Искры под пеплом

Глава 17

Лэси поставила пушистую ветвь кедра в вазу на столе, украсила серебряной мишурой и повесила не нее блестящие безделушки и леденцы для Лоллипопа. Для Бранта она положила омелу, в изобилии росшую на кустарниках.

— Как у тебя уютно, — сказал он, входя и целуя ее.

— Представляешь, Брант, мне уже двадцать пять лет, а я еще ни разу не справляла Рождество в домашней обстановке. Когда я была маленькой, это происходило в палатке, разбитой в лесу или у обочины дороги — там, где случалось остановиться нашему аптечному фургону. Когда я стала актрисой, то обычно встречала Рождество в гостиничных номерах.

— Это же ужасно, — искренне посочувствовал Брант.

Она кивнула:

— Впрочем, бывает в жизни и хуже. Я знала одну девушку, работающую в доме терпимости, клиенты которого строго отбирались хозяйкой и даже должны были предоставлять рекомендательные письма. Так вот, она рассказывала мне, что самое печальное место в мире — бордель в праздники. Его посетители, даже если они большие развратники, всегда в такие дни остаются дома с семьей. На Рождество эти люди украшают елку и изображают Санта Клауса, на 4 июля запускают фейерверки, на Пасху ходят в церковь. Этим они компенсируют свою неверность. Держу пари, ты бы не пришел сегодня сюда, если бы у тебя была семья. Скажи, дорогой, ты приехал в город повидаться со мной или в надежде встретить ее?

— Лэси, — вздохнул Брант. — Я пришел пожелать тебе веселого Рождества.

— И тебе тоже веселого Рождества, — целуя его, сказала девушка. Она открыла вино.

— Хорошее настроение прячется в бутылке. Они чокнулись бокалами, но выпили молча, не сказав обычных слов. Лоллипоп возился с новой погремушкой, мусоля ее, как младенец, у которого режутся зубы. Взгляд Лэси, наблюдавший за ним, стал задумчивым.

— Давай возьмем на прокат экипаж и поедем в Сан-Антонио, Брант. Мы вернемся завтра, — в голосе ее звучало отчаяние.

— Зачем?

— Мне хочется хоть ненадолго вырваться отсюда.

— Но это ничего не изменит, Лэси. Когда вернемся, все останется по-прежнему. Единственный способ не замечать чего-то, это — сделать его постоянным. Если ты хочешь навсегда избавиться от дурака Фосса и «Серебряной шпоры», по-настоящему избавиться, то тебе надо покинуть Техас.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? Конечно, тебе надо освободиться от меня. Я — та вредная привычка, от которой ты сам не в силах отказаться. Ведь ты уходишь, но всегда возвращаешься. А для меня начинается все сначала: тоска, боль, отчаяние. Вот сейчас Рождество, люди идут в церковь, дарят друг другу подарки и чувствуют себя счастливыми, а я плачу над своим бокалом. Веришь ты мне или нет, Брант, но я никого до тебя по-настоящему не любила, а теперь молю Бога сделать так, чтобы ты остался моей последней любовью в жизни. Слишком много боли. Наверное, я скоро уеду отсюда. Что ты тогда будешь делать?

— Ждать твоего возвращения. Лэси прищурившись смотрела, как искрится вино в бокале.

— Не будьте столь самонадеянным, мистер! Слушай, разве ты сам не понимаешь, что только мое пребывание здесь — гарантия твоей безопасности?

Он засмеялся:

— Это тебе Фосс, что ли, сказал? Не верь ему, Лэси. Западнее Миссисипи больше, чем он, труса не найти! Знаешь, почему он не носит оружие? Из-за боязни, что придется им воспользоваться. Болтливый, толстозадый трус!

— Может быть, но он платит парочке бритых молодцов. Одно только мое слово — и ты мертв.

— Потом ты похоронила бы меня на холме и стала носить черное.

— Метрессы публично не носят траур, любимый. Это — удел жен таких богатых леди, как миссис Лейн. Интересно, долго она собирается носить траур о человеке, сделавшем ее вдовой?

Как раз в этот момент Лоллипоп уронил свою игрушку на пол, и она закатилась под кровать. Он, беспокойно лопоча, полез за ней.

— Как и эта обезьянка, ты придаешь некоторым вещам слишком большое значение, — заметил Брант.

— Он понимает меня, — ответила Лэси с хитрецой в голосе. — В этом отношении он чутче, чем некоторые мои знакомые.

Брант встал и снял шляпу с вешалки.

— Но ты ведь только что пришел! Я еще не дала тебе твой рождественский подарок.

