История спасения

Как только Стефан почувствовал, что парень немного обмяк, перешел к дальнейшим действиям — приподнял рубаху до самых плеч и развязал тесемку штанов на поясе. Резкое движение, и Стефан спустил их до самых колен. Еще одно, и Равиль расстался с ними, лишь в воздухе на миг мелькнули его худые ноги.

Юноша рванулся всем телом в попытке сесть, но немец быстро усмирил его увесистым шлепком ладони по бедру.

— Лежать и слушаться! — зловеще процедил он. — Я еще даже не начал. Услышу хоть один звук или стон — убью.

Тяжело дыша, задыхаясь от всхлипов, парень вновь вытянулся во весь рост на койке и замер. Стефан невольно залюбовался его фигурой. Парень оправдывал все самые лучшие ожидания. Он оказался длинноногим, с выпуклыми и твердыми ягодицами, по-юношески тонкий в талии, однако выше торс его равномерно и гармонично расширялся к плечам, а линия позвоночника была ровной и безупречной, да и сама кожа сияла чистотой и здоровьем, ни единого прыщика или лишнего волоска. Все было просто идеально!

С трудом сдерживая довольную улыбку, едва не тая от счастья, Стефан поспешно снял с себя форменный китель, повесил его на спинку стула и взялся за ремень. Некоторое время он поглаживал его ладонью, распрямляя и выравнивая, словно лаская, а потом прицелился и нанес первый, пробный удар.

Ах, этот звонкий, непередаваемый звук удара кожаного ремня о тело человека! И восхитительная реакция парня, его изумленный вскрик, переходящий в глубокий стон!

— Я приказал тебе молчать, — напомнил Стефан. — В доме есть женщины. Не будем их пугать.

Подождав несколько секунд, Стефан ударил вновь. Он с наслаждением наблюдал, как вздрогнул Равиль, уткнув лицо в подушку, чтобы приглушить вопль. А потом он яростно лупил его, но не без системы, а, как говорится, с толком и расстановкой, каждый раз дожидаясь, чтобы боль, пронзающая тело парня, пробегала по нему волной и отступала, и лишь тогда бил вновь. Так приходилось делать, чтобы партнер не терял чувствительности к ударам, когда одна частичка боли сливалась с другой.

Одновременно, избивая ягодицы и бедра юноши, Стефан зорко следил, чтобы вспыхивающие алые полоски на коже не перекрывали одна другую и ложились равномерно. Немец не любил грязь и кровь, да и не хотел вскрывать парню кожу, так как это было не эстетично. Порка именно в таком примитивном варианте вполне удовлетворяла его садистские потребности.

Парень извивался на кровати, изнемогая от боли, стонал он все выразительнее и слаще. В попытках уклониться от очередного удара, он бился на кровати, иногда даже приподнимался на коленях, выставляя свой округлый зад, ложился вновь, ерзая по жесткой простыне. Стефан не сомневался, что Равиль в процессе экзекуции терся о постель своим членом.

На момент он вдруг прекратил избиение, но лишь затем, чтобы расстегнуть ширинку своих брюк. Член его тем временем достиг пика своей эрекции и превратился в каменный кол. Нанося удары, немец стал подрачивать себе свободной рукой. Возбуждение накрыло его с такой силой, что ноги подкосились, и он застонал даже громче Равиля, который давно вцепился в подушку зубами, давясь своими слезами и приглушенными воплями, рвавшимися из его горла.

На миг у офицера потемнело в глазах, и ремень обрушился на задницу юноши беспощадно, хлестко и безжалостно, отскакивая от нее звонкими щелчками. В этот момент Стефан перевернул свое орудие, взял за другой конец и стал лупить парня железной пряжкой. До этого времени несчастный полагал, что в полной мере познал боль, но это было далеко не так. Всякому терпению настал конец, и он, уже не давая себе отчета в своем поведении, надрывно застонал:

— Хватит, господин офицер, хватит, прошу вас, я больше не могу, я закричу!

Видя, что парень поднял голову и в мольбе обратил на него свое зареванное и изможденное лицо, уже готовый заорать во весь голос, немец резко отбросил ремень, быстро приблизил свой истекающий смазкой и лопающийся от напряжения член к искаженному страданиями лицу парня, ловко ухватил его за ухо, вывернув до хруста, и с протяжным низким стоном кончил. Сперма обильно выстрелила, осквернив губы юноши, попадая ему в нос, рот и даже в глаза.

Немец, с трудом отдышавшись, постепенно приходил в себя, замерев над юношей, а потом обтер свой член о лицо Равиля, размазав смешанные с его слезами остатки своей спермы по нежным щекам, шее и подбородку парня.

Как же давно у него этого не было! Теперь он чувствовал себя полностью опустошенным и успокоенным. К нему постепенно вернулось его обычное игривое настроение.

— Мне кажется, я мало тебя наказал, — заметил он, внимательно и с удовольствием рассматривая вздувшуюся от кровоподтеков и кровоточащих ссадин попку юноши. — Наверно, нужно будет тебе добавить еще. Я это сделаю вечером, гаденыш. Будешь знать, как поднимать на меня руку и подставлять под пули и лопаты. Про наручники я уже не говорю. Ты теперь с ними никогда не расстанешься.

Равиль рыдал и терся лицом о подушку, пытаясь избавиться от омерзительного запаха спермы немца и от стягивающего ощущения на своей коже.

Стефан взглянул на часы. Да, экзекуция затянулась, а время пролетело быстро, как одна секунда. На деле оказалось, что ремнем он махал не менее часа. Офицер поспешно привел свой внешний вид в порядок, потом отцепил Равиля от кровати, но браслеты не снял, оставив его руки скованными спереди.

— Надевай штаны, сучонок, — приказал он, придав своему лицу свирепое выражение. — Сиди в этой комнате и не смей выходить. Вечером, когда я приду, мы продолжим твое воспитание, а сейчас тебе повезло, потому что мне некогда.

Равиль пошатываясь на трясущихся ногах стоял у кровати, прикрывая ладонями низ живота. Лицо его было еще более пунцовым, чем избитый зад или потрепанное ухо.

Стефан с наигранным равнодушием отвернулся от него и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Нужно было ехать. Уходя, офицер заглянул на кухню к Эльзе и приказал служанке минут через тридцать принести Равилю воды и вдоволь его напоить.

— Никакой еды ему сегодня не давай, — бросил он напоследок. — Ужинать он будет вечером, со мной. Еще смотрите, чтобы он не выходил из своей комнаты, и с ним ничего не случилось. За его жизнь и ты, и Карл, оба головой отвечаете!

Стефан поспешно вышел и сел в свой автомобиль. В глубине души у него почему-то неприятно саднило. Вскоре он понял причину своего беспокойства.

Ребекка! Нужно было срочно вытащить девушку из барака для смертников и перевести в более безопасное и надежное место. Туда, где ее не смог бы найти ни Менгеле, ни сам дьявол.

9. Волшебный секретарь.

Барак номер двадцать пять «А»* был одним из самых зловещих мест в Освенциме, если бы только имелась возможность провести подобную классификацию в этом аду. Окна в нем были наглухо заложены кирпичами, для людей отсутствовали даже элементарные условия проживания. В него попадали узники, приговоренные к смерти за какую-либо серьезную провинность.

Такой провинностью могли признать: бунт, невежливый разговор с охранником или капо, воровство еды, справление нужды в неположенное время или же в случайном месте, невыполнение рабочей нормы — то есть любое нарушение установленного в лагере порядка.

Заключенных, содержащихся в этом жутком месте, не кормили, не поили и не выводили в туалет, так как считалось, что смертникам уже ничего этого не требовалось. Смрад в самом бараке и вокруг него стоял такой, что эту вонь доносило до соседних блоков от малейшего дуновения ветра. Офицеры всячески избегали этого места, стараясь не проезжать мимо него даже на машине. Солдаты попадали сюда в качестве охраны только как лица, отбывающие наказание.

После того, как набиралась необходимая для уничтожения в газовой камере партия людей, примерно триста человек, двери распахивались, их всех выводили, сажали в грузовики с красным крестом на борту или же гнали пешком в сторону круглосуточно дымящих труб. Тогда барак небрежно чистился и начинал заполняться вновь.

Именно в него попала семнадцатилетняя Ребекка, сестра-близнец Равиля Вальда.

Стефан в этот момент как раз проезжал мимо и повернул голову, чтобы взглянуть на легендарный дом смерти, и вдруг его пронзила щемящая тоска. Он представил себя самого там, внутри. Как бы он сам смог все это выдержать? Без крошки еды, глотка воды и даже без кислорода! И Ребекка… Она уже могла умереть там или же заразиться любой болезнью. Состояние, которое вдруг охватило Стефана, было близко к панике.

Подъехав к комендатуре, он быстро вошел в свой кабинет, в котором застал Маркуса Ротманса, копающегося в папках и документах.

— Сколько сейчас узников в двадцать пятом бараке, где мы прячем Ребекку? — первым делом спросил он.

— Утром было сто восемьдесят человек, — монотонно ответил ему секретарь, — а на данный момент у меня пока нет сведений.

— Сто восемьдесят?! — вскричал Стефан. — Но ведь за половину дня могла набраться партия, достаточная для уничтожения! Что же ты делаешь, Маркус?! Я просил тебя держать этот вопрос под контролем!

Маркус положил на стол папку, которую в данный момент держал в руках, и пристально взглянул Стефану в глаза.

— А я и держу его под контролем, господин офицер, о чем и пытался доложить вам сразу с утра, когда ждал вас возле коттеджа, но вы меня оборвали и не стали слушать. А после этого ушли на совещание, и до сего момента я вас больше не видел!

Стефан сплюнул. Конечно, как обычно он оказался сам во всем виноват! Пока он наслаждался, избивая Равиля, его сестру могли уже сто раз уничтожить!

