Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,
9 августа 1806 года
Когда Лизетта отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой, увиденное ее так потрясло, что она на мгновение лишилась дара речи: декольте платья было чрезвычайно глубоким, а ткань, из которой оно было сшито, полупрозрачной.
– Ну как? – озабоченно спросила Шарлотта.
– Вы выглядите... чрезвычайно... Я хочу сказать, что вы... Это платье выглядит потрясающе, – сказала наконец Лизетта.
Она молча протянула Шарлотте зеркальце в оправе из слоновой кости, в чем абсолютно не было необходимости, потому что Шарлотта, даже если бы захотела, не смогла бы не увидеть свое отражение в чудовищных размеров зеркале, занимавшем половину стены. Она повернулась и встретилась взглядом со своим отражением. У нее округлились глаза. Лизетта была права: выглядела она потрясающе. Потрясающе бесстыжей. Потрясающе соблазнительной. А самое главное – потрясающе доступной.
Почти прозрачный зеленый шелк падал красивыми складками от лифа, представляющего собой не более чем подчеркивающий груди кусочек атласа, расшитый блестящими бусинками, отбрасывавшими блики на ее светло-карие глаза. Шелковая ткань струилась по ее телу, обрисовывая все, что было скрыто под ней. Это было платье куртизанки, позаимствованное у Джинни и переделанное на скорую руку по фигуре Шарлотты. Платье было предназначено для того, чтобы соблазнять и разжигать страсть.
Шарлотта перевела взгляд на свое отражавшееся в зеркале лицо: блестящие розовые губы, нежный румянец на щеках, перетянутые бронзовой ленточкой волосы, прядь которых кокетливо выбилась из прически на затылке. И никаких украшений. Туалет завершали лишь длинные, плотно облегающие руку перчатки, доходившие до сгиба руки. Сочетание почти обнаженных грудей и скромно прикрытых рук было особенно соблазнительным. Как и говорила Джинни.
В дверь осторожно постучали. Она вздрогнула и взглянула на каминные часы. Половина девятого. У нее задрожали колени.
– Не могу, – прошептала она. Она все-таки была трусихой.
– Мэм? – послышался голосок Лизетты, которая, взглянув на хозяйку, пришла в смятение.
Она не готова. Только не сейчас. Надо как-то отделаться от Сент-Лайона хотя бы на эту ночь. Ей нужна хотя бы одна ночь, чтобы привыкнуть к этой мысли.
– Я не могу... Скажи слуге, что я не готова, Лизетта. Пусть подождет. Мне... мне не нравится эта лента в волосах. Пусть лучше будет перышко. Или цветок.
Лизетта поморгала в замешательстве, но с готовностью отправилась в коридор. Шарлотта услышала голоса в коридоре, до нее донеслись слова «леди имеет право» и «еще немного», потом служанка вернулась и закрыла за собой дверь. Шарлотта с облегчением вздохнула.
– Садитесь, мисс Шарлотта. Я мигом все сделаю.
– Нет! – почти вскрикнула Шарлотта, потом добавила уже спокойнее: – Не спеши, Лизетта. Я должна стереть воспоминание о том, какой растрепанной я приехала, и придать себе более привлекательный вид.
Она уселась на диван.
Это Лизетте было понятно. Подобно художнику, которому было приказано переделать шедевр, она сначала рассердилась, но потом, приняв вызов, взялась за расческу и головную щетку. Двадцать минут спустя, перепробовав в качестве украшений черное страусовое перо, белое страусовое перо, нитку жемчуга, кисточку от балдахина и различные ленточки, она наконец улыбнулась.
– Нашла. – Она отстригла кончики у дюжины фазаньих перьев, стоявших в вазах. Скрепив их вместе золотой нитью, она хитроумно вплела их в светлые кудряшки Шарлотты. Переливчатые пурпуровый, зеленый и бронзовый цвета кокетливо подмигивали при каждом повороте головы Шарлотты.
