В роскошной зелено-кремовой гостиной Александры Таунсенд Элизабет медленно поднялась, нервно сжимая опущенные руки и глядя на молодую герцогиню.
– Алекс, это безумие, – воскликнула она в отчаянии, отказываясь верить. – Мой дядя дал мне срок до двадцать четвертого, а сейчас уже пятнадцатое! Как ты можешь ожидать от меня, что я подумаю, не поехать ли мне на бал сегодня, когда практически приближается конец моей жизни, а мы не нашли никакого выхода!
– Это может оказаться выходом, – возразила Алекс, – и единственным, который я смогла найти со времени твоего приезда.
Элизабет перестала ходить по комнате, подняла глаза к небу и покачала головой, ясно намекая этим жестом, что Алекс лишилась разума. Элизабет примчалась из Шотландии в Англию, надеясь уговорить дядю пересмотреть свое решение, но вышло так, что она приехала только для того, чтобы он радостно сообщил ей о почти что предложении от лорда Марчмэна.
– Я предпочитаю выждать в надежде, что Марчмэн примет решение. Его титул и состояние предпочтительнее остальных претендентов, поэтому менее вероятно, что он промотает мои деньги. Я ему написал и просил принять решение к двадцать четвертому, – сказал Джулиус Камерон.
Элизабет сохранила способность думать и воспользовалась хорошим настроением дяди, чтобы убедить его отпустить ее тем временем в Лондон. Теперь, когда он знал, что вот-вот сбудет племянницу с рук, дядя Джулиус проявлял несвойственную ему любезность.
– Очень хорошо. Сегодня десятое, ты можешь пробыть там до двадцать четвертого. Я извещу тебя, если Марчмэн сделает предложение.
– Я… я думаю, мне бы надо посоветоваться с Александрой Таунсенд о свадебной церемонии, – схитрила по наитию Элизабет, надеясь, что Алекс, может быть, как-то поможет ей найти выход и избежать брака с обоими мужчинами. – Она приехала в Лондон на Сезон, и я могу остановиться у нее.
– Ты можешь воспользоваться моим городским домом, если привезешь своих слуг, – великодушно предложил дядя. – Если за это время Белхейвен захочет поговорить о браке лично с тобой, то может зайти к тебе в городе. К тому же, пока ты там, можешь заказать подвенечное платье. Ничего слишком дорогого, – добавил он, мрачно нахмурившись. – Нет смысла устраивать большую свадьбу в городе, когда и маленькая здесь в Хейвенхерсте сойдет. И нет смысла заказывать подвенечное платье, когда есть подвенечное платье твоей матери, которое она надевала всего один раз.
Элизабет не хотелось напоминать ему, что ее мать выходила замуж с пышной церемонией в Сейнт-Джеймском дворце в великолепном расшитом жемчугом платье со шлейфом в пятнадцать футов длиной, и такой наряд на скромной, без гостей, свадьбе будет выглядеть смешно. В тот момент она все еще надеялась вообще избежать этой церемонии, и ей слишком хотелось сбежать в Лондон, чтобы сейчас начать обсуждение нарядов. Теперь, после того, как она провела с Алекс пять дней, придумывая и отбрасывая неосуществимые решения, подруга неожиданно решила, что необходимо, чтобы Элизабет вновь появилась в обществе сегодня на балу. Дела стали еще хуже, когда вчера с излишним рвением, продолжая свои ухаживания, сэр Фрэнсис прибыл в Лондон и буквально осаждал городской дом дяди Джулиуса на Променад-стрит.
– Элизабет, – голос Алекс был полон решительности, – я признаю, что у меня не было много времени, чтобы разработать все детали, потому что этот план созрел всего три часа назад, но если ты сейчас сядешь и выпьешь чаю, я попробую объяснить его смысл.
– Посещение бала сегодня, – сказала Элизабет, послушно садясь на хорошенькую кушетку, обтянутую зеленым шелком, – это не выход из положения, это… это кошмар!
– Позволь мне только объяснить. Бесполезно об этом спорить, потому что я уже начала действовать и категорически против того, чтобы мне возражали.
