Кингсли
Когда Гвен прислала мне снимок Аспен с подписью: «Угадай, кто мой спутник на сегодняшний вечер?» у меня хватило порядочности проигнорировать это.
Или притвориться, во всяком случае.
Через пятнадцать минут притворство уже не так хорошо держалось, и я мог бы погрозить вечеру покера с Николо средним пальцем и приехать сюда.
Отчасти потому, что попытки Гвен играть в купидона были до безобразия очевидны, и я не мог их просто игнорировать.
В некоторой степени потому, что… к черту. Я хотел увидеть лицо Аспен. В последнее время она называла все причины, чтобы избегать меня, и это то, с чем ни мой член, ни я не собирались мириться.
Вообще-то, мой член прекрасно насытился ее киской. В его ограниченном эмоциональном репертуаре не одобряется роль «исчезающего после».
Хуже всего то, что это не всегда физическое исчезновение. Я достаточно привык к ней, чтобы распознать, когда она устраивает ментальный удар в стиле ведьмы. Она была бы там телом, но не духом.
И это дерьмо должно было закончиться.
Так что представьте мою гребаную реакцию, когда я обнаружил, что она обнимает Нейта. Или он обнимает ее, или еще что.
С тех пор мое зрение стало мутно-красным, так что сейчас я не хочу знать подробности. Кроме потребности разбить голову этому ублюдку. Я поднимаю кулак, чтобы вывихнуть ему челюсть и отправить в ближайшую больницу, когда что-то твердое ударяется о мою голову.
Удар застает меня врасплох, моя хватка ослабевает на его воротнике, и я готов убить того, кто меня прервал. Однако, обернувшись, я обнаруживаю, что разъярённая Аспен держит в руках орудие преступления — толстый альбом.
Только фонарные столбы открывают вид на темную ночь, но этого достаточно, чтобы подчеркнуть ее жесткую позу.
Моя челюсть сжимается в жесткую линию.
— Оставайся на месте. Я разберусь с тобой через минуту.
Если бы глаза могли гореть, ее глаза были бы вулканом, когда она встает, между нами, заставляя меня отпустить Нейта.
Ее ноздри раздуваются, а подбородок вздернут так высоко, что почти достает до неба.
— Что, черт возьми, с тобой не так?
— Шаг. В. Сторону.
Не знаю, как я говорю с притворным спокойствием, когда по моим венам течет лава.
— Значит, ты будешь варваром и ударишь своего партнера и лучшего друга, который, ох, я не знаю, оказался чертовым мужем твоей дочери? Ты подумал о том, что она подумает, если увидит это?
— А ты подумала, когда бросилась в его объятия, жаждая внимания?
Пощечина приходит первой, а за ней следует жжение. Мое лицо застывает, и одним движением я обхватываю рукой ее горло, сжимая по бокам, пока почти не поднимаю ее с земли. Мне хватает самообладания, чтобы не задушить ее до смерти, но моя хватка достаточно тверда, чтобы и она, и Нейт знали, что она моя.
— Ты пожалеешь об этом, дорогая.
Большая рука резко хватает меня за плечо и при любых других обстоятельствах могла бы оторвать меня от нее, но не сейчас.
Не сейчас, когда потребность поглотить эту женщину и научить ее, кому она принадлежит, пульсирует во мне, как второе существо.
— Отпусти ее, Кинг.
Голос Нейта спокоен, но тверд.
Аспен продолжает смотреть на меня, даже когда ее лицо краснеет до самого темного оттенка, который я когда-либо видел. Даже когда ее глаза почти выскакивают из глазниц.
Ведьма не сопротивляется, вероятно, используя тактику молчаливой войны, запугивая меня.
— Ты душишь ее. Отпусти ее, Кингсли.
Я медленно ослабляю хватку, но не отпускаю. Я не собираюсь ее отпускать, даже если она никогда не перестанет меня ненавидеть и будет продолжать сверлить меня взглядом каждый день до конца наших дней.
— Кинг…
В тоне Нейта звучит предупреждение, что он без колебаний перейдет к действиям.
