Игра в любовь

Глава 14

Хэмстед-Хаус, Бедфорд-сквер,

30 июля 1806 года

– Итак, наш спектакль близится к концу, – сказал Дэнд, когда они в наемном экипаже подъезжали к богатому особняку графини Хэмстед.

Приглашение было отправлено и получено задолго до того, как Шарлотта сбилась с пути истинного, а поскольку в жизни самой графини Хэмстед в прошлом всякое бывало, она и не подумала о том, чтобы отозвать приглашение. Или, возможно, полагала, что у Шарлотты хватит тактичности не приехать, чтобы избавить и хозяйку, и себя от неловкости.

«Увы, графиня Хэмстед, вы ошиблись, – думала Шарлотта, – потому что ваш раут послужит идеальной сценой для того, чтобы сыграть финальный акт разыгрываемой нами пьесы».

Она чуть переместилась на сиденье, и искусственные бриллианты колье, позаимствованного у Джинни, сверкнули в полутьме, красуясь на белой, как у голубки, груди над линией глубокого декольте ее платья.

Она чувствовала себя спокойной, собранной и уверенной. Не нервничала. Не испытывала смущения. Пожалуй, было некоторое нетерпение: ей хотелось, чтобы поскорее закончился следующий акт.

Напротив в углу молча сидел Дэнд. После сегодняшнего вечера их пути разойдутся. Он вернется во Францию, а она... отправится в Шотландию.

Экипаж остановился, попав в пробку, образованную экипажами, продвигающимися со скоростью улитки по бульвару, ведущему к особняку Хэмстед. Дэнд долго молчал. Даже его руки, опиравшиеся на серебряный набалдашник трости, были неподвижны. Она ощутила на себе его напряженный взгляд.

– Ты вполне готова к сегодняшнему вечеру? – спросил он, когда экипаж снова двинулся.

– Вполне, – ответила она. – А ты?

– Конечно, готов. Хотя до сих пор не понимаю, почему именно мне достанется пинок под зад.

Она поняла, что он хочет ее отвлечь, и с радостью поддержала заданный тон разговора:

– Мы уже обсуждали все это. Сент-Лайон должен подумать, что я не какая-то жалкая девчонка, а бессердечная женщина, которая ищет более богатого и более щедрого покровителя.

– Похоже, в этом есть смысл. Но предупреждаю, что моя мужская гордость никогда полностью не оправится от оскорбления, которое ты намерена нанести ей нынче вечером.

– А я спешу заверить тебя, что под сомнение ставится вес не того, что имеется у тебя в штанах, а того, что ты носишь в своем кошельке.

– Побойся Бога, Лотти, – ошеломленно взмолился Дэнд. – Откуда такой лексикон?

– Правда, здорово? – с самодовольным видом спросила она. – Я целый вечер практиковалась в таких высказываниях. Джинни рассказала мне много чего интересного.

– Страшно даже представить себе, что именно, – сухо заметил он.

– Нет смысла губить свою репутацию кое-как. Лично я погублю свою репутацию с шиком. – Она улыбнулась, надеясь, что высказалась залихватски. Она надеялась внушить Дэнду, что сможет сыграть свою роль в сегодняшнем представлении с апломбом. – Или по меньшей мере с юмором.

– Мне будет очень не хватать тебя, Лотти, – тихо сказал он. – Дни, проведенные вместе, доставили мне истинное удовольствие.

– Мне тоже, – любезно сказала Шарлотта, стараясь, чтобы он не заподозрил, что это чистая правда. Время, проведенное с ним, значило для нее гораздо больше, чем ей хотелось бы признаться. Даже самой себе. А тех моментов, когда в соответствии с ролью ему требовалось флиртовать с ней, прикасаться к ней, ей будет не хватать еще больше.

