравное прибежище, ни слова не говоря. Неужто для того, чтобы не беспокоить меня лишний раз? — Голос Джерара был наполнен веселыми интонациями, будто он приятно удивился подобной учтивости гостьи. — Но вы продолжайте, не смею вам мешать. Там потянуть следует сначала вверх — легонечко, — а потом сразу вниз. Не волнуйтесь, я скоро вас догоню.

Дожидаться исполнения обещания я не стала. Ручка действительно поддалась только после осуществления всех предложенных манипуляций. Оказавшись в новом каменном коридоре, наполненном канделябрами со светоч-камнями, я вновь слилась со стеной. С такой скоростью меня не составит труда догнать даже черепахе. Но я сильно надеялась, что смена обстановки поможет мне освежить голову.

Пот, слюна и, Первосоздатели знают, какие еще вещества покрывали мою кожу, и я изо всех сил старалась сосредоточиться на ощущении деформированной поверхности камня под ладонями — царапающей и покалывающей. Но сцены, увиденные в комнате Джерара, выплывали из глубин памяти и метались в сознании, вызывая приступы тошноты.

— Премного благодарен за то, что дождались.

Волосы на моем затылке поднялись от ветра, созданного Джераром. Юноша прошел быстрым шагом мимо и прислонился к противоположной стене коридора прямо напротив меня. Он успел сменить брюки и рубашку и пригладить взлохматившиеся от недавнего бурного действа волосы. Рубашку он не застегнул, и все то, что я прекрасно разглядела еще там, лежа в его постели, теперь вновь демонстрировалось во всей красе. Золотистая кожа выглядывала из краев белой рубашки, как карамельная сласть из полураскрытой обертки.

Мое дыхание было слишком шумным. Его громкость увеличивали и каменные своды. Однако сдерживаться я не собиралась.

«Дышать и успокоиться. Успокоиться и думать. Давай, Эксель, твой вывод? Не могу сделать вывод, пока не получу достаточно информации. Без вывода не смогу найти решение проблемы. Решение проблемы должно быть найдено, а иначе отец разочаруется во мне… — Я до боли прикусила внутреннюю сторону щеки, отчасти злясь на то, что Роберт Сильва столь идеально выучил меня. Одобрение — награда, которую я продолжала неосознанно ждать от него. Хотя теперь он вряд ли заслуживает подобных ожиданий от меня. — Нет, отец больше не властен над моими убеждениями. Период поучений завершился. Пусть разочаровывается. Мое падение с небес тоже не было мягким».

— Мне приятен ваш взгляд. — Джерар лениво потянулся. Рубашка скользнула за его движениями, обнажая больше раздражающе точеных линий тела. — Он ясен и не омрачен самобытным волнением. Так проявляется ваше хладнокровие?

Должна ли я отвечать этому распутному существу?

— Говорят, что я приятный собеседник. — Джерар наиграно смущенно улыбнулся. — Но вы так угнетающе молчите, что меня начинают одолевать сомнения.

— А меня угнетает ваша вежливость, господин…

— Ах да, я не представился. — Джерар опустил голову и взглянул на меня исподлобья — Но, уверен, излишние приветствия ни к чему. Вы уже сами слышали звучание моего имени во всех интонациях. Оно срывалось сегодня с губ прелестной Санни бессчетное число раз.

Если Джерар и ждал от меня какой-нибудь пылкой реакции на его непристойные замечания, то ее не последовало. Я мрачно взирала на него сквозь белесую спутавшуюся и влажную паутину волос, терпеливо прислушиваясь к собственному телу. Еще шаг? Или пока не рисковать?

— Жаль, что вы не присоединились к нашей наинтереснейшей беседе. — Джерар провел рукой по волосам. Мягкие локоны просачивались сквозь пальцы, как крупинки, скользящие вниз по желобу песочных часов. — Судя по всему, безмолвные уговоры милой Санни были не столь убедительны, как я надеялся, госпожа Сильва. До дрожи пленительная госпожа Эксель Сильва.

Возобновив было свою неуклюжую поступь, я вновь тяжело привалилась к стене. Сердце учащенно забилось.

— Откуда…

— Знаю ваше имя? Пока вы отдыхали от праведных трудов и мирской суеты, мне в руки совершенно случайно попала ваша карточка-паутинка, и я относительно случайно приложил ее к вашему пальчику и — вуаля — голубая искра объяснила остальное.

— Позволяете себе рыться в вещах леди? — Я злобно ухмыльнулась. — Какая поразительная неучтивость.