— Все в порядке, Нейт, — хрипит она. — Возвращайся к Гвен.
— Ты уверена? Он сейчас в своем сумасшедшем режиме.
Она не сводит с меня глаз, ее подбородок приподнят.
— Я могу с ним справиться.
В твоих чертовых мечтах, дорогая.
Нейт наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо:
— Твоя ревность иррациональна, бессмысленна и имеет погрешность размером с Тихий океан. Еще раз поставишь под сомнение мою преданность жене, и я буду тем, кто убьет тебя на хрен.
И затем он оставляет нас наедине, в последний раз покачав головой.
Мой взгляд сталкивается с вызывающим взглядом Аспен. Она выглядит моложе, беззаботнее в светлом повседневном платье и цветочном свитере, который она, скорее всего, позаимствовала у Кэролайн, потому что ее гардероб такой же мрачный, как и мой.
Она держится обеими руками за фотоальбом, словно это ее якорь.
— Ты собираешься отпустить меня, или Гвен тоже должна увидеть эту сцену? — шепчет она мне в лицо, и у меня возникает искушение прикусить ее губы и истерзать их во рту.
— Что ты только что делала с Нейтом?
— Насколько я знаю, это не твое дело.
— Не испытывай меня на прочность, Аспен. Я очень близок к извержению, так что, если ты не хочешь стать свидетелем того, во что я превращаюсь, говори.
— Ты ведешь себя как чертова скотина, а я отказываюсь вести переговоры с террористами.
Если бы я не находился на грани гнева, я бы раскололся, но сейчас ее упрямство только разжигает вулканические эмоции, вторгающиеся в мои внутренности.
— Клянусь, черт возьми, если ты не будешь говорить…
— Что? — она прерывает меня. — Что ты собираешься делать?
Все еще держа ее за горло, я тяну ее в сторону ее машины, которая скрыта деревом, маскирующим вид из дома. Она вскрикивает, позволяя альбому упасть в сторону, когда я прижимаю ее к капоту.
Мое тело сжимает ее сзади, и это полноценный удар плоти о плоть, от которого она задыхается.
Прежде чем она успевает собраться с мыслями, я задираю ее платье вверх, оставляя его на бедрах. Она пытается схватить меня нескоординированными движениями, но моя рука опускается на ее задницу со шлепком, который раздается в тишине и заставляет ее остановиться.
— Так вот почему ты отстраняешься от меня в последнее время, а?
Я не утруждаю себя снятием ее трусиков и рву их с достаточной силой, чтобы она задохнулась.
— Ты передумала хотеть меня, чтобы начать желать нашего родственничка?
— Ты больной ублюдок.
Ее голос дрожит, ломается, но он достаточно ясный, передавая ее пренебрежение.
— Тогда в чем дело? По какой причине ты в последнее время почти не смотришь мне в глаза?
Ее губы дрожат, но она бормочет:
— Пошел на хрен.
— Если настаиваешь.
Я ввожу два пальца в ее киску, и ее стенки сжимаются вокруг меня.
— Посмотри, какая твоя киска мокрая и умоляет, чтобы ее трахнули. Тебя даже не волнует, что мы на улице, нет?
Она поворачивает лицо в другую сторону, руки впиваются в металл автомобиля, но я ввожу в нее еще один палец и поднимаю ее подбородок так, что она смотрит на меня.
— Ты хочешь, чтобы я трахал эту киску, пока ты не станешь такой мокрой, как маленькая грязная шлюшка, не так ли?
Вызов на ее лице это афродизиак, которым я не могу насытиться, поэтому я добавляю четвертый палец, на что она хнычет.
— Спорим, ты сможешь принять весь мой кулак в эту киску.
Ее стон единственный ответ, который я получаю, пока проникаю своими пальцами в нее быстрее и сильнее. Затем, чтобы поиздеваться над ней, я выгибаю, задевая ту секретную точку, которая сводит ее с ума.
Она физически содрогается, но ее звуки, которые обычно являются моей любимой симфонией, теперь приглушены.