От нежных слов Дэнда у нее подгибались колени. От его страстных взглядов учащался пульс. От ласк замирало дыхание. А что касается поцелуев Дэнда... Будь на ее месте более глупая девчонка, менее опытная и более сентиментальная, чем Шарлотта, лежала бы она без сна по ночам, думала, куда, интересно, в конечном счете ведут эти поцелуи, и в отчаянии понимала, что никогда этого не узнает.

К счастью, она была не такая девчонка.

Отдернув занавеску, она увидела широкие мраморные ступени лестницы, ведущей к ярко освещенной открытой двустворчатой двери. По обе стороны от двери выстроились ливрейные лакеи, принимая гостей, поток которых, словно поблескивающие воды реки, вливался с улицы.

– Кто бы мог подумать, что такое может случиться? – пробормотал он. – Это безумие.

– Лошадь обезумела, – поправила его Шарлотта, подумав об экипаже, который сбил Джинни и тем самым в корне изменил ее собственную судьбу. – Любопытно было бы узнать, чего она так испугалась. Но из этого следует сделать вывод: даже самые лучшие планы могут пойти насмарку из-за клочка бумаги, из-за горошины, выпущенной из металлической трубочки, или из-за крадущейся кошки.

– Да уж, – тихо согласился Дэнд. Некоторое время они молчали, потом он сказал с преувеличенной бравадой: – Позволь мне воспользоваться случаем и похвалить тебя за хорошее исполнение своей роли в течение последних нескольких недель.

Он говорил это так, как будто признавал профессионализм своего партнера в пьесе перед заключительным актом последнего спектакля.

– Спасибо. Я тоже хочу похвалить твою игру. А теперь, наверное, нам следует продолжить.

– Да.

Ни один из них не двинулся.

– Лотти, ты ведь знаешь, что я через несколько дней должен вернуться во Францию.

– Знаю. Умоляю тебя, будь осторожен.

– Да, да. – Он нетерпеливо отмел ее тревоги. – Я хотел сказать другое... Ты понимаешь, что после сегодняшнего вечера я не смогу бывать в твоем доме. А если мы случайно встретимся в каком-нибудь публичном месте, ты должна сделать вид, что не замечаешь меня.

– Я понимаю. Решив строить свое будущее не с тобой, я не должна оглядываться через плечо.

– Именно так. – Она увидела, как блеснули в улыбке его белые зубы, и сердце у нее замерло. – У нас теперь долго не будет возможности поговорить друг с другом.

Очень долго. А когда они увидятся снова, все изменится.

– Но, – продолжал он, – если я тебе потребуюсь в течение следующих нескольких дней, знай, что я снял комнаты на Бедфорд-сквер. После этого, если я буду нужен тебе, ты должна будешь связаться с отцом Таркином, а уж он будет знать, как меня найти.

Его забота тронула ее, но она скрыла свои эмоции, улыбнувшись и покачав головой.

– Может быть, и желтую розу следует послать? Коли, конечно, сезон будет подходящий, – Заметив, что он не ответил, она легонько прикоснулась к его руке. – Ах, Дэнд, давай покончим с твоей клятвой, чтобы тебе не пришлось провести долгие годы в напряженном ожидании цветка. – Она кокетливо улыбнулась. – Вот тебе мое официальное заявление: я, Шарлотта Нэш, освобождаю тебя от твоего обета.

– Ты не можешь меня освободить, Лотти, – сказал он тихо. – Только мое сердце может судить, расплатился ли я со своим долгом.

– Бедное сердце, – шепнула она.

– Тем не менее верное, – согласился он и, неожиданно протянув руку, прикоснулся к ее щеке кончиками пальцев.

Черт бы его побрал! Она не раз говорила ему, чтобы носил перчатки. А он вечно об этом забывает, и вот теперь из-за его прикосновения по ее телу прокатилась волна желания и глаза стали томно закрываться.

