История любви леди Элизабет

Глава 30

Не замечая недовольного лица Берты, расчесывающей ее густые волосы, Элизабет сидела за туалетным столом в кружевной ночной рубашке из кремового шелка, которая, как утверждала мадам Ля Салль, доставит особое удовольствие маркизу в его брачную ночь.

Однако в эту минуту Элизабет не беспокоило, насколько обнажает ее грудь глубокий V-образный вырез лифа, или что ее левая нога видна до колена в соблазнительном разрезе. Во-первых, она знала, что ее скроет одеяло; во-вторых, сейчас, когда впервые за этот день она оказалась в одиночестве, ей было намного труднее не думать о мучительных словах, которые сказал мистер Уордсворт.

Отчаянно стараясь думать о другом, Элизабет раздраженно изменила позу и сосредоточила мысли на брачной ночи. Глядя на свои руки, сложенные на коленях, она наклонила голову, чтобы Берте было удобнее справляться с ее длинными прядями, а сама думала о том объяснении, которое дала Люсинда тому, как зачинают детей. Так как Ян подчеркивал, что хочет детей, то вполне вероятно, он пожелает начать сегодня, и если так, то согласно словам Люсинды, они очевидно разделят ложе.

Она нахмурилась, раздумывая над объяснением Люсинды, по мнению Элизабет, оно было довольно бессмысленно. Ей было известно, как другие существа на земле создают своих детей, с другой стороны, она понимала, что невозможно, чтобы люди вели себя таким ужасным образом. Но все же, поцелуй супруга в постели? Если это было бы так, почему же она слышала время от времени скандальные сплетни о какой-то замужней светской даме, чей ребенок, как подозревали, не был ребенком ее мужа. Очевидно, существовал еще способ делать детей, или сведения Люсинды были неверны.

Это привело ее к мыслям о том, как они будут спать. Ее спальня соединялась с его, и она не представляла себе, пожелает ли он лечь с ней в постель, и чья постель это будет: ее или его. Как бы в ответ на невысказанный вопрос, дверь, соединяющая спальню со спальней Яна, открылась, и Берта испуганно вздрогнула; затем злобно посмотрела на Яна, которого, как и еще некоторые слуги Элизабет, продолжала бояться и считать виноватым, и поспешно вышла, закрыв за собой дверь.

Однако Элизабет почувствовала только восхищение и слегка улыбнулась, глядя, как он идет к ней большими легкими шагами, которые всегда казались ей и уверенными, и неторопливыми. На нем все еще были вечерние черные панталоны, в которых Ян был на балу, но он снял камзол, жилет и шейный платок, и белая с рюшами рубашка, распахнутая на шее, открывала сильную смуглую шею. Ян выглядит, подумала Элизабет, в рубашке таким же сурово-мужественным и элегантным, как и в вечернем платье. Здесь обвинения Уордсворта предательски проскользнули в ее сознании, но Элизабет отшвырнула их прочь.

Она встала, смущаясь своего откровенного туалета, сделала шаг навстречу и остановилась, увидя, как вспыхнули эти золотистые глаза при виде ее тела, плохо скрытого пеньюаром. С необъяснимым чувством страха и неуверенности Элизабет поспешно повернулась снова к зеркалу и рассеянно провела рукой по волосам. Ян подошел сзади и положил руки ей на плечи. В зеркале Элизабет увидела, как он наклонил темную голову, и почувствовала прикосновение его теплых губ к ее шее, от которого по телу пробежал трепет.

– Ты дрожишь, – сказал Ян нежным голосом, какого она никогда от него не слышала.

– Я знаю, – призналась она дрожащим от волнения голосом. – Только не знаю, почему.

На его губах показалась улыбка.

– Не знаешь? – тихо спросил он.

Элизабет покачала головой, желая повернуться к нему и умолять его сказать ей, что случилось с Робертом; боясь услышать ответ, боясь отравить эту ночь своими подозрениями – подозрениями, которые, она это знала, не могли иметь оснований; боясь того, что ожидает ее в постели.

Не в состоянии отвести от него взгляда, Элизабет видела в зеркале, как его рука обняла ее талию, прижимая ее к нему, и она почувствовала прикосновение его груди, и его ноги прижались к ее ногам. Он снова наклонил голову, еще крепче прижимая Элизабет, и медленным поцелуем приник к ее уху, другая рука, скользнув под атласную ленту на плече, искала ее грудь, пальцы властно и нежно ласкали девушку.