— О, согласен, — оживился Джерар. — Я весьма неучтив. Тем не менее, разрешаю себе маленькие послабления, как, например, сегодня. Признайте, я был очарователен.

— С «милой Санни»? О, вы правы, — я подстроилась под тон его голоса, — такая обходительность будоражит девичьи умы.

— Но вам, видимо, претит? — Джерар мило улыбнулся.

— До тошноты, — произнесла я, выделяя каждый слог.

Юноша издал смешок и с довольным видом откинул голову назад, прижавшись затылком к холодному камню. Можно было подумать, что я сделала ему комплимент.

Стиснув зубы, я вцепилась в один из выступов на стене и сделала пару шагов по коридору. Джерар, продолжая улыбаться, в точности повторил мое движение. Он даже распластался по стене так же, как делала это я.

— Что поделать, такая у меня манера поведения. — Джерар подтянул к себе ногу и неуклюже оперся локтем на один из выступов. Он как будто синхронизировался с моим телом, и эта явная издевка еще больше убедила меня в том, что уровни лицемерия бывают разными, как и степень владения таким искусством, но человек напротив меня прыгал по этим ступеням, как пантера по веткам — легко и бессовестно.

— Манера быть учтивым лишь тогда, когда это выгодно?

Джерар не препятствовал мне, поэтому я продолжала плестись к запримеченной двери в конце коридора.

— Угадали!

— Почему же в образ вашей манерности не входит забота о партнере? Вы едва не покалечили ее. Чуть не разбили ей голову о столбик с кугуаром.

— О партнере?.. хмм… Во-первых, весьма удивлен, что вы признали в украшении кугуара.

Несмотря на опасность ситуации, я остановилась и изумленно воззрилась на него. Он что, думает, я совсем глупая?

— Во-вторых, — Джерар поднял руку и с чувством продемонстрировал мне два пальца, словно сомневаясь в моей способности к рациональному мышлению и умению анализировать аргументы один за другим, — я предельно заботлив, когда дама доставляет мне должную степень удовольствия. Поэтому я ни за что бы не позволил милой Санни покалечиться. Как вы сами видели, я удержал ее от падения.

Ноющая боль в затылке чуть поутихла. На ее смену пришла зудящая резь в районе живота. На секунду я растерялась, боясь того же приступа, что захватил меня, когда я только очнулась в незнакомой комнате. Что же это такое? Реакция организма на шоковое состояние сознания? Плохо. Теория, представляющая собой уроки жизни отца, давалась мне достаточно легко. Не думала, что на практике я окажусь настолько слабой. Так мне даже себя не защитить, не говоря уже о брате.

Лицо Джерара заинтересованно вытянулось, когда я повторила его жест, вытянув дрожащую руку и оттопырив пальцы.

— Во-первых, акцент на долженствовании не делает вам чести. Я более чем уверена, что милая Санни вам ничегоне должна.

— А во-вторых?

Глаза Джерара горели, и я никак не могла сообразить, что в нашей странноватой беседе делает его таким счастливым.

— Во-вторых, если забота — не попытка употребить пару красивых слов, то зачем тогда вы толкнули ее на столбик?

— Цель проста. Убедиться, что вы уже способны двигаться. Хотя, честно говоря, не думал, что вы так сразу ринетесь спасать мою прекрасную пташку. Вы прелестно сердобольны.

— А вы прелестно больны.

— Ащ-ащ-ащ, — прошуршал Джерар, как грызун, прячущий за щеки семена, и томно облизнулся. — Туше. Вы покорили меня своей откровенностью. Но вернемся к пункту о кугуарах. Мне не стоило сомневаться в ваших знаниях о представителях фауны, а также о вашей сообразительности, госпожа Сильва. Ведь тот, кто сумел одурачить Продажного Лукку и его людей таким забавным образом, уж точно не обделен умом.

Дыхание перехватило. Вот и добрались до самого главного.

— Понятия не имею о чем вы, — процедила я сквозь зубы, подтягивая тело к новому выступу.

— Полноте, моя прелесть. — Джерар сделал широкий шаг, обогнав меня. — Давайте на секунду забудем о нашем прелюбопытнейшем обмене шутками и устраним возникшую проблему. Как ни приятно мне ваше общество, но, к сожалению, в гости мой Мастер ждал несколько иную персону.

— Хранитель ядов? — не удержалась я.

Приятное выражение мгновенно исчезло с лица Джерара. Он прищурился.

— Да, мой Мастер известен и под этим именем.

