Глава Сорок Вторая

* * *

(Луи)


Да уж. Непривычно…

Всегда я шел Судьей, Прокурором, Катом в этот зал…

А теперь нынче…. нынче уже МНЕ улыбается гильотина, жмурится плаха, скалится Смерть.


Я не боюсь. Не боюсь. Если Мария успела доехать до Эйзема… то БОЛЬШЕ В ЭТОЙ ЖИЗНИ Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.


Не знаю, не знаю…. если ли что там… за пределами ЖИЗНИ. За пределами этого мира…

Но если и есть, я буду покорно ждать свою девочку.

Нет — на нет и суда нет.


Но душа навеки принадлежит этой малышке… из первого купе, с рассыпанным валиумом по полу…


Робкими вздохами…

… горькими слезами.


Моя девочка. Моя…


Мать моего ребенка. Моего ЕДИНСТВЕННОГО ребенка. А что мне, старому глупцу, еще нужно?

Все мечты сбылись… Сбылись…

Пусть не в той мере, слегка не так, как грезилось, но СБЫЛИСЬ.


Мечты…


Хм…


Улыбаюсь, улыбаюсь и я Смерти.


Почетные приветствия. Лживые, жеманные улыбки.

Совет собрался.


Что же….

Асканио,

Роберто,

Матис,

Виттория…

Сегодня в ваших руках МОЯ жизнь.

Прошу приступить к трапезе…


— Матуа, Вы говорили, что есть к нам какое-то срочное дело. Что же, мы с братьями готовы его выслушать, прежде чем перейти к насущным проблемам. Вы как?


Что же… Быстрее, так быстрее… Покончить со всем этим.


— Я готов.


Скрипнула дверь. В зал неспешно вплыла Виттория.


И короткого взгляда на меня даже не бросила…


Эх… Я еще должен извиняться за то, что умру?…что казнят?


Да уж…


Что же, прости, прости, мой старый верный друг. Прости…


— Слушаем, — приказное…, прощальное.


Вышел в центр, к алтарю этих безбожников.

Сразу на колени стать? Или дождаться, пока, как преступника, собьют с ног, преклонив перед судьями?


Ничего. Не утрудняться…

Пусть позабавятся.

Выпрямился, гордо задрал нос кверху. А что? Разве беспутно тщеславие камикадзе? Разве грех пред смертью потакать гордости? Не думаю…


— Я, Луи-Батист Маута, Поверенный Искьи, прошу…. - ну же, глупец, к чему паузы? Руби! РУБИ!… канаты, якоря! Мы плывем в чудные дали! — Прошу отпустить мои клятвы Ордену Искьи, Ордену Вампиров, дабы я смог воссоединится со своей ЖЕНОЙ и ребенком. Я знаю, помню, до последнего вдоха свого буду помнить данный обет Искьи… и не отрекаюсь от верности ей, но не могу больше нести службу Поверенного в силу прежде названных обстоятельств.


— Так, так, — растяжисто пролепетал Асканио, и как присуще ему… сразу же сменил свой привычный облик молодого мужчины на лик старика. Судьи. Судьи Искьи.


Вот он момент. Момент правды.


В миг подлетели ко мне Кровавые Стражники и резким ударом сбили с ног.

… на колени.


Ехидно улыбнулся…

… наверно больше сам себе, чем им.


— Я не буду спрашивать, кто знал о твоем отступничестве. Не буду искать нити. Ты сам пришел с повинной. Просьбой? Ты и сам знаешь, что у нас не отрекаются от Ордена. Как не отрекаются от Бога. Он либо есть в сердце, либо нет. Так как, Матуа, есть в твоем сердце Бог?


— И Бог есть, и Искья.


— Но выбираешь ты вампира и ее дитя?


— Смертную и НАШЕ дитя.


Нервно вздернул подбородком вверх.

— Значит, полукровки замешаны. Что же… тогда понятно. Многое теперь понятно. Где эта дева?


— На Эйземе.


Передернуло. Передернуло старого хрыча. Ну-ну. А то. Так я тебе и отдал свою Марию с малышом.


— И ты хочешь отречься от Искьи, дабы примкнуть к Эйзему?


— Нет. Дабы упростить тяжесть неверности Искьи. Не быть под ее защитой. Стать открытым для кары и негодования других, не называя неласку, возмездие от Ордена. Нести ответственность за свои ошибки единолично. Я — недостоин Искьи.


— Недостоин, ты прав. Прав, Матуа. Прав. Н-н-но! Ты же понимаешь, наверняка, понимаешь, не бывало такого, чтобы Орден отпускал послушников. Не бывало, и не будет. Понимаешь?


Я нехотя кивнул и печально улыбнулся.

— Понимаю.


— Это хорошо. Хорошо, что понимаешь. Палачи!


В миг меня за плечи схватили двое Кровавых… (показательно красные атласные мантии…. небрежно развивающиеся на ветру…)


Не дрогнул.