Элизабет отвела волосы со лба дрожащей рукой и неохотно кивнула. Когда Александра многозначительно указала на чай, который только что внес дворецкий, Элизабет со вздохом взяла изящную чашечку и отпила глоток.
– Объясни.
– Не говоря попусту, у нас осталось девять дней отсрочки. Девять дней, чтобы найти тебе более приемлемого жениха.
Элизабет поперхнулась чаем.
– Еще одного жениха? Ты шутишь! – пролепетала она, не зная, ужаснуться ей или рассмеяться.
– Вовсе нет, – практично заметила Алекс, грациозно маленькими глоточками потягивая чай. – Когда ты выехала в свет, то получила пятнадцать предложений за четыре недели. Если раньше ты могла получать по полжениха в день, то даже делая скидку на скандал, висящий над твоей головой, нет такой причины на свете, почему бы мы не смогли найти, по крайней мере, одного жениха, который бы тебе понравился, за девять полных дней. Сейчас ты намного красивее, чем была.
При упоминании о скандале Элизабет побледнела.
– Я не могу этого сделать, – сказала она дрожащим голосом. – Я не смогу посмотреть им в лицо. Пока нет!
– Одна не сможешь, вероятно, но ты не будешь сегодня одна. – Отчаянно желая убедить Элизабет в возможности и необходимости своего плана, Алекс наклонилась к ней, упершись локтями в колени. – Я была очень занята эти три часа, после того как придумала свой план. Так как Сезон только начинается, еще не все приехали, но я уже послала записку бабушке моего мужа и попросила ее приехать ко мне, как только она прибудет в Лондон. Муж все еще в Хоторне, но собирается вернуться вечером и провести часть вечера в одном из клубов. Я уже отправила ему длинную записку, в которой объяснила всю ситуацию и попросила присоединиться к нам на балу у Уиллингтонов в десять тридцать. Я также послала записку моему шурину Энтони, и он будет сопровождать тебя. Все это, может быть, покажется тебе не столь важным, но ты не можешь даже представить, какое огромное влияние имеют муж и его бабушка. – С успокаивающей ласковой улыбкой Алекс объяснила: – Вдовствующая герцогиня Хоторн имеет огромное влияние и без стеснения получает удовольствие от того, что заставляет общество склоняться перед ее волей. Ты еще не видела моего мужа, – закончила Алекс с нежной улыбкой, – но Джордан обладает еще большим влиянием, чем герцогиня, и он никому не позволит сказать о тебе недоброе слово. Да они и не посмеют, если муж будет с нами.
– А он… он знает обо мне? Кто я, я хочу сказать, и о том, что произошло?
– В записке я объяснила, кто ты для меня, и коротко то, что случилось с тобой два года назад. Я бы рассказала ему раньше, но не видела его с тех пор, как ездила к тебе в Хейвенхерст. Он уезжал, чтобы заняться делами и имениями, которые были поручены другим людям на эти полтора года, пока мы путешествовали.
Элизабет стало нехорошо от вполне реальной возможности, что муж Алекс может вернуться сегодня вечером в Лондон и заявить, что Элизабет – неподходящая компания для его жены… или что совсем не желает участвовать в задуманном. Перспектива была такой неприятной, что Элизабет с огромной радостью ухватилась за предлог, который мог разрушить весь план.
– Ничего не выйдет! – радостно сказала она.
– Почему нет? – спросила Алекс.
– Мне нечего надеть!
– Нет, есть, – ответила Алекс с торжествующей улыбкой. – Это платье, которое я привезла из Франции. – Она подняла руку, останавливая Элизабет, прежде чем та запротестовала. – Я не могу надеть это платье, – тихо сказала она. – Моя талия уже становится шире. – Элизабет с сомнением посмотрела на тоненькую талию подруги, когда Алекс рассудительно закончила: – К следующему году оно совсем выйдет из моды, поэтому только справедливо, что хоть одна из нас получит удовольствие. Я уже велела Бентнеру прислать Берту сюда со всем необходимым, – призналась Алекс со смущенной улыбкой. – Я не намерена отпускать тебя на Променад-стрит, так как боюсь, что к вечеру ты пришлешь мне записку, сообщающую, что у тебя дикая головная боль, и ты в постели со своими нюхательными солями.