Значит, ведьма решила сопротивляться?
Отлично. Посмотрим, как далеко она зайдет.
— Твоя жадная киска заливает меня, дорогая. Неважно, насколько она узкая, она все равно нуждается в моем толстом члене, не так ли?
Ее дыхание становится поверхностным, а глаза едва остаются открытыми. Когда ее киска начинает мочить мои пальцы, я понимаю, что она уже близко.
— Скажи, что ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.
— Нет, — выкрикивает она, впиваясь зубами в подушечку нижней губы, не давая другим звукам вырваться наружу.
Я ускоряю темп, пока она не начинает задыхаться, ее кожа становится горячей и покалывает под моей.
Тогда я кусаю ее за ухо, направляя ее в петлю удовольствия и боли.
Как раз, когда она уже готова кончить, я рывком вынимаю пальцы.
Аспен стонет, слезы собираются в ее глазах от разочарования или чего-то еще, я не знаю.
Ее лицо, которое можно было бы сопоставить с лицом самых безжалостных генералов, устремляет на меня пристальный взгляд.
— Думаешь, я не могу сделать это сама?
Она протягивает руку между бедер, но прежде, чем она успевает кончить, я отпускаю ее подбородок.
Ее голова падает на багажник, когда я шлепаю ее по киске, а затем по заднице так сильно, что она задыхается, а тело сотрясается от удара о машину.
— Не касайся себя, когда я рядом. — я смазываю пальцы ее влажностью, и небрежный звук, который издают ее складочки, делает мой член чертовски твердым. — Видишь, какая ты маленькая шлюшка для меня? У тебя так влажно между бедер. Ты так сильно хочешь, чтобы я тебя трахнул?
— Заткнись.
Я смазываю ее возбуждение и проникаю пальцем в ее заднюю дырочку. Она замирает, и я улыбаюсь, мои губы встречаются с ее ухом.
— Я собираюсь трахнуть тебя здесь сегодня, а ты примешь мой член в задницу, как хорошая девочка.
Ее огненные волосы закрывают лицо, почти скрывая от меня ее выражение, поэтому я ввожу еще один палец, заставляя ее застонать.
— Это твой первый раз, не так ли? Твоя задница девственна, как когда-то твоя киска, когда я в первый раз прорвался через барьер.
Я проталкиваю пальцы внутрь, смазывая ее собственными соками, шлепая по бедрам и заднице, потому что это делает ее такой чертовски мокрой и рисует лучшую эротическую картину, которую я когда-либо видел.
— Кто такая Бритни?
Ее вопрос, хотя и низкий и окутанный мраком, доносится до меня громко и четко.
— Кто?
Я снова шлепаю ее по заднице, она вздрагивает и несколько раз сглатывает.
— Бритни, которая прислала тебе сообщение «Привет, секси», а потом чудесным образом исчезла из твоего телефона. Кто она?
— Ты копаешься в моих вещах, дорогая?
Я добавляю еще один палец в ее попку, растягивая ее широко и до упора.
Ее хныканье эхом отдается в воздухе, но она повторяет:
— Кто она? Ты спишь с ней?
— А если да? Будет ли твоя маленькая киска меньше мокнуть для меня или твоя задница будет менее охотно разжиматься для меня?
Она бьется о машину, пытаясь вывернуться, и я шлепаю ее по заднице три раза подряд, заставляя ее вскрикнуть.
Затем она закрывает рот рукой, заглушая его, вероятно, вспомнив, где она находится.
— Оставайся, блядь, неподвижной, если не хочешь, чтобы я разорвал тебя сзади.
— Отпусти меня, — приказывает она прерывающимся, обиженным тоном. — Не трогай меня теми же руками, которые были на ком-то другом. Я не чей-то второй выбор.
— Ты никогда не была вторым, блядь, выбором. — я приподнимаю ее голову, вцепившись в ее волосы, пока ее лицо не оказывается на уровне моих глаз. — Другие люди значат для меня столько же, сколько они должны значить для тебя. Единственное, что имеет значение, это то, что ты моя, телом и гребаной душой, Аспен. Я был твоим первым и постараюсь стать твоим последним.
Ее губы раздвигаются, и она стонет, когда я с дикой энергией вбиваюсь пальцами в ее задницу. Ее бедра дрожат и трясутся при каждом проникновении.
Как только я чувствую, что она близка, я прижимаю ее к себе, пока ее бедра не начинают качаться, а стенки не зажимают меня как тиски.
И как раз, когда она достигает пика, я ускоряю ритм. Она кричит, и я кусаю ее губы, когда оргазм сотрясает ее до глубины души.
Затем я отпускаю ее волосы, позволяя им упасть, и освобождаю свой твердый, готовый член. Он направляется прямо в ее задницу, и я убираю пальцы, наслаждаясь тем, как кольца ее мышц сжимаются вокруг меня, пытаясь удержать меня внутри.
— Я собираюсь завладеть каждым сантиметром тебя, Аспен.
Так ей больше некуда будет уйти или увернуться.
Какой бы путь она ни выбрала, он приведет ее только ко мне.
Я заманю ее в ловушку, не дам ей возможности выбраться и заставлю принять реальность, которой являемся мы, даже если для этого мне придется разрушить все ее стены.
Это неправильно? Возможно.
Но в данный момент мне плевать. Все, что меня волнует, это то, что эта женщина должна быть моей. После меня не будет других мужчин и уж точно никаких отношений. Может, я и затеял это как временное явление, но теперь все жалкие ублюдки, которые попытаются приблизиться к ней, их яйца будут висеть на палках.
Схватив ее за бедра, я ввожу первые несколько сантиметров своего члена. Сопротивление реальное, и мне приходится остановиться.
Дыхание Аспен прерывистое, ее тело дрожит, хотя она остается совершенно неподвижной. Вид на ее спину, на то, как она лежит подо мной, подчиняясь мне, никогда не устареет.
— Тебе нужно расслабиться, дорогая, иначе я не смогу войти до конца.
Она мотает головой в мою сторону, ее губы припухли, а волосы в беспорядке после нашего предыдущего поцелуя.
— Ты… ты не вошел до конца?
— Мой член был в твоей киске бесчисленное количество раз, и ты забыла его размер? — я покачиваю бедрами. — Расслабь свою задницу и впусти меня.
Она неистово трясет головой.
— Я… не могу. Он… он слишком большой.
— Твоя киска приняла мой член, и твоя попка тоже. — я отпускаю ее бедро и шлепаю по заднице. — Теперь будь хорошей девочкой и перестань выталкивать меня.
Она вздрагивает и хнычет, но достаточно расслабляется, чтобы сделать то, что я говорю.
Пользуясь случаем, я вхожу в нее до упора, заставляя ее оттолкнуться от капота и почти упасть на бок, если бы не моя хватка.
— Ах, черт, — хриплю я, ощущая себя внутри нее.
Она тугая и так похожа на то место, которое я не хочу покидать до конца своей жизни.
— Кинг…, — стонет она, ее голос дрожит. — Сделай что-нибудь…
— Например?
— Что угодно…
Она поворачивает голову набок, показывая слезы, которые цепляются за ресницы, вероятно, от боли и разочарованного удовольствия.
— Тебе придется уточнить, дорогая.
— Уф, трахни меня, придурок.
— Куда тебя трахнуть?
— В задницу…, — вздрагивает она. — Трахни меня в задницу.
— Скажи, что я первый, кто касается этой задницы. Скажи мне, что ты не позволила ни одному другому ублюдку претендовать на эту часть тебя, и что я единственный, кому ты доверяешь настолько, чтобы отдать ее.
— Я не стану… кормить твое эго.
— Тогда мы просто останемся так на всю ночь.
Я наклоняюсь и облизываю ее щеку, слезы, которые собрались в ее глазах, затем кусаю ее шею настолько, что она извивается подо мной, сжимается вокруг меня и издает стоны.