Адъютант офицера, молодой и здоровенный детина, словно истукан, стоял у него за спиной, раздражая этим.

— Сядь вон туда, не стой над душой! — прикрикнул на него немец, указав на стул, при этом радуясь, что хоть на ком-то можно было сорвать свою досаду. — Быстро подай мне бланки приказов, Маркус. Нам надо срочно убрать девушку из этого барака.

— Не получится, — флегматично заявил Маркус.

— Это еще почему?! — загремел Стефан в бешенстве. — Ты же сам мне присоветовал спрятать Ребекку от Менгеле именно в этом блоке, единственном в лагере, на который не распространяется его власть!

— Погодите, не кричите, господин офицер! Для того, чтобы забрать узника из любого барака, в приказе должно быть указано, куда именно мы его переводим, в какое другое место!

— Так, хорошо, и куда же мы ее переводим? Есть предложения? Давай, Маркус, соображай быстрее.

— Самым безопасным и элитным блоком считается «Канада»**. Там работают в основном протеже по чьим-либо рекомендациям, — скороговоркой заговорил секретарь. — Это хорошее место, работа в теплом помещении, заключенным предоставляется усиленное питание, во всяком случае, маргарин к хлебу дают каждый день, а не два раза в неделю, при условии, конечно, что узник выполняет норму, а если вдруг нет, так его не уничтожают, а просто наказывают поркой или же лишают обеда.

— А кто порет? — неожиданно для себя брякнул Стефан. Маркус посмотрел на него с недоумением:

— Надзиратели или капо.

Стефан едва не расхохотался. Вот бы куда ему пойти по своему природному призванию! Но тут он вспомнил о серьезности текущего момента.

Слышал он про этот блок «Канада», хотя еще ни разу в нем не побывал. Это было огромное хранилище ценностей, различных предметов быта, отобранных у узников. Горы обуви, одежды, срезанных волос и прочей дребедени. Все это самым тщательным образом сортировалось и отправлялось в Германию на переработку. Из человеческих волос, например, делали веревки. Где-то там, в общей куче, оказались и пряди, срезанные с головы Равиля.

Стефан мотнул головой, стараясь об этом не думать.

— Но евреев там почти нет, в основном немцы или поляки, — продолжал докладывать Маркус.

— Если ты говоришь, что почти нет, значит, все же есть? Решено, переведем ее туда, а там посмотрим. Лишь бы успеть, пока девушка жива!

Секретарь кивнул и подал офицеру бланк приказа. Стефан даже не представлял, что думал Маркус о всех его выходках, но все же надеялся на его молчаливое понимание. Хотя в этом месте и в это время никому нельзя было доверять. Да и плевать! Ребекку необходимо спасти любой ценой!

Стефан принялся строчить приказ. Частично сам, частично под диктовку Маркуса. Когда было готово, их внимание привлекли какие-то странные, булькающие звуки, раздающиеся из угла кабинета. Они обернулись. Адъютант Стефана, тот здоровенный детина, получивший разрешение сесть на стул, уснул. Голова его безвольно свесилась, и он сладко похрапывал. У Стефана раскрылся рот от негодования, а Маркус заулыбался и захихикал.

Краузе вдруг обратил внимание, что его секретарь удивительно хорош собой. Он впервые наблюдал, как этот парень улыбается в его присутствии. На щеках у юноши расцвели красивые ямочки, а взгляд голубых глаз мягко просиял. Офицер кивнул в сторону спящего солдата. Маркус все понял и легким шагом приблизился к адъютанту, встал немного в стороне от него и оглушительно крикнул:

— Хайль Гитлер!!!

Солдат встрепенулся, едва не упав со стула, вскочил, потрясенно озираясь, и поднял в ответ руку. Стефан встал из своего кресла и приблизился к здоровяку со словами:

— Что же ты, собака? Идет война, люди гибнут, великий Рейх в опасности, а ты дрыхнешь, да еще так, что храпишь? Как это понимать?

Тот принялся бормотать слова извинения. Стефан кивал ему, враждебно прищурившись, а потом протянул лист приказа.

— Так, вот. Держи. Сейчас ты пойдешь в барак номер двадцать пять «А», заберешь оттуда узницу под указанным номером, а потом проводишь ее на обработку. Пусть ее хорошо помоют, продезинфицируют, выдадут чистую одежду. После этого проследи, чтобы девушку накормили, а потом доставь ее сюда. Вернее, ты не пойдешь, а побежишь. Ясно?!

— Хайль Гитлер! — браво проорал адъютант и вскинул руку так резко, что едва не ударил Стефана по подбородку.

Если бы офицер не успел отстраниться, то пришлось бы ему неминуемо расстаться с зубами! Маркус давился от смеха. Солдат выбежал из помещения комендатуры и рванул по назначенному курсу.

— Вот же болван! — изрек Маркус, глядя ему вслед в окно.

Они принялись напряженно работать. Документов на подпись накопилась целая гора, и в каждом необходимо было разобраться, потому что завтра, на совещании, коварный Ганс мог задать вопрос по любому из них.

— С утра вы встречаете новую партию узников, — сообщил ему Маркус во время перекура.

Сам он не курил, но развлекал Стефана разговором или продолжал доводить информацию.

— С пяти до семи утра ожидается состав с новой партией груза. Я сам, если вы не против, подежурю на платформе, а потом приду за вами.

Стефан метнул на него благодарный взгляд. Конечно, он не был против! Только бы поезд прибыл не в пять, а в семь утра, иначе так тяжело было бы прожить весь оставшийся день.

— Как твой насморк? — спросил он, стараясь быть участливым.

— Все хорошо, господин офицер. Я уже почти здоров. Хотел рассказать вам интересный эпизод, который произошел сегодня рано утром.

Стефан напрягся. Не эпизод ли о расстреле русских коммунистов, когда его чуть не грохнули? Но секретарь заговорил о другом.

— По соседству закрыли один из лагерей. Он оказался слишком удален от Освенцима, и его было неудобно обслуживать. Всех узников уничтожили. Оставили лишь двести человек, мужчин и женщин в возрасте от двадцати до тридцати лет, самых сильных и здоровых. Добираясь сюда, они пешком прошли по дороге около шестидесяти километров. Колонну сопровождали всего лишь четыре автоматчика на двух мотоциклах и две овчарки***.

Маркус замолчал. В кабинете наступила тишина. Стефан напряженно думал. Что это было? К чему весь этот рассказ? Конечно, его можно было истолковать как пример героизма немецких солдат, которые вчетвером перегнали из лагеря в лагерь двести здоровых молодых людей. А с другой стороны — ну неужели такая толпа не могла сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти свои жизни? Они могли бы напасть, завладеть оружием, убить конвой и собак!

Да, некоторые из них бы погибли, многих в последствии поймали и казнили, но все равно хоть кто-то спасся бы! Откуда такая инертность? Почему они покорно шли, словно стадо на забой? Неужели люди настолько забиты, покорны, как скот, полностью сломлены и уже не имеют никакой воли к жизни?

Он внимательно посмотрел на секретаря. Тот сидел с непроницаемым лицом. Иногда Стефан начинал подозревать, что Маркус тоже сочувствовал узникам, как и он сам, и все, что творилось вокруг, вызывало в этом парне протест и внутреннее негодование. Или же он ошибался?

Офицер решил наблюдать за ним пристальнее. Совершенно не исключено, что Ганс уже провел с секретарем определенную работу и сам поручил вести со Стефаном провокационные разговоры, а так же следить за ним и доносить о каждом его шаге. Поэтому данный рассказ он оставил без комментария, просто промолчал, лишь покивал, но так, чтобы было непонятно, что он этим хотел сказать.

Они вновь принялись за документы. Эта бумажная рутина Стефана добивала и бесила. Ставя свои подписи, он снова подумал о Равиле и вдруг распереживался.

Как он там, его зеленоглазый котеночек? Лежит, небось, с избитой попкой, страдает! Ждет, когда вернется его злой хозяин и снова станет наказывать! От мыслей этих в паху сладко заломило. Офицер прикрыл глаза. Как бы было великолепно сегодня лечь с ним в постель и проникнуть своим членом между его тугими и такими твердыми ягодицами, покрытыми черными синяками после жесткой и беспощадной порки.

— Они идут! — воскликнул Маркус, выводя Стефана из транса.

— Отлично! — обрадовался немец и тоже бросился к окну.

Итак, он пока победил. Девушка жива и с виду здорова. Она, одетая во все чистое, семенила рядом с адъютантом, который вскоре появился на пороге кабинета и горласто доложил, что все распоряжения офицера выполнены в полном объеме.

— Молодец! — бросил ему Стефан. — Еще раз вздумаешь дрыхнуть и храпеть во время службы, я отдам тебя под трибунал! Ждите меня в коридоре!

С души свалился огромный камень. Успели, Ребекка не погибла. Они с Маркусом быстро закончили свои служебные дела и тоже вышли в коридор. Стефан украдкой взглянул на сестру Равиля. Вот же поразительная разница между близнецами! Равиль был высоким и изящным, сестра его — низенькой и коренастой, с широкими бедрами. Она была несимпатична, даже некрасива, но видно было, что это здоровая и крепкая девушка, которая могла бы стать хорошей матерью.

В лицах их тоже не наблюдалось ни малейшего сходства. Равиль — зеленоглазый, глаза у Ребекки — карие, у парня нос безукоризненно прямой, у девушки — курносый, пухлые губки Равиля нельзя сравнить с выпуклыми, словно у мартышки, губами его сестры. Их роднили только смешно оттопыренные уши, и более — ничего. Но все это так неважно! Раз Равиль любил ее, значит, Стефан был обязан сделать все, только бы она осталась жива.

