(Луи)
Да уж. Непривычно…
Всегда я шел Судьей, Прокурором, Катом в этот зал…
А теперь нынче…. нынче уже МНЕ улыбается гильотина, жмурится плаха, скалится Смерть.
Я не боюсь. Не боюсь. Если Мария успела доехать до Эйзема… то БОЛЬШЕ В ЭТОЙ ЖИЗНИ Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.
Не знаю, не знаю…. если ли что там… за пределами ЖИЗНИ. За пределами этого мира…
Но если и есть, я буду покорно ждать свою девочку.
Нет — на нет и суда нет.
Но душа навеки принадлежит этой малышке… из первого купе, с рассыпанным валиумом по полу…
Робкими вздохами…
… горькими слезами.
Моя девочка. Моя…
Мать моего ребенка. Моего ЕДИНСТВЕННОГО ребенка. А что мне, старому глупцу, еще нужно?
Все мечты сбылись… Сбылись…
Пусть не в той мере, слегка не так, как грезилось, но СБЫЛИСЬ.
Мечты…
Хм…
Улыбаюсь, улыбаюсь и я Смерти.
Почетные приветствия. Лживые, жеманные улыбки.
Совет собрался.
Что же….
Асканио,
Роберто,
Матис,
Виттория…
Сегодня в ваших руках МОЯ жизнь.
Прошу приступить к трапезе…
— Матуа, Вы говорили, что есть к нам какое-то срочное дело. Что же, мы с братьями готовы его выслушать, прежде чем перейти к насущным проблемам. Вы как?
Что же… Быстрее, так быстрее… Покончить со всем этим.
— Я готов.
Скрипнула дверь. В зал неспешно вплыла Виттория.
И короткого взгляда на меня даже не бросила…
Эх… Я еще должен извиняться за то, что умру?…что казнят?
Да уж…
Что же, прости, прости, мой старый верный друг. Прости…
— Слушаем, — приказное…, прощальное.
Вышел в центр, к алтарю этих безбожников.
Сразу на колени стать? Или дождаться, пока, как преступника, собьют с ног, преклонив перед судьями?
Ничего. Не утрудняться…
Пусть позабавятся.
Выпрямился, гордо задрал нос кверху. А что? Разве беспутно тщеславие камикадзе? Разве грех пред смертью потакать гордости? Не думаю…
— Я, Луи-Батист Маута, Поверенный Искьи, прошу…. - ну же, глупец, к чему паузы? Руби! РУБИ!… канаты, якоря! Мы плывем в чудные дали! — Прошу отпустить мои клятвы Ордену Искьи, Ордену Вампиров, дабы я смог воссоединится со своей ЖЕНОЙ и ребенком. Я знаю, помню, до последнего вдоха свого буду помнить данный обет Искьи… и не отрекаюсь от верности ей, но не могу больше нести службу Поверенного в силу прежде названных обстоятельств.
— Так, так, — растяжисто пролепетал Асканио, и как присуще ему… сразу же сменил свой привычный облик молодого мужчины на лик старика. Судьи. Судьи Искьи.
Вот он момент. Момент правды.
В миг подлетели ко мне Кровавые Стражники и резким ударом сбили с ног.
… на колени.
Ехидно улыбнулся…
… наверно больше сам себе, чем им.
— Я не буду спрашивать, кто знал о твоем отступничестве. Не буду искать нити. Ты сам пришел с повинной. Просьбой? Ты и сам знаешь, что у нас не отрекаются от Ордена. Как не отрекаются от Бога. Он либо есть в сердце, либо нет. Так как, Матуа, есть в твоем сердце Бог?
— И Бог есть, и Искья.
— Но выбираешь ты вампира и ее дитя?
— Смертную и НАШЕ дитя.
Нервно вздернул подбородком вверх.
— Значит, полукровки замешаны. Что же… тогда понятно. Многое теперь понятно. Где эта дева?
— На Эйземе.
Передернуло. Передернуло старого хрыча. Ну-ну. А то. Так я тебе и отдал свою Марию с малышом.
— И ты хочешь отречься от Искьи, дабы примкнуть к Эйзему?
— Нет. Дабы упростить тяжесть неверности Искьи. Не быть под ее защитой. Стать открытым для кары и негодования других, не называя неласку, возмездие от Ордена. Нести ответственность за свои ошибки единолично. Я — недостоин Искьи.
— Недостоин, ты прав. Прав, Матуа. Прав. Н-н-но! Ты же понимаешь, наверняка, понимаешь, не бывало такого, чтобы Орден отпускал послушников. Не бывало, и не будет. Понимаешь?
Я нехотя кивнул и печально улыбнулся.
— Понимаю.
— Это хорошо. Хорошо, что понимаешь. Палачи!
В миг меня за плечи схватили двое Кровавых… (показательно красные атласные мантии…. небрежно развивающиеся на ветру…)
Не дрогнул.