– Дорогая Лотти, – тихо прошептал он, – если когда-нибудь я тебе потребуюсь, позови меня, и я к тебе приду. – Его пальцы скользнули по щеке на шею, зарылись в короткие кудряшки на затылке, и он удобно уложил ее голову на ладонь. Она почувствовала на себе его теплое дыхание с едва заметным запахом бренди и услышала громкие удары своего сердца, потому что перестала дышать. – Если тебе потребуется от меня что-нибудь – что угодно! – то я либо выполню твою просьбу, либо погибну, выполняя ее, и меня не остановят ни темная ночь, ни дальняя дорога, ни океан, ни вся королевская рать.

Она услышала вибрирующие нотки его голоса, ощутила неведомую силу, скрывающуюся в его словах, и у нее замерло сердце: ей страстно хотелось верить, что за этим стоит нечто большее, чем просто чувство долга. Нечто большее, чем упрямое благородство.

Он прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй был горько-сладкий, нежный и страстный, не похожий на поцелуи, которыми они обменивались прежде. Но в этот момент экипаж остановился и резко наклонился, когда кучер спрыгнул с облучка на землю. Дэнд неохотно отпустил ее и откинулся на спинку сиденья. В полутьме его глаза поблескивали.

– Для того, чтобы позвать меня к тебе, – сказал он тихо, с баритональными нотками в голосе, – не потребуется дурацкая роза!

– Я сказал ей, что она выставляет себя на посмешище! – во всеуслышание заявил месье Андре Руссе, хотя к кому он обращался, было неясно. Несколько человек оглянулись, услышав его громкое, не вполне внятно произнесенное заявление. – С трудом верится, что она этого хочет! Возникает вопрос: в чем тут дело? – Он сердито фыркнул, бросая возмущенный взгляд на объект, о котором шла речь. – Так я вам отвечу. Любая женщина, которая появляется на публике оголенная до такой степени, жаждет повисеть, словно бывший в употреблении галстук, на шеях у многих других мужчин.

Со времени последнего появления на сцене великих актеров Сары Сиддонс и Джона Кембла более двух десятков лет назад высший свет не имел удовольствия присутствовать на подобном спектакле. Гости, направлявшиеся к обеденным столам, замолчали и затаили дыхание.

Высокий красивый француз месье Руссе, подойдя к своей любовнице Шарлотте Нэш, сердито продолжал обличительную речь, а она тем временем кокетливо постукивала сложенным веером по груди какого-то настойчивого поклонника. Услышав жестокие, обвинения, леди побледнела, как ее золотистое платье, покрой которого, если уж говорить беспристрастно, почти не оставлял пищи для воображения, а лишь подчеркивал прелести, скрывающиеся под тончайшей тканью. Дамы впоследствии будут насмешливо утверждать, что платье специально увлажнили, чтобы оно облепило, как вторая кожа, ее фигуру, хотя и будут вынуждены признать, что там было на что посмотреть.

Рыжеволосая ведьмочка медленно повернулась и обратила взгляд своих кошачьих глаз на мужчину, которого все общество считало ее любовником.

– Бывший в употреблении галстук, говоришь? Так даже это тебе не по карману, Руссе?

Поток гостей к двери остановился окончательно. Эта сцена назревала в течение всего вечера. Месье Руссе, которого никто не знал, но о котором знал каждый, вошел под руку с Шарлоттой Нэш, не обращая внимания на удивленные смешки и неодобрительное шипение. Мисс Нэш сразу же покинула его, а он стал пить, причем в таком количестве, которое, как признался, не скрывая уважения, один старый генерал, даже его сразило бы наповал, а он как-никак мог в свое время выпить три бутылки – и ни в одном глазу.

Мисс Нэш же в отличие от него развлекалась тем, что флиртовала напропалую с любым мужчиной, который не избегал ее компании, а число таких мужчин, по словам некоторых мудрых старых матрон, было гораздо больше, чем этого хотелось бы женам, мамашам и невестам.

Руссе не спускал с нее глаз, поглощая стакан за стаканом портвейн и игнорируя призывные взгляды наиболее склонных к авантюрам матрон, которые признавались, что понимают – в чисто теоретическом смысле, – почему такая взбалмошная и страстная девушка, как Шарлотта Нэш, пожертвовала ради него своей репутацией.

Но когда Шарлотта, наклонившись, прошептала своему юному поклоннику, который был наследником огромного состояния, нажитого вульгарной торговлей, что-то такое, что заставило его побагроветь от удовольствия, Руссе в мгновение ока пересек комнату, схватил ее за руку и потащил за собой в небольшой кабинет. В течение последовавших десяти минут оттуда слышались то тихие оправдания, то взрывы негодования. Однако, как бы ни пыталась мисс Нэш успокоить своего разъяренного любовника, ей, судя по всему, это не удалось. Он выскочил из кабинета с глазами, горящими возмущением, и выругался. Несколько минут спустя появилась мисс Нэш. Она раздраженно вздохнула, пытаясь прийти в себя.

Все это произошло два часа назад.

И теперь Руссе проталкивался сквозь толпу с явным намерением нанести мисс Нэш физические увечья! Он уже находился в десяти футах от девушки, стоявшей с надменным видом, когда несколько джентльменов, опасавшихся худшего, схватили его.

– Отпустите меня, – гремел он, вырываясь из их рук. – Отпустите же, черти этакие! Пока вы, бедняги, тоже не попали к ней в рабство!

– Отпустите его! – насмешливо произнесла мисс Нэш. – Он ни за что не уйдет, пока не сделает из себя посмешище.

Джентльмены неохотно отпустили руки Руссе. В его красивых глазах уже не было ярости, когда он, преодолев разделяющее их расстояние, остановился перед ней.

– Ну, Руссе, – спросила она, всем своим видом давая понять, что ей все это наскучило, – какие еще претензии ты намерен высказать? Только, умоляю, поторопись. Уже выстраиваются пары для кадрили, а я обожаю танцевать кадриль.

– Ты жестока.

– Если отказ сохранить ненужное заблуждение можно назвать жестокостью, то я признаю себя виновной.

– Бессердечная проститутка! Я боготворил бы тебя! Ее губы дрогнули в улыбке.

– В таком случае я спасла твою душу от святотатства, и ты должен благодарить меня за то, что я предлагаю тебе расстаться. А я действительно предлагаю тебе расстаться.

Она хотела было отойти от него. Но Росс к этому времени переживал такие мучения, о которых можно было лишь догадываться и надеяться, что они никогда не выпадут на твою долю. Лицо его было ужасно. Отчаяние и гнев были написаны на нем. Увидев, что она уходит, он остановил ее. Она круто повернулась, и звук пощечины, которую она дала ему затянутой в перчатку рукой, разнесся над притихшей толпой.

Ошалевший от неожиданности, пьяный, униженный, он выпустил ее руку.

– А теперь, когда ты унизил нас обоих, не будешь ли ты любезен уйти отсюда? – В ее голосе уже не было холодного безразличия. Она была явно расстроена. Глаза ее блестели, возможно, от слез.

Они долго стояли, глядя друг на друга; на лице мисс Нэш сменялись эмоции, которые никто не смог бы истолковать. Потом, отвесив поклон, причем весьма ловко, несмотря на состояние опьянения, Росс элегантно расшаркался и тихо шепнул:

– Ваш покорный слуга, мэм. Ваш раб.

Мисс Нэш оставалась на балу и танцевала почти до рассвета, а досужие языки уже работали вовсю:

– Она почти заявила во всеуслышание, что он не в состоянии содержать ее так, как ей того желательно.

– Это почти что равносильно заявлению о том, что она ищет кого-нибудь, кто мог бы это сделать.

– Я всегда считала ее слишком дерзкой.

– Но не настолько дерзкой? Я знаю ее сестру, маркизу Коттрелл. Она будет в ужасе.

– А может быть, не будет. Зная свою сестру, она могла ожидать от нее чего-нибудь подобного. В отличие от моего бедного наивного сынка Джеффа.

– Или от моего невинного племянника Карла.

– Или от моего доверчивого мужа.