— И ваш Мастер ждал иную персону именно «в гости»? — Я знала, что играла с огнем. Но все пережитое, похоже, стерло какую-то границу, отделявшую мой инстинкт самосохранения от нескончаемых запасов внутреннего яда.

Джерар замедлился и внимательно посмотрел на меня. Не думаю, что он разглядел во мне нечто большее, чем замарашку, пугливо плюющуюся хамскими речами.

— К чему нам все эти ничего не значащие уточнения? — Приторная улыбка вернулась на его лицо, но слишком поспешно, словно юноша спохватился.

«Ничего не значащие»?

Я с силой провела рукой по стене, зацепив ладонью острый выступ. Режущая боль обожгла кожу. Паническая вспышка осветила разум, а затем сознание затопила благодатная Невозмутимость Мертвеца.

Это не те слова, которые позволено кому-либо употреблять, ведя речь об Эстере.

— Итак, госпожа Сильва. Где мальчишка?

— Понятия не имею.

— А может, вы хорошенько подумаете?

— Понятия не имею.

— Грустно. — Джерар со смешком опустил голову и одной рукой взлохматил себе волосы. — Печально, когда благородному джентльмену не удается найти общий язык с леди. Скажите мне, моя прелесть, как получилось, что Продажный Лукка и его болваны притащили нам вместо мальчишки вас?

— Разве вы сами только что не назвали причину?

— О да, ума у них мало на что хватает, но даже такие идиоты смогли бы отличить мужчину от женщины. Если, конечно, женщина не напоминает мужчину. Что в вашем случае исключено. Вы весьма женственны. Но я помню, что вам претит моя учтивость, так что возвращаюсь к суете сует. Где Эстер Сильва?

— Понятия не имею.

— Надо полагать, это ваш любимый ответ.

— Стоит полагать.

Я наконец добралась до двери. Толкнуть ее не удалось, потому что по обе стороны от меня появились руки Джерара, а его подбородок уперся в мою макушку. Не нужно было поворачиваться спиной к такому человеку, но за последние сутки я совершила уже столько всего, чего делать не стоило, что этот промах показался несущественным.

— Предлагаю подойти к проблеме с другой стороны. — Я ощутила его дыхание на своей шее. — Кем вы приходитесь Роберту Сильва?

«Твое решение проблемы, Эксель?»

— Племянницей, — солгала я. Он стоял близко, но не касался меня. Признаю, я бы предпочла, чтобы меня снова зажал в угол Дакот.

— Племянницей? — Джерар прищелкнул языком. — Занятно. Похоже, у Роберта Сильва чуть больше родственников, чем известно моему Мастеру. Куда же вы спрятали вашего кузена, моя прелесть?

— Я здесь ни при чем. Ваши люди схватили меня и затолкали в экипаж. Я едва не умерла от ужаса, — отчеканила я. Нужно было добавить больше пылкости, но Невозмутимость Мертвеца ограничивала эмоциональную порционность. Хладнокровие никогда не соседствует с горячностью.

— А Лукка сообщил, что в его памяти имя «Эстер Сильва» постоянно сменяется на «Эксель Сильва». Даже сейчас. Ума не приложу, как второе имя могло затесаться в сознание этого олуха, если мой Мастер называл ему лишь имя мальчика? Ведь мой Мастер никогда и слыхом не слыхивал ни о какой Эксель.

Я молча толкнула створку, и Джерар, издав еще один смешок, обошел меня и галантно открыл передо мной дверь.

Помещение, в которое мы попали, оказалось просторным холлом. Ноги утонули в густой мягкости ковра у двери, и я остановилась, не понимая, почему ворсинки проникают между пальцев и щекочут кожу. Ясно. Позабыла надеть туфли. Хотя я и не видела оных в комнате Джерара. Странно, что ноги еще не потеряли чувствительность, ведь я столь длительное время вышагивала босиком по холодному камню.

«Чего удивляешься? — с любопытством спросил в голове детский голосок Дакота. — Ты же Мертвец!»

В холле властвовал успокаивающий полумрак. Теплый свет струился откуда-то сверху. Кремово-белые, розовато-алые и зеленые блики с легким оттенком синевы танцевали на всем основании уходящей ввысь лестницы и ажурных перилах. Где-то там располагались огромные витражные окна. Я представила, как снаружи от ветра качаются деревья, и свет, проникающий сквозь ветви и цветные стекла, падает на предметы радужными кусочками.

Я побрела к лестнице и, облегченно вздохнула, прислонившись спиной к перилам. Джерар вновь не препятствовал мне, даря ощущение ложной свободы воли. Хотя такое ощущение очень подходило к моему общему состоянию.