– Ты гений, Лизетта, – сказала Шарлотта, благодарная скорее за дополнительную отсрочку, чем за результаты работы, хотя они и впрямь были потрясающими. Теперь для разговора тет-а-тет с Сент-Лайоном не останется времени. Она улыбнулась, чрезвычайно обрадованная отсрочкой встречи с ним с глазу на глаз.
– Вы лучше себя чувствуете, мисс? – спросила Лизетта.
– Да, Лизетта, – ответила она.
Компания, собравшаяся в большем холле в ожидании ужина, состояла из пятнадцати мужчин и четырех женщин. Мужчины были одеты также, как одевались на светские ночные балы по средам в «Олмаксе», тогда как женщины, как и Шарлотта, были одеты менее торжественно. Иными словами, выглядели как дорогие содержанки. Шарлотта не разглядывала их, исподтишка наблюдая за Сент-Лайоном. Интересно, разозлится ли он на нее зато, что не подчинилась его приказанию?
Как только слуга объявил ее имя, он вышел вперед, приветствуя ее. Глаза его одобрительно поблескивали. В Лондоне она приобрела известность своей экстравагантностью. Нынче вечером она более чем оправдывала это мнение о себе.
– Дорогая моя, вы неподражаемы, – пробормотал он, поднося ее руку к губам и целуя затянутые в перчатку пальцы. – Жаль, что нам не удалось поговорить перед ужином. Боюсь, что вы...
– Сент-Лайон! – прервал незаконченную фразу чей-то властный голос. Сент-Лайон выпрямился. К ним приближался седовласый, коротко подстриженный мужчина. На нем была какая-то незнакомая Шарлотте военная униформа. – Я требую, чтобы вы немедленно представили меня этой великолепной леди.
– Разумеется, ваша светлость. – Сент-Лайон склонил голову. – Разрешите представить вам мисс Шарлотту Нэш. Мисс Нэш, познакомьтесь с принцем Рупреком Галбреном.
Шарлотта присела в глубоком реверансе, а старикан расплылся в довольной улыбке. Едва успела она подняться, как тут же была представлена полудюжине других мужчин с незнакомыми акцентами, отличающихся своеобразием манер, в том числе немолодому набобу, пламенному итальянскому князьку, толстому австрийцу с двумя подбородками, но без титула, однако с замашками короля, а также худому престарелому испанцу с глазами поэта. Женщины к ней не подходили, и Сент-Лайон не пытался их познакомить. Друг с другом, как заметила Шарлотта, они тоже почти не общались.
Наверное, так заведено в среде куртизанок, подумалось Шарлотте. Это, видимо, объяснялось тем, что они не были уверены, как их примут, и всегда побаивались других женщин, видя в них соперниц. Тряхнув головой, она попыталась не думать о том, что этот мир скоро может стать ее миром, и тут услышала голос Сент-Лайона:
– А это, моя дорогая, человек, с которым вы, кажется, уже знакомы.
Она удивленно повернулась и встретилась с пылающим взглядом Дэнда Росса.
– Вот мы и встретились снова, Шарлотта.
У нее бешено забилось сердце, губы приоткрылись, волна радости захлестнула ее. Но тут она напомнила себе, где находится и в какой роли выступает, и обрадовалась, что не выдала свои чувства при встрече с Дэндом.
Он позволил ей приехать сюда, приготовившись стать любовницей Сент-Лайона, не оставив ей ни малейшей надежды на то, что ее жертва, возможно, не потребуется. Он спал с ней, он лишил ее девственности, но не сказал, что имеет доступ в ближний круг Сент-Лайона и может сам заняться поиском письма, не заставляя ее становиться проституткой.
Давно ли он разработал этот план? Может быть, он уже нашел проклятое письмо? Может быть, она вообще здесь не нужна?
Ей пришла в голову еще более страшная мысль: что, если он с самого начала планировал использовать ее для того лишь, чтобы отвлечь внимание графа, пока он будет искать письмо? Купить себе за счет ее девственности несколько спокойных часов для поиска?
