– Мужчины, – раздраженно пробормотала Бейли, с трудом переставляя самодельные снегоступы. – И жить с ними невозможно, и пристрелить жалко.
– Я все слышал, – отозвался Камерон, обернувшись на нее. – Кстати, у тебя все равно нет оружия.
– Остается придушить во сне, – еще тише сказала Бейли, щурясь от сильного ветра.
– Это я тоже слышал.
– Скажите, какой острый слух! – раздраженно воскликнула Бейли. – Раз так, то знай: ты упертый, глупый осел! Если ты замерзнешь и не сможешь идти от усталости, есть шанс, что ты рухнешь без сил! И тогда – клянусь тебе – я не стану тебя подбирать и оказывать первую помощь!
– Даже ноги на груди греть не будешь?
– Отстань, идиот!
– Я тоже очень тебя люблю. – Он засмеялся, и Бейли захотелось нагнать его и пнуть под коленки.
Она очень редко злилась так сильно, теперь же просто кипела от ярости. Наверное, сказывалось ее особое отношение к спутнику. Отношение, нарушавшее привычное равновесие в душе.
Бейли мысленно и вслух ругала Камерона на все корки. Он принял глупое решение, которое она совершенно не разделяла. Возможно, стоило просто наплевать на это и позволить событиям идти своим чередом, но Камерон был ей небезразличен, поэтому она боялась, что ошибка дорого ему обойдется.
– Осел. Упертый осел, – бормотала Бейли себе под нос. Камерон тащил за собой повозку, на которую сложил все, что могло пригодиться в пути. А злилась Бейли потому, что пилот уложил на повозку даже батарею. Как ему удалось выкорчевать такую здоровенную штуку из покореженного тела самолета, осталось для нее загадкой. Камерон успел вымокнуть от пота, пока укладывал прибор на воз. Батарея весила, должно быть, килограмм сорок, и тащить ее за собой было проблематично. Воз утопал в снегу, прорывая глубокую траншею. По словам Камерона, в батарее по-прежнему был заряд и с ее помощью можно было снова развести костер.
Напрасно Бейли кричала, что груз слишком тяжел, чтобы тащить его с собой. Напрасно махала кулаками, убеждая, что они справятся и без костра. Камерон не уступал. Он сказал, что на той высоте, где кончаются снега, батарею можно будет бросить, а огонь добывать трением. Он бил себя в грудь, утверждая, что учился добывать пламя с помощью палочек в лагере бойскаутов.
– Значит, ты умеешь разводить огонь с помощью трения? – возмущалась Бейли. – Так, может, поищем ветки посуше, вместо того чтобы тащить с собой тяжеленную батарею? Ты ранен, у тебя швы на голове, сотрясение, а ты собрался тянуть за собой воз!
– Не такая уж она тяжеленная! Самое оно для крепкого мужика! И потом, я же не на себе ее волоку, она лежит на повозке.
В конечном итоге Камерон все-таки пристроил батарею на повозку, едва не надорвавшись под ее тяжестью. Самодельные сани, если их можно было так обозвать, сильно просели вниз. Поняв, что разубедить пилота не удастся, Бейли вцепилась в провода, за которые следовало тянуть повозку, и попыталась сдвинуть ее с места. Повозка медленно потащилась за ней, утопая в снегу.
– Эй, эй! – возмутился Камерон, выдирая провода из ее рук. – Если хочешь помочь, возьми рюкзак. – Он протянул Бейли небольшой чемодан, который теперь мог привязываться к спине ремнями безопасности.
Бейли пришлось сдаться. Но она пылала таким гневом, что готова была расстрелять Камерона снежками. Она бы и сделала это, если бы не опасалась попасть ему в голову. Приходилось тащиться сзади и скрежетать зубами в бессильной ярости.
Склон казался бесконечно длинным. Он обвивал гору, уходя в глубь хребта и вниз, и почти везде имел чуть наклонную форму. Если бы на путешественниках были лыжи, а не самодельные снегоступы, они рисковали бы соскользнуть вниз и сорваться с огромной высоты.
