Гарнет почти всю ночь не спала, раздумывая о том, что же ей положить в склеп монумента. Лежать было очень неудобно. Она уже привыкла спать на ватном тюфяке, и пуховая перина казалась ей слишком мягкой и жаркой. Спать на твердом полезно для позвоночника, а на этой пуховой кровати она станет вялой, как тряпичная кукла.
Хорошо посмотреть на себя со стороны. Какой же изнеженной и испорченной она была до поездки в Техас! Любящие родители, самая вкусная еда, самая модная одежда, слуги. Тепло зимой возле очага, прохлада летом возле моря. Собственная комната и ванная. Уж чему-чему, а терпеливости и выносливости Техас ее научил. Лишения приграничной жизни закалили ее. Жаркое солнце еще может обжечь ее нежную кожу, но она научилась терпеть боль. Неистовые порывы ветра могут трепать волосы и юбку, но не способны лишить ее присутствия духа.
Гарнет села на кровати и посмотрела в окно. Укутанная в брезент громада показалась ей кораблем-призраком, плывущим сквозь туман. Перед самым восходом девушка приняла решение. И облегченно вздохнула.
Мгновением позже Гарнет чиркнула спичкой и зажгла стоявшую возле кровати свечу. Как мечтала она об этом знакомом с детства аромате лавра, когда огарки жировых свечей в Техасе, потрескивая, распространяли вокруг себя чад прогорклого сала. Отперев ящик ночного столика, вынула пачку писем, которую оставила там, отправляясь в Техас, развязала голубую ленту и невольно принялась читать. Неужели эти послания когда-то казались ей романтическими? Это были письма школьника, бегло написанные словно на заданную тему на разлинованной в линейку бумаге. Короткие наброски, неспособные передать ужас войны, лишения солдатской жизни, страх смерти и поражения. Никакой поэзии, никакой страсти, никаких надежд, никаких мечтаний и робкой попытки заглянуть в будущее. Единственным чувством была юношеская тоска по дому и семье. Некоторые слова расплылись, возможно, из-за упавших на листок слез. Как и фотография Дени, чернила из черных превратились в коричневые. Бумага пожелтела.
Гарнет разложила письма снова по конвертам и сунула в ящик, но уже не стала запирать его.
Это не любовные письма, предназначенные только для ее глаз. Явно предполагалось, что она поделится ими с близкими, и Гарнет неожиданно поняла, что должна показать их родным и друзьям.
В прихожей часы дедушки Эшли пробили два раза. Их вестминстерский бой гулко отозвался в затихшем доме. Гарнет зевнула, задула свечу и устроилась поудобнее, чтоб уснуть, не забыв прочитать молитву.
Когда она проснулась, стоял великолепный день. Сияло солнце. Пахло, морем. Настроение омрачали лишь воспоминания и мысль о предстоящем событии.
Элеонора стукнула в дверь и тут же вошла.
— Одевайся побыстрее, милая! Завтрак готов. Клара приготовила кое-что специально для тебя.
— Я не голодна, мама.
— Не огорчай Клару.
«Что ж, мне теперь огорчаться самой?» — подумала Гарнет. У нее болела голова. От пищи ее может стошнить.
— Мне нездоровится, мама.
— Гарнет, это просто нервное. После церемонии тебе станет легче.
— Можно, я сяду за стол в ночной рубашке? Элеонора широко раскрыла глаза от удивления.
— Конечно, нет, дорогая. Ты же знаешь, что мы вместе никогда не едим в таком виде! Но если ты хочешь немножко побыть в постели, я попрошу подать тебе завтрак сюда.
— Не беспокойся, мамочка. Я оденусь и спущусь.
— Вот и хорошо. Твое черное шелковое платье уже поглажено. Если хочешь, можешь взять мою брошь из черного янтаря.
— Я хотела попросить твою камею.
— Не сегодня, дорогая. Для такого случая — только черное.
— Да, мама.
— И не опаздывай, — напомнила Элеонора уже с порога. — Хотя церемония начнется только через несколько часов, народ уже начал собираться в главном сквере.
— Надеюсь, церемония не превратится в карнавал с продажей сувениров и прохладительных напитков, — сказала Гарнет. — Это было бы отвратительно.
— Потерявшие близких такого не допустят, моя дорогая. Не беспокойся.
Военный оркестр добровольно вызвался играть на открытии. Мэр и члены городского собрания заняли места на трибуне, задрапированной в цвета национального флага. Семьи павших героев разместились на скамьях и стульях, предоставленных предпринимателями Авалона. Присутствовало много ветеранов, все в мундирах. У кого-то из них не хватало руки, у кого-то — ноги, некоторые потеряли зрение, у многих были шрамы от ранений. Их встречали приветствиями и аплодисментами. Все старались не замечать их искалеченных тел и не обращать внимания на угрюмое выражение лиц, с которым ветераны Авалона наблюдали за церемонией.
Напыщенное обращение мэра Грисби походило на множество других, всеми уже слышанных. Речь преподобного Ходжа напомнила проповеди армейских капелланов. Духовой оркестр сыграл траурный марш. Наконец полотнище поползло вниз, и взорам собравшихся предстал бронзовый солдат в форме Федерации, прицелившийся из винтовки в бронзового же минитмена[16] с мушкетом на другом конце сквера — такого казуса создатели памятника явно не предусмотрели.
Публика зааплодировала, раздались восхищенные возгласы. Все уверяли, что о людях, в честь которых воздвигнут мемориал, будут помнить вечно. Ветераны, уже почти забытые, обменивались циничными замечаниями.
И вот родственникам погибших предложили подойти к монументу и положить на память о них вещи в раскрытый склеп. Захоронение должно было увенчать программу.
Гарнет не двигалась, пока не осталась последней. Она стояла, сжимая в руках желтый клеенчатый футляр, внутри которого была выцветшая фотография. Девушка направилась к памятнику в одиночестве — хрупкая фигурка в скорбном одеянии с торжественным и просветленным выражением лица. Она пристально вглядывалась в статую, пытаясь увидеть черты того, кого эта статуя для нее олицетворяла. Немножко помедлив, Гарнет положила вещи на могилу и вернулась к остальным, тогда как рабочие принялись замуровывать склеп, закрывая его сверху гранитной плитой с выгравированной надписью. К подножию монумента было возложено множество гирлянд и букетов. Проповедник еще раз произнес благословение, и под звуки оркестра церемония завершилась.
Зрители не спеша расходились. Родители Гарнет и тетя возвращались домой в полном молчании. Никто не спросил, что она положила в склеп. Родные думали, что знают. И только, когда дома Гарнет сняла черные перчатки, они заметили, что на безымянном пальце больше нет кольца…
Три недели спустя, когда Дженни готовилась к отъезду в Техас, Гарнет вызвалась помочь ей укладывать вещи. Она взяла новую нижнюю юбку, аккуратно свернула ее и положила в чемодан.
— Ты и в самом деле уезжаешь, тетя?
— А ты что, сомневалась?
— Нет, конечно, но у меня все же таилась надежда, что ты передумаешь. Мне тебя будет ужасно не хватать.
— И мне тебя тоже, дорогая.
— Ты мне напишешь?
— Разумеется, и твоим родителям — тоже. Но ты же знаешь, как плохо там ходит почта. Почтовые тракты еще не восстановили до конца.
— Интересно, кого ты на этот раз встретишь на пароходе? — задумчиво проговорила Гарнет. Дженни пожала плечами:
— Какая разница. Едва ли они смогут быть интересней наших знакомых по первому путешествию. Замечательное было приключение от начала и до конца, не так ли?
Гарнет грустно кивнула.
— Если не считать ужасного взрыва на «Кри-счен Куин». Столько людей погибло. Нам так повезло.
— У нашего везения есть имя, Гарнет. Он сейчас где-то на Центральных равнинах. Впрочем, и в этом путешествии меня могут ожидать сюрпризы. Отправляясь на Запад, никогда ничего не знаешь наверняка. Вот почему это так увлекательно, сеньора.
— Ой, — восторженно пискнула Гарнет. — Ты заговорила, прямо как в Техасе. Раньше ты такого обращения не использовала.
— Так же, как не пользовалась туалетом на улице и не принимала ванну в бочке, как не делала массу других примитивных вещей, пока не очутилась в Техасе. Да, я не такая дурочка, чтобы радоваться трудностям, но я и не боюсь их. Может быть, в этом и есть главное различие между нами, Гарнет. Техас оставил след в каждой из нас. И мне бы хотелось сохранить частичку Техаса в себе на всю жизнь.
Гарнет разглядывала официальное шелковое платье Дженни, когда-то, по незнанию, надетое во время праздника на ранчо Дюка. Тогда обе они выглядели очень модными и привлекательными, но уж слишком расфранченными.
— Ты права, тетя, это не Авалон изменился, а я. Все здесь осталось по-прежнему, но только я воспринимаю это уже не так, как раньше. Чего-то не хватает, и хотя не знаю точно, чего, но чувствую себя не в своей тарелке. По ночам плачу в подушку. Я по-настоящему несчастна! Почему все не так, тетя? Чего мне не хватает?
— Гарнет, я думаю, ты знаешь ответ, но только не хочешь, чтобы он был произнесен. Что ж, я не могу тебя заставлять. Если те слова что-нибудь для тебя значат, ты их должна сама сказать.
— Я знаю, тетя Дженнифер. И полагаю, что действительно должна сказать сама: я… я хочу вернуться в Техас вместе с тобой. Я не верю, что могу быть здесь счастлива или хотя бы довольна. В церкви меня посещают греховные мысли. Мне не хочется ходить по гостям, а на вчерашнем чаепитии я умирала от скуки. Ничего, кроме праздных, болтающих пустяки женщин, чьи голоса напоминают стрекотанье сорок. Дженни, улыбнувшись, согласилась:
— Ни одного серьезного или хотя бы интересного слова за весь вечер, а на следующей неделе все повторится сначала, но только на другом сборище. У тебя хватит сил ехать со мной, Гарнет?
— Я чувствую себя прекрасно.
— Я говорю не о здоровье, дорогая.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, тетя Дженни.
— Ты уже сказала родителям?
— Это — мое решение, — жестко ответила Гарнет. — Моя жизнь, мое будущее. Но не думаю, что мама и отец будут очень удивлены. Они знают, что мое обручальное кольцо отправилось в могилу. И фотография Дени тоже. Я оставила лишь часы и шарф для его мамы и сестры.
— Они будут очень благодарны, я знаю. Миссис Лейн ужасно постарела после смерти сына, и не думаю, что ее дочь когда-нибудь выйдет замуж.
— Эйлин все еще оплакивает брата и своего жениха, погибшего под Шилохом. Но передача вещей Дени — это не просто жест внимания, тетя Дженнифер. Вещи должны принадлежать им, как и его письма, которые они получат, хотя и с некоторым запозданием. — Она на мгновение умолкла. — Знаешь, что я тебе скажу? То кольцо стало мне маловато. Видно, за последний год я выросла.
— Да, Гарнет, у тебя выросли не только пальчики. Ты стала умной, взрослой женщиной.
Гарнет посмотрела в сторону, а затем вновь взглянула на тетю.
— Как-то я спросила дядю Сета, почему так много людей стремится на Запад, и он попытался мне объяснить. Тогда до меня дошли только некоторые из мотивов.
— А теперь? — поинтересовалась Дженни.
— Теперь, по крайней мере, я лучше поняла, что двигало Брантом Стилом. — Она устремила взор в окно; где заходящее солнце посылало с запада свои лучи. — Он хочет осесть в Техасе, стать хозяином собственного ранчо и сам вести свое скотоводческое хозяйство. Я могла бы быть хозяйкой ранчо, если он еще меня не забыл. Как ты думаешь, забыл? — спросила она после длинной паузы. — Боюсь, я оставила ему не слишком много надежды.
— Уверена, что достаточно. Кроме того, он упрямый малый.
Под удивленным взглядом Гарнет Дженни извлекла из сумочки телеграмму и улыбнулась, видя выражение лица племянницы.
— Это послано из Миссури. — Она набрала в грудь побольше воздуха и начала читать: «Дорогая мисс Темпл. Сет телеграфом сообщил мне о вашем возвращении в Лонгорн Джанкшин. Пожалуйста, не уезжайте до моего прибытия в Авалон. Предприятие завершено. Ближайшим поездом отправляюсь в Коннектикут. С любовью и наилучшими пожеланиями вам обеим.
Брант Стил».
Глаза Гарнет засветились.
— Он действительно это написал?
— Прочитай сама.
— А когда ты это получила? — спросила Гарнет, дрожащими руками беря телеграмму.
— Взгляни на дату, дорогая. Домоправительница расписалась в получении, так как нас не было дома.
— Почти неделю назад! — воскликнула Гарнет. — Это значит…
— Да, он уже здесь. В отеле Авалона. Приехал вчера, а сегодня утром я с ним виделась. Вот почему я не взяла тебя с собой за покупками.
Гарнет смотрела на нее, плача от радости:
— Ну и ну, да ты… интриганка! Вы с дядей Сетом все это затеяли, признавайтесь!
— Каюсь, — улыбнулась Дженни. — Но Брант собирался приехать за тобой, Гарнет, и даже решил прихватить лассо. Он хочет получить тебя раз и навсегда.
— Почему же ты скрыла это от меня? — строго спросила Гарнет. — Я так волновалась!
— Заглядывая в календарь? У Гарнет перехватило дыхание.
— Это он тебе сказал про все?
— Конечно же, нет! Я догадалась, когда вы вернулись после долгой прогулки по прерии. А через несколько недель я была уже совершенно уверена. Что еще может заставить одинокую юную леди так тщательно следить за циклом месячных? Мне так это понятно… Быть старой девой не значит соблюдать обет воздержания, моя девочка. Ты шокирована? — мягко поинтересовалась она.
— Конечно, нет, — ответила Гарнет. — Это жизнь. А мама о том знала?
— Сомневаюсь, хотя подозреваю, твой отец догадывался, что мои поездки в Бостон, Нью-Йорк и Европу служили не только расширению кругозора. Я никогда не жалела ни об одном из своих приключений. Ни об одном, — твердо повторила тетя.
Гарнет радостно засмеялась.
— Ты очаровательная женщина, тетушка!
— Тс-с! — предостерегла Дженни. — Мы должны хранить свои тайны, племянница.
— Что ты говорила маме и папе о Бранте? — осторожно спросила Гарнет.
— Только самое необходимое, Гарнет. В конце концов целое собрание лучших образцов изящной словесности, принадлежавшее его семье, теперь в нашей библиотеке, и твой папа должен выразить Бранту свою признательность. Требовалось также объяснить, откуда у тебя появились вещи Дени. Но они не сердятся на Бранта. Дени на его месте тоже выполнил бы свой долг.
— Теперь я это понимаю.
— Брант желает встретиться с твоими родителями. Но он слишком хорошо воспитан, чтобы прийти в дом без приглашения.
— Сначала мне надо поговорить с ним наедине, — решительно сказала Гарнет, а потом, поколебавшись, добавила:
— Как ты думаешь, не покажется нескромным, если я приду в отель?
— Нет, если я отправлюсь с тобой… а потом исчезну.
— Прикажи подать экипаж, тетя! Я бегу одеваться.
— Только, пожалуйста, не во вдовье. У тебя же есть очень милые платьица, а мода в этой деревеньке не слишком ушла вперед. Просто надень узкий кринолин и самую нарядную из шляпок.
— Сплетницы назовут меня веселой вдовой!
— Нет, Гарнет, для такого прозвища нет никаких оснований.
Озорная усмешка заиграла на губах племянницы, а в глазах запрыгали искорки.
— По крайней мере, я больше не буду Камиллой в Коннектикуте! В любом случае это не имеет никакого значения. Мы не останемся тут жить.
— Следовательно, ты решила выйти за него замуж?
— Ну, конечно же! Мы ведь не можем жить в грехе. А потом в другой раз мне может так не повезти, — хитро усмехнулась она.
Улыбнувшись, Дженни обняла девушку.
— Такая новость сделает его счастливейшим человеком в этой стране!
Поскольку в регистрационной книге отеля Брант Стил указал местом своего проживания Лонгорн Джанкшин, штат Техас, его пребывание в городе вызвало живой интерес. Все знали, что дочь Эшли лечилась в Техасе, а когда этим утром Дженнифер Темпл вызвала из номера мистера Стила, стало ясно: тайна скоро откроется.
Клерк за стойкой не, у дивился, когда миссис Лейн и мисс Темпл вошли в отель и попросили передать записку в комнату мистера Стила. Брант появился в вестибюле, привлекая всеобщее внимание своим новым с иголочки западным облачением. На нем был великолепный серый шерстяной костюм, узкий черный галстук и белоснежная льняная рубашка, а на голове широкополая стетсоновская шляпа ковбоя.
Зеваки мужского пола вытаращили от удивления глаза, а женщины замерли от восторга, когда Брант, сняв шляпу, отвесил дамам изящный поклон.
Никогда еще Брант не выглядел более мужественно и привлекательно. Гарнет слышала за своей спиной возбужденный шепот. Демонстративная встреча на публике диктовала свои правила, и девушке пришлось довольствоваться теплой улыбкой и нежным рукопожатием.
— Я так рад вас видеть снова, миссис Лейн. Вы выглядите исключительно хорошо, — пробормотал Брант низким голосом, по которому она так скучала. — Прошу вас в мою комнату.
Гарнет в самом деле выглядела очень мило и женственно в небесно-голубом платье из шелка с короткими, украшенными буфами рукавами и вырезом на шее в форме сердечка. Венок из шелковых цветов обрамлял ее золотые волосы, как ангельский нимб. Гарнет была чудо как хороша.
При виде ее тонкой талии Брант с облегчением перевел дух, и они обменялись быстрыми понимающими взглядами. У Гарнет от волнения перехватывало дыхание, а сердце стучало часто-часто.
Дженни извинилась и отправилась в чайную комнату, с благодарностью отклонив предложение Бранта сопровождать ее. Наконец они сели и как раз вовремя, потому что у нее уже подгибались ноги.
— Как ты прекрасна, любимая! — прошептал он, замирая от счастья. — Это платье, такой цвет… просто идеальный для тебя. Я боялся, что ты все еще…
— В трауре? — закончила она, понимая гораздо больше, чем он предполагал.
— Да. Ты не рассердилась из-за моей телеграммы?
— О, Брант! Я узнала о ней только сегодня, уже после того, как решила вернуться в Техас вместе с тетей Дженни. Да, это так, Брант. Я решила вернуться к тебе еще до того, как получила твою телеграмму.
Она почувствовала его волнение и увидела, что у него дрожат руки.
— Спасибо тебе, дорогая! Как я хочу обнять тебя сейчас! — выдохнул он. — Ты знаешь, почему я здесь, Гарнет. О Боже, я теряюсь… Я хочу, чтобы ты стала моей женой! Это — предложение, и очень жаль, что я не могу сделать его более традиционно. — После паузы, во время которой они не отрывали глаз друг от друга, он продолжил:
— Дженни считает, что со стороны твоих родителей возражений быть не должно. А ты как думаешь?
— Да. Они поймут.
— Они замечательные люди.
— И я так считаю.
— Как скоро сможем провести официальную церемонию?
— Через несколько дней. Я хочу, чтобы она была в узком кругу.
— Я люблю тебя, Гарнет!
Его взгляд скользнул по ее левой руке, закрытой перчаткой.
Он не смог определить, есть там обручальное кольцо или нет.
— Кольца нет, — сказала она, безошибочно угадав его мысль. — Оно замуровано в основании нового монумента героям Гражданской войны в главном сквере города. Кстати, ты его уже видел?
Он угрюмо кивнул.
— Предстоит возвести сотни таких памятников по всей стране.
— Давай не будем об этом, Брант. У нас есть много других тем для обсуждения.
— И дел для выполнения, — согласился он, втягивая длинные, мускулистые ноги в обтягивающих брюках и блестящих черных ботинках. — В Сент-Луисе я переплатил портному, чтобы он побыстрее сшил этот костюм. Надеюсь, он подойдет для венчания. Или ты предпочитаешь что-нибудь более официальное?
— Ты восхитителен, Брант! — Гарнет вся сияла, а он не спускал с нее восхищенных глаз. — О Брант, я так счастлива!
Брант решил подарить Гарнет обручальное кольцо немного погодя, чтобы преподнести ей сюрприз. Себе он приобрел массивное золотое, а для нее купил в виде изящного цветка померанца. Ювелир сказал, что такая форма колец сейчас особенно популярна, но Брант купил его вовсе не из-за этого. Просто цветок померанца напоминал ему его любимую, и он улыбнулся, вспоминая, как покупал колье и свою уверенность в том, что знает размер кольца Гарнет.
Он с трудом удержался, чтобы не обнять ее.
— Если я не смогу прикоснуться к тебе сейчас, то сойду с ума.
— У нас будет для этого вся оставшаяся жизнь, Брант… но я уверена, что тетя Дженни даст нам возможность побыть наедине по пути домой.
— Да благословит Господь эту замечательную леди! — И уже не в силах сдержать себя, он взял руки Гарнет и плотно сжал в своих. — У нас будет собственное ранчо, Гарнет! Мы смогли довести почти все стадо до Седалии, потеряв меньше дюжины. Там получили за скот хорошую цену. Дюки обещали мне большую премию и скоро продадут мне часть своей земли. Мы с тобой построим небольшой уютный домик. Для счастья собственный дом — это не так уж мало. Через некоторое время мы приобретем сотни, может быть, тысячи акров пастбища, наймем работников, выведем собственные породы скота и сделаем свое клеймо знаменитым! А когда в Техас проведут железные дороги, а их проведут, скот можно будет перевозить с еще меньшими трудностями.
Гарнет улыбалась, энергично кивая, захваченная его энтузиазмом и уверенностью, что он сумеет воплотить свои мечты в жизнь. Этот человек возьмет судьбу за рога и сам станет ее хозяином, или же Гарнет плохо знает Бранта Стила.
— Я верю тебе, Брант. Всем сердцем я верю, что все будет так, как ты говоришь. Я люблю тебя, Брант.
— А я тебя. Мы оба любим друг друга, Гарнет. Вместе мы увидим, как осуществятся наши мечты.
— Да, — прошептала она прерывающимся от еле сдерживаемого желания голосом. — Время дорого, милый. Пойдем позовем тетю Дженни и начнем наше с тобой общее будущее!
Это было именно то, что Брант хотел, ждал и жаждал услышать. Он встал и помог Гарнет подняться, а потом они, улыбаясь и крепко взявшись за руки, отправились разыскивать Дженни.