— Я уже получил этот подарок, милая.

— Да, но его можно дарить снова и снова. Вот это-то в нем и восхитительно.

— Ты права.

Лэси стиснула его руки:

— Любимый, ну пожалуйста!

— Пустите меня, леди. И ради Христа, не просите ни о чем.

— О, Брант, я же тебе не надоела, правда? Ты еще любишь меня? Я по-прежнему хороша для тебя… и интересна в постели?

— Черт возьми, Лэси! — сказал Брант, вырвал свою руку и вышел из комнаты.

Он прямым ходом направился в «Серебряную шпору» и занял место у окна, откуда хорошо была видна лавка Сета.

— Не возражаете, если я присяду? — раздался вкрадчивый голос Салли Фосса.

— Вы здесь хозяин, — ответил Брант холодно.

Фосс плюхнулся всей тушей на стул напротив.

— Что будете пить?

— Кофе, если у вас его готовят.

— Я продаю только спиртное.

— Я уже исчерпал свою квоту на сегодня.

— Зачем же вы тогда сюда пришли?

— Погреться в сочельник у дружеского очага, — цинично произнес Брант. — Как вы могли заметить, на улице чертовски холодно. Мало кого обрадует дождь со снегом.

— Мисс Ли сегодня не выступает. По ее словам, неприлично танцевать полуголой в день рождения Иисуса Христа. Странно, триста шестьдесят четыре дня в году ее номер никого не коробит, а на Рождество вдруг оказывается оскорбительным.

— Что ж, пойдите ей навстречу, — посоветовал Брант.

— Я только это и делаю со дня ее приезда, — пробурчал Фосс. — Никому в жизни я так много не уступал, как ей. Слушайте, разве она не рассказывает вам обо мне? Вы же видитесь довольно часто, вот и сейчас пришли сюда прямо от нее. Я это знаю точно. Один из моих ребят видел, как вы выходили из отеля.

— Сколько шпионов работает на вас, Фосс?

— Некоторые из них — друзья, а не шпионы.

— У людей, вроде вас, не бывает друзей.

— Задираетесь, ковбой? Я знаю, вы, южане, горазды на дуэли, и слышал, лично у вас быстрая рука. Но мои ребятки тоже не робкого десятка.

— Вы, никак, меня пугаете. Фосс громко захохотал, сотрясаясь жирным телом:

— Стил, вы надежно спрятались за юбку. За небольшую такую, знаете ли, юбчонку с оборочками, хотя, черт возьми, ума не приложу, что наша красотка в вас нашла.

— А почему бы вам не спросить у нее самой?

— Спрашивал. Она говорит, вы похожи на ее брата.

— У нее нет брата.

— Я знаю. Это и не дает мне покоя. — Фосс изучающе рассматривал Бранта. — Вас ведь не очень легко сбить с толку, не так ли?

— Вряд ли я предстану в виде мишени для какого-нибудь дурака. А если хотите — берите в руки оружие и я к вашим услугам. Мне не хочется затевать ссоры в вашем доме, чтобы не давать повода «пистолерос», которым вы платите, превратить меня в решето.

— Пижон, ничего не скажешь. — Фосс наблюдал за противником из-под полуприкрытых век, покачиваясь на стуле. — Когда вы собираетесь отгонять скот Дюка?

Допрос начал раздражать Бранта.

— После весеннего клеймения, как вы, конечно, знаете. Никто, кроме полных идиотов, не погонит скот зимой на север.

— Хорошо, думаю, я смогу подождать до весны, — пробормотал себе под нос толстяк, оправляя свой жилет с золотыми пуговицами. — Эй, Стил, что там такого интересного на улице? Вы смотрите на площадь так, как будто надеетесь увидеть там Санта Клауса на северном олене.

— Вы не слышали, в городе никто не болеет?

— Только та юная вдова-янки. Но это вовсе не новость: она больна почти все время, что живет здесь. Кроме церкви и док гора, эта девушка никуда не ходит. Сет Траверс говорит, весной она и ее тетка отравятся обратно на Восток, если, конечно, миссис Лейн еще будет жива.

Во время этой беседы из жилой части дома, в котором располагалась лавка Сета, вышел Берт Уорнер, и Брант, не сказав Фоссу больше ни слова, покинул салун.

— Одну минуточку, доктор! Берт Уорнер остановился, дрожа в своем не по погоде легком костюме темного цвета.

— Да?

— Я видел, вы ходили к моим знакомым. Как там миссис Лейн, Берт? Я очень хочу знать, как она себя чувствует.