Вопреки страху, охватившему ее, Элизабет с трудом скрыла виноватую улыбку при последнем проницательном замечании. Она уже подумала, что сделает именно так.
– Я соглашусь с этим планом, – медленно произнесла Элизабет с настойчивостью в широко открытых зеленых глазах, – но только если у вдовствующей герцогини нет никаких сомнений в желании оказать мне сегодня покровительство.
– Предоставь это мне, – сказала Алекс с глубоким вздохом облегчения.
Она подняла голову и посмотрела на появившегося в дверях дворецкого, который торжественно объявил:
– Прибыла вдовствующая герцогиня, ваша милость. Я проводил ее в желтую гостиную, как вы приказали.
С радостной улыбкой, выражающей уверенность, которую она совсем не испытывала, Алекс встала.
– Я бы хотела сказать ей несколько слов наедине, объяснить прежде, чем она увидит тебя, – сказала Алекс, уже направляясь к двери. На пути она остановилась и обернулась. – Я должна предупредить тебя об одной незначительной вещи, – добавила она нерешительно. – Бабушка моего мужа иногда бывает немножко… бесцеремонна, – запинаясь, закончила молодая леди.
«Несколько слов», необходимые Алекс для разговора с герцогиней, заняли значительно меньше пяти минут, но Элизабет, смотря на часы, чувствовала себя ужасно несчастной, воображая, с каким негодованием и сопротивлением, должно быть, столкнулась Алекс. Когда распахнулась дверь гостиной, Элизабет была так взволнована, что вскочила на ноги и замерла, чувствуя себя порочной и неуклюжей, в то время как в комнату величественно вплыла устрашающего вида женщина, каких Элизабет никогда не видела.
Кроме царственной королевской осанки, как будто она родилась с железной палкой вместо позвоночника, вдовствующая герцогиня Хоторн обладала весьма высоким ростом, парой пронзительных карих глаз, аристократическим носом, а на гладком, без морщин лице навеки отпечаталось выражение величия.
В холодном молчании она ждала, когда Алекс представит Элизабет, затем смотрела, как девушка делает реверанс в ответ на представление. Все еще не нарушая молчания, герцогиня поднесла к холодным карим глазам лорнет и осмотрела ее с верхушки прически до кончиков носков. В это время Элизабет мысленно отказалась от всякой надежды, что старая женщина окажет ей сегодня покровительство по доброй воле или как-то иначе.
Когда, наконец, она соблаговолила заговорить, голос ее прозвучал как удар кнута.
– Александра, – сказала герцогиня без всякого вступления, – только что объяснила мне, что желает, чтобы сегодня вечером я помогла вам вернуться в общество. Однако, как я сказала ей, не было необходимости описывать скандал, связанный с вашими отношениями с неким мистером Яном Торнтоном два года назад. Я очень хорошо знаю это, как и почти все в свете. – Она замолчала, давая время весьма обидному и совершенно излишнему заявлению сокрушить раненую гордость Элизабет. Затем спросила: – Я хотела бы знать, повторится ли это, если я пойду навстречу желанию Александры и помогу вам вернуться в общество.
Подавленная стыдом и унижением, Элизабет тем не менее не дрогнула и не опустила глаза, и хотя ее голос слегка дрожал, она сумела спокойно и ясно произнести:
– У меня нет власти над болтливыми языками, ваша светлость. Иначе я не стала бы объектом скандала два года назад. Однако у меня нет ни малейшего желания снова войти в ваше общество. У меня достаточно осталось шрамов от моего последнего вечера среди высшего света.
Намеренно вложив в слово «высший» добрую долю насмешки, Элизабет закрыла рот и подготовилась к тому, что старая женщина, которая свела белые брови на переносице, своими словами сейчас разорвет ее на куски. Однако через минуту в бледно-карих глазах показалось что-то похожее на одобрение, затем они обратились на Александру. Коротко кивнув, герцогиня сказала:
– Я совершенно с тобой согласна, Александра. У нее достаточно силы духа, чтобы вынести то, через что ей придется пройти. Удивительно, не правда ли, – продолжала герцогиня, обращаясь к Элизабет с хмурой улыбкой, – с одной стороны, мы, свет, гордимся своими цивилизованными манерами, и в то же время многие из нас поедают репутации друг друга, предпочитая их самому великолепному обеду.