По пути Бейли и Камерону встречались островки деревьев, а порой склон казался совершенно гладким. Но эта гладкость была обманчивой – под снегом таились уступы, валуны и толстые ветки, мешавшие тащить повозку. Поэтому путешественникам часто приходилось петлять, обходя препятствия, и это сильно выматывало. Спустя три часа они продвинулись по склону едва ли на сотню метров, хотя прошагали, казалось, не меньше пары километров.
Снегоступы были неудобными и часто ныряли в снег, цепляясь за коряги. Вытаскивать ноги в этих случаях приходилось очень осторожно, чтобы не поломать конструкцию. Бейли высоко поднимала ноги, и от постоянного сгибания у нее заболели колени. Порой ей начинало казаться, что она марширует на торжественном параде, настолько нелепыми были ее шаги.
Вдруг снегоступ ушел слишком глубоко вниз, Бейли покачнулась, нелепо взмахнув руками, и упала вбок. При этом она как-то умудрилась подвернуть вторую ногу, и мышцу свело болью.
– Что случилось? – взволнованно спросил Камерон, бросая повозку и устремляясь к Бейли на помощь. – Ты в порядке?
– Кажется, потянула связки, – с досадой простонала она, морща лоб. – Помоги мне встать.
Камерон подхватил ее за талию и потянул вверх. Бейли попробовала опереться на пострадавшую ногу.
– Кажется, не смертельно, – вздохнула она. – Только щиколотка болит.
– Давай я повезу тебя на повозке? – предложил Камерон, с беспокойством глядя на нее.
Бейли уставилась на него, словно на его голове внезапно выросли эльфийские уши.
– Да ты рехнулся? – возмутилась она. – Мало тебе батареи? Еще и меня везти хочешь? Ты же не сможешь тащить меня всю дорогу!
Серые глаза Камерона сощурились.
– Смогу, если не будет иного выхода. Я обязан доставить тебя домой.
Бейли изумленно покачала головой.
– Сумасшедший… – шепнула она. – Зачем ты взваливаешь на себя такую ответственность? Ты не обязан заботиться обо мне! Самолет разбился не по твоей вине! Если кто и виноват в случившемся, то только я.
– С чего ты это взяла?
– Сет, – просто ответила Бейли. – Он разозлил меня, а я в ответ пообещала урезать ему денежное довольствие. Думаю, именно это стало для него последней каплей. Не стоило мне угрожать этому ублюдку.
– И что, это дает ему право на убийство? – удивленно спросил Камерон.
– Я вовсе не оправдываю Сета. Просто его целью была я, не так ли? А значит, из нас двоих только я виновата, что мы оказались вдали от цивилизации.
– Ты виновата в катастрофе? – изумился Камерон. – Ты в своем уме?
– Но ведь ты по какой-то причине чувствуешь свою ответственность за меня? И это не кажется тебе странным.
– Все просто. Дело вовсе не в чувстве вины. Я ощущаю ответственность, потому что я тобой дорожу. Люди стараются беречь то, что им дорого.
Бейли застыла, глядя на Камерона неверящим взглядом. Ей показалось, что она ослышалась. Разве мужчины говорят женщинам подобные вещи? Вот так просто, без прикрас?
– Ты мной дорожишь? – пробормотала Бейли. – Это невозможно! Ты совсем меня не знаешь.
– А вот тут наши точки зрения не совпадают. Давай подсчитаем…
Последняя фраза окончательно сбила Бейли с толку.
– Подсчитаем? О чем ты?
– Давай сделаем перерыв, и я объясню, что имею в виду.
Камерон накинул провод повозки на ветку ближайшего дерева, чтобы она не начала скользить вниз, поскольку склон в этом месте был достаточно крутым. Сев на камень, торчащий из-под снега, он выжидательно уставился на Бейли. Она пожала плечами, села на соседний валун и прикрыла глаза, задрав лицо к солнцу.
Они попили воды и съели половинку энергетического батончика, оставшуюся от завтрака. На трудную дорогу ушло немало сил, холод и разреженный воздух сильно затрудняли путь, поэтому передышка была только на пользу.
– Мы тут четвертый день, верно? – спросил Камерон.
– Да.
– Мы вылетели в восемь часов, а значит, провели вместе уже… семьдесят шесть часов.