— А вы как думаете? Теперь я могу помочь ей не больше, чем тот шарлатан, что прислал ее сюда лечиться.

— Почему?

— Потому что ей нужно лекарство, которое не способна дать фармацевтика. Однажды я уже выписал вас как возможное средство, но вы лишь усугубили положение вещей!

— Она должна была знать правду, Берт.

— Вы убили ее своим признанием. Я думаю, это была большая ошибка; впрочем, не моего ума дело. Друг мой, а вы что делаете в это время в городе? Разве на ранчо не празднуют Рождество? Или вы никак не можете оторваться от красотки Фосса? Удивляюсь, как вам удалось до сих нор не подцепить триппер.

— У Лэси не та профессия, что вы думаете, доктор.

— Конечно, конечно, чиста, как ключевая вода.

— Вы что напились сока кактуса, док? Ну и язычок у вас, сплошные колючки. Ладно, оставим в покое мисс Ли. Скажите, чем бы я мог помочь миссис Лейн?

— Хотите напрямую, по-мужски? Постарайтесь переспать с ней. Заставьте ее испытать желание любить. И жить, — грубовато посоветовал доктор. — Поверьте, это именно то, что ей сейчас нужно, Стил. У нее пропало желание жить!

Брант подышал на замершие руки.

— Все дело в том, что Гарнет не хочет видеть меня.

— Ладно, скажу вам больше: она не настолько сильна, чтобы выбросить вас вон. А если нужен повод для визита, то извольте, я готов помочь. Пойдемте ко мне домой. Я должен приготовить для нее эликсир. А вы его потом отнесете.

Сидя в уютном кресле в кабинете доктора, Брант наблюдал, как тот, работая пестиком, перетирал порошки в ступке в мельчайшую пыль, которую затем развел виски, и разболтав как следует, перелил в особую бутылочку с разметкой дозировки.

— Выглядит впечатляюще, док.

— Хотел бы я, чтобы получилось возбуждающее средство, — сказал Берт. — Но не ищите подобный рецепт в «Семейной медицине». Его там нет.

— Вы действительно думаете, что ей нужно пить это?

— Мое снадобье не повредит ей. Хорошо бы добавить сюда гишпанскую мушку, да уж ладно. Друг мой, в этой жизни все начинается именно с физической любви. Женщинам свойственно ставить знак равенства между физическими и умственными побуждениями, а некоторые из них вообще не отличают одно от другого. Они думают, что желать мужчину — значит любить его и наоборот. Берите! — Доктор вручил микстуру Бранту. — Постарайтесь как следует воспользоваться этой возможностью. Другой может не представиться. Я же все-таки доктор, а не купидон.

Родственники Гарнет обрадовались Бранту, как давно пропавшему, но вдруг нашедшемуся другу. Сет энергично пожал ему руку и похлопал по плечу. Дженни обняла его и, запечатлев на щеке материнский поцелуй, тепло сказала:

— Как замечательно, что вы зашли к нам, Брант! Мы не ожидали, что вы сегодня будете в городе. Боже милостивый, какая мерзкая погода на улице. Вы обедали? Фаршированная индейка как раз жарится, и я еще испекла тыквенный пирог. Снимайте одежду, вы промокли до нитки и садитесь ближе к огню.

Брант достал бутылку с лекарством из кармана кожаной куртки, отделанной бахромой.

— Вот, доктор Уорнер прислал своей пациентке.

— Прекрасно. Отдайте ей сами. Я пойду на кухню приготовлю для нее суп. Может быть, вам удастся убедить ее пообедать с нами, — голос Дженни дрожал от волнения. Она подвела Бранта к комнате, где находилась больная, и подтолкнула его, открыв дверь. — Дорогая, у нас гость.

Гарнет сидела на кровати, обложенная подушками и облаченная в белую фланелевую рубашку с вышитыми бутонами роз. Эта, закрывавшая девушку по самое горло просторная одежда с длинными рукавами была для Бранта в чем-то даже более соблазнительна, чем самые откровенные наряды Лэси. Исходивший от Гарнет запах цветочного мыла пьянил его сильнее самых изысканных духов. Длинные волосы, убранные назад и перевязанные розовой сатиновой лентой, изящно обрамляли бледное овальное личико. Дженни, несмотря на протесты Гарнет, следила за тем, чтобы та всегда выглядела привлекательно.

— Веселого Рождества! — бодро сказал Брант и непринужденно вручил бутылочку. — Подарок от вашего доктора.

— Опять тоник? Я выпила этой гадости столько, что можно было бы заполнить сухое русло ручья за нашим домом! Это что, опять какая-то индейская микстура? Доктор, должно быть, уже перепробовал все традиционные средства.

Брант стоял возле кровати в полной растерянности. Хрупкий и бледный вид Гарнет поразил его так же, как и ее отрешенный взгляд.

— Он советовал вам немедленно выпить одну столовую ложку.

— Я непременно выпью попозже… может быть, — произнесла она, ставя бутылочку рядом с другими такими же на столик возле кровати. — Спасибо вам, что принесли его, мистер Стил.

— Не обращайтесь со мной, как с посторонним, Гарнет, — просительно сказал он. — Я давно собирался навестить вас, но не мог найти причину для визита. Думал, что мне вряд ли будут рады…

— Что заставило вас сейчас изменить свое мнение?

— Можно, я присяду? — устало спросил он.

— К сожалению, не могу помешать вам. Он придвинул стул к кровати и сел, коснувшись ее прозрачной руки, которую Гарнет, однако, тут же спрятала под одеяло.

— У меня заразная легочная болезнь, — с вызовом сказала она.

— Такой диагноз вам поставил доктор или вы сами?

— Я видела больных чахоткой. Они тают так же, как я. Некоторых мучает ужасный кашель, но не всех. Те, которые кашляют, страдают скоротечной чахоткой и быстро умирают. Хроническая болезнь более продолжительна. У меня как раз хронический случай. Вам лучше идти, Брант. Вы можете заразиться.

Он улыбнулся:

— С чего это вы решили заботиться обо мне, Гарнет? Я думал, вы желаете мне смерти.

— Желала… когда-то.

— А сейчас?

— Теперь это не имеет никакого значения.

— Для меня имеет, Гарнет.

— Чувство вины?

— Я беспокоюсь о вас.

— Ах, Брант, не пытайтесь меня дурачить! Я знаю, зачем вы пришли. Вас прислал доктор Уорнер. Он думает, что то лекарство, которое предложите вы, более эффективно, чем его, но он ошибается.

Повернувшись к охну, она посмотрела на мрачное серое небо. Налетавший из прерии пронизывающий ветер стучал в окно кристалликами ледяной крупки. Гарнет вспомнила тепло и уют их дома в Авалоне, где в каждой комнате, украшенной к Рождеству, пылал жаркий камин. Сет срубил к празднику дикий кедр, и Дженни, проявив чудеса изобретательности, убрала его различной мишурой. Но Гарнет тосковала о настоящей елке и ярких игрушках и пахнущих лавром свечах. Она вздохнула:

— Пожалуйста, уходите, Брант. У меня сегодня неподходящее настроение.

— Разве я утомил вас, Гарнет? Позвольте только немного побыть с вами.

— Вы заработаете себе лишь преждевременную кончину и ничего более.

— Да хватит вам все время оплакивать себя, — не выдержав взорвался он. — Я как-то сказал вам, Гарнет, что вы — трусиха, и теперь повторяю это снова. Вы хотите умереть, потому что у вас нет мужества жить. Жизнь бросает вам вызов, а вы предпочитаете сдаться, нежели бороться. Я даже начинаю думать, что Денису лучше было погибнуть, чем тащить по жизни такую обузу.

С неожиданной энергией Гарнет решила влепить ему пощечину, но он увернулся, засмеявшись:

— Снова промахнулись, милочка. Плохо целитесь. Вам нужна практика. Мое общество вам необходимо. Тренировались бы целый день.

— В прошлый раз вы мне помешали.

— Хотите попробовать снова? — он достал револьвер.

— Заряжен?

— Как всегда, — кивнул он. — Неужели вы думаете, Гарнет, что, убив меня, станете счастливей? Может быть, я действительно заслужил это. Может быть, этого заслуживает каждый солдат за исполнение своего долга — не медали, а пули. — Он протянул ей револьвер рукояткой вперед. — Возьмите его, Гарнет. И если вам от этого стане! легче, застрелите меня.

Гарнет, будто опомнившись, посмотрела на оружие.

— Уберите его.

Брант спрятал оружие в кобуру и ждал, глядя на нее с нескрываемым желанием.

— Дорогая, хватит нам играть в прятки. Я по-прежнему сгораю от любви, Гарнет, и хочу жениться на вас.

Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, но она в страхе отпрянула.

— Вы заразитесь, — поспешно соврала она.

— Тогда мы будем чахнуть вместе, моя любимая. Поженимся, ляжем в постель и больше не поднимемся.

— И это все, что постоянно занимает ваши мысли? — строго спросила она. — Лечь в постель!

Такая непосредственность, плохо сочетавшаяся с болезненным видом, выдала ее тайные мысли. Брант всегда восхищался ее выразительными, страстными глазами фиалкового цвета. Он давно вынашивал романтическую мечту увидеть, как желание наполнит их густой синевой, но оказалось, что именно сейчас они стали небесно-голубыми.

Он отстаивал свою точку зрения мягко и в то же время с таким красноречием, на которое только был способен.

— Близость может быть приятной, Гарнет, для двоих любящих друг друга людей. Я мечтаю жениться на вас.

— Вам что, нужна больная жена? Женщина, не способная дать вам детей и обреченная на скорую смерть?

— Господи, вы прямо одержимы идеей смерти.

— Это — жар.

Брант нежно потрогал ей лоб, он был прохладным и гладким. Помедлив, его рука нежно скользнула по ее лицу, шее, грудям, всему телу.

— У вас нет температуры, Гарнет.

— Она приходит и уходит, а когда ее нет, меня знобит. В Авалоне жила девушка, страдавшая легочной болезнью, поэтому мне знакомы симптомы. Она давно умерла. Я тоже умру. Я это знаю и чувствую, но мне не страшно. Поверьте, я не такая трусиха, как вы думаете, Брант. Я мечтаю о смерти и иногда даже чувствую ее присутствие. Это — вовсе не старик с длинной белой бородой и косой. Я вижу ангела, берущего меня за руку и ведущего через высокую гору в мирную зеленую долину…

— Моя маленькая актриса, — прервал ее Брант, ехидно улыбаясь. — Я видел эту пьесу в театре. Ваше представление, моя хорошая, впечатлило меня, но не убедило. Я видел больных чахоткой и на войне, и до нее. Их щеки покрыты румянцем из-за температуры, а вовсе не бледны, как лилия, они харкают кровью и часто теряют сознание от боли и слабости.

— Это придет позднее.

— Нет, этого не будет! Послушайте меня, Гарнет. Перестаньте упиваться горем. Перестаньте огорчать своих родных и ставить под угрозу их здоровье. Вы должны встать с кровати, выйти за меня замуж и., нарожать кучу детей!

— Я скорее умру, — заявила она.

Брант рассмеялся и распахнул дверь на кухню:

— Мисс Темпл, если суп готов, налейте пациентке большую миску. Я прослежу, чтобы она съела все до последней ложки.

— Я не буду, сэр! — возмущенно запротестовала Гарнет.

— Нет, будете, моя радость, потому что я не уйду, пока вы это не сделаете. Так что только от вас зависит, сколько я у вас пробуду.

Ее глаза вспыхнули яростью:

— Да вы просто противный скунс. Брант Стил! Да еще к тому же змей и койот! Я вылью этот суп вам на голову, — пригрозила она.

Это еще больше развеселило его.

— Ой-ой-ой! С каких это пор благовоспитанные леди так ведут себя? Но не беспокойтесь, я сам буду держать вашу миску. А попозже у нас еще будет рождественский обед за столом, даже если мне придется отнести вас в столовую на руках, привязать к стулу или держать на коленях и кормить с ложечки, как малютку. Дженни не покладая рук готовит праздничный обед, и мы насладимся им, вознеся молитву до и после.

Дженни принесла суп, понимающе поглядела на бранящуюся парочку, и быстро удалилась.

— Проклятье, — бушевала Гарнет, пока Брант заботливо пытался прикрыть ей грудь полотенцем. — Мне не нужен слюнявчик!

— Просто предосторожность, моя дорогая. Гарнет вспыхнула.

— Тетя Дженни забыла подать солонку. Принесите, пожалуйста. И салфетку.

— С удовольствием. А что еще прикажите? Она поколебалась мгновение:

— И еще миску для вас, если вы, конечно, не против.

— Спасибо, я не против, а просто счастлив! Когда он вернулся и сел рядом с ней, Гарнет задумчиво спросила:

— А как праздновали Рождество у вас на плантации?

— Торжества длились до самого Нового года. Много званых вечеров, визитов, гостей. Рабы получали подарки и устраивали свои вечера. Все праздники в Грей Оукс не умолкало веселье. До войны, разумеется. — Он помолчал, надеясь, что она не обратит внимания на последнюю неудачную фразу. — Уверен, в Коннектикуте Рождество отмечалось тоже очень весело, не так ли?

Но выражение ее лица уже изменилось, и Брант понял, что она задумалась о другом. Он замолчал и стал слушать, как дождь со снегом стучат в оконное стекло.