Предоставив ошеломленной Элизабет возможность медленно опуститься в кресло, с которого всего лишь минуту назад она вскочила, герцогиня подошла к дивану и, сев на него, полуприкрыв глаза, погрузилась в раздумье.
– Бал у Уиллингтонов сегодня соберет все общество, – сказала она через минуту. – Это, может быть, и к лучшему – все важные и неважные лица будут там. И потом будет меньше оснований для сплетен о появлении Элизабет, потому что все увидят ее собственными глазами.
– Ваша светлость, – сказала взволнованная Элизабет, чувствуя, что следует как-то выразить благодарность за те хлопоты, которые предстоят вдовствующей герцогине, – вы… вы чрезмерно добры, делая это…
– Глупости, – прервала ее старая женщина. – Я редко бываю добра. Вежлива, иногда, – продолжала она, в то время как Александра пыталась скрыть свою усмешку. – Даже любезна, когда требуют обстоятельства, но я бы не сказала «добра». «Добра» – это так слабо, как тепленький чай. Ну, а теперь, если хочешь послушать моего совета, девочка, – добавила она, глядя на взволнованное бледное лицо Элизабет, – ты немедленно пойдешь наверх и восстановишь свои силы долгим и крепким сном. Ты ужасающе утомлена. Пока ты отдыхаешь, – она повернулась к Алекс, – мы с Александрой наметим наши планы.
Элизабет отреагировала на этот не допускающий возражений приказ идти спать так же, как и все реагировали на приказы герцогини: через мгновение, преодолев обиду, она сделала так, как ей сказали.
Алекс торопливо попросила разрешения проводить Элизабет в комнату для гостей, очутившись там, она крепко обняла ее.
– Прости за этот ужасный момент, бабушка сказала, что хочет убедиться сама в твоей храбрости, но я не представляла, что она хочет сделать это таким образом. В любом случае, – радостно закончила она, – я знала, что ты ей очень понравишься и ты понравилась!
Алекс убежала, взметнув розовые юбки, оставив Элизабет, от слабости прислонившуюся к двери спальни. Она подумала, как же герцогиня обращается с людьми, которые нравятся ей лишь чуть-чуть.
Когда Алекс вернулась, герцогиня ожидала ее в гостиной с озабоченным выражением лица.
– Александра, – сразу же начала она, беря чашку чая, – я подумала, есть кое-что, чего, может быть, ты не знаешь…
Она замолчала, сердито глядя на дворецкого, который появился в дверях и был причиной, заставившей ее прервать разговор.
– Извините меня, ваша милость, – обратился он к Александре, – но мистер Бентнер просит вас на пару слов.
– Кто этот мистер Бентнер? – раздраженно спросила герцогиня, когда Александра немедленно согласилась принять его в гостиной.
– Дворецкий Элизабет, – с улыбкой объяснила Алекс – Он – чудеснейший человек, увлекается детективными романами.
Через минуту, пока герцогиня ожидала с явным неодобрением, в гостиную смело вошел солидный седоволосый человек, одетый в слегка потертые черные штаны и камзол, и уселся рядом с Александрой, даже без всяких «с вашего позволения».
– В вашей записке вы говорите, что у вас есть план, как помочь мисс Элизабет выбраться из этого скандала, мисс Алекс, – нетерпеливо заговорил он. – Я сам привез Берту, чтобы узнать о нем.
– Это еще несколько неопределенно, Бентнер, – призналась Алекс. – В основном мы собираемся сегодня вновь ввести ее в общество и посмотреть, не сможем ли мы потушить этот старый скандал из-за мистера Торнтона.
– Этот мерзавец! – выпалил Бентнер. – От одного звука его имени у меня чешутся руки. – Для большей выразительности он потряс кулаком.
– На меня оно действует так же, – призналась Алекс, поморщившись. – Вот пока все, что мы придумали.