При этой страшной мысли у нее перехватило дыхание.
– Ты что, язык проглотила, Шарлотта? – насмешливо спросил он. Французский акцент у него стал более заметным, чем в Лондоне, и более аристократичным. Одет он был тоже более строго, хотя покрой его фрака был изящнее, чем покрой одежды, которую он заимствовал в гардеробе у Рэма. На нем был белоснежный, туго накрахмаленный галстук, а щеки и подбородок выбриты до мраморной гладкости.
Он выглядел каким-то чужеземным и незнакомым. В его взгляде не было больше привычной теплоты. Приветливого выражения лица и добродушной улыбки тоже не было. Перед ней стоял незнакомец.
Шарлотта впервые заметила, как упрямо стиснуты его зубы, как тверда линия губ, как полуприкрыты глаза. Раньше безжалостность в выражении его красивого лица никогда не была так заметна, прикрываясь смехом и иронией. Теперь этого не было. Она видела, что улыбка появляется на его губах тогда, когда ему это нужно, и заметила, что он способен быть безжалостным и даже жестоким. А шрам на его щеке? Он появился вовсе не в результате падения с дерева.
Джинни была права. Человек, с которым она легла в постель, был опасен. Разве не сказал он сам, что пойдет на что угодно ради достижения своей цели?
– Почему он здесь? – услышала она собственный голос и увидела, как губы Дэнда сложились наконец в улыбку. Никакой приятности в его улыбке не было. Выражение лица не предвещало ничего хорошего – как будто это его, а не ее обманули! С другой стороны, именно такое поведение требовалось от него в соответствии с ролью отвергнутого, обиженного любовника. Как могла она об этом забыть? И как могла она забыть о том, какой хороший он актер?
– Месье Андре Руссе является эмиссаром некоторых высокопоставленных кругов духовенства, – сообщил Сент-Лайон, всем своим видом показывая, что ему, как и всем, известно, что они были любовниками.
– Понятно, – сказала она. Сердце ее гулко бухало где-то в горле, дыхание участилось. Как ему удалось добраться сюда так быстро? Как он раздобыл приглашение? Мужчины, помогавшие Джинни, использовали все мыслимые средства, чтобы получить доступ на это сборище, но для присутствия требовалось пройти строгую проверку или получить надежные рекомендации.
Было ясно, что он спланировал все это уже давно, задолго до того, как она послала за ним. Он использовал ее. Точно так же, как она использовала его, чтобы избавиться от девственности, – по крайней мере он, наверное, считал, что она его использовала. Как ни смешно, она радовалась тому, что не разоблачила перед ним эту ложь.
Каковы бы ни были ее чувства к Дэнду, ей все же удалось сохранить остатки гордости и не позволить ему узнать об этих чувствах. Для него – они оба находятся здесь ради достижения одной и той же цели и оба, не отягощенные никакими сантиментами, хладнокровно и расчетливо выполняют свое шпионское задание.
Да, так оно и должно быть. От Дэнда Росса ей нужно только одно: узнать, успел ли он уже отыскать письмо. Если он этого не успел, то она, как и планировала, займется этим сама.
На карту поставлены более важные вещи, чем ее гордость. Или ее сердечные страдания.
– Ты выглядишь расстроенной, Шарлотта, – тихо сказал Дэнд. – И лицо побледнело. Тебе нездоровится? Или ты в замешательстве из-за моего появления? Ах ты, бедняжка моя. – Его темные глаза сузились. – Я, возможно, уехал бы, чтобы не расстраивать тебя, но, по правде говоря, мне все это безразлично.
Она молчала, сверля его уничтожающим взглядом. Потом, не потрудившись ответить, вздернула подбородок и отвернулась от него, всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор. Несмотря на язвительный тон сказанного, она поняла подтекст: Дэнд не мог уехать, потому что не нашел письма. По крайней мере это теперь она знала.
Сент-Лайон остановился рядом с ней.
– Извините, моя дорогая, Я имел намерение предупредить вас об этом заранее в своей библиотеке.
– Пустяки, граф, – холодно заверила его она. – Почему и где находится и чем занимается месье Руссе, меня совершенно не касается.
– Вот как? – задумчиво произнес граф. – А мне показалось, что вам это совсем не безразлично. Вы были великолепны, демонстрируя свое презрение, – сказал он, сопровождая ее к крюшоннице, стоявшей на другом конце стола. – Но нет, моя дорогая. Боюсь, что вас это задело. Вы все еще испытываете сильные чувства к этому молодому человеку. – Она промолчала, зная, что возражения лишь подтвердили бы его догадки. – Ничего неожиданного в этом нет. Когда говорит сердце, женщина не может прислушиваться к голосу рассудка – даже такого необычного и целеустремленного, как ваш.
– Мое сердце ничего не говорит, – мрачно заявила она.
– Возможно, оно говорит не на языке любви, но наверняка на языке страсти. Я вижу это по вашим глазам, по заалевшим щекам и по напряженности вашей позы. Я в совершенстве владею этим языком, моя дорогая. – Он всматривался в нее так, словно ему хотелось, чтобы Шарлотта испытывала к Дэнду если не любовь, то хотя бы страсть.
Ну конечно. Разве Джинни не говорила ей, что Сент-Лайон получает наибольшее удовлетворение, соблазняя женщин, которые уже были связаны интимными отношениями с другими мужчинами? Она должна вести себя очень умно и, может быть, даже изменить роль, которую должна была сыграть в соответствии с планом. Все, что она знала о Сент-Лайоне, подтверждало, что он человек самонадеянный, который гордится своими мужскими победами и считает себя неотразимым для женщин. Он, возможно, даже обрадуется тому, что ему бросают вызов.
А пока он будет соблазнять ее и заманивать в свою постель, она получит время, чтобы обыскать замок и найти письмо, не скомпрометировав себя.
– Как вы проницательны, граф. Уж не известен ли вам рецепт какого-нибудь зелья, которое изгнало бы его из моей памяти? – спросила она, приподняв рыжеватую бровку.
– Ах, дорогая моя, – сказал он. – Вы сожалеете о своей связи с месье Руссе. Вам хотелось бы повернуть время вспять, чтобы получить возможность сделать другой важный выбор.
Пропади все пропадом! Она хотела, чтобы он видел в ней куртизанку, а не избалованную богатую девчонку, которая по ночам рыдает в подушку, оплакивая потерю девственности. Она улыбнулась.
– Мне не хотелось бы противоречить вам, граф, но, боюсь, вы неправильно поняли меня. Я не сожалею о связи. Я сожалею о Руссе.
Он рассмеялся и передал ей чашку пунша.
– Вы, как всегда, потрясаете своей прямолинейностью, мисс Нэш. Этот аспект вашей обаятельной личноегти я намерен изучить подробнее.
– Я надеюсь, что у вас будет гораздо больше материала для изучения, чем этот аспект моей личности, граф, – тихо сказала она, глядя на него в упор поверх края чашки.
Он незаметно для большинства присутствующих легонько провел кончиками пальцев по ее обнаженной руке. Поборов инстинктивное желание отдернуть руку, она улыбнулась. Его рука игриво скользнула ниже.
– Всему свое время, моя дорогая. Я с минуты на минуту жду прибытия одного гостя, а потом, несколько дней спустя, все разъедутся по своим местам, и замок будет полностью в моем распоряжении. В нашем, если вы предпочтете остаться. Обещаю посвятить вам все свое внимание. И обещаю также, что, когда мы приступим к взаимному изучению друг друга, нас не будут отвлекать никакие тени прошлого.
Она оказалась права в оценке его характера! Она почувствовала такое облегчение, что без труда одарила фа-фа лучезарной улыбкой и прошептала:
– Ловлю вас на слове, граф.