Офицер распрощался с Маркусом до завтрашнего утра. Одного из своих адъютантов он послал в столовую с заданием принести ему ужин в коттедж. Вместе со вторым, а также своим водителем и Ребеккой, он уселся в машину и отправился домой.

Домой. Коттедж в центре концлагеря Освенцим он называл теперь своим домом, а чужие, даже враждебные ему люди, получалось, заменили семью. Как это могло произойти? Кто в этом виноват? Подсознательно он знал ответы на эти сложные вопросы, но боялся четко сформулировать их даже в тайных мыслях.

Оставив Ребекку и адъютанта во дворе, офицер зашел в дом, быстро пронесся мимо встречавших его Карла и Эльзы и распахнул дверь в комнату Равиля. Парень лежал на животе и страдал, что было весьма предсказуемо. Услышав, что кто-то вошел, а ему, конечно, было понятно, кто именно, он напрягся, худые плечи его вздрогнули.

— Равиль! — тихо окликнул Стефан. — Твоя сестра здесь, как я и обещал, во дворе. Ты можешь выйти и поговорить с ней.

Парень резко сел. Лицо его осветила надежда. Сначала он взглянул на офицера с недоверием, но потом осознал, что это все не шутка.

— Здесь?! — воскликнул он и бросился к дверям.

— Погоди, хоть куртку надень! Там холодно, простынешь!

Стефан поймал его за руку на пороге дома и набросил на плечи юноши ватник. В окошко было отлично видно, как Равиль бросился к своей сестре. Создалось такое впечатление, будто они не виделись лет сто. Они держали друг друга за руки и говорили, говорили. Адъютант, покуривая, прохаживался в стороне.

Стефан смотрел на них и чувствовал удушающую грусть и даже зависть. Кого же любил он сам? И кто в этом мире любил его?

Мойша. Тот был ему больше, чем друг, больше, чем любовник. Семь лет они бредили друг другом, и у них было все. Семь лет безумного счастья, пока Ганс не прознал про эту связь и не сдал их отцу. Тогда семья Мойши вынуждена была продать свой дом и уехать. Где же ты, Мойша? В какой печи сожгли твое тело? О чем или о ком ты думал в последний момент своей жизни, когда твои легкие заполнил ядовитый газ?

Стефан знал, что Мойша мертв. Тот сам ему это сказал, явившись как-то во сне бесплотным и недоступным. Так что никакой надежды найти его живым не было. К горлу немца подкатил ком, а сердце болезненно заныло. Лучше бы он сам умер, а Мойша остался жив! Да, так бы было лучше, чем бесконечно страдать по нему и теряться в догадках.

Свидание Равиля с сестрой было закончено. Девушку увели в блок «Канада». Равиль стоял и смотрел ей вслед, пока силуэт девушки был досягаем его взору. Потом, улыбаясь, сияя счастливыми глазами, парень вернулся в теплый дом. При виде ожидающего его Стефана взгляд парня несколько потух.

И Стефан понял, что не в силах изгадить ему вечер своим присутствием. Пусть это произойдет завтра, но сегодня офицер хотел, чтобы парень уснул счастливым и подсознательно ему благодарным.

— Ты можешь попить чай с хлебом и отдыхать, — промолвил Стефан. — Но завтра смотри у меня! На пощаду даже не надейся!

Примечание к части

Блок двадцать пять "А"* - подобные помещения с описанными условиями реально существовали в концлагерях.

Блок "Канада"** - огромный склад вещей в Освенциме. Можете погуглить ужасающие фото.

*** - Данный случай приведен на основе воспоминаний выжившего узника концлагеря, однако он произошел не в Освенциме.

10. Нюансы селекции.

Наступивший день был субботой. Стефан с огромным трудом поднялся по звону будильника в четыре утра. Настроение скверное. Невероятно тяжело было заставить себя вылезти из-под теплого одеяла, да и работенка предстояла омерзительная. Стефан уже знал ее суть. Опять состав и сортировка несчастных людей на тех, кто погибнет немедленно, и на тех, кто тоже неминуемо умрет, только позже — в результате жутких страданий, от непосильного труда, голода и болезней.

Была возможность поспать подольше и подождать, пока за ним заедет Маркус, но не хотелось подводить секретаря и предстать перед ним лентяем или неженкой. Офицер вышел на кухню, намереваясь сварить себе кофе, а там уже вовсю хозяйничала Эльза. Она колдовала над туркой и подогревала для него лепешки на сливочном масле. Очевидно, громогласный звук его будильника разбудил весь дом.

— Спала бы, я сам, — смущенно пробормотал он.

Одновременно ему было приятно, что хоть кто-то в этом мире пусть невольно, но заботится о нем. Он быстренько съел свою порцию, а остальное оставил слугам на завтрак, потом оделся, приложив все возможные усилия, чтобы выглядеть идеально.

На этот раз он решил не быть идиотом и выпил с небольшими перерывами три раза по пятьдесят грамм коньяка. Во всяком случае, теперь он точно не простынет, да и выдержать все, что предстояло, будет гораздо легче.

В начале шести утра за ним подъехала машина. Они прибыли на платформу, ту самую, где он несколько дней назад впервые увидел Равиля. Всего несколько дней, а казалось, что уже целая вечность прошла. Стефан не представлял, как он жил, пока не знал его. Даже в таком аду, оказывается, случались чудеса, и расцветали светлые эмоции и нежные чувства.

Состав уже прибыл. Офицер насчитал семь вагонов, набитых людьми. Солдаты раскрыли двери и начали выгрузку. Прибывшие выходили из вагона, таща свои чемоданчики, узлы, корзинки, свертки. Было очень много детей. Некоторые люди, внезапно попав на свежий воздух, падали от усталости и головокружения. Охранники, стараясь казаться вежливыми, чтобы не вызывать лишней паники, помогали им подняться.

В толпе туда-сюда сновали узники в полосатых одеждах, согласившиеся сотрудничать с немцами. Они следили за порядком и обыскивали вагоны, убеждаясь, что вышли все, и никто не спрятался.

Было ужасно шумно. Через громкоговоритель играла музыка, лаяли собаки, плакали дети, все разговаривали и кричали в поисках друг друга (мужчин везли отдельно от женщин, но сейчас опять все смешались). Мужья бросались к женам, родители — к детям.

Они были уверены, что все их мучения вместе с тяжелой дорогой остались позади, и они, наконец, прибыли на место, где их обеспечат обещанной работой и всем необходимым. В основном это были еврейские узники, но в этот раз среди них оказались и цыгане. Почти все они прибыли большими семьями — глубокие старики, взрослые всех возрастов, подростки, дети. Многие женщины были беременны или держали на руках младенцев.

Наконец, первая суета улеглась. Стефан заметил Менгеле. А как же без него! Тот был готов не есть и не спать, лишь бы участвовать в очередной селекции и, как говорили, никогда не пропускал ни одного состава. Он энергично ходил по заснеженной платформе, жестикулировал и раздавал приказы охранникам с автоматами.

Срывая голос, один из старших офицеров прокричал, чтобы мужчины и женщины разделились на две колонны по разные стороны от платформы. Все вещи им было приказано сложить в общую кучу.

— Женщины, отделитесь от мужчин! — орал он. — Вещи сложите в одно место. Вы получите их обратно после того, как пройдете регистрацию и медицинский осмотр!

Стефан знал, что в живых оставят максимум двоих из десяти. Именно они пройдут регистрацию и обработку, но даже им не вернут никакие вещи. Все это было безвозвратно конфисковано. Остальные люди в ближайший час на грузовиках с красным крестом будут доставлены для уничтожения в газовые камеры.

С нарастающим внутренним волнением и беспокойством, держась немного в стороне, он наблюдал за всей этой пестрой толпой. Мужчин и женщин разделили. Люди вели себя с достоинством, стараясь лишний раз не паниковать, веря, что все это лишь временно, и после соблюдения всех формальностей они вновь обретут свои семьи. На самом деле, стоя на платформе друг напротив друга, в жадной надежде разыскивая своих родных взглядами, они виделись последний раз в жизни.

Неожиданно к Стефану подбежал шустрый мальчонка лет пяти, цыганенок, ухоженный и красивый мальчик, раскрасневшийся, с растрепанными темными вихрами. Приоткрыв рот и вылупив на него свои большие, словно блюдца, блестящие глазенки, задрав голову, он с восхищением смотрел на офицера, а потом, приученный попрошайничать, протянул ему ладошку.

Стефан почувствовал головокружение и нарастающую клокочущую ярость.

Какое же чудовищное существо могло придумать истреблять детей? Как вообще такой кошмар мог существовать в их пусть и сложное, военное, но вполне цивилизованное время? «Сами дети — не враги, главный враг Рейха — их кровь, — бесконечно твердили немцам на инструктажах. — Каждый ребенок вырастет и даст сотню потомков, которые будут притеснять арийскую расу, вредить и отнимать жизненное пространство».

Этот мальчик тоже неминуемо превратился бы в сильного и красивого мужчину, который наслаждался бы жизнью, путешествовал, имел семью. Что же его ждало теперь? Не пройдет и трех часов, как плоть его будет съедена огнем, и этот ребенок, как и все остальные, превратится в обугленную головешку, распадающуюся в золу.

Машинально засунув руку в карман, Стефан вынул и протянул мальчику печенье, которое носил для своей собаки. Пацаненок ловко схватил подачку и бросился к своему дедушке, седому бородатому цыгану в широкой шляпе.

Да, кадр века, если бы кто-то это сфотографировал! Фашист угощал малыша печеньем перед тем, как отправить его в газовую камеру! Стефан с бессильной яростью продолжал смотреть в его сторону. Неужели совсем ничего нельзя было сделать? Как же спасти? Что придумать? Никаких основательных идей он для этого не находил. Все дети цыган и евреев уничтожались без всяких исключений.