Медленно Ян повернул Элизабет лицом к себе и снова поцеловал, на этот раз с медленно разгоравшейся страстью, а руки все крепче сжимали ее, и Элизабет ответила ему поцелуем, беззащитная перед возбуждающими ощущениями, которые его поцелуй всегда пробуждал в ней, ее руки обвили шею Яна, чтобы удержать его… В это мгновение он поднял Элизабет, и, не отрываясь от ее губ, понес в свою просторную спальню, где на возвышении стояла огромная кровать.

Опьяненная бурным поцелуем, Элизабет чувствовала, как, по-прежнему прижимая к себе, он осторожно опускал ее, пока ее ноги не коснулись пола. Но когда пальцы Яна потянули ленточку на плече, она оторвала губы, непроизвольно удерживая его руку.

– Что ты делаешь? – дрожащим шепотом спросила Элизабет.

Его пальцы застыли, и Ян поднял на нее глаза с отяжелевшими веками.

Вопрос удивил его, но когда он посмотрел в ее зеленые глаза и увидел в них тревогу, то понял причину.

– А как ты думаешь, что я делаю? – спросил он осторожно.

Элизабет заколебалась, как бы не желая обвинить его в таком отвратительном поступке, и затем неохотно призналась тихим голоском:

– Раздеваешь меня.

– И это удивляет тебя?

– Удивляет? Конечно. Почему не должно удивлять? – спросила Элизабет, более чем когда-либо сомневаясь в том, что рассказала Люсинда.

Он спокойно сказал.

– Что именно знаешь ты о том, что происходит в постели между мужем и женой?

– Ты… ты имеешь в виду, «как это связано с тем, как получаются дети»? – спросила Элизабет, повторяя его слова, которые он произнес в тот день, когда она согласилась выйти за него замуж.

Ян улыбнулся нежно и чуть насмешливо, услышав, какими словами она выразила свою мысль.

– Полагаю, ты можешь это так назвать, пока.

– Только то, что мне сказала Люсинда. – Ян ждал пояснения, и Элизабет неохотно добавила. – Она сказала, что муж целует в постели жену, и первый раз это немножко больно, вот так это делается.

Ян помолчал, злясь на себя, что, не поверив своей интуиции, не расспросил ее больше, когда она показалась ему хорошо осведомленной и без девических предрассудков в любовных отношениях. Как можно осторожнее он сказал:

– Ты очень умная молодая женщина, любимая, а не чересчур строгая старая дева, как твоя бывшая дуэнья. Ну, неужели ты, честно говоря, веришь, что законы природы совершенно не касаются людей?

Его пальцы скользнули под атласные ленточки, удерживающие на плечах блестящую рубашку, и опустил их.

Ян почувствовал, как Элизабет задрожала, и обнял ее, от чего она еще сильнее сжалась.

– Я обещаю тебе, – прошептал он, проклиная в душе Люсинду Трокмортон-Джоунс, – что ничего неприятного не произойдет между нами в этой постели.

Понимая, что ожидание будет для нее хуже, чем действительность, Ян наклонился и задул свечи, стоящие у постели, затем спустил атласную ночную рубашку с ее плеч. От его прикосновения Элизабет вздрогнула, и он почувствовал, как ее охватывали разные эмоции. Взяв ее за плечи, чтобы помешать ей отодвинуться от него, Ян тихо сказал:

– Если б я хоть раз подумал, что это будет неожиданностью, я бы объяснил все еще неделю назад.

Странно, но для Элизабет имело большое значение, что в то время как Люсинда и, очевидно, все остальные, скрывали эти факты от нее, Ян поделился бы ими с ней. Она нервно кивнула и замерла в ожидании, он расстегнул ее ночную рубашку, которая скользнула вниз к ее ногам, тогда Элизабет быстро забралась под одеяла, стараясь не впадать в панику.

