Глава 3. Любовь
Папа оказался прав – на турецком берегу мне стало скучно уже к концу первого дня. Я наелась, накупалась, насмотрелась, навпечатлялась, и всё это за первые сутки. На вторые сутки началась мука. Я буквально заставляла себя снова пойти на пляж и жариться там под солнцем, а не проверять рабочую почту. Вспоминала о том, что не сделала и что могла бы сделать ещё.
Я восемь лет откладывала отпуск, думая, что однажды, когда будет время, отдохну от души и оторвусь за все годы, но на деле оказалось, что отдыхать и ничего при этом не делать тоже нужно уметь. Я, например, не умею. Видимо, это заложено с детства и взято от мамы. Она часто говорит: «Что-то я устала. Пойду посуду помою». А ведь она только что сидела в кресле и смотрела телевизор.
Странно всё это.
На третьи сутки я не выдержала и взяла билет домой. Заехала к себе, выключила в квартире все приборы. Хотела бы сказать, что ещё полила цветы и покормила кошку, но ничего живого в моей квартире так и не появилось. При моём рабочем графике у меня сдох бы даже кактус.
Я ехала в деревню на заднем сиденье такси и жалела о том, что так и не сдала на права. Водить-то я умею. И механику, и автомат. Дедушка и папа учили с детства. Но я так загорелась предложенной мне работой после выпуска из универа, что на всё остальное тупо не осталось времени.
И вот мне уже тридцать. За спиной отличный багаж знаний работы в строительной индустрии, и огромная задница из-за быстрых перекусов и ночного жора.
Мда…
Если меня собьёт сегодня машина, то обо мне нечего будет сказать людям, кроме того, что я много и ответственно работала.
Ну, Титов-младший, может, добавит пару слов про мой выдающийся зад. На этом, пожалуй, всё.
Стоило только подумать о Титове и о том, что нужно было, всё же, заехать ему по морде, как мне позвонил его отец. Тот самый человек, который когда-то поддержал меня в самом начале пути и дал стимул работать. Я хотела бы обидеться на него, но понимаю, что он в праве доверить дело всей своей жизни сыну, а не какой-то левой рыжей девчонке из деревни.
- Да, Иван Сергеевич, - ответила я на звонок.
- Любонька, ты что творишь? – начал мой теперь уже бывший начальник.
- В деревню еду. А что?
- Какая деревня, Любонька?! Ты почему уволилась? Что случилось? Рассказывай, - забавный он. Простой, хоть и основал с нуля строительную фирму. Тоже, кстати, из деревенских.
Странно, что новость о моём увольнении до него дошла только спустя четыре дня. Видимо, сынок умалчивал до последнего, потому что знал, что папе не понравится.
- Ничего. Просто… Надоело. Устала, Иван Сергеевич.
- Так взяла бы отпуск. Зачем увольняться? Это из-за Саньки? Опять лишнего наговорил?
- Я тоже в выражениях не стеснялась.
- Не сомневаюсь, - одобрительно хохотнул мужчина. – За словом ты в карман не лезешь, Любонька.
- Я, вообще, никуда не лезу.
- Знаю, знаю, - вздохнул Иван Сергеевич. – Ты брось эти мысли об увольнении. Отдохни месяц, подумай. Я вернусь из заокеании, и мы с тобой поговорим. Пока подумай, расслабься, взвесь всё. А твоё заявление я, считай, что не видел.
- Я уже всё решила, Иван Сергеевич. Спасибо за всё. За опыт и поддержку, но дальше я хочу сама.
- Не руби с плеча, Любонька. Кому я ещё могу доверить своё дело? Я же Саньку в кресло главного посадил только потому что знал, что ты всегда подстрахуешь.
- Ваш сын справится сам. Он, кстати, часто мне об этом напоминал.
- Я поговорю с ним.
- Не надо. Я не жалуюсь, Иван Сергеевич. Но и возвращаться я не хочу, - пока говорила, заметила знак с названием родной деревни. – Иван Сергеевич, мне пора. Спасибо вам за всё ещё раз и всего доброго.
Таксист заехал в деревню, где меня ждал дедушкин дом. Водитель уточнил адрес и, пользуясь моими подсказками, довёз меня до нужного адреса. Помог выгрузить чемоданы из багажника, и уехал, оставив меня наедине с прекрасными воспоминаниями.
Я смотрела на старый, но большой и крепкий дом, в котором прошло каждое лето моего детства аж до семнадцати лет.
На душе стало так тепло и приятно.
Да, забор и палисадник покосились и просят уже даже не ремонта, а полной замены. Да, двор и ограда заросли травой и прошлогодняя, сухая и желтая, лежит никем не убранная.
Но зато я помню, как дедушка любил рано утром выйти на улицу, закурить сигарету без фильтра и, оперевшись локтями о штакетник палисадника, пускать дым и смотреть на то, как соседи выгоняют уже подоенных коров (своих он выгнал ещё раньше), а мимо проезжает хлебовозка со свежим хлебом. Водитель останавливается, чтобы перекурить с моим дедом, и едет дальше. А дедушка заносит домой ещё горячий хрустящий хлеб, бабушка готовит завтрак и ругает нас за то, что мы перебиваем аппетит горячим хлебом с холодным молоком, да ещё в сахар макаем кусочки.
А во там, с краю, окно моей комнаты, которая когда-то была папиной. Я любила эту комнату именно из-за окна, которое можно открыть наружу, распахнув створки, и вдохнуть запах цветущей черемухи, яблони или сирени. Всё это уже очень давно насажено дедом. Ещё в тот год, когда они с бабушкой, только поженившись, въехали в этот дом.
Здесь появился папа и его старший брат. И оба они, как и я, сначала пололи и поливали огород, а только потом им, как и мне, разрешалось пойти гулять до самого заката. Иногда даже дольше.
Речка, костёр, печеная картошка, мелкая, но вкусная рыбка с рыбалки на самодельную удочку, волейбол, гитара…
Стоя перед домом, который для кого-то просто пустующее здание, я прекрасно понимала, почему папа не хочет отказываться от него. Ведь этот дом – часть его истории, часть его самого. Место – ассоциируемое с лучшими воспоминаниями. Их не хочется отдавать кому-то. Тем более, неизвестному.
А если не сберегут? Если испортят? Или, не дай Бог, вообще уничтожат!
Лучше оставить так – ни для кого. А ещё лучше, что я хочу попробовать сделать, вдохнуть новую жизнь. Всё равно я пока не знаю, куда мне двигаться дальше. Оставлю себе это лето для каникул. Взрослым ведь тоже они нужны.