Жду…
— И ты думаешь, Аски, я позволю тебе это сделать? — вдруг прозвучал холодный, ровный, могильный голос Виттории.
— Не надо, — тяжело вздохнул я.
Но не слушала… Не слушала, глупая девица…
Встала со своей софы… Растяжестые, плавные, грациозные, кошачьи движения… Вышла в центр залы…. ко мне.
Гордо выпрямилась перед братьями… Гневный взгляд Асканио в глаза.
— А разве Искья другого мнения? — Насмешливо прокричал свою речь Древний. — Разве? моя дорогая… Она дала предписания нам… не для каждого отдельно, а так, как должен жить из нас… всякий. Так что, Виттория, СМИРИСЬ.
— Я — ЕСТЬ ИСКЬЯ. И Я БУДУ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ. А не глупые своды правил.
— Побойся, побойся своих слов, сестра!
— Чего же? — короткий, с вызовом шаг навстречу.
— Когда-то я тебя уже наказал. Хочешь повтора?
— С тех пор уже много чего произошло в наших судьбах. Например, то, что последние триста лет ты поклоняешься… МНЕ.
Нервно скривился.
— Не тебе, моя дорогая, НЕ ТЕБЕ. Как обрала Богиня тебя в свои Хранители и Оракулы, так и передумать может. Твой разум помутнел. И не Справедливость движет нынче тобой.
— Возможно, — еще один шаг ближе, — возможно. Нет! Точно. Так и есть. Не справедливость. И ЧТО?
Уткнулась взглядом в его черные угли глаз.
— Что молчишь? И ЧТО? ЧТО С ЭТОГО?
Тяжело сглотнул. Короткий вдох. Отвернулся.
— Не зли меня, не зли, девка.
— Я тебя не боюсь. БОЛЬШЕ не боюсь. Понял?
Вдруг резкое, молниеносное движение — Асканио сорвался с кресла.
Я не сразу разобрал, что произошло…
Вдруг Виттория пала на пол… Замертво рухнула на мраморную плитку, неестественно разбросив в стороны свои тоненькие ручки…
Я инстинктивно дернулся навстречу, на помощь, но мою попытку тут же пресекли Палачи.
Но успел, успел отдернуть ее скрученное тельце.
Кедровый кол запестрел у нее в груди, и тут же разрываясь в ужас… в моем сознании. Ужас, радость и дикую ярость.
Жива… но в оцепенении…
— Унесите в темницу, — гневно прорычал Аско и нехотя ткнул пальцем на девушку. — Есть еще кто… радикально настроенный? Есть еще кто… возомнивший из себя Божество?
Я едва сдерживался, чтобы не набросится на Асканио и не разорвать ему глотку.
— Ты за это заплатишь!
Насмешливо фыркнул.
— Ба, кто отозвался. Неужто щенок умеет еще и лаять?
— И КУСАТЬСЯ.
— Рассмешил, право, рассмешил ты меня, Матуа. Правда, всё равно это тебя не спасет. Прости… ЧЕТВЕРТОВАТЬ и спалить к чертовой матери!
— Только троньте его, и тут же все рассыплетесь в прах! — гневно зазвенел, подобно упавшему на каменный пол колоколу, голос Виттории.
Я невольно обернулся.
Как живая… стояла в шаге от меня.
(душа, ее душа отделилась от тела)
— Братец, за то столетие, подаренное тобой, под землей, я не только обрела Искью, но и обуздала свои способности. Лишив меня тела — не лишил сил. Мой ДУХ силен! Глупец!
Ликующая, едкая улыбка.
— Неужто? — рассмеялся Асканио.
Вдруг… из тела (видимой, призрачной дымки духа) огромными, багровыми реками стала сочиться… из десятка страшных, рваных ран кровь.
— Продолжим, милая, или все же пожалеем тельце?
— Рви, кусай, грызи мое тело. Хоть ПОДАВИСЬ! — и вдруг на последнем слове в долю секунды взорвались стекла. Разлетелись окна. Стеклянный купол, что был над нами, рассыпался в дребезг. Сотней, тысячей мелких осколков, хрустальными слезинками посыпался вниз.
В миг погасли свечи.
— Я разорву тебя на куски. И в душе ничего не дрогнет, — прорычала Виттория. — Я! Я — ИСКЬЯ! Я — ТВОЕ БОЖЕСТВО! МОЛИСЬ, НА МЕНЯ, КУТЕНОК! МОЛИСЬ! — в миг подлетела к Асканио и жадно вцепилась руками за горло
(остальные же братья смиренно замерли).
— Я ЗАБЕРУ ТВОЮ ЖИЗНЬ, ЗАБЕРУ ТВОЮ ДУШУ…. ЕСЛИ НЕ БУДЕТ ПО-МОЕМУ!