Не такой представлял себе Ян брачную ночь, но, раздеваясь при свете единственной свечи, горевшей в другом конце комнаты, решил, что она должна закончиться так, как он предполагал. Элизабет почувствовала, что кровать подалась под его весом, и сжалась всем телом, чтобы занимать, как можно меньше места. Он шевельнулся на своей стороне, оперся на локоть и рукой коснулся ее щеки.

Когда Ян ничего не сказал, Элизабет открыла глаза, смотря прямо перед собой, и в своем взволнованном состоянии, лежа голая рядом с мужчиной, который, без сомнения, тоже был голым, на нее нахлынула масса самых разных чувств: предупреждения Уордсворта звучали в одной части ее головы, а другая предупреждала, что ее собственное невежество в брачных отношениях не освобождает от условий их договора: при этом она чувствовала себя в чем-то обманутой.

Лежащий рядом с ней Ян положил руку на ее плечо, большой палец успокаивающе поглаживал его, чувствуя, как быстро бьется ее пульс. Она судорожно глотнула и сказала:

– Сейчас я понимаю, что ты ожидал от выполнения твоих условий брачного контракта, и какие права я предоставляла тебе сегодня утром. Ты, должно быть, думаешь, что я самая невежественная, несведущая женщина на свете, которая не знает, что…

– Не надо, дорогая, – сказал Ян, и Элизабет услышала в его голосе нетерпение; она почувствовала это, когда он приник к ее губам в долгом, настойчивом поцелуе и не отпускал их, пока Элизабет не ответила ему. Только после этого Ян снова заговорил, тихо и убедительно.

– Это не имеет никакого отношения к правам, которые ты дала мне при заключении брачного контракта, или сегодня утром в церкви. Если бы наша свадьба была в Шотландии, мы бы произнесли старинные клятвы. Знаешь, какие слова, какие обещания дали бы мы, если бы сегодня утром были не здесь, а там?

Он погладил ее щеку, как бы смягчая впечатление от своего тона, и, когда Элизабет при свете свечи посмотрела на суровое любимое лицо, ее смущение и страхи исчезли.

– Нет, – прошептала она.

– Я бы сказал тебе, – произнес он спокойно и без тени стыда. – Телом своим почитаю тебя.

Он произнес сейчас эти слова, как клятву, и когда Элизабет поняла это, острая интимность их вызвала у нее слезы. Повернув лицо, она поцеловала его ладонь и положила на нее свою руку, из его груди вырвался стон, рот прижался к ее губам в поцелуе, который одновременно был грубым и нежным, заставляющим раскрыть их, чтобы язык мог проникнуть внутрь. Она обняла его за широкие плечи, а он прижал ее всем телом к себе, к своим твердым бедрам, а его язык начал двигаться, то погружаясь, то отступая, в том безошибочно возбуждающем ритме, от которого тело Элизабет пронзило желание, и она еще ближе прижалась к нему.

Ян повернул ее на спину, его рука ласкала ее грудь, наполняясь ею, затем легкими движениями поглаживала сосок до тех пор, пока он не поднялся, гордо упершись в его ладонь. Он отвел губы, и Элизабет охватило острое чувство потери, которое сменилось сладкими муками, когда Ян коснулся губами ее шеи и остановился на ее грудях, до бесконечности долго и медленно касался их легкими прикосновениями, прежде чем его губы плотно обхватили тугой сосок. Она застонала, когда он сильно сжал ее, ее руки запутались в его волосах, а спина изогнулась, бессильно уступая, и все это время его руки скользили, гладили ее с искусным благоговением, от которого у нее горела кожа и охватывала боль необъяснимых желаний.

Ян поцеловал ее плоский живот, двигаясь все ниже, язык ощупывал ее пупок, тихий смех вырвался из его груди, когда она охнула и вздрогнула от изумления; затем руки двинулись ниже, поглаживая бедра, а губы приближались к завиткам треугольника между ногами, намеренно растягивая время. С запозданием Элизабет поняла, что он делает, и руки у нее испуганно сжались. Ян заколебался, и она только успела понять его нежелание остановиться, как он, не думая, поцеловал ее там тоже, но быстрым поцелуем. Затем Ян выпрямился, и снова его рот приник к ее рту еще в одном бесконечном опьяняющем поцелуе, он втянул ее язык в свой рот, и его руки обняли ее. Элизабет подумала, что он овладеет ею сейчас, но поцелуй длился, полный необычайных обещаний и неутоляемого желания. Повернувшись на бок, Ян привлек ее, гладя по спине, прижимая бедра, заставляя ощутить его страстное желание. А затем он уже не прижимался к ее рту, а лишь слегка прикасался к раскрытым губам. Когда Ян поднял голову, Элизабет, тяжело дыша, ухватилась за его плечи, сердце ее бешено стучало, и снова с волнением и страхом она ждала, что он овладеет ей. Ян чувствовал, как к ней возвращается напряженность, и несмотря на то, что уже с величайшим трудом сдерживал себя, коснулся ее лба легким поцелуем.