Он поднялся, собираясь уходить, потрепал Алекс по плечу и весело обратился к старой аристократке, терроризировавшей половину светского общества своим высокомерием, которая уже смотрела на него сердито из-за фамильярного обращения с Алекс:
– Вы заполучили прекрасную девочку, ваша светлость. Мы знаем мисс Алекс еще с тех пор, когда она ловила лягушек в нашем пруду вместе с мисс Элизабет.
Герцогиня не ответила. Она застыла в молчании, двигались только ее глаза, провожая его из комнаты.
– Александра, – сказала она страшным голосом, но Алекс засмеялась и подняла руку.
– Не ругай меня за фамильярность со слугами, прошу тебя, бабушка, я не могу измениться, и это только расстраивает тебя. Кроме того, ты собиралась рассказать мне что-то важное, когда приехал Бентнер.
Отвлекшись от своего гнева на неблаговоспитанных слуг, герцогиня сурово сказала:
– Ты была так озабочена тем, чтобы уберечь Элизабет от мук сомнениям, пока она ждала здесь, что не дала мне времени обсудить некоторые имеющие к нам отношение факты, которые могут очень расстроить тебя, если ты еще не знаешь о них.
– Какие факты?
– Ты сегодня видела газету?
– Нет еще, а что?
– Согласно «Таймс» и «Газетт», здесь в Лондоне находится сам Стэнхоуп, и он только что объявил Яна Торнтона своим внуком и законным наследником. Конечно, уже несколько лет шептались о том, что Торнтон – его внук, но только немногие знали, что это правда.
– Я не имела представления, – рассеянно сказала Алекс, думая, как глубоко несправедливо, что беспринципный распутник, принесший столько несчастья в жизнь Элизабет, будет наслаждаться таким большим богатством в то самое время, когда будущее Элизабет выглядит таким печальным. – Я впервые услышала о нем шесть недель назад, когда мы вернулись из путешествия, и кто-то упомянул его имя в связи со скандалом вокруг Элизабет.
– Это едва ли удивительно. До прошлого года о нем редко упоминали в светских гостиных. Вы с Джорданом уехали в путешествие до того, как разразился скандал из-за Элизабет, поэтому у вас также не было повода услышать о нем в связи с этим.
– Как только сумел этот несчастный мерзавец убедить кого-то узаконить его как своего наследника? – сердито спросила Алекс.
– Могу сказать, что он не нуждался в том, чтобы его узаконили, если я правильно тебя поняла. Он – внук Стэнхоупа по крови и закону. Твой муж рассказал мне об этом по секрету несколько лет назад. Я также знаю, – многозначительно добавила она, – что Джордан – один из очень немногих людей, которым Торнтон в этом признался.
У Алекс возросло ощущение беды, и она медленно опустила чашку на блюдце.
– Джордан? – повторила она со страхом. – Почему же такой негодяй признался именно Джордану?
– Как тебе хорошо известно, Александра, – без обиняков сказала герцогиня, – твой муж не всегда вел жизнь, которую можно назвать безупречной. Они с Торнтоном проводили время почти в одной и той же компании в годы бурной молодости – играли и пили и делали все, что делают беспутные мужчины. И я боялась, что ты могла не знать об этой дружбе.
Алекс закрыла глаза от огорчения.
– Я рассчитывала, что Джордан поддержит нас и поможет сегодня ввести Элизабет в общество. Я написала ему и объяснила, как ужасно поступил с Элизабет самый отвратительный грубиян, но я не назвала его по имени. Я и вообразить не могла, что Джордан знает Яна Торнтона, не говоря уже о том, что он знаком с такой особой. Я была так уверена, – с горечью добавила она, – что если он познакомится с Элизабет, то сделает все, что в его силах, чтобы помочь представить ее в свете.
Протянув через кушетку руку, герцогиня сжала руку Алекс и сказала с мрачной улыбкой:
– Мы обе знаем, что Джордан, если б ты захотела, полностью поддержал бы тебя против врага или друга, моя дорогая. Однако в данном случае ты можешь и не получить его безусловного сочувствия, когда он узнает, кто этот «отвратительный грубиян». Вот об этом я и хотела предупредить тебя.
– Элизабет не должна об этом знать, – горячо сказала Алекс. – Она будет чувствовать себя неловко рядом с Джорданом, и я не могла бы обвинить ее. Нет, просто нет в жизни справедливости! – добавила она, сердито глядя на нераскрытый номер «Таймс», лежащий на столике сбоку. – Если бы этот… этот развратитель невинных не стал бы маркизом сейчас, когда Элизабет боится показаться в обществе. Я полагаю, нет ни малейшего шанса, – с надеждой добавила Алекс, – что он не получил ни шиллинга, ни какой-либо собственности вместе с титулом? Мне было б легче это перенести, если бы он все еще был нищим шотландским крестьянином или жалким игроком.
Герцогиня неприлично фыркнула.
– На это нет никакого шанса, дорогая моя, и если Элизабет думает, что он беден, ее обманули.
– Не думаю, что мне хочется слышать это, – со вздохом сердито сказала Алекс – Нет, я должна знать. Расскажи, пожалуйста
– Тут почти нечего рассказывать, – сказала вдовствующая герцогиня, взяв перчатки и натягивая их. – Вскоре после скандала с Элизабет Торнтон исчез. Затем, меньше года назад, кто-то, чье имя долгое время оставалось неизвестным, купил это прекрасное имение в Тилшире, под названием Монтмейн, и начал его перестраивать, наняв для этого целую армию плотников. Несколькими месяцами позднее был продан великолепный городской дом на Аппер-Брук-стрит – и опять «неизвестному покупателю». На следующей неделе в нем также начались большие работы по обновлению. Все общество сгорало от любопытства, кто же хозяин, а несколько месяцев назад к дому номер одиннадцать на Аппер-Брук-стрит подъехал Ян Торнтон и вошел в него. Два года назад ходили слухи, что Торнтон – игрок и ничего больше, и он, без сомнения, считался «персоной нон грата» в большинстве респектабельных домов. Однако сегодня я с сожалением должна сказать тебе, что, говорят, он богаче Креза, и его рады принять почти в любой гостиной, куда Торнтон пожелает войти, к счастью, он не очень часто этого хочет. – Поднявшись, чтобы идти, она закончила мрачным тоном: – Ты могла бы узнать и остальное сейчас, потому что все равно ты столкнешься с этим сегодня вечером.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Алекс, устало вставая с места.
– Я имею в виду, что шансы Элизабет на успех сегодня очень сильно уменьшились из-за заявления, сделанного Стэнхоупом сегодня утром.
– Почему?
– Причина проста: сейчас, когда у Торнтона есть титул в дополнение к его богатству, свет будет смотреть на то, что произошло между ним и Элизабет, сквозь пальцы, как на «джентльменский спорт», но пятно на ее репутации останется. И еще одно, – добавила она с еще более мрачным видом.
– Я не уверена, что вынесу это. Что еще?
– Я, – заявила ее милость, – не имею добрых предчувствий относительно сегодняшнего вечера.
Не было их и у Алекс в эту минуту.
– Тони согласился сопровождать Элизабет сегодня, и Салли согласна, – сказала Алекс рассеянно, имея в виду своего шурина и его жену. Шурин не приехал еще из загородного дома. – Я бы все же хотела, чтобы ее сопровождал кто-нибудь другой, подходящий холостяк с безупречной репутацией, кто-нибудь, кого уважают или, еще лучше, боятся. Родди Карстерс подошел бы идеально. Я послала ему срочное письмо, чтобы он явился ко мне сюда как можно скорее, но ожидают, что он не вернется до вечера или завтрашнего дня. Карстерс бы прекрасно подошел, если б я смогла его убедить. Большинство людей в обществе прямо трясутся от страха перед его острым языком.
– Они дрожат от страха передо мной, – гордо сказала герцогиня.
– Да, я знаю, – произнесла Алекс с бледной улыбкой. – Никто не посмеет оскорбить Элизабет прямо у тебя на глазах, но Родди мог бы запугать всех так, что они приняли бы Элизабет.
– Может быть. А может быть, нет. Когда и где должны все мы собраться для этого злополучного крушения надежд?
Алекс широко раскрыла глаза и ободряюще улыбнулась.
– Мы выезжаем отсюда в десять тридцать. Я попросила Джордана встретить нас у Уиллингтонов перед представлением хозяевам, так чтобы мы все вместе вошли в бальный зал.