Жду…


— И ты думаешь, Аски, я позволю тебе это сделать? — вдруг прозвучал холодный, ровный, могильный голос Виттории.


— Не надо, — тяжело вздохнул я.


Но не слушала… Не слушала, глупая девица…

Встала со своей софы… Растяжестые, плавные, грациозные, кошачьи движения… Вышла в центр залы…. ко мне.

Гордо выпрямилась перед братьями… Гневный взгляд Асканио в глаза.


— А разве Искья другого мнения? — Насмешливо прокричал свою речь Древний. — Разве? моя дорогая… Она дала предписания нам… не для каждого отдельно, а так, как должен жить из нас… всякий. Так что, Виттория, СМИРИСЬ.


— Я — ЕСТЬ ИСКЬЯ. И Я БУДУ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ. А не глупые своды правил.


— Побойся, побойся своих слов, сестра!


— Чего же? — короткий, с вызовом шаг навстречу.


— Когда-то я тебя уже наказал. Хочешь повтора?


— С тех пор уже много чего произошло в наших судьбах. Например, то, что последние триста лет ты поклоняешься… МНЕ.


Нервно скривился.

— Не тебе, моя дорогая, НЕ ТЕБЕ. Как обрала Богиня тебя в свои Хранители и Оракулы, так и передумать может. Твой разум помутнел. И не Справедливость движет нынче тобой.


— Возможно, — еще один шаг ближе, — возможно. Нет! Точно. Так и есть. Не справедливость. И ЧТО?


Уткнулась взглядом в его черные угли глаз.


— Что молчишь? И ЧТО? ЧТО С ЭТОГО?


Тяжело сглотнул. Короткий вдох. Отвернулся.


— Не зли меня, не зли, девка.


— Я тебя не боюсь. БОЛЬШЕ не боюсь. Понял?


Вдруг резкое, молниеносное движение — Асканио сорвался с кресла.

Я не сразу разобрал, что произошло…


Вдруг Виттория пала на пол… Замертво рухнула на мраморную плитку, неестественно разбросив в стороны свои тоненькие ручки…

Я инстинктивно дернулся навстречу, на помощь, но мою попытку тут же пресекли Палачи.

Но успел, успел отдернуть ее скрученное тельце.

Кедровый кол запестрел у нее в груди, и тут же разрываясь в ужас… в моем сознании. Ужас, радость и дикую ярость.


Жива… но в оцепенении…

— Унесите в темницу, — гневно прорычал Аско и нехотя ткнул пальцем на девушку. — Есть еще кто… радикально настроенный? Есть еще кто… возомнивший из себя Божество?


Я едва сдерживался, чтобы не набросится на Асканио и не разорвать ему глотку.


— Ты за это заплатишь!


Насмешливо фыркнул.

— Ба, кто отозвался. Неужто щенок умеет еще и лаять?


— И КУСАТЬСЯ.


— Рассмешил, право, рассмешил ты меня, Матуа. Правда, всё равно это тебя не спасет. Прости… ЧЕТВЕРТОВАТЬ и спалить к чертовой матери!


— Только троньте его, и тут же все рассыплетесь в прах! — гневно зазвенел, подобно упавшему на каменный пол колоколу, голос Виттории.

Я невольно обернулся.


Как живая… стояла в шаге от меня.

(душа, ее душа отделилась от тела)


— Братец, за то столетие, подаренное тобой, под землей, я не только обрела Искью, но и обуздала свои способности. Лишив меня тела — не лишил сил. Мой ДУХ силен! Глупец!


Ликующая, едкая улыбка.


— Неужто? — рассмеялся Асканио.

Вдруг… из тела (видимой, призрачной дымки духа) огромными, багровыми реками стала сочиться… из десятка страшных, рваных ран кровь.


— Продолжим, милая, или все же пожалеем тельце?


— Рви, кусай, грызи мое тело. Хоть ПОДАВИСЬ! — и вдруг на последнем слове в долю секунды взорвались стекла. Разлетелись окна. Стеклянный купол, что был над нами, рассыпался в дребезг. Сотней, тысячей мелких осколков, хрустальными слезинками посыпался вниз.


В миг погасли свечи.


— Я разорву тебя на куски. И в душе ничего не дрогнет, — прорычала Виттория. — Я! Я — ИСКЬЯ! Я — ТВОЕ БОЖЕСТВО! МОЛИСЬ, НА МЕНЯ, КУТЕНОК! МОЛИСЬ! — в миг подлетела к Асканио и жадно вцепилась руками за горло

(остальные же братья смиренно замерли).

— Я ЗАБЕРУ ТВОЮ ЖИЗНЬ, ЗАБЕРУ ТВОЮ ДУШУ…. ЕСЛИ НЕ БУДЕТ ПО-МОЕМУ!

Загрузка...