– Еще нет, – прошептал он.

С трудом Элизабет заставила себя открыть глаза и посмотреть на него; от того, что она увидела, ее сердце забилось сильнее, почти до боли. При свете свечи лицо Яна было жестким, темным от страсти, и эта страсть горела в его глазах, устремленных на ее лицо – и в то же время в них было не меньше нежности, чем желания. Это сочетание неожиданно вызвало у нее острое желание доставить ему такое же наслаждение, какое испытывала сама, но она не знала, как это сделать. И сделала единственную вещь, которая, как она знала, доставит ему удовольствие: погладив его гладко выбритую щеку, смело посмотрела ему в глаза и с истинной страстью прошептала:

– Я люблю тебя.

Глаза его потемнели, но вместо ответа он взял ее руку и прижал к своей груди. На мгновение Элизабет почувствовала разочарование от его молчания, затем поняла, почему Ян это сделал: он прижал ее руку к своему сердцу, чтобы она смогла услышать, как бурно оно стучит, и понять, что он так же, как и она, страшно возбужден. Ее глаза с изумлением смотрели на него, а затем, потому что вдруг ей захотелось по-настоящему рассмотреть его, Элизабет перевела взгляд на широкую мускулистую грудь Яна, чуть покрытую темными волосами. В тусклом свете его кожа блестела, как смазанная маслом бронза, плечи и руки бугрились от напрягшихся мышц. Он, подумала Элизабет, невероятно красив. Она протянула руку, затем остановилась, не зная, можно ли дотронуться до его тела, и вопросительно посмотрела на него.

Ян понял ее нерешительность.

– Да, – хрипло прошептал он.

Элизабет, поняв, что он умирает от желания, чтобы она прикасалась к нему, почувствовала восторг и гордость, поэтому погладила твердые мышцы его груди, и увидела, как Ян вздрагивает от приливов страсти от каждого, легкого, как перышко, прикосновения ее пальцев. На ощупь кожа была атласной, и Элизабет поцеловала Яна около плеча, а затем, осмелев, поцеловала сосок, трогая его кончиком языка и чувствуя, как при этом у Яна перехватило дыхание, а руки сжались за ее спиной. Все ниже по его телу скользили ее руки. Она так наслаждалась тем, что доставляет и ему наслаждение, целуя медленными поцелуями его грудь, что не сразу почувствовала, как его рука больше не гладит ее бедро, а настойчиво раздвигает ее ноги.

Инстинктивно Элизабет крепко сжала ноги вместе, и, охваченная непонятным страхом, испуганно посмотрела на него.

– Не надо, дорогая, – глухо прошептал Ян, не отрывая от нее горящего взгляда, перебирая и поглаживая пальцами тугие завитки ее волос. – Не закрывайся от меня.

Спрятав лицо у него на груди, Элизабет судорожно вздохнула и заставила себя подчиниться, затем у нее вырвался стон, не унижения или боли, а наслаждения, в то время, как его движения становились все более и более интимными, и она крепко обняла Яна, когда его палец скользнул в ее влажную теплую глубину.

– Я люблю тебя, – страстно прошептала Элизабет, прижимая лицо к его шее, и нежность, с которой она отдавала себя, почти обожгла Яна

Повернув Элизабет на спину, он прижался к ее губам, и начал все глубже вводить в нее палец. Когда ее бедра ритмично начали двигаться, охватывая его руку, он раздвинул их так, что его твердый фаллос был готов войти в нее. Умирая от желания и одновременно боясь причинить ей боль, Ян поднял стройные бедра Элизабет, чтобы ей было легче принять его.