Устало осмотревшись, я заприметила главный вход — двустворчатую дверь напротив лестницы. Преодолеть семь широких каменных ступеней вниз, и здравствуй, свобода. Жаль, что это не мое идеальное решение проблемы.

Понятия не имею, что меня ждет. Понятия не имею, что со мной сделают, если так и буду молчать. Понятия не имею, зачем им мой брат. Джерар прав. Это действительно стало моим любимым выражением.

— Сожалею, моя прелесть. Но наше приятное времяпровождение подошло к концу. — Джерар спрятал руку за спину. — Вы упрямица, и диалог с вами требуется строить по-иному.

В руках юноши что-то звякнуло. Я настороженно вгляделась в предметы на его ладони — три вытянутые склянки размером с мизинец. Склянка из зеленого стекла пустовала. Склянки же из желтого и красного стекла были наполнены какой-то жидкостью.

Емкости с неизвестной смесью. Мне, как любителю экспериментальных эссенций, было до смерти интересно узнать, в чем предназначение этих склянок. Но как пленнице, посмевшей нарушить планы Хранителя ядов, — хотелось выбраться из этого дома. Можно ползком. Можно даже отталкиваться языком, если откажут конечности. Трусливо, но честно. Трусливо, но неправильно.

— Помните дверь, к которой вас заставил подойти Лукка? — Джерар подталкивал пальцами склянки, и они катались по его ладони, ударяясь друг о друга с тихим стеклянным звоном. — А колокольчик? Припоминаете, что произошло, когда вы позвонили в колокольчик?

— Меня что-то кольнуло. — Я заворожено наблюдала за перемещением разноцветных склянок. — В палец.

— И вы упали, — продолжил Джерар. — А знаете почему? Потому что на игле, которая была спрятана в колокольчике, был яд. И ваше бессознательное состояние — первый эффект от его воздействия.

— Яд, — проговорила я. — Яд. Хранитель ядов встретил меня ядом. Цинично.

— И где же ваш страх, юная леди? — Джерар с интересом следил за моей реакцией.

— Конечный эффект яда — смерть?

Джерар выгнул бровь и, помедлив, кивнул.

— Через какой период времени наступит смерть?

— Деловая хватка, — восторженно усмехнулся Джерар. — Как мило. У вас осталось чуть больше часа.

— В склянках, что в ваших руках — противоядие? — сухо спросила я, игнорируя его восторженный тон.

— Верно. А вот теперь самое интересное. Здесь, — Джерар потряс в воздухе пустой склянкой из зеленого стекла, — первая часть противоядия. С моей помощью вы приняли ее сразу после воздействия яда, что и помогло вам так быстро прийти в себя. Опоздай я, и ваша гибель была бы весьма мучительной. Однако, чтобы окончательно избавиться от воздействия яда, вам придется принять и два других элемента противоядия. — Юноша подставил другую ладонь, и склянки из желтого и красного стекла скатились на нее. — Желтая склянка, как и зеленая, оттянет время вашей смерти. Красная же завершит эффект. А сейчас я дам вам это. — Джерар приблизился и протянул мне склянку из желтого стекла. — Мы отлично позабавились, моя прелесть, но время пришло. Уж очень не хочется вас терять.

Я потянулась за склянкой, но, едва мои пальцы сомкнулись на прохладном стекле, Джерар отдернул руку. Склянка осталась у него.

— Подзабыл об условиях. Какой же я забывчивый малый. Мастер будет недоволен, — хохотнул он.

Я сжала кулаки и выдавила:

— Каковы же ваши условия?

— О, все просто, моя прелесть. Я отдаю вам этот чудесный флакон, а вы сообщаете мне местонахождение Эстера Сильва. А затем я приношу вам в дар и красный флакон. Один информативный факт за одну жизнь. Весьма выгодно, не так ли?

Я опустила голову и принялась напряженно рассматривать пол, исчерченный фигурными зарисовками трещин. Одна жизнь, одна жизнь, одна жизнь…

— Вы же умное божественное создание, госпожа Сильва. — Ладонь Джерара появилась в поле моего зрения вместе с желтой склянкой. — Выпейте это. Скажите, где мальчишка, а затем получите красный флакон. Давайте же, время вам не союзник. Пейте.

Мои пальцы медленно сомкнулись у горлышка склянки.

— Умница, — ласково протянул Джерар. — Не умирайте, моя прелесть. Жизнь так прекрасна.

Я подняла взор и улыбнулась юноше в ответ. А затем с размаху швырнула склянку вниз — в самое густое переплетение трещин пола.