В это время его отвлек один из автоматчиков.

— Господин офицер, у нас возникли проблемы! — обратился он.

Он подвел его к молодой женщине, которая стояла в окружении большой группы детей разных возрастов. Самого младшего из них она держала на руках, крепко прижимая к себе. Ей было лет двадцать пять. Это была прекрасная еврейка, стройная, как статуэтка; пряди волос выбились из ее длинной косы и обрамляли невероятно чувственное лицо. Пожалуй, она была самой красивой женщиной, которую Стефан видел в своей жизни. Он даже несколько смутился.

— Это детский дом со своей воспитательницей, и она отказывается покидать детей, — пояснил ему солдат.

Стефан приблизился к ней и открыл было рот, но она его перебила.

— Даже не говорите мне ничего! Я не разлучусь с детьми, что бы нас не ждало! Вы не заставите меня это сделать!

Стефан учтиво наклонил голову и проговорил с уважением спокойным и ровным голосом:

— Фрау, вам необходимо на время встать в ту сторону, где все женщины. После того, как вы пройдете регистрацию, ваши воспитанники снова будут с вами. А детей тем временем осмотрят квалифицированные врачи и окажут им помощь.

— Нет! — яростно выпалила она и упрямо затрясла головой.

— Фрау! — вновь заговорил Стефан, стараясь быть как можно более почтительным и убедительным. — Нет смысла препятствовать заведенному порядку. Ничего с вашими детьми не случится. Я понимаю, что вы перенесли трудный путь и переутомились, но вы задерживаете не только себя, но и всех остальных. Вы должны думать о том, чтобы детям как можно быстрее были предоставлены уход и питание. Прошу вас. Пройдите к женщинам!

— Ни за что! — выкрикнула она ему в лицо. — Если нам суждено умереть, то мы сделаем это вместе!

Стефан понял, что уговаривать ее бесполезно. Очевидно, эта молодая еврейка откуда-то узнала правду, или же ей подсказывало сердце. Тогда он повернулся к ней спиной и приказал автоматчикам:

— Примените силу.

Два солдата бросились к женщине в попытках вырвать у нее из рук ребенка. Все остальные дети заорали, заплакали, их с огромным трудом отогнали в сторону. Еврейка упала на землю, накрыв ребенка собой, отобрать у нее малыша не было никакой возможности.

— Краузе, остановитесь! — раздался совсем рядом тихий, но твердый и внятный голос Маркуса. — Что вы творите? Пусть она поступит, как хочет! Вы посмотрите на нее! Да ее сегодня же изнасилуют капо или охранники, а потом убьют! Вы этого хотите? Пусть лучше она умрет вместе с детьми!

Стефан в ужасе понял, что Маркус абсолютно прав. Девушка была настолько хороша, что ее просто невозможно было не заметить. Такая именно судьба, скорее всего, ее и ждала — быть изнасилованной и убитой.

— Отставить! — крикнул офицер. — Пусть она идет с детьми!

Рыдая, женщина поднялась и перешла на сторону, где стояли смертники, воспитанники вновь облепили ее со всех сторон.

Почти через секунду к нему подошел Отто Штерн.

— Тоже ее заметили? — спросил он, попыхивая сигареткой. — Хороша штучка!

В голосе его звучало неподдельное восхищение, и он смачно прищелкнул языком.

— Она — жидовка, — мрачно напомнил Стефан, отворачиваясь от него.

— Н-да… Но, знаете ли, и среди них, бывает, попадаются роскошные дамочки! Этакая непокорная бестия!

Видя, что Стефан не желает поддерживать тему и обсуждать достоинства молодой еврейки, Штерн огорченно вздохнул и отошел в сторону.

Наконец, стараниями доктора Менгеле узники были рассортированы. Здоровых мужчин и женщин в возрасте примерно от восемнадцати до тридцати пяти лет погнали в сторону бараков. Всех остальных погрузили на грузовики и повезли в «больницу». На платформе постепенно все стихло, музыку выключили, собак увели.

Появились с десяток молодых женщин с тележками, на которые начали грузить оставленные этой партией узников вещи, чтобы перевезти в блок «Канада» на сортировку.

Среди них офицер увидел Ребекку. Он прошел как можно ближе к ней, убедился, что она в порядке, и цвет лица у нее здоровый. Девушка проворно складывала на свою тележку чемоданы и корзины.

Приподняв голову, она на миг встретилась взглядом с офицером и слегка ему улыбнулась. У Стефана немного отлегло от души. Он незаметно заговорщически подмигнул ей в ответ на улыбку.

Маркус, который был рядом, напомнил о своем присутствии словами:

— Кстати, господин офицер, вы могли бы оставить при себе того цыганского крошку, раз он вам приглянулся.

Стефан остановился, словно вкопанный и обернулся к секретарю:

— Да? И как бы я это сделал?

— Все очень просто, по вашей прихоти. Предыдущий комендант лагеря держал при себе еврейского мальчика примерно такого же возраста. В обязанности малыша входило чистить его обувь. Никто ничего про это не говорил. А почему бы и нет?

Стефан просто задохнулся. Бессильно он смотрел в ту сторону, куда уехали грузовики, а потом обрушился на Маркуса:

— Ты… А почему ты мне раньше это не подсказал?

— Да я только сейчас подумал об этом, — пожал плечами Маркус.

— Мы их догоним, — решительно сказал Стефан. — Мы на машине, успеем.

Он так взволновался, его просто заколотило, и даже слезы навернулись на глаза. И почему ему самому не пришла в голову подобная мысль в нужный момент?

— Нельзя, — засуетился секретарь. — Все, уже поздно. Этим вы себя скомпрометируете! Остановитесь, Краузе! Вы в другой раз возьмете себе мальчика, не все ли равно какого?

— Я хочу именно этого, — категорично отрезал Стефан.

— Мы даже не знаем, в каком они крематории, их же четыре! — крикнул Маркус, который был обычно спокоен, но теперь потерял терпение. — Прошу вас, не теряйте голову!

— Ты сам мне подсказал, как надо было поступить, а теперь отговариваешь, — заорал в ответ на него Стефан. — Поехали! Я найду его.

Они выехали на дорогу. У встречного патруля Стефан узнал, в какой крематорий отправили новую партию узников, и вскоре они уже были на месте.

Люди в ожидании своей очереди, чтобы «быть осмотренным врачами» и «принять душ», расположились прямо на мерзлой земле кто где. Некоторые доедали свои сухари, другие поили детей остатками воды. Стефан заметил мальчика спящим на коленях у одной из своих пожилых родственниц.

Немец сделал знак адъютантам, один ловко выхватил ребенка у старушки, а второй придержал ее, пока мальчонку затаскивали в машину. Лишь после этого офицер вздохнул с облегчением. Он завез отчаянно ревущего цыганенка домой и торжественно вручил его Эльзе. Та сразу разохалась, распереживалась и расплакалась, не скрывая своих эмоций, безропотно принимая на свои руки новую драгоценную причину для заботы.

На плач мальчика вышел Равиль. Стефан посмотрел на него, кивнул и многообещающе улыбнулся.

Тот в ответ прищурился, тоже кивнул ему, мстительно блеснув зелеными глазами, что очень позабавило офицера. Итак, парень продолжал сопротивляться неминуемой судьбе и даже, похоже, начал играть с ним.

Субботний рабочий день был сокращенным, потому как заседание не проводилось, а в комендатуру он заскочил чисто символически. Маркус дулся на него и разговаривал хотя и вежливо, но коротко и сквозь зубы.

За ужином Стефан вдруг решил напиться. Просто нестерпимо захотелось нажраться водки, вдрызг, как свинья, чтобы про все забыть. Одновременно он чувствовал в душе глубокое умиротворение. Он даже и не знал, как звали этого цыганенка, но никакого значения это сейчас не имело. Главное — он вырвал мальчишку из огня, и пацаненок будет жить, дышать, радоваться, а не превратится в обугленный трупик.

Рядом с ним за стол присел Отто Штерн. У него была своя забота — тот все сокрушался по прекрасной воспитательнице, которая покорила его воображение.

— Какая баба! — пьяно бормотал он, икая и раскачиваясь из стороны в сторону. — Просто конфетка! Надо было вам, Краузе, все же проявить настойчивость и отодрать ее от мелкого жиденыша!

— Мне это было не особенно надо, — равнодушно ответил Стефан.

Опрокидывая в себя одну рюмку за другой, он вспоминал взгляд Равиля, когда они пересеклись дома. Как же это оказалось сексуально! Немец даже не ожидал, что парень сможет так мастерски и бесстрашно играть глазами! Это было неожиданно и удивительно. Скорее бы к нему. Стефан попытался встать, но обнаружил, что его не держат ноги.

— К вам пришли, господин офицер! — крикнул ему в ухо адъютант. — Ваш секретарь ждет вас на улице!

Это побудило Стефана подняться и выйти на свежий воздух. Действительно, на улице стоял Маркус.

— Извините, но я забыл вам сказать, что у вас завтра выходной день! — отрапортовал секретарь. Стефан кивнул и пошатнулся. Он тщетно старался попасть сигарой в огонек горящей спички.

— О-о-о, — понимающе сказал Маркус. — Пожалуй, давайте-ка, я провожу вас до дома.

— Пошли! — кивнул ему Стефан, чувствуя, что уже вполне созрел упасть в койку и вырубиться. — А вы, тупые дармоеды, все свободны! Идите вон!

Последние слова он бросил адъютантам. Под руку вместе с Маркусом они пошли через лагерь. Поначалу офицера сильно штормило из стороны в сторону, но потом он все же выровнял походку, хотя трезвее не стал.

