Искусство непослушания

Глава 6: Игра в кошки-мышки на нейтральной территории

Триумф после прямой трансляции был оглушительным, но Веронику он не радовал. По крайне мере, не так, как должен был. Каждое утро она приходила в офис «Орлов Групп» — ей выделили постоянный кабинет, соседний с орловским, — и чувствовала себя школьницей, ждущей вызова к директору. Только директор был на двадцать лет старше, чертовски привлекателен в своей суровой власти и с тех пор в коридоре вёл себя так, словно ничего не произошло.

Тот момент в стерильном коридоре, его взгляд, его слова… казались сном. Он снова стал ледяным айсбергом, отдающим короткие, деловые распоряжения. Кашемировая шаль, аккуратно сложенная, лежала у неё дома на стуле. Она не решалась её носить. Это было бы капитуляцией.

«Он просто отблагодарил тебя, как благодарит породистого пса за хорошо выполненную команду», — твердила она себе, с яростью стуча по клавиатуре, составляя отчёт о медийной активности. Но образ его глаз, тёмных и голодных, не выходил из головы.

Ситуацию разрешил случай. Вернее, Аркадий Семёнович. Он зашёл к ней в кабинет с лицом человека, который нашёл таракана в дорогом салате.

— Колесникова, — начал он, с порога испытывая её на прочность. — Ваша «прозрачность» дала неожиданный побочный эффект. К нам нагрянула проверка из Министерства здравоохранения. Внеплановая. Видимо, кого-то из ваших интернет-друзей осенило, что можно не только в онлайне позубоскалить, но и реальные претензии предъявить.

Вероника вздохнула. Это была не её область.

— И что? Юристы пусть работают.

— Юристы работают. Но проверяющие — люди. Им, как вы любите говорить, нужна «человечность». Орлов хочет, чтобы вы поехали на завод вместе с ними. Сыграли роль гида. Смягчили острые углы. Если, конечно, вы не боитесь испачкать ваше прекрасное платье о производственную пыль.

В его тоне сквозила ядовитая надежда, что она откажется. Что она окажется просто пафосной пиарщицей, не готовой к настоящей работе.

— Передайте Александру Викторовичу, что я обожаю экскурсии, — сладко улыбнулась Вероника. — Особенно в компании скучных чиновников. Это мой естественный ареал обитания.

Час спустя чёрный внедорожник с тонированными стёклами мчался по загородному шоссе. Вероника сидела на заднем сиденье, глядя на профиль Орлова, который изучал документы на планшете. Он был в тёмном джинсовом костюме, без галстука, и выглядел опасно и по-походному привлекательно. Он ни разу не взглянул на неё с момента их отъезда.

— Я не знала, что вы лично принимаете участие в таких операциях, — не выдержала она тишины.

Он поднял глаза. Взгляд был отстранённым, деловым.

— Когда на кону стоит лицензия завода, я принимаю участие лично. А вы здесь для того, чтобы следить, чтобы кто-нибудь из этих клерков не написал в твиттер, что у нас в углах паутина.

Вероника фыркнула.

— Паутина — это признак экологичности. Без химикатов. Можете использовать это как маркетинговый ход.

Уголок его рта дёрнулся. Почти улыбка. Почти.

— Постарайтесь сегодня обойтись без шоу с переодеваниями, Колесникова. Здесь нужна тонкость.

— О, тонкость — это моё второе имя. Прямо после «безрассудство».

Экскурсия по заводу была адом. Чиновники, два мужчины и одна женщина с лицом бухгалтерского калькулятора, ходили по цехам, тыкали пальцами в самые неожиданные места и задавали вопросы, от которых у главного инженера дёргался глаз. Орлов шёл рядом, его лицо было непроницаемой маской, но Вероника видела, как напряжены его плечи.

И она работала. Она болтала с чиновниками о их детях, о дачах, вскользь упоминала, как сложно сейчас быть госслужащим. Она смеялась их плоским шуткам. Она превращала формальный осмотр в неформальную прогулку. И она видела, как лёд постепенно таял. Даже женщина-калькулятор один раз улыбнулась.

Кульминацией стал обед в заводской столовой. Орлов настаивал на ресторане, но Вероника уговорила его остаться. «Искренность, Александр Викторович! Пусть увидят, что мы едим ту же еду, что и наши рабочие».

За столом, за которым ели котлеты с пюре, главный чиновник, уже заметно расслабившись, сказал:

— Знаете, Александр Викторович, я много слышал о вашей жёсткости. Но вижу, вы смогли найти подход. Ваша помощница — молодец. Оживляет коллектив.

Орлов медленно положил вилку.

— Вероника — не моя помощница. Она независимый специалист. И да, — он на секунду встретился с ней взглядом, и в его глазах промелькнула та самая искра, — она обладает уникальным талантом нарушать любой порядок.

Это прозвучало как комплимент. Замаскированный под колкость. И от этого стало только теплее.

Проводив проверяющих до их машины, они остались стоять на парковке у завода. Был уже вечер. Пахло бетоном и скошенной травой.

— Вы справились блестяще, — не глядя на неё, сказал Орлов. — Они уезжают не с чувством выполненного долга, а с ощущением, что провели день с приятными людьми.

— Я же говорила, тонкость, — устало улыбнулась Вероника. Она чувствовала себя выжатой.

Он повернулся к ней. Закат окрашивал его лицо в золотые тона, сглаживая суровые черты.

— Голодна? — неожиданно спросил он.

— Что?

— Я спросил, голодна ли ты. В столовой ты больше работала, чем ела.

Он назвал её на «ты». Впервые. Просто, без церемоний. От этого у неё перехватило дыхание.

— Я… да, пожалуй.

— Я знаю одно место неподалёку. Без пафоса. Съедим?

Это было не предложение. Это была констатация факта. Приказ, замаскированный под приглашение. И она, к своему удивлению, не захотела отказываться.

Место оказалось маленькой семейной таверной в соседнем посёлке. Никаких телят трюфелей, только простые, но невероятно вкусные блюда. Они сидели за деревянным столом, и Орлов заказал красного вина.

— Я не знала, что вы спускаетесь с олимпа до таких… земных заведений, — заметила Вероника, с наслаждением пробуя запечённого карпа.

— Олимп — скучное место, — отпил он вина. Его поза расслабилась. — Здесь я когда-то начинал. С маленького цеха. Пахло совсем не олимпом.

Он рассказывал. О первых провалах, о борьбе, о том, как ночевал на складе, чтобы сэкономить на отеле. Он был другим. Не властным магнатом, а человеком. Уставшим, прошедшим через огонь и воду. Она слушала, зачарованная, и понимала, что это доверие дороже любой похвалы.

— А ты? — он внезапно спросил, перебивая самого себя. — Откуда эта… безрассудная храбрость?

Вероника опустила глаза, вращая бокал за ножку.

— Когда тебе в восемнадцать лет говорят, что твоя мама неизлечимо больна, а потом ты видишь, как врачи годами бьются, чтобы подарить ей лишний месяц, понимаешь две вещи. Во-первых, чудеса случаются только благодаря упрямству. А во-вторых, черный юмор — единственный способ не сойти с ума. Она… смеялась до самого конца. Над своими прогнозами, над болезнью. Научила и меня.

Она боялась поднять глаза, боялась увидеть жалость. Но когда посмотрела, то увидела в его взгляде не жалость, а понимание. Глубокое, мужское, молчаливое понимание.

— Она была сильной женщиной, — тихо сказал он.

— Да. И, наверное, поэтому я не выношу, когда сильные люди притворяются слабыми. Или наоборот.

Он протянул руку через стол и накрыл её ладонь своей. Его пальцы были тёплыми и твёрдыми. Это был не порыв. Это было осознанное действие.

— Сегодня ты была сильнее всех, — его голос прозвучал низко, только для неё. — И я это ценю.

Они молча смотрели друг на друга при свете керосиновой лампы. Вся игра, все маски остались где-то там, в городе. Здесь же были только они двое — уставший воин и его дерзкая, ранимая соратница.

Когда они вышли из таверны, уже стемнело. Он не отпустил её руку, пока они шли к машине. И когда он открыл ей дверь, его пальцы на мгновение коснулись её талии. Лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по телу пробежали мурашки.

Обратная дорога прошла в тишине. Но это была не неловкая тишина. Это была тишина наполненности. Когда он остановил машину у её дома, она не сразу двинулась выходить.

— Спасибо, — сказала она. — За ужин. И за… доверие.

Орлов повернулся к ней. В свете уличного фонаря его лицо казалось высеченным из камня.

— Это не доверие, Вероника, — его голос приобрёл прежнюю, властную ноту, но теперь в ней слышалась иная интонация. — Это предупреждение. Я начинаю привыкать к твоему присутствию. А это опасно. Для нас обоих.

Он наклонился к ней. Она замерла, ожидая поцелуя, но он лишь провёл большим пальцем по её нижней губе, смахнув несуществшую крошку.

— Спокойной ночи.

Она вышла из машины, не в силах вымолвить ни слова. Сердце стучало где-то в горле. Она понимала, что только что пересекла некую невидимую черту. И отступать было уже поздно. Игра началась по-настоящему. И ставки стали максимально высокими.