– Я причиню тебе боль, любимая, но иначе нельзя. Если б я мог взять эту боль на себя, я бы взял.

Она не отвернулась от него и не пыталась освободиться из его стальных рук, и от того, что она сказала, у Яна сжалось от волнения горло.

– Знаешь, – прошептала Элизабет, улыбаясь сквозь слезы, – как давно я жду, чтобы ты снова назвал меня «любимой».

– И как давно? – хрипло спросил Ян.

Обхватив руками его плечи, Элизабет подготовилась к любой ожидающей ее боли, чувствуя по его напряжению, что она приближается, и заговорила, как бы пытаясь успокоить себя.

– Два года. Я ждала и жда…

Ее тело дернулось, и Элизабет вскрикнула, но боль исчезла почти тотчас же, и муж уже погружался все глубже в тесный вход ее тела, пока она не наполнилась его жаром и силой, тесно прижимаясь к нему, покоренная чистой красотой этих медленных, глубоких движений. Ведомая только инстинктом и великой любовью, Элизабет слила свои бедра с его и начала такими же движениями отвечать ему, и, делая это, непреднамеренно заставила Яна испытать невыносимую агонию желания, потому что он сдерживал себя, твердо решив, что ее оргазм наступит раньше, чем его. Ян начал убыстрять свои движения вглубь, вращая бедрами, а молодая соблазнительница, лежащая в его объятиях, отвечала ему, сжимая его пульсирующий член в своей тесной теплой глубине.

Элизабет чувствовала, как что-то неуправляемое первобытное нарастает внутри нее, бежит по ее жилам, пронзает все тело. Ее голова двигалась по подушке в том же ритме, она ждала, жаждала того, что Ян старался ей дать, снова и снова входя в нее… и затем это взорвалось, Элизабет ахнула, и у нее вырвался крик.

Напрягая плечи и руки, стараясь сдержаться, Ян входил в нее короткими резкими движениями, в ритме с ее ответными судорожными и зовущими движениями. В тот же момент, как они прекратились, он крепко сжал ее и полностью вошел, изливаясь в нее, с изумлением поняв, что раздавшийся стон принадлежит ему. Его тело содрогалось снова и снова, и Ян прижимал Элизабет к себе, тяжело дыша в ее щеку, а его сердце стучало в безумном ритме с ее сердцем, его жизнь сливалась с ее жизнью.

Когда силы вернулись к нему, он повернулся на бок, увлекая ее с собой, все еще сливаясь с ее телом. Волосы Элизабет, как водопад смятого шелка, рассыпались по его груди, и он поднял дрожащую руку, чтобы убрать их с ее лица, охваченный чувством смирения и умиротворения от ее нежности и самозабвенной страсти.

Через несколько минут Элизабет шевельнулась в его объятиях, и он взял ее за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Я говорил тебе когда-нибудь, что ты великолепна?

Элизабет собиралась отрицательно покачать головой, но внезапно вспомнила, что однажды он уже говорил ей, что она великолепна, и от этого воспоминания слезы показались в ее глазах.

– Ты говорил это мне, – сказала она, гладя его плечо, потому что, казалось, была не в силах не касаться его. – Ты сказал это, когда мы были вместе…

– В лесном домике – закончил он, так же хорошо помня, когда это было. В ответ Элизабет тогда упрекнула его, что он думал, будто и Хариса Дюмонт также великолепна. Ян вспоминал, жалея о том времени, которое они потеряли с тех пор… о тех днях и ночах, которые она, как сейчас, могла бы провести в его объятиях. – Знаешь, как я провел остаток дня, когда ты уехала? – тихо спросил он. Когда она покачала головой, сказал с лукавой улыбкой: – Я провел его, радостно думая о сегодняшней ночи. В то время, конечно, я не знал, что эта ночь была так далека. – Ян замолчал, укрыл ее, чтобы ей не было холодно, затем продолжал тем же тихим голосом: – Я так сильно хотел тебя в тот день, что мне было физически больно видеть, как ты застегиваешь свою кофточку. Хотя, – сухо добавил он, – именно такое состояние, вызванное именно такой же причиной, стало моим нормальным состоянием за последние четыре недели, поэтому сейчас я уже привык к нему. Интересно, может быть, я буду жалеть о нем, – пошутил Ян.

– Что ты хочешь сказать, – спросила Элизабет, чувствуя, что он говорит совершенно серьезно, несмотря на шутливый тон.

– Агонию неутоленного желания, – объяснил Ян, касаясь губами ее лба, – вызванную тем, что я желал тебя.

– Желал меня? – вырвалось у нее, и она отодвинулась так резко, что чуть не перевернула его, оперлась на локоть, рассеянно прижимая простыню к груди. – Это… то, что мы сейчас делали? Я хочу сказать…

– Шотландцы считают это любовью, – ласково перебил Ян, – в отличие от большинства англичан, – добавил он с холодным презрением, – которые предпочитают смотреть на это, как «на исполнение супружеских обязанностей».

– Да, – рассеянно сказала Элизабет, все еще думая о его словах, что то, когда он хотел ее, вызывало у него боль. – Но это ты и имел в виду все время, когда говорил, что хочешь меня?

На его чувственных губах мелькнула улыбка.

– Да.

Румянец залил ее нежные щеки, и несмотря на старание казаться суровой, глаза ее смеялись.

– И в тот день, когда мы обсуждали брачный контракт, и ты сказал, что у меня есть то, чего ты очень хочешь, было вот это?

– И это тоже, – согласился он, нежно проводя пальцами по ее горящей щеке.

– Если бы я все это знала, – сказала она с огорченной улыбкой, – я бы, конечно, попросила дополнительных уступок.

Это удивило его – мысль, что она попыталась бы поставить тяжелые условия для него, если бы знала точно, какую большую и какого рода власть имеет она.

– И какие же дополнительные условия? – спросил Ян, стараясь сохранить на лице равнодушное выражение.

Элизабет прижалась щекой к его плечу и обвила мужа руками.

– Короче помолвку, – прошептала она, – короче ухаживания и короче церемонию.

Новый прилив нежности и глубокой гордости охватил его от этого проявления любви и правдивости, и он крепко, как бы защищая, обнял ее, улыбаясь от радостного удовлетворения. В первые же минуты, когда Ян увидел Элизабет, он понял, что она – необыкновенная девушка; через несколько часов он знал, что в ней было все, чего он хотел. Страстная и нежная, умная, чувственная и остроумная. Он любил в ней все эти качества, но то, что особенно приводило его в восхищение, обнаружил гораздо позднее, – это ее храбрость. Ян так гордился этой храбростью, которая помогала ей не один раз устоять перед враждой и врагами – даже когда этим врагом был он сам. Не обладай она храбростью, он потерял бы ее давным-давно; она бы поступила как и большинство представительниц ее пола, то есть для нее нашли бы первого подходящего мужчину, которого могли бы вытерпеть и предоставили ему разбираться с трудностями и неприятностями жизни. Его Элизабет не сделала этого, она попыталась справиться не только с ним, но и с ужасным бременем денежных проблем, свалившимся на нее. Это напомнило ему, как экономна она была, и тут же решил, по крайней мере в данный момент, что бережливость – одно из самых очаровательно забавных ее качеств.

– О чем ты думаешь? – спросила Элизабет.

Ян наклонил голову, чтобы лучше видеть ее, и отвел растрепавшийся локон золотистых волос с ее щеки.

– Я думал, как умен я, должно быть, был, сразу же увидев тебя и поняв, какая ты чудесная.

Она усмехнулась, принимая его слова за шутливую лесть.

– Как же быстро ты рассмотрел мои качества?

– Я бы сказал, – задумчиво ответил Ян, – я увидел их, когда ты посочувствовала Галилею.

Она ожидала, что он скажет что-нибудь о ее внешности, но уж никак о разговорах или уме.

– Правда? – спросила Элизабет, не скрывая удовольствия.

Ян кивнул, но ее ответ вызвал у него любопытство.

– А что ты думала я скажу?

Элизабет смущенно пожала тонкими плечами.

– Я думала, что ты скажешь, будто прежде всего ты заметил мое лицо. Люди крайне странно реагируют на мое лицо, – объяснила она со вздохом отвращения.

– Не могу себе представить почему, – сказал Ян, улыбаясь лицу, которое, по его мнению, и мнению любого, было захватывающе прекрасно, лицу, принадлежащему молодой женщине, лежащей на его груди и похожей на невинную золотистую богиню.

– Я думаю, это из-за моих глаз. У них такой странный цвет, – серьезно сказала она.

– Но случилось так, что не твое лицо очаровало меня, когда мы встретились в саду, потому что, – добавил он, увидев, что она ему не верит, – я не мог его рассмотреть.

– Конечно, мог. Я же видела твое очень хорошо, хотя уже стало темно.

– Да, но я стоял у фонаря, в то время как ты упорно держалась в тени. Я мог разглядеть, что у тебя было приятное лицо, на котором все было на месте, и я также мог увидеть, что все другие… женские достоинства… определенно были, какие надо, но это было все, что я видел. Потом, позднее, когда я посмотрел вверх и увидел тебя спускающейся по лестнице, то был так поражен, что потребовалось немало силы воли, чтобы не уронить бокал, который я держал в руках. – Ее счастливый смех прозвучал для него, как музыка. – Элизабет, – сухо сказал Ян, – я не такой дурак, чтобы одно только хорошенькое личико свело меня с ума, или заставило попросить твоей руки, или даже, в крайнем случае, вызвать сексуальное желание.

Она увидела, что он совершенно серьезен, и заговорила так же серьезно.

– Спасибо, – тихо сказала Элизабет, – это самый прекрасный комплимент, который ты мог сделать, мой лорд.

– Не называй меня «мой лорд», – попросил Ян наполовину нежно, наполовину сурово, – если ты не считаешь так на самом деле. Я не люблю, когда ко мне так обращаются, даже просто имея в виду мой титул.

Элизабет прижалась щекой к его груди и тихо ответила.

– Как пожелаешь, мой лорд.

Ян не мог этого вынести. Он повернул ее на спину, и жадно приник к ней, овладевая ею губами, руками и всем своим телом.

– Я еще не утомил тебя, дорогая, – прошептал Ян несколько часов спустя.

– Да, – утомленно сказала она и засмеялась, ее щека уютно прижалась к его плечу, а рука сонно ласкала его грудь. – Но я слишком счастлива, чтобы сейчас заснуть.

То же испытывал и Ян, но он чувствовал, что по крайней мере должен предложить, чтобы она попыталась уснуть.

– Утром ты пожалеешь об этом, когда нам придется появиться за завтраком, – сказал он с улыбкой, прижимая ее к себе.

К его удивлению, это замечание вызвало морщинку на ее гладком лбу. Она подняла к нему лицо, открыла рот, как бы собираясь спросить его, затем передумала и торопливо отвела глаза.

– В чем дело? – спросил Ян, беря ее за подбородок и поворачивая к себе ее лицо.

– Завтра утром, – сказала Элизабет с забавным озадаченным выражением. – Когда мы спустимся вниз… все будут знать, что мы делали ночью?

Она ожидала, что он постарается уйти от ответа.

– Да, – ответил Ян.

Элизабет кивнула, примиряясь с этим, и повернулась в его руках.

– Спасибо, что говоришь мне правду, – сказала она со вздохом удовлетворения и благодарности.

– Я всегда буду говорить тебе правду, – тихо пообещал он, и она поверила ему.

Сейчас, когда Ян дал это обещание, ей пришла мысль, что она может спросить его, связан ли он каким-либо образом с исчезновением Роберта. И так же быстро, как промелькнула эта мысль, Элизабет сердито прогнала ее прочь. Она не опозорит их брачное ложе, повторив грязные, пустые подозрения, внушенные ей человеком, который ненавидел всех шотландцев.

Сегодня утром Элизабет сознательно приняла решение довериться ему и выйти за него замуж, теперь она была связана клятвой почитать его, и у нее не было ни малейшего намерения отступить от своего решения или клятвы, которую дала ему в церкви.

– Элизабет?

– Ммм?

– Пока мы говорим о правде, я должен сделать признание.

Ее сердце стукнуло в груди, и она замерла.

– Какое? – спросила она с тревогой.

– Соседняя комната предназначается для тебя как туалетная и гостиная. Я не одобряю английского обычая, когда муж и жена спят в разных постелях.

У нее был такой довольный вид, что Ян улыбнулся.

– Счастлив видеть, – усмехнулся он, целуя ее в лоб, – что мы здесь единодушны.