— Ты негодяй, — выговаривал он секретарю. — Плохо работаешь. Мы чуть не упустили этого мальчонку. И Ребекку из-за тебя чуть не убили. И про выходной ты мне сообщить забыл.

— Извините, господин офицер, — бормотал Маркус, особенно не обращая внимания на слова своего начальника. — Осторожнее, не ступите в грязь!

— Здесь везде грязь! — громко заявил Стефан. — В душе моей тоже грязь. Вся жизнь — это одна сплошная грязь!

Он едва не переходил на крик, но Маркус его одергивал и пытался успокоить, поддакивая. Наконец, они дошли до коттеджа. Собака взвыла было, но, распознав хозяина, притихла.

— Ты играешь в шахматы? — спросил Стефан у Маркуса. — У меня есть доска и фигуры. Потеряна только одна пешка, но ее я заменяю пробкой от бутылки.

— Я, к сожалению, не знаком с шахматами, господин офицер, — сказал Маркус, отступив от него, и вдруг добавил тихо, каким-то странным, особенным тоном: — Но я играю во все остальные игры, в какие захотите.

От этих слов офицер мгновенно протрезвел и ошарашенно вылупил на парня глаза. Уж не ослышался ли он? Но Маркус стоял и не уходил.

— Так это очень хорошо! — тоже тихо отозвался Стефан. — Пошли тогда!

Они вместе зашли в дом и через минуту, уже находясь в спальне, мужчины в полной темноте быстро раздевались, целуясь страстно, почти кусая.

— Ну и удивил ты меня, — говорил Стефан, срывая с парня остатки белья. — Только не знаю, встанет у меня или нет, я же много выпил.

— Ничего, — тихо смеялся Маркус. — Я специально подстерег момент, чтобы вы хорошо выпили. Все нормально.

Такого дикого и необузданного секса у Стефана не было уже давно. Он в эту ночь испробовал все известные ему позиции, ставя парня на четвереньки, и на боку, и над ним, задрав ему ноги чуть ли не на плечи, и посадив его на свои бедра. Казалось, Маркус отдавался ему бесконечно. Они стонали и, кажется, даже кричали. Другого парня Стефан бы порвал, но Маркус оказался достойным и опытным партнером, который даже добился, чтобы Стефан кончил, пусть не очень ярко и даже несколько болезненно.

А потом офицер провалился в черную бездну тяжелого сна.

Примечание к части

История о том, как еврейка, воспитательница детского дома, сознательно пошла в газовую камеру вместе со своими детьми, позаимствована мной из воспоминаний выжившего одного из концлагерей.

История о спасении цыганенка - чисто мой художественный вымысел.

Женщины, которые подверглись сексуальному насилию со стороны немецких солдат или офицеров, обязательно уничтожались, как улика, потому что вступать в связи с узницами или женщинами иных национальностей, кроме немецкой, истинным арийцам было запрещено. Они могли заводить романы, но только с немками, которые вербовались в СС и нанимались в лагеря в качестве охранниц или другого обслуживающего персонала.

11. Ужасы подвала.

Когда утром Стефан проснулся, Маркуса уже не было. Очевидно, парень ушел сразу, как только офицер уснул. Вся кровать оказалась чудовищно переворошена, а его собственная одежда валялась на полу в разных частях комнаты. Нестерпимо хотелось пить. Морщась от омерзительных ощущений во рту, он потянулся к графину. Пусто. Значит, хочешь-не хочешь, а придется встать.

Тупо глядя в потолок, он с мучительным стыдом вспоминал подробности прошедшей ночи. Итак, он нажрался, как свинья, а потом секретарь тащил его домой, и он вел себя непристойно, и даже, кажется, что-то орал. Хорошо, что хоть не стал петь «Катюшу». Он успел пристраститься к этой песне, которую часто слышал в России, когда воевал, и мог воспроизвести ее почти дословно, правда, с чудовищным акцентом. Вот был бы номер, загорлань он по пьяни на весь лагерь легендарную русскую песню, ставшую народной, чуть ли не гимном этой страны! Гансу донос об этом точно добавил бы седых волос на голове и рубцов на сердце.

А потом… Какой кошмар! Сейчас ему казалось, что он трахал Маркуса всю ночь, без остановки. Наверно, тот еле ноги унес. Да, не ожидал он от своего секретаря такой невероятной прыти. Парень оказался расторопным и находчивым. Надо же. Кто бы мог подумать? И что же теперь? Как в глаза-то ему смотреть, ведь они вместе работают! Придется как-то это пережить и объяснить Маркусу, что все произошедшее — случайное недоразумение. Да уж. Стефан вспомнил, как они сосались и лизались, и как он бесконечно проникал парню в зад, крутя его в постели, словно куклу.

От этих мыслей член его шевельнулся и стал тяжелеть, вновь обретая силу. С бодунища, как обычно, ему невыносимо захотелось трахаться. Похоже, на полном серьезе пора было браться за Равиля.

А еще Стефан вспомнил, как он стонал этой ночью, совершенно не сдерживаясь. Разумеется, эти дикие звуки, которые самопроизвольно вырывались из его горла, слышали все, кто находился в доме. Какой позор! Хотя, с другой стороны, с Равилем он был намерен поступать также, а может быть, даже еще жестче, и вряд ли они в эти моменты будут молчать, как партизаны. Рано или поздно его домочадцы все равно узнали бы, что из себя представлял их хозяин. Так стоило ли тогда переживать за свою репутацию? Стефан решил, что слуги должны будут научиться принимать его таким, какой он есть, без прикрас. В конце концов, они все обязаны ему своим благополучием.

Постанывая, офицер слез с кровати и стал натягивать на себя трусы. Проклятая эрекция! Вот куда ее девать? Принять холодный душ? Этого делать совершенно не хотелось. Стефан решил не мыться, а только почистить зубы. Ему нравился запах секса, который исходил от его собственного тела.

Мужчина вошел в ванную, жадно напился воды из-под крана, а потом взглянул на себя в зеркало. На лице его застыла именно та глуповатая улыбка, которая бывала у всех мужчин мира, если им неожиданно перепадала ночь бесплатного и бурного секса. Да-а, в последний раз он отжигал так лет пять назад, когда еще бегал из казармы в общежитие к своему любовнику, студенту, кстати, отличному парню.

Все остальные сексуальные эпизоды, которые происходили с ним в военные годы, были откровенно убогими, за исключением одного, случившегося еще в России. Тогда ему посчастливилось оттрахать совсем молоденького парнишку, военнопленного, приговоренного к расстрелу. Стефан пообещал, что устроит ему побег, если тот даст.

Смысл этого состоял не в изнасиловании, что для Стефана было слишком примитивно, а именно в том, чтобы пленный ради спасения своей жизни поступился жизненными принципами и сам сознательно согласился на противоестественный и позорный для него секс.

Юноша ломал свою гордость, плакал, скрипел зубами от злости и ненависти, но в итоге подставил немцу свою задницу, и офицер тогда его не пожалел, укатал по полной программе. Правда, происходило все это не в постели, а в хлеву, на куче соломы, где воняло отнюдь не французскими духами, а натуральным говном. Он выполнил тогда свое обещание, той же ночью вывел солдатика на окраину села и отпустил.

Позже, когда после разгрома их штаба Стефан оказался в госпитале, один из молодых санитаров, тоже, кстати, русский, но носивший немецкую фамилию и перешедший на сторону гитлеровцев, несколько раз делал ему минет, причем по собственной инициативе, что очень поднимало офицеру настроение. В общем, Стефану всю жизнь везло с любовниками, уж на это он никак не мог пожаловаться.

Он влез в свои домашние штаны, какую-то майку и, шаркая ногами, нетвердой походкой двинулся в сторону кухни.

— Кофе, пожалуйста, с сахаром, — слабым голосом он обратился к Эльзе, появляясь в дверном проеме.

Эльза вежливо поздоровалась с ним и тут же поставила на плиту турку с водой. В ожидании кофе Стефан присел за стол. Напротив, на табуретке, сидел его цыганенок. Немец узнал от Эльзы, что мальчика звали Данко. Лицо его было зареванным, глазки покраснели, видимо, он плакал и ночью, и днем, тоскуя по своим родителям. Однако это совершенно не повлияло на его аппетит.

Пацанчик бодро молотил ложкой, уничтожая овощной суп, жадно набивая рот хлебом, а потом последним кусочком вытер дно тарелки, и она заблестела так, что и мыть не надо. Съев свою порцию, он не спешил благодарить и выходить из-за стола. Вдруг еще что-нибудь перепадет? Глазами, полными надежды, он следил за каждым движением Эльзы, уже разобравшись, что вся еда в доме находилась в ее руках. Женщина поставила перед ним чашку чая и положила пару галет. Тот жадно вцепился в них ручонками и стал торопливо дуть на поверхность кружки, остужая чай.

Стефан смотрел на него печально и озадаченно. Да, малец, видать, любил покушать. И куда столько помещалось! Как же ему теперь прокормить всю эту ораву, которую он собрал под крышей своего дома?

Стефан вспомнил, что в курилке офицеры говорили о том, что при Освенциме есть фермерское хозяйство*. Он решил в ближайший день съездить туда на разведку и посмотреть: вдруг получится добыть мяса, яиц или молока. Да что угодно бы сгодилось!

Проблема в том, что у офицеров водились деньги, а вот тратить их было не на что! В ближайших польских городках царили полная разруха и нищета, продуктовые магазины не работали, кафе тоже, и любую еду раздобыть было практически невозможно.

— Молодец! — одобрил он мальчика и пошутил: — Правильно, кушай. Война войной, а обед по расписанию!

— Он очень изголодавшийся, — заметила Эльза, подавая офицеру кофе. — Я ведь кормила его утром кашей! Вам приготовить что-нибудь к кофе, господин офицер? Бутерброд или печенье?