— Пока Гвен не придет и не увидит нас утром. Возможно, и Нейт тоже. Возможно, весь гребаный район.
— Прекрати… просто трахни меня уже.
— Скажи это.
— Пошел ты.
— Это не те слова, о которых я просил. Попробуй еще раз.
— Кингсли…, — предупреждает она, но в ее голосе больше возбуждения, чем чего-либо еще.
— Что, дорогая?
— Ты первый, с кем я занимаюсь анальным сексом, — с трудом выдавливает она из себя. — Но я, блядь, тебе не доверяю.
Я улыбаюсь, но, вероятно, это выглядит как ухмылка, когда я покачиваю бедрами и делаю несколько неглубоких толчков.
Как только она начинает привыкать, я увеличиваю темп, пока все ее тело не начинает двигаться в такт с моим.
Я выхожу почти до конца, пока внутри не остается только кончик, затем снова вхожу так глубоко, что мой пах ударяется о ее попку.
Аспен вскрикивает, и я засовываю два пальца ей в рот, чтобы она замолчала.
— Ты предупредишь их о том, чем мы занимаемся в темноте, дорогая.
Я вхожу в нее с сумасшедшим ритмом, от которого у нас обоих перехватывает дыхание. Она кусает мои пальцы, когда рассыпается вокруг меня, а я кусаю ее затылок, ключицы и везде, куда могу дотянуться.
Яйца напрягаются, и я вдалбливаю ее сильнее в капот, пока ее дыхание не сбивается, а машина не начинает двигаться с каждым моим толчком.
Когда я кончаю, то останавливаюсь на полпути, со стоном выхожу ее и разбрызгиваю свою сперму по ее красной попке и набухшей киске.
Аспен шипит, выталкивая языком мои пальцы из своего рта. Я покрываю их своей спермой, затем снова вставляю их между ее губами, заставляя ее сосать их, будто это ее любимое мороженое.
— Хорошая девочка, — бормочу я, чувство собственничества захватывает меня с головой.
Я всегда думал, что смогу ужиться только с женщиной, которая стоит на коленях в спальне и за ее пределами. У меня была политика нетерпимости ко всему, что шло вразрез со мной.
Но эта ведьма заставила меня прыгнуть в вулкан головой вперед только потому, что она находится в самом его центре.
Я бы, наверное, тоже наслаждался каждым ожогом.
Вот почему она ни за что на свете не уйдет. Есть что-то мощное в том, чтобы владеть такой непокорной женщиной, как Аспен. Я не то, чтобы приручаю ее, но заставляю ее подчиняться мне, когда мое тело говорит с ее телом. У меня на руках огненный шар, и я не могу дождаться, что она придумает дальше.
Она снова выплевывает мои пальцы, ее глаза наполняются слезами, когда она выпрямляется на очень шатких ногах, которым я бы на ее месте не доверил устоять на ногах.
Конечно, она упирается в меня, и я хватаю ее за талию.
— Вот так, полегче.
Аспен с трудом отстраняется от меня, упираясь обеими руками в машину, чтобы удержаться на ногах.
Она задыхается, ее веки блестят, а лицо красное.
— Кто я для тебя, Кингсли?
— Что за внезапный вопрос?
— Ответь мне.
Ее голос дрогнул, и она сглотнула.
— Ты моя, Аспен. Вот кто ты.
— Что это значит?
— Это значит, что я единственный мужчина, который имеет право прикасаться к тебе. — я хватаю ее задницу, заставляя ее вздрогнуть, когда сжимаю красную плоть. — Никто, кроме меня, не может владеть тобой.
Ее губы дрожат, и слеза скатывается по щеке.
— Пошел ты.
Это низкий тон, почти сломанный, но я не успеваю сосредоточиться на этом, как она отпихивает меня, хватает альбом с земли и бросается к водительской стороне своей машины.
Она быстро уезжает, звук гравия, хрустящего под шинами, эхом разносится в воздухе.
Все, что у меня осталось, это вопросы, замешательство и чертовски неприятные ощущения в груди.