Бейли задумалась, затем кивнула. Она не понимала, к чему он ведет, но ей было любопытно послушать его рассуждения.
– Пока я поспеваю за твоей мыслью. Что дальше?
– Сколько часов в день обычно проводят вместе мужчина и женщина? Кажется, часов пять? Как банки высчитывают средний срок наступления платежа? Кажется, он равняется четырем часам?
– Каждые четыре-пять часов.
– Ладно, пусть будет пять. Семьдесят шесть делим на пять… примерно пятнадцать целых. А если делить на четыре, получается вообще девятнадцать. Возьмем между пятнадцатью и девятнадцатью среднее арифметическое. Получится семнадцать. Правильно?
– Правильно, – кивнула Бейли, совершенно не понимая, куда он ведет, но забавляясь процессом подсчета. – Выходит семнадцать сроков. Или семнадцать дней, проведенных вместе стандартной парой. И какой вывод из этой глупости? Мы уже продолжительное время вместе, а значит, отлично друг друга знаем, что ли?
– Даже круче! Еще немного, и можно съезжаться.
Бейли хмыкнула. Камерон считал, что они достаточно сблизились… для чего? Для необременительного секса? Но тогда к чему фраза «можно съезжаться»? Неужели Камерон желал большего? Неужели отношений?
Это ужасно напугало ее.
Камерон сказал, что дорожит ею. Никогда в жизни Бейли не говорили подобных вещей.
– Но не можем же мы… – начала она растерянно и умолкла. Бейли и сама не знала, какие тут возможны возражения.
– Отчего нет? Мы можем, очень даже можем. Будем действовать постепенно, чтобы ты могла привыкнуть к неизбежности происходящего. Понимаю, что ты тащишь на себе печальный детский опыт, поэтому дам тебе время. Однако ты должна довериться мне. Рано или поздно тебе придется смириться с мыслью, что нельзя прожить жизнь, полагаясь только на себя.
Бейли хотела возразить, что и прежде в ее жизни были люди, которые о ней заботились. Например, ее брат, Логан. Джим тоже тепло к ней относился и постарался обеспечить безбедное существование. У нее были и друзья… правда, та дружба осталась в прошлом, а люди круга Уингейтов охладели к ней, как только рак свел Джима в могилу. Но они оказывали ей всяческую поддержку, пока муж был жив. А родители? Разве она могла пожаловаться на равнодушных родителей? Они заботились о своих детях, пусть и не с таким рвением, как о самих себе.
Бейли уже была готова выложить все это Камерону, но не открыла и рта. Разве то, о чем она собиралась рассказать, было настоящей заботой? Можно ли выдать за заботу отсутствие равнодушия? По сути, каждый, о ком сейчас вспомнила Бейли, жил своей жизнью, а она сама занимала в этой жизни лишь весьма небольшое место. Бейли привыкла всегда и во всем полагаться только на себя именно потому, что рядом не было крепкого плеча, о которое можно опереться. Она не открывалась людям точно так же, как они не открывались ей. Еще не успев узнать собеседника ближе, Бейли заранее выставляла вперед щит, пряталась за маской равнодушия.
Только Камерону удалось увидеть ее без этой маски. И изменить обстоятельства было уже невозможно. Она открылась и стала беззащитной, увязая все глубже в отношениях, суть которых ей до сих пор была неясна.
Но разве Камерон не сказал, что дорожит ею?
Бейли посмотрела на него и утонула в бесконечной глубине серых глаз, уже вовсе не холодных, стальных. Горячая волна прошла по ее телу, под веками стало жечь от собирающихся слез.
– О нет! – Она шмыгнула носом, напуганная интенсивностью своих эмоций. – Только не это! Не хватало еще зареветь!
– Не вижу ничего ужасного. – Камерон присел рядом на корточки и обнял Бейли за плечи. – Ты очень сильная но даже сильные люди порой плачут.
Бейли отстранилась, отчаянно шмыгая носом.
– Здесь нельзя плакать! У меня веки покроются льдом.
– Ты можешь вытереть их о мое плечо, – улыбнулся Камерон, вновь прижимая ее к себе.
Бейли зажмурилась. Ей было страшно от глубины той пропасти, в которую она падала.