Игра в любовь

Глава 16

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

3 августа 1806 года

Шарлотта сидела на скамье в коридоре напротив напольных часов, прислушиваясь к шуму дождя. Единственное бра на стене освещало коридор медовым светом, размывающим яркие цвета восточной ковровой дорожки и окрашивающим букет желтых роз, стоявший на столике, в янтарные тона.

Она ждала, не спуская глаз с входной двери. Часовой механизм захрипел, и часы пробили десять раз.

Час назад она почти закончила упаковывать свои вещи. Сорок пять минут назад она отправила записку Дэнду. Тридцать минут назад она отпустила слуг. Им не нужно было напоминать дважды, и они, радуясь такой милости со стороны хозяйки, исчезли в мгновение ока, пока она не передумала. Пятнадцать минут назад она спустилась сюда.

Громкий стук дверного молотка застал ее врасплох. Вскочив на ноги, она подбежала к двери и отодвинула задвижку. В дверях появился промокший Дэнд Росс – с непокрытой головой, в расстегнутом плаще, – глаза его были темнее ночи.

Он удивился тому, что она сама открыла дверь, огляделся, ожидая увидеть слуг. Выражение лица у него было напряженное, губы, всегда готовые изогнуться в улыбке, сейчас были плотно сжаты.

– В чем дело? Где слуги? Что случилось?

Теперь, когда он был здесь и молча прошел мимо нее в слабо освещенный коридор, она вдруг утратила уверенность в том, что поступила правильно, написав записку.

– Все в порядке, – сказала она. – Я дала слугам свободный вечер. А если говорить о том, что случилось... – Она помолчала, глядя на него. Он ждал. Вода, сбегавшая с поношенного плаща, образовала лужу под ногами и растекалась по паркетному полу. Она заметила, что он уже избавился от изящных вещей Рэма и снова надел свою старую, залатанную и дурно сшитую одежду. – Сент-Лайон написал мне и пригласил погостить в его замке.

Он насторожился: – Когда?

– Он пришлет за мной экипаж... послезавтра утром, – солгала она, не желая портить эту встречу ненужной спешкой.

– Через два дня?

– Да, – тихо ответила она. Он мрачно нахмурился.

– Будь я проклят, – пробормотал он.

– Мне кажется, что по роли мне надо произносить эту реплику, – сказала она, пытаясь разрядить обстановку.

Шарлотта повернулась к нему спиной якобы для того, чтобы запереть дверь, а на самом деле пытаясь обуздать нахлынувшие на нее эмоции: радость, страх, чувство вины, желание. Она услышала, как он сбросил плащ и подошел к ней ближе. Дэнд взял ее за плечи и повернул к себе. Глаза его поблескивали, как всегда, но почему она раньше не замечала такой глубины под этим блеском?

Он нежно обхватил ладонью ее щеку. Тихо вздохнув, она закрыла глаза и почувствовала, как пальцы его другой руки скользнули под шелковистые кудряшки на шее, и вот уже ее затылок уютно пристроился на его ладони.

– Почему ты послала за мной, Лотти? – тихо спросил он. Его руки дрожали.

Она открыла глаза. Сердце ее учащенно билось от страха и ожидания.

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Дэнд. У него перехватило дыхание.

– Почему?

– Потому что ты был и по-прежнему являешься моим первым героем.

Есть такая вещь, как правда, но есть еще и голая правда.

– Потому что я девственница, – просто сказала она и застыла в ожидании.

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что она имеет в виду.

Он опустил руки и отступил от нее на шаг, как будто его ударили.

– Силы небесные! – ошеломленно воскликнул он, не веря своим ушам.

У нее зарделись щеки.

– Я не могу поехать к Сент-Лайону, будучи девственницей. – Это было очень хорошее оправдание. Нет, это было больше чем оправдание. Это была правда, вернее, часть правды, потому что вся правда заключалась в том, что она хотела, чтобы именно он был тем человеком, который познакомит ее с волшебным миром отношений между мужчиной и женщиной.