— Нет-нет, — замотал головой Стефан. — Ничего не надо. Позже я схожу в столовую.

— Я хочу к маме! — объявил Данко, покончив с едой, и опять скуксился.

Эльза шикнула на него, успокаивая.

— Присматривай за ним лучше, — говорил Стефан. — Он шустрый, смотри чтобы не выбежал за ограду дома. Дальше двора — никуда, но все равно при этом нужно, чтобы с ним постоянно находился кто-то из вас. Также я не разрешаю ему заходить в мою спальню, кабинет и гостиную. Пусть играет в ваших комнатах или же здесь, на кухне. А тебе, Данко, вечером я сделаю из бумаги настоящую лягушку, которая умеет прыгать*!

Личико у мальчика изумленно вытянулось, и он перестал плакать, соображая, как же лягушка из бумаги сможет прыгать, и не шутка ли это.

Закончив со своим кофе, Стефан подошел к окну. Вообще-то, его очень интересовало, где же все остальные. Похоже, кроме Эльзы и Данко, в доме никого не было.

Во дворе он увидел Карла. Уже наступила зима, и ночью выпал снег, поэтому мужчина расчищал дорожку от ворот к крыльцу. В это время из дровника вышли Равиль и Сара. Парень и девушка оживленно переговаривались. В большой корзине, взяв ее за ручки с двух сторон, они несли поленья, чтобы растопить камин.

Стефан невольно нахмурился. Разумеется, евреи уже сдружились! Да и чем они занимались в том сарае? Дровами? Или же хихикали и обжимались? Секретничали, рассказывая друг другу о своей судьбе? Обсуждали события минувшей ночи и смеялись над ним? Невольно Стефан стиснул зубы от злости. Увиденное ему совершенно не понравилось.

Молодые люди тем временем вошли в коридор и стали разуваться. Офицер вышел им навстречу.

— Иди за мной, — резко приказал он Равилю.

Тот безропотно проследовал за мужчиной в спальню. В комнате было душно, пахло перегаром, и Стефан приоткрыл окно, чтобы проветрить, а потом обернулся к парню. Приблизившись, он слегка ударил парня пальцами по щеке, привлекая к себе его внимание.

— А теперь слушай меня и запоминай. Во-первых, я не разрешаю тебе работать. Дрова мог и Карл принести, а ты будешь делать исключительно то, что я тебе прикажу. Понятно? Далее. Я запрещаю тебе общаться с Сарой, а тем более, находиться с ней наедине. Если я узнаю, что ты ослушался, и вы по-прежнему болтаете, я убью ее на твоих глазах. Ясно?

Равиль машинально кивал в ответ и стоял перед ним, напряженный, словно струна, уперев взгляд в пол.

— Давай, снимай постельное белье с кровати! Нужно будет застелить свежее. Вот, держи.

Стефан раскрыл шкаф и бросил на койку комплект чистого белья. Сам он принялся собирать с пола свою форму, встряхивать ее и развешивать на плечики, проклиная себя за неряшливость.

Краем глаза он следил за Равилем, который, наклонившись, бережно разглаживал своими тонкими пальцами каждую морщинку на белоснежной простыне. Немцу вдруг невыносимо захотелось ощутить прикосновение этих ласкающих рук на своем теле. Да и сколько уже можно было сдерживаться! Все формальности были давно соблюдены, и парень прекрасно понимал, зачем он здесь находился.

Мужчина сделал шаг к кровати и, застав юношу врасплох, навалился на него всем своим телом, вдавливая Равиля в матрас и прижимаясь своими бедрами к его упругой и такой желанной заднице. От неожиданности Равиль вскрикнул, рванулся, но быстро затих, пытаясь совладать с возникшей дрожью в теле.

— Попался? — насмешливо спросил Стефан, без особого труда удерживая его в железных тисках своих объятий. — Скажи мне, дорогой, как поживает твоя попка? Болит?

Равиль тяжело дышал и не знал, что сказать на это, но нужно было что-то отвечать.

— Болит, — крайне неохотно отозвался он.

Стефан, тихо постанывая от удовольствия, стал тереться бедрами о его ягодицы, не переставая приставать с вопросами:

— А тебе понравилась на вкус моя сперма? Понравилась? Она же попала тебе тогда в ротик.

Равиль слегка повернул к нему голову и выразительно произнес:

— Иди к черту!

Стефан едва не расхохотался. Парень ему безумно нравился, с ним не было скучно, хотя бы потому, что он знал, как нужно себя вести, когда и что говорить. Все было верно. В данной ситуации, когда они оказались в постели, именно эти слова заводили офицера больше всего. Как же это прекрасно, когда жертва сопротивляется и бунтует!

Стефан в очередной раз пожалел, что парня обрили. Он просто обожал придерживать своего партнера за волосы, а тут, кроме ушей, и зацепиться было не за что. В игривом припадке он куснул Равиля за ухо. Тот пронзительно вскрикнул.

— Тихо, — прошипел Стефан. — Не забывай, что в доме появился ребенок.

— Сегодня ночью вы сами, похоже, об этом забыли! — ехидно парировал Равиль. — Бедный мальчик все время плакал и спрашивал, когда же тот дяденька, который так страшно кричит и стонет, наконец умрет!

На Стефана опять накатил приступ смеха. Он представил, как все это выглядело со стороны, и эмоции невинного ребенка.

— Ладно, — он одобрительно хлопнул парня по бедру. — Отставить шуточки. Я вижу, ты стал очень смелый. Думаешь, если я решил тебя трахнуть, это помешает мне тебя убить? Снимай штаны и становись на четвереньки. Быстро и без фокусов.

Он скатился с юноши, предоставляя ему свободу и с удовольствием разглядывая Равиля. Лицо парня раскраснелось, огромные глаза вспыхнули мрачным огнем. Он понимал неизбежность того, что должно было произойти, но все равно тянул время в надежде найти какой-нибудь выход из сложившегося печального положения.

— Такие большие уши, а слышишь плохо, — в голосе Стефана появились жесткие интонации. — Быстрее, я сказал!

Равиль приподнялся на локтях и перевернулся на бок. Он беспомощно взглянул на дверь, словно в надежде на чудо, и облизал пересохшие от волнения губы. Стефан наслаждался, наблюдая его смятение, одновременно опасаясь, чтобы дружочек еще чего не учудил в своей манере.

— У меня никогда этого не было, — выдохнул наконец Равиль.

Стефан кивнул ему, показывая, что его это совершенно не удивило и не растрогало. Гордость не позволяла Равилю просить пощады, он понимал, что это абсолютно бесполезно, и любой лепет его только еще больше унизит, а немец все равно трахнет его, рано или поздно. Он потянулся было к тесемкам своих брюк, но рука его упала.

— Я не могу, — обреченно выдавил он из себя.

— Давай же! — сквозь зубы пробормотал Стефан, уже начиная злиться.

В это время в дверь вдруг постучали.

— Господин офицер! — это был голос Карла. — К вам пришел господин Отто Штерн.

— Черт! — взъярился Стефан, соскакивая с кровати. — Вот же черт! Урод.

От его внимания не укрылась победоносная улыбка Равиля, хотя тот и постарался быстро отвернуться.

— Рано радуешься! — дрожащим от злости голосом высказал ему офицер. — Еще пожалеешь, что на белый свет родился. Сиди здесь и жди меня.

Он выскочил из спальни и вышел в гостиную, где перед камином стоял улыбающийся Отто. Стефан тут же состряпал любезную мину. Мужчины поприветствовали друг друга.

— Краузе, — произнес Штерн, нетерпеливо притоптывая. — Я попрошу вас меня выручить! Одолжите пару бутылок хорошего вина! У меня сегодня свидание, знаете ли. Очень хочется произвести впечатление на одну хорошенькую девушку и угостить ее как следует.

— А у меня нет вина, — растерялся Стефан. — Вернее, есть, из пайка, но его нельзя назвать хорошим, бормотуха какая-то. Могу дать бутылку шампанского.

— Так вы не знаете?! — округлил глаза Отто. — Про подвал? У вас же есть вино в подвале! Предыдущий заместитель коменданта, тот, который жил здесь до вас, коллекционировал вина и держал их внизу. Пойдемте, посмотрим, они должны быть на месте.

— А что с ним, кстати, случилось? — спросил Стефан. — Куда он делся?

— Он застрелился, — с наигранной печалью в голосе ответил ему Отто. — И правильно сделал. Пренеприятнейший был тип. Все время ко мне цеплялся.

— Какая же причина самоубийства, есть предположения?

— Скорее всего, совесть замучила, или же человек стал противен сам себе! — беззаботно хохотнул Штерн.

Они прошли к подвальной двери. Стефан и ранее замечал ее, все собирался посмотреть, что за ней, да было некогда. Рядом с дверью на гвоздике висел ключ. Замок не сразу, но поддался, и они ступили на лестницу. Их тут же обдало прохладой, но сырости в воздухе не было, так как некоторое тепло все же поступало сюда по трубе из дома. Стефан нашел на стене клавишу и включил свет.

Помещение подвала оказалось большим, площадью во весь дом. Здесь лежали какие-то коробки, складировалось кое-что лишнее из мебели, и в самом деле у стены стоял шкаф с ячейками для хранения спиртного. Примерно половина из них была заполнена бутылками.

— Ух ты! — восхитился Стефан. — Я не разбираюсь в винах, но здесь, кажется, целое состояние!

— Наглеть не буду, — заверил его Отто. — Возьму, с вашего позволения, пару не очень дорогого. Спасибо, Краузе, я ваш должник. В наше время ни нормальных продуктов, ни вина не достать.

Пока Отто рассматривал бутылки, Стефан прошелся по подвалу. В одном углу он вдруг увидел то, что потрясло его до глубины души. Стояла железная, пружинная койка, на ней лежал свернутый в рулон матрас. Но самое интересное было не это. Рядом с кроватью на полу валялись какие-то железки. Стефан приблизился и присел на корточки.

Да это же оковы! Настоящие, для рук и для ног, соединенные попарно цепями! Офицер чуть не издал ликующий вскрик, но вовремя сдержался. Не хотелось привлекать внимание коллеги к своей находке. Взглянув на стену рядом с койкой он поразился еще больше. В нее была вмонтирована надежная и толстая цепь с прикрепленным к ней железным ошейником. Стефан осторожно взял его в руки, он оказался тяжелым и слегка ржавым.

Неожиданно офицер вспомнил, что разбирая вещи, он нашел у себя в письменном столе странную связку ключей. Так вот для чего они! Хорошо, что он их не выбросил! По телу мужчины пробежал озноб предвкушения. Вот это подарок судьбы! Видимо, его предшественник был еще тот извращенец, раз устроил такой чудесный уголок. Интересно, кого он здесь воспитывал? Мужчин или женщин?

— Краузе, я выбрал! — окликнул его Штерн.

Стефан резко очнулся от своих грез и поспешно вернулся к нему. Они поднялись наверх.

— Если хотите, пойдемте со мной, — предложил Отто. — У медсестрички, на которую я положил глаз, наверняка найдется симпатичная подружка.

— В другой раз, — сказал Стефан, мечтая, чтобы Отто, наконец, ушел. — Я сегодня не в форме.

— Да, вчера вы хорошо напились. Да и я тоже, даже не помню, как добрался до своей квартиры. Еще раз большое спасибо! С меня причитается.

Стефан подумал, что лучшей благодарностью с его стороны было бы перестать строчить доносы Гансу. Он проводил Отто недобрым взглядом. Парень был ему отчасти симпатичен, но офицер понимал, что это совсем не тот человек, которому можно доверять. Хотя общаться и приятельствовать им придется, ведь всем известно, что врага своего следует держать как можно ближе к себе.

Он встрепенулся и поспешно прошел в кабинет, разыскал в одном из ящиков стола ту самую загадочную связку ключей, а потом вернулся в спальню. Равиль стоял у окна и листал одну из книг, которую он взял с прикроватной тумбочки.

— Ну, что, дружок?! — зловеще сверкнув глазами, произнес Стефан. — Ты готов? Возьми одеяло и следуй за мной. С этого дня у тебя начинается новая жизнь!

Примечание к части

* - Никаких данных, что при концлагерях состояли фермерские хозяйства, у меня нет. Но, по логике вещей, раз немцев весьма прилично кормили, особенно офицеров, должны же были откуда-то браться свежие продукты, те же яйца. Из этого я делаю вывод, что они (фермерские хозяйства) были.

** - Не имею ни малейшего понятия, когда появились игрушки, сделанные из бумаги, типа которых были в моем детстве - лягушка, кошелек, кораблик и т.п. Просто предполагаю, что при общем дефиците товаров, в том числе и детских, что-то подобное придумывалось.

12. Расплата за похоть.

Тяжелая дверь с лязгом распахнулась, и Стефан включил свет на лестницу, ведущую вглубь темного подвала. Зрачки Равиля расширились от ужаса, и он крепко прижал к себе одеяло, словно оно могло его спасти. Офицер неожиданно подумал, что подвал этот, скорее всего, звуконепроницаемый, так как располагался он не в цокольной части дома, а ниже, в самой земле. Потолок был здесь бетонный, равно как и стены, и вообще, данное местечко смахивало на бункер.

Стефан подтолкнул парня в плечо, чтобы тот шел впереди него, и они спустились вниз по крутой лестнице. Немец насчитал пятнадцать ступенек. Сама обстановка здесь была мрачной, а от единственной горящей лампочки на стенах маячили зловещие тени.

Мужчина нарочно включил не все освещение, чтобы запугать свою невинную жертву еще сильнее. Равиль робко спускался вниз и опасливо озирался, словно в ожидании появления кровожадных чудовищ. На самом деле, Стефан считал, что здесь есть только одно чудовище — он сам. Они приблизились к кровати.

— Убери матрас на пол, — скомандовал парню Стефан, — и накрой кровать одеялом.

В голосе его звучало торжество. Наконец-то! Дорвался! Уж сейчас он был не намерен упустить свое. Вся обстановка была на его стороне — подвал, оковы, ужас жертвы и его впечатляющих размеров восставший и неутомимый член.

К сожалению, пришлось убрать матрас. Стефан подумал об этом, еще когда они спускались. Бог знает, сколько на нем умерло людей! Он был весь в каких-то подозрительных пятнах. Естественно, никто не стирал его с хлоркой и даже не проветривал. Поэтому офицер решил довольствоваться подстилкой из одеяла. Не важно. Лишь бы наконец проникнуть красивому еврейчику в тесное отверстие, которое находилось между его твердыми, как камень, булочками. У Стефана чуть слюни не потекли от этих мыслей, и он машинально сглотнул.

Равиль дрожащими руками безропотно скинул матрас с койки и принялся расправлять одеяло по поверхности кровати, состоящей из железных пружин, соединенных между собой.

Неожиданно он вскрикнул и в панике отпрянул в сторону, попав прямо в объятия офицера.

— Куда?! — вскричал Стефан, удерживая его силой мышц своих рук и прижимая к себе. — Честное слово, Равиль, хватит уже! Ты вредишь сам себе! Успокойся и смирись, иначе я сейчас принесу ремень, и ты уже сам знаешь, чем это для тебя может закончиться!

— Там, под кроватью, что-то есть, — заикаясь бормотал Равиль, кулаками отталкивая от себя немца.

Но Стефан был не намерен более шутить. Он грубо обхватил парня руками, швырнул на кровать и схватил за горло.

— Конечно! — произнес он голосом, полным сарказма. — Рассказывай мне сказки!

— Клянусь вам, я видел, — прохрипел Равиль, пытаясь вывернуться из тисков железной руки, которая перекрыла ему дыхание. — Посмотрите сами!

— Да! Сейчас!

Стефан неимоверно разозлился и еще сильнее сжал пальцы на его горле. Да, он помнил, как один раз наклонился, когда рядом стоял узник с лопатой, и его тогда чуть не пришибли насмерть! Дураков больше нет! Одной рукой он продолжал цепко удерживать еврея за горло, а другой ухватился за цепь с ошейником, вмонтированную в стену. Одно мгновение, и замок обхватил шею Равиля. Раздался звонкий, словно выстрел, щелчок. Парень тут же ухватился обеими руками за сковавшее его железо и одновременно забился в самый дальний от Стефана угол койки, напряженно там замерев.

— Там труп! — вдруг выкрикнул он, выставив свои руки и ноги так, чтобы в случае чего защищаться от Стефана.

— Да, конечно! — горласто завопил в ответ Стефан. — Труп! Еще что придумаешь, бесстыжий врун?!

Всякому терпению немца пришел конец. Понятно, что, если бы в подвале находился труп, то здесь стояла бы такая вонь, что невозможно было бы войти. Однако воздух вокруг был чистым.

Сотрясаясь от злости и вожделения, Стефан залепил Равилю для усмирения основательную затрещину и тут же принялся срывать с него одежду. Удивительно, но тот находил в себе силы отчаянно сопротивляться.

— Если ты немедленно не успокоишься, — пригрозил Стефан голосом, срывающимся от накопившейся ярости, — здесь действительно окажется труп! Труп твоей сестры, неблагодарный ты гаденыш! А тебе придется поселиться тут навсегда!

— Не надо, не надо, я сам, — сразу же отреагировал присмиревший Равиль.

— Давай!

Стефан сделал царский жест, которым позволял его рабу снять покровы и предстать перед своим господином полностью обнаженным.

Сам же он, тяжело дыша, присел было на край кровати в ожидании дальнейшего красивейшего действа.

И вдруг он почувствовал адскую боль, которая пронзила его бедро близ ягодицы. В него вонзилось что-то острое, словно лезвие ножа! Стефан вскочил с кровати, с дикими стонами закрутился волчком, ощупывая рукой пораненное место. Прокол, судя по всему, был достаточно глубоким, да и кровь из него потекла.

Было жуткое впечатление, что некто, спрятавшийся под кроватью, вонзил немцу в задницу острый предмет. Стефан с огромным трудом успокоился и стал обследовать руками поверхность кровати, понимая, что все его домыслы — мистический бред. Должно быть реальное объяснение произошедшему!

В данный момент в подвале наступила гробовая тишина. Равиль сдерживал дыхание, Стефан тоже. Офицер искал то, что нанесло ему рану.

Вот оно! Просто виток железной пружины из кровати неожиданно раскрутился, и острый конец проволоки случайно порвал одеяло.

Стефану стало реально страшно. Было ощущение, будто кто-то все это подстроил специально. Он с опаской, остерегаясь близости Равиля, наклонился вниз и заглянул под кровать.

Немой крик сковал ему рот. Парень не обманул. Под кроватью, на полу, действительно находились человеческие останки. Очевидно, Равиль, благодаря своему острому зрению, заметил их сквозь пружины, когда стелил одеяло. Это было усохшее тело, тощее и отвратительное. На черепе его торчали пучки волос, а оскаленный рот застыл в ужасающей усмешке.

Стефан невольно отшатнулся. На самом деле, он не боялся ни трупов, ни скелетов. Но вот мумию он еще никогда не видел!

— Вот же черт! — гортанно вскричал Стефан.

Он снова опасливо обследовал поверхность койки, не отрывая взгляд от усохшего трупа. Вот он, тот острый конец железа, который его поранил! Немец коснулся его, а потом вышел на свет, разглядывая свои пальцы. На подушечках оказалась кровь и еще какая-то рыжая субстанция.

— Черт! — еще раз провозгласил Стефан, внутренне содрогнувшись, в ужасе понимая, что это ржавчина.

Впрочем, тон его сник. Он перевел свой налившийся яростью взгляд на Равиля. Тот ошарашенно хлопал глазами, совершенно не понимая, что же произошло, и почему офицер вдруг схватился за зад и стал с воплями крутиться на одном месте.

— Ты же, скотина, стелил одеяло! — вдруг набросился на него Стефан. — Скажи еще, что не заметил торчащую железку?

В безудержной ярости он принялся лупить Равиля ладонями по всему телу. Тот, прикованный за горло, было рванулся, но спастись не получилось. Пришлось скулить и корчиться, мотаясь на короткой привязи в попытках укрыть от метких и хлестких ударов руками лицо и голову.

— Господин офицер, я же не виноват! — жалобно вскрикивал он. — В постели ничего не было! Клянусь вам! А труп был, я вам сразу сказал!

— При чем здесь труп? — гремел Стефан. — Ты просто хочешь, чтобы я сдох. А с вами что потом будет без меня, ты подумал?

В заключение он от души хлопнул Равиля по пояснице. Нужно было срочно что-то предпринять. Мысли лихорадочно работали. Стефан огляделся в поисках подходящего инструмента. Ему повезло. На одной из стен располагались полки, забитые разнообразным хламом. Там ему посчастливилось обнаружить пассатижи. С помощью них он ухватил острый конец проволоки и загнул его внутрь. Больше он сейчас ничего не мог сделать.

Офицер выпрямился и посмотрел на своего узника. Равиль сидел, прижав колени к подбородку и обхватив их руками. Цепь железного ошейника позволяла ему отступить от стены не более, чем на полтора метра.

— Все! — выдохнул Стефан, задыхаясь от охвативших его яростных эмоций. — Будешь теперь вечно сидеть здесь, на этой цепи, пока сам не превратишься в труп! Прощай!

Топая ногами, словно слон, он быстро поднялся на верх лестницы, выключил свет в подвале и захлопнул за собой дверь, оставив Равиля в полной темноте и наедине с трупом.

Оказавшись в коридоре, Стефан бросился в свою спальню. Там он приспустил штаны и, повернувшись спиной к зеркалу, какое-то время разглядывал свою рану. Выглядело не очень страшно. Всего-то окровавленное пятнышко, а вокруг него небольшой синяк. Но по своему опыту он знал, что именно такие царапины и ссадины очень опасны. А тут — целый прокол сантиметров на пять в глубину!

Всем известно, что ржавчина и грязь, попав в организм, могли вызвать воспаление, заражение крови и даже смерть. Если оставить все это дело без внимания, скорее всего, так оно и будет!

Стефан понял, что, как ни печально, нужно срочно ехать в больницу. Менее всего он хотел бы в данный момент встретиться с Менгеле, но иной альтернативы не было. Никакой другой врач в этом лагере не имел права осматривать или лечить офицеров столь высокого ранга. Рейх доверял их в исключительно гениальные руки доктора Менгеле, и ничего тут не поделаешь.

Стефан облачился в свою форму. Хмурый и злющий, прихрамывая на одну ногу, он прибыл в клинику главного врача концлагеря Освенцим.

Менгеле, словно поджидая его, находился в холле и кокетничал с симпатичной молоденькой медсестрой. Заметив Стефана, он тут же заулыбался и пригласил его в кабинет.

— Как поживаете? — поддельно доброжелательным тоном поинтересовался он. — Вы все же решили мне позволить полечить ваши ужасные гематомы на голове? Или же появились, чтобы стырить у меня очередную партию медикаментов? Да-да! Думаете, я не заметил, что после вашего ухода у меня пропали тюбики с вазелиновой мазью? Кстати, она абсолютно бесполезна. Просто немного смягчает и растягивает кожу. Если вам нужно было средство, к примеру, от сухости рук, то я мог бы порекомендовать замечательную мазь с маслом эвкалипта, которая…

— Меня не интересуют ваши мази! — свирепо рявкнул Стефан, сверкнув бешенными глазами. — Я был в подвале своего дома, разбирал коллекцию вина и случайно присел на ящик, из которого торчал ржавый гвоздь. Если вы доктор, а не демагог, сделайте что-нибудь!

Лицо Менгеле резко помрачнело и приняло озабоченное выражение.

— Конечно же, сейчас, — пробормотал он. — Вы позволите мне осмотреть рану?

Стефан расстегнул ремень, опоясывающий его узкие бедра и приспустил штаны.

— Пожалуйста! Смотрите.

После беглого осмотра и обработки перекисью доктор еще сильнее обеспокоился и сказал, что все это очень опасно. Он объяснил, что от неминуемой смерти офицера спасут только уколы антибиотиков. Менгеле назначил по две инъекции в день в течение недели. Первый он всадил сразу, и Стефан взвыл еще сильнее, чем от укола толстой и ржавой проволокой.

— Если хотите, — угодливо бормотал доктор, — то я буду присылать медсестру прямо домой или же в комендатуру. Таким образом, вам не придется отрываться от важных дел!

— Посмотрим, — сдержанно отозвался Стефан, с хмурым видом потирая вторую половину своего израненного зада.

Да будь оно все проклято вместе с этим Равилем, его сестрой и еврейской расой в целом! Стефан понял, что до задницы парня ему никогда в этой жизни не добраться, а сам Равиль, очевидно, заговорен особой святой молитвой, надежно оберегающей его от сексуального насилия.

Немец ни на миг бы не удивился, если бы в следующий раз, когда он навалится на этого парня, именно в этот момент в лагерь неожиданно ворвались бы советские войска, повесили всех гитлеровцев, а узников освободили бы!

И все это во имя того, чтобы Равиль до конца своих дней оставался несокрушимым девственником! А что еще можно было предположить? Что в другой раз, когда он решит ему присунуть, Краузе на голову обрушится крыша дома, или его уложит пулемет?

С мрачным выражением лица Стефан курил на крыльце больницы, потирая место укола, которое болело в десять раз сильнее, чем сама рана. Да, доктор Менгеле, будь он проклят, не отличался легкой рукой!

— Господин офицер!

Стефан поднял глаза. Перед ним стоял его секретарь, Маркус Ротманс.

— Прошел слух, что вы ранены? — спокойно спросил Маркус. — Могу я вам чем-то помочь?

13. В постели с врагом.

Стефан даже рад был увидеть Маркуса, так как задумал на сегодня одно дельце, которое без него было не провернуть. Он спокойно улыбнулся ему и ответил:

— Ерунда, ничего смертельного, я случайно поранился, так что не стоит беспокоиться.

Секретарь стоял с самым невозмутимым выражением лица, будто и не было между ними ничего сегодня ночью. В принципе, Стефан был им доволен. Пока от парня было гораздо больше пользы, чем вреда. Он значительно облегчал жизнь офицера в лагере, умел быть полезным и, что самое главное, вовремя. Как и сейчас, внезапно оказавшись рядом. Дал в ту ночь, как полагается, без всяких капризов, а теперь всем своим видом показывал, что обсуждать и вспоминать им нечего. Было и было, ничего особенного.

Стефан решил придерживаться такой же позиции, не считая нужным начинать разговор на эту щекотливую тему первым. Секретаря он менять не собирался. Глядишь, дадут какого-нибудь сопливого мальчишку с тремя классами образования или же тупого старика! А откуда взяться другим? Все молодые и здоровые на фронте! На почве этих мыслей у него созрел вопрос, но он решил задать его позже.

Офицер приблизился к нему и предложил вместе пообедать в столовой. Маркус даже покраснел от смущения и благодарности. Известно, что меню там шикарное, на уровне ресторанного, тогда как питание офицеров более низкого ранга почти ничем не отличалось от солдатского — подавались сытные и простые блюда без всяких изысков.

Несмотря на обеденное время, в столовой почти никого не было. Стефан знал почему. Почти все в свой выходной день разъехались: кто в дом отдыха, кто в ближайшие городки к любовницам или проституткам, кто к своим семьям, живущим на съемных квартирах.

Они сели за столик, и офицер приказал накрыть стол самым шикарным образом — салаты, жаркое, сладости и фрукты. Он радовался, что была хоть какая-то возможность отблагодарить парня за те приятные моменты, имевшие место быть ночью, и полагал, что Маркусу это вполне понятно.

— Почему ты не на фронте? — как бы между делом поинтересовался он у парня.

— Я болен, — откровенно признался Маркус. — У меня сердечная недостаточность, а еще бывают обмороки, поэтому я не курю и не пью.

— Ничего себе! — воскликнул Стефан. — Ты давай-ка береги себя. Избегай всяких экстремальных приключений и физических нагрузок.

— Я избегаю, господин офицер, — улыбнулся тот в ответ.

Сейчас они, отлично понимая друг друга, говорили об одном и том же, а именно — о том, что переспали. Стефан подумал, что сегодня ночью было не похоже, что парень чем-то болен, да и в обморок ни разу не упал, но не стал вдаваться в подробности. Это считалось неприличным. Каждый взрослый человек был вправе сообщать о себе только то, что считал нужным. Он решил перевести тему и заговорил о делах:

— Маркус, мне неловко тебя напрягать в выходной день, но, может, ты составишь мне компанию и проводишь в блок «Канада»? Мне нужны хоть какие-нибудь вещи для цыганенка. Я слышал, что и другие офицеры иногда берут там одежду для своих слуг.

— С удовольствием, — ни секунды не раздумывая согласился парень. — Вы можете располагать мной в любое время дня и ночи, как захотите, и в моей преданности не сомневайтесь.

У Стефана даже рот приоткрылся. Вот так! Это прозвучало как признание в любви. Он поспешно отвел взгляд от своего секