Испытание

Глава Двенадцатая

(Мария)

Если к кошмарам, к тем ужасам, что напористо разрывали мой разум каждую ночь, я и смогла относиться более сдержано, привыкать, что ли уже…, то к тоске, безумию от одиночества, от разлуки с Луи ставало только хуже…

Невыносимо больно…

Ненависть, ненависть схватывала меня в свои оковы и тащила на дно. Пустота, одиночество, обида и злость…

Весь набор психопата разгорался во мне прощальным огнем.

КАЛЕКА-ПСИХ!

Дожилась! ДОЖИЛАСЬ!!!

Яд…. скатываясь слезами, кровью с моего сердца, накапливался в душе…

Я срывалась на всех, рычала, кричала, плакала, рыдала, визжала…

Шок, последствия трагедии…

ДА НЕТ! НЕТ! Люди, это последствия моего глупого поведения! Я сама нацепила себе петлю на шею, сама выбила из-под ног табурет, и теперь обреченно барахтаюсь в воздухе, мучаюсь, корчась в предсмертной агонии. НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ…

Теперь уж окончательно я — душевнобольная… но заключенная не в физических рамках, не стены палаты сдерживают меня, давят на сознание, а ограждение собственной скорлупы душило, сжимает, выдавливает из меня рассудок и человечность.

Нервный срыв. Срыв от чувства собственной никчемности, ненадобности, бесполезности, незначимости… отвращение вместо жалости и понимая, вместо самолюбия…

Гордость сменилась на ненависть и презрение.

Понимание на отрицание.

Самокритика на самобичевание…

Вспомните свои чувства, когда рядом тот, кто вам больше всего ненавистен…

А теперь представьте, что он — это и есть вы сами…

Не сбежать, не скрыться, ни на секунду упокоения…

Кажется, я подхожу к грани того, что самоубийство станет не просто уходом из жизни, а — … расправа с самым большим врагом моей жизни…

Тот, кто испортил все, кто сломал меня, кто лишил всего самого дорогого…

Лишил даже будущего. ВСЕГО!

Не простить и не смириться…

— Мария, — я испуганно подскочила на месте и невольно обернулась к дверям.

— Привет, Лили.

— Привет, как ты?

— Никак, ничего хорошего.

Лили, медсестра и новая моя хорошая знакомая. Не раз я пыталась высказывать ей свое наболевшее. Она делала вид, что понимает, и что ей искренне жаль. Увы, простите, простите, но не верю я в честность этих слов!

Да и не заслуживаю я сострадания.

Не заслуживаю.

Хотя не устаю ныть, уповать на свою гадкую жизнь. Идиотическая песня калеки. Песня, которую носишь в себе. Ненавижу! Ненавижу и проклинаю тот миг, когда срываюсь и начинаю жалеть себя, изливать свою боль кому-то.

Слабое существо, а потому и срываюсь. Срываюсь. Больше не буду… Не буду…

Правда?

— Сегодня же Рождество. Мы все в холе собираемся. Устроим настоящий праздник для всей дружной, "больничной" семьи. Спустишься?

— Спасибо, но не стоит.

— Мария, прошу.

— И что я там буду делать?

— Рождество — вечер чудес. Давай веселиться.

— Прости, но я в чудеса больше не верю…

— А дети верят. Хотя бы для них сотвори сказку. Ради них мы все это и устраиваем. Хотя нет, не только ради них. Что я вру… Так что давай, дорогуша, поднимайся, и поехали виз…

— И что мне? Вокруг елки в коляске плясать?

Тяжело сглотнула.

— Нет. Почитаешь им сказки, — голос пристыжено стих.

— А вы сами не справитесь? Думаю всем не хватит… — шумно вздохнула и отвернулась от девушки.

— А у нас очень много детей, — радость резко сменилась на печаль. Боль. — Слишком, и не все уже могут покидать свои кровати. — Злость, злость? Я узнала в его голосе ноки обиды и ярости. — Каждый год мы творим для них сказку, превращаем обыденный вечер, ночь одиночества и тоски в надежду и чудо. Неужели, так сложно? Сама не веришь в сказку, не лишай ее других. Ты жива — и будь благодарна за это Богу. Слышишь?

Покраснела.

— Я буду минут через пять.

— Давай я помогу забраться в кресло.

— Не нужно, иди. Я сама…. сама…

Слезы едва удерживались на моих ресницах…

Вот такие слова лишь заслуживаю я, лишь упреки… Иначе я лишь говорю о ненависти к себе, а на самом деле гадкая жалость, прикидываясь червивой злостью, роет, грызет мою душу, взывая к слезам и боли.

Кретинка…