Он отвернулся, скользя взглядом по потолку, стенам – глядя куда угодно, только не на нее.

– И ты решила предоставить мне честь лишить тебя девственности?

– А кому же еще? – тихо спросила она. – Кого еще я могу попросить об этом? К кому мне обратиться? К незнакомцу?

– Нет! – воскликнул он с каким-то ужасным звуком, отдаленно напоминающим смех, и покачал головой. – Ты не должна обращаться к незнакомцу. – Он изо всех сил стукнул кулаком по стене, так что растрескалась штукатурка. – Нет!

– Дэнд!

Он стоял, приложив обе ладони к стене и опустив голову. Мокрая ткань рубашки натянулась на его спине, обрисовывая каждую напряженную мышцу.

– Минутку, дорогая моя, – хрипло произнес он. – Минутку.

– Извини, Дэнд, – сказала она, понимая, что ему будет трудно принять решение. Ведь то, о чем она просила, противоречило кодексу чести, в соответствии с которым жил настоящий джентльмен. Но не могла же она сказать ему правду о том, что любит его и хочет его с такой страстью, которая подчиняется не доводам разума, а велению сердца.

Однако надо действовать осмотрительно. Он ни за что не позволит ей отправиться к Сент-Лайону, если заподозрит, что она его любит. Причем не будет иметь значения, отвечает ли он или не отвечает на ее чувства, – правда, у нее не было никаких причин считать, что он на ее чувства отвечает. Он позволил ей поехать к Сент-Лайону потому лишь, что считал, будто она, как и он, лишена сантиментов, будто она, как и он, держит под контролем свои нежные чувства. Почему бы ему думать по-другому? До последнего времени она и сама так считала. Но сейчас, глядя на его широкую напряженную спину, на его длинные руки, опирающиеся на стену, она почувствовала прилив желания.

– Прошу тебя, Дэнд. Просто мне было бы так гораздо... удобнее, потому что... я тебе доверяю, – сказала она, вместо того чтобы сказать «я люблю тебя».

– Ты мне доверяешь? – ошеломленно переспросил он. Выругавшись, он оттолкнулся от стены и выпрямился. – Ты мне доверяешь.

– Да. И еще я очень высоко ценю тебя, а это для меня очень важно в этом... деле.

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Лицо его находилось в тени. Он выглядел старше своих лет, казался опасным и непредсказуемым. От волнения и тревоги по ее телу пробежала дрожь.

– Высокая похвала, ничего не скажешь. И наверняка заслуженная. Потому что кто, если не Дэнд Росс, сможет лишить леди девственности, а избавив ее от этого небольшого неудобства, отправить ее в постель к другому мужчине? – Взгляд его потемнел. – Ты права. Более подходящей кандидатуры не придумаешь.

– Дэнд! – Она схватила его за руку и прижалась к ней щекой. – Никто из нас не стал бы разыгрывать спектакль по этому сценарию, но у нас не было выбора. Я это знаю. —

Она прижалась губами к его ладони. Он поднял голову. Глаза его полузакрылись, ноздри раздувались при дыхании. – Ты мне небезразличен. Я... почувствовала тебя. И ты должен знать, что, несмотря на все мои протесты, твои поцелуи очень нравятся мне, – сказала она. Но разве можно было такими холодными словами объяснить охвативший ее трепет желания?

– Боже милосердный, Лотти, – прошептал он. – Как я смогу поступить правильно, когда ты говоришь мне такие вещи?

– Это и есть правильный поступок, – настойчиво внушала она. – Это то, чего я хочу. Ты заставил меня хотеть этого. Я лежу по ночам без сна и вспоминаю каждое ощущение, которое вызвали во мне твое прикосновение, твой взгляд, твой поцелуй. И я знаю, что, несмотря на весь этот маскарад и притворство, эти ощущения не являются подделкой. По крайней мере с моей стороны. – «Потому что я люблю тебя». – И с твоей стороны тоже. Я знаю это, потому что знаю тебя.

– Вот как? – прошептал он.

– Да. Поэтому, пожалуйста, займись...

Не дав ей возможности договорить, он грубо привлек ее к себе и отыскал губами ее губы. Она сразу же обвила руками его шею.

Он был мокрый и холодный и немедленно промочил насквозь ее тонкое шелковое платье. Руки у него тряслись, все тело дрожало, и оба они рухнули на колени на покрытый ковром пол. Она прижалась к нему, сгорая от желания, чувствуя, как он покрывает поцелуями ее глаза, виски, спускается к ее шее. Его руки, зарывшись в густые кудряшки, не позволяли ей увернуться от поцелуев, как будто он боялся, что не успеет полностью насладиться ею.

– Нет. Я не могу, – невнятно бормотал он, прижимаясь губами к нежной белой плоти над вырезом платья. – Помилосердствуй, Лотти! Подумай, о чем просишь меня! – Он поднял голову, удерживая ее за плечи и явно пытаясь взять себя в руки. – Надо же! – тяжело дыша и глядя на нее горящими глазами, сказал он в бесплодной попытке найти смешную сторону в создавшейся ситуации. – Ты когда-то спросила, удалось ли тебе сделать из меня своего раба. Ну что ж, можешь быть довольна тем, что поставила меня на колени. Но не требуй от меня большего. Я не могу это сделать. И не проси.

Она пристально посмотрела на него снизу вверх. Губы ее горели от его поцелуев, тело охватило томление. Она умерла бы, если бы он бросил ее в таком состоянии. Надо немедленно найти какой-то способ заставить его преодолеть свое чувство чести, забыть о своем понимании того, что является правильным, а что – нет, и об обязательстве, которое он взял на себя в память о ее отце.

– Значит, мне нужно отказаться от нашего плана? Или найти другого мужчину, который поможет мне? Я это сделаю. Клянусь. Однажды ты сказал мне, что сделаешь что угодно, пойдешь на любой риск ради достижения нашей цели. Поверь, я такая же решительная, как ты. И сейчас, когда мы так близки к достижению цели, я не сдамся.

– Возможно, из этого вообще ничего не получится! – воскликнул он. – Ты можешь потерять все, даже право пережить первую близость с мужчиной, которого любишь, и не получить взамен ничего. Это тебе понятно? У этого плана с самого начала был ничтожно малый шанс на успех.

– Я должна воспользоваться этим шансом, – сказала она. – Мы должны воспользоваться. Потому что другого шанса у нас нет.

– Нет.

Она высвободилась из его рук, с трудом поднялась на ноги, и он уж подумал, что она сейчас уйдет и оставит его приходить в себя после всех потрясений. Но нет. Она направилась по коридору к столику и выхватила из букета, стоявшего в вазе, желтую розу. Словно разгоряченный боем солдат, она вернулась туда, где оставила его стоящим на коленях. Глаза ее сверкали. Роза дрожала в руке. – Нет!

– Но ты сказал, что сделаешь все, что угодно. – Она бросила розу у его колен. – Займись со мной любовью.

Он содрогнулся всем телом, потом с трудом поднялся на ноги и с решительным выражением лица схватил ее в охапку. Она радостно вскрикнула, обвила руками его шею и положила голову ему на грудь. Она слышала громкие удары его сердца. Тело под мокрой рубашкой было горячим.

Пройдя коридор, он поднялся по неосвещенной лестнице, нашел ее комнату и, открыв дверь, спиной вперед вошел внутрь. Лампа у изголовья слабо освещала покрывало, которым была застелена кровать.

Он осторожно уложил ее и сам присел на краешек кровати. Потом, опираясь на руки, наклонился к ее лицу, вглядываясь в него жадным взглядом.

– Я и представить себе не мог, что адские мучения могут быть такими сладостными.

Она протянула к нему руки.

Все доводы разума, вся решимость, все годы, посвященные достижению единственной цели, – все было сметено откровенным призывом этого жеста. Он склонился над ней, закрыв собой свет от лампы. Ее шелковистая кожа манила сквозь прозрачную ткань платья. Рыжеватые кудряшки поблескивали в мерцающем свете, а глаза – янтарные с золотистыми вкраплениями – сияли от нетерпения. Он не мог на нее насмотреться. Не мог заставить себя оторвать от нее взгляд.

– Мне казалось, что я давно пропал, но я только теперь понял, что означает пропасть по-настоящему, – выдохнул он.

Он прикоснулся губами к нежной душистой коже над глубоким вырезом. Дрожь удовольствия сотрясла его тело, и он сам удивился силе своей реакции.

Она закрыла глаза. Он переместился вверх и, пробуя ее на вкус, провел кончиком языка по нижней губе. У нее участилось дыхание. Оставив губы, он проделал поцелуями дорожку вниз по грациозной шее. Шея выгнулась, чтобы открыть ему более удобный доступ. Доступ ему! Какое пьянящее чувство! Словно бредовые фантазии стали явью.

Заметив, как бьется пульс у ее горла, он прикоснулся кончиками зубов к этому уязвимому местечку. Как легко причинить ей боль. Она такая хрупкая. Но почему в таком случае ему казалось, что это он находится в опасности?

Ее платье промокло от соприкосновения с его мокрой одеждой, и ткань стала почти прозрачной, открывая взгляду грудь с сосками темно-розового цвета. Сдвинув в сторону тонкую ткань, он обнажил грудь. Она замерла, затаив дыхание. Он наклонил голову, покусывая соблазнительную округлость.

– О Господи! – изумленно выдохнула она. Ее реакция заставила дрогнуть его сердце, но он не остановился. Останавливаться было поздно. Он схватил ее нерешительно приподнявшуюся руку, не желая узнавать, хотела ли она его остановить или, наоборот, звала продолжить, и положил вдоль бедра, потом прикоснулся языком к животу, и она поежилась, ошеломленная интимностью этого прикосновения.

Его другая рука скользнула вниз по груди, все еще прикрытой прозрачной тканью, к женственному крутому изгибу талии и спустилась по напряженному бедру до колена. Ухватившись за подол платья, он поднял его.

С ловкостью, которой у себя даже не подозревал, он развязал атласные подвязки, поддерживавшие чулки, спустил до щиколотки один чулок по изящнейшей формы ножке, потом снял его, бросив на пол. Затем проделал то же самое с другим чулком. После этого, согнув ее ногу в колене, он заставил ее раскрыть перед ним ноги.

Она подчинилась, хотя рука, которую он все еще не отпускал, напряженно сжалась в кулачок, а во взгляде обращенных к нему глаз чувствовались и нетерпение, и настороженность.

Его желание достигло апогея, но он был полон решимости сделать так, как она того пожелает.

– Отпусти меня, – вдруг прошептала она. Вот, значит, как. Он не мог отказать ей, хотя больше всего на свете ему хотелось приласкать ее, овладеть ею, поиграть с ее телом, напиться допьяна всей этой сладостной женственностью, потеряться в ее блестящих кудряшках, оказаться в западне ее душистой шелковистой плоти. Но он выпрямился и отпустил ее запястье. Она нерешительно подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к шраму возле его губ. – Я никуда не уйду. Я твоя добровольная пленница. Разве ты не видишь? Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Дэнд. Именно ты.

– Лотти, – только и смог он произнести. Он почти грубо схватил ее в объятия и поцеловал, запустив руки в густые волосы. Он сгорал от нетерпения получить то, что она могла ему дать. Перекатился на спину и притянул ее к себе так, что она оказалась распростертой на его теле. Одна его рука скользнула вниз по спине, другой рукой он обхватил ее затылок и впился в губы крепким поцелуем.

Его охватило лихорадочное желание овладеть ею немедленно. Он схватил ее за плечи, перевернул на спину и, прежде чем снова завладеть губами, издававшими, к его радости, чуть слышные нетерпеливые стоны, покрыл торопливыми поцелуями виски, веки, щеки и горло, мочки ушей и кончик подбородка. Его благие намерения делать все не спеша испарились, уступив место страстному желанию. Он хотел обнажить грудь, потянул вниз ворот и услышал треск рвущегося по швам платья. В тусклом свете обнажилась ее грудь – мягкие холмики с розовыми вершинами.

Он приподнял ее, взяв за талию, и прикоснулся губами к соску, почувствовав, как прикосновение отозвалось сладкой и острой болью в паху. Он уложил ее поудобнее, приспосабливаясь к ее телу, и услышал, как она что-то пробормотала, но благодарила ли она его или проклинала – этого он так и не понял.

– Ты должна хотеть меня, – грубо сказал он. – Желать меня.

Она отреагировала так, как будто этими словами он дал ей разрешение, которого она только и ждала. Она сорвала с его плеч рубашку, и на пол посыпались оторванные пуговицы. Ее пальцы немедленно нащупали проклятый шрам на его груди. Он остро почувствовал тот момент, когда она вздрогнула и отпрянула, поняв, что это такое. Скрипнув зубами, он приподнялся, подставляя тусклому свету свое тело и позволяя ей разглядеть клеймо. И замер в ожидании.

Шарлотте еще никогда не приходилось видеть ничего столь вызывающе мужского, как его тело. Оно было прекрасно – идеально скроенное, сильное и здоровое. Сильные руки со вздувшимися от напряжения мышцами удерживали его над ней. Широкие плечи сужались, переходя в мощную грудь. Рельефные мускулы на груди были покрыты темными волосами, которые, постепенно становясь гуще, сбегали ручейком по его животу, исчезая под поясом панталон.

Его вид разжег тлевшее желание, сосредоточившееся на непонятном утолщении, так интимно пристроившемся между ее ногами. Желание пульсировало внизу живота, в грудях, в губах. Она понимала, что следовало бы прикрыть свою наготу, но ей хотелось чувствовать, как ее обнаженная грудь прижимается к твердым мускулам его груди. Вот там... где выжжено позорное клеймо в виде розы размером с ее ладонь. Как, наверное, ему было больно! Как он страдал!

Она приподнялась на локтях и умышленно медленно прикоснулась губами к ужасному шраму. Он шумно втянул в себя воздух. Она снова нежно поцеловала его. Кожа его была горячей и влажной. Ее желание, нарастая, подогревало воображение и порождало непонятные дерзкие мысли. Ей хотелось того, чему она даже названия не знала, хотелось прикоснуться к местам, которые она не смог ла бы описать словами. Он пробудил в ней чувства, которые ей хотелось бы пробудить в нем.

«Мужское тело, – с удивлением думала она, – фантастически изящно и невероятно чувствительно». Стоило ей чуть-чуть подуть на его шею, как по всему его телу пробегала дрожь, а стоило легонько куснуть его, как он тут же закрывал глаза и начинал учащенно дышать, раздувая ноздри, а стоило...

С горящими глазами он опрокинул ее на подушки. Раздвинув ее ноги, он оказался между ними, толкаясь чем-то большим и твердым в самое интимное местечко.

Она взглянула на него и, вдруг насторожившись, вцепилась пальцами в его плечи. Он показался ей каким-то незнакомым, безжалостным и суровым, совсем не похожим на того компанейского повесу, который вечно шутил и поддразнивал ее. Он показался ей мужчиной в экстремальной ситуации, который идет по лезвию бритвы.

Словно поняв, что сопротивляться далее невозможно, он упал на нее, уткнувшись лицом в изгиб между плечом и шеей и горячо дыша ей в ухо. Его рука нырнула под нее и, подхватив под ягодицы, приподняла ее тело. А потом... Потом он стал вторгаться в ее плоть, но поскольку был очень большим, то растягивал ее постепенно, с каждым толчком проникая все глубже и глубже. Ее потряс не столько дискомфорт, связанный с этим действием, сколько его интимность. Она попыталась отстраниться, уйти от вторжения. Неужели это и был апофеоз обещанного наслаждения? Быть того не может! Он ее не отпустил. Приподнявшись над ней на руках, он смотрел на нее темным непроницаемым взглядом из-под полуопущенных век, продолжая вторгаться в ее тело, пока не оказался полностью внутри. Она боялась пошевелиться и с нетерпением ждала чего-то, чувствуя, что ее предали и сестры, и Джинни, и ее собственное тело, которое, не получив обещанной радости, перешло к ожиданию какого-то продолжения.

– Дэнд?

– Да, – отозвался он, прерывисто дыша. Его торс, плечи, лицо поблескивали от пота в тусклом свете. Его взгляд был твердым и был также устремлен внутрь ее, как и его тело. – Да. Боже мой, Шарлотта! У тебя там все так узко.

Закрыв глаза, он медленно покачался из стороны в сторону. Это движение пробудило к жизни неожиданную чувствительность в самых интимных местах. Он на несколько дюймов вышел из тела, но при этом прикоснулся к какому-то центру, где обитало наслаждение, что вызвало у нее новый прилив чрезвычайно сильного желания, заставивший ее выгнуться навстречу ему. Он снова углубился внутрь, и она ощутила, как пробудилось наслаждение, которое еще больше усилилось с его следующим толчком, а далее превратилось в желание.

Ее мускулы напряглись в ожидании продолжения. Тело инстинктивно знало, что есть нечто большее, и стремилось получить это. Не имея опыта, она руководствовалась исключительно инстинктом. Она хотела. Ей было нужно это получить. А он мог это дать.

Он был слишком далеко от нее, опираясь на руки, мускулы на которых напрягались при каждом рывке. Она обвила его руками, пытаясь притянуть к себе, заставляя его смотреть на нее, а вес его тела на ней, такого энергичного, такого властного, лишь распалял ее желание. Взяв ее за колени, он положил ее ноги к себе на бедра. Толчки стали чаще и проникали глубже, и при каждом проникновении она слышала свои ответные судорожные вздохи.

У Шарлотты голова пошла кругом. Она все острее ощущала приближение кульминации – мучительно сладкого апофеоза никогда еще не испытанного наслаждения. Она прижалась к нему, цепляясь, как за якорь в разбушевавшемся море новых ощущений. Она ничего не видела, не могла думать, ничего не слышала, кроме стаккато своих вздохов и его прерывистого дыхания. Вот-вот настанет этот момент...

Да! Ее тело вытянулось и с благодарностью раскрылось перед ним. Да! Волна наслаждения обрушилась на нее – великолепная, потрясающая, мощная. Да! Слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно.

Наконец Дэнд запрокинул голову, пробормотал что-то вроде молитвы, скатился с нее и, улегшись рядом, прижал ее к себе.

Почувствовав, что у нее нет больше сил, она была рада, что он не отпустил ее, а держал так же нежно и крепко, как и тогда, когда они двигались как единое целое, и не вспоминал о том, что ему пора уходить. Поэтому она позволила себе хотя бы ненадолго сделать вид, будто никакого завтрашнего дня не будет.

К тому времени как Шарлотта проснулась, дождь перестал. Щекой она чувствовала мускулистую грудь Дэнда, а его рука, отяжелевшая во сне, обнимала ее. Она затаила дыхание, на несколько секунд позволив себе представить, что это всего лишь первое утро из множества точно таких же, что к вершинам страсти, как это было несколько раз этой бурной ночью, они будут восходить вдвоем день за днем, неделя за неделей в течение многих, многих лет. Легко было мечтать об этом е предрассветной мгле, когда в воздухе еще чувствовался запах секса, а его тело, тесно сплетенное с ее телом, лежало рядом.

Потом послышался шум колес экипажа, проехавшего под окнами. Где-то вдалеке чирикнула птица, и она поняла, что рассвет близок.

Дэнду надо уйти, пока не настало утро.

Она закрыла глаза и потерлась щекой о его грудь.

– Лотти, – произнес он, притянув ее поближе к себе, и она подумала, что он, наверное, давно проснулся и они могли бы побыть вместе еще несколько минут, если бы она не проспала. Но теперь было поздно сожалеть об этом. Слишком поздно.

– Скоро сюда придет моя служанка, – сказала она. – К тому времени тебя здесь не должно быть, иначе свет решит, что мы помирились.

– Отложи поездку к Сент-Лайону на некоторое время, – мрачно сказал он. – Мне нужно еще несколько дней. Скажи, что тебе необходимо купить кое-что из одежды, закончить кое-какие дела...

– У нас нет времени, Дэнд. Тебе это известно так же, как мне. Аукцион может состояться в любой момент. Мне нужно быть там до того, как новый обладатель письма увезет его за пределы Шотландии.

– Всего несколько дней...

– Это может привести к катастрофе. – Она приподнялась на локтях, упираясь в его твердый живот. – Дэнд, я должна ехать.

Где-то в глубине дома послышался звук закрывающейся двери. Очевидно, пришла уборщица, чтобы почистить и разжечь камины.

– Тебе нужно идти, Дэнд. Прошу тебя. Слухи о нас могут дойти до Сент-Лайона. А мы не можем рисковать.

– К чертям Сент-Лайона! – прорычал он и, отыскав ее губы, впился в них страстным поцелуем. Она отвечала ему с той же страстью... но близился рассвет. Чувство долга настойчиво напоминало о себе, отравляя удовольствие, и она наконец вырвалась из его объятий.

– Прошу тебя, – прошептала она. Больше всего на свете ей хотелось бы, чтобы он остался и они снова занялись любовью и чтобы не знали они ни о каких войнах и о письмах, способных изменить их ход. – Прошу тебя.

Он поднял голову:

– Я уйду. Но я что-нибудь придумаю. И вернусь сегодня к вечеру.

– Когда?

– В три часа. Самое позднее – в четыре.

– Лучше попозже. Скажем, в шесть часов. Я снова отпущу слуг.

– Пусть будет в шесть.

Он отстранился, и она почувствовала, как прогнулась кровать, когда он сел на ее край, собирая одежду, которую она в нетерпении и спешке помогала ему сорвать с себя. Она молча наблюдала, как он встал, и не могла не восхититься вновь его широкими плечами, мощным торсом, сужающимся на конус, переходя в поджарые бедра, длинные сильные ноги. Одевшись, он взглянул на нее.

– Ты полностью разрушила все мои планы, – задумчиво произнес он. – Однако клянусь, что если есть хоть малейшая возможность, я сделаю так, что у нас все получится как следует. Жди меня сегодня вечером, Лотти.

– Хорошо.

Он повернулся, чтобы уйти, но, как будто не в силах от нее оторваться, вернулся снова и, приподняв ее, крепко поцеловал. Она ответила ему с большей страстью, чем намеревалась, обвив руками его шею и вложив в поцелуй весь пыл своего сердца. Наконец он отпустил ее, уложил, заботливо накрыв хлопковой простыней, и лишь после этого выпрямился.

– До вечера, – шепнул он и, словно призрак, растворился во мраке. Только тихий щелчок закрывшейся за ним двери, ведущей в темный коридор, свидетельствовал о том, что он действительно ушел.

Слезы брызнули из ее глаз и потекли по щекам.

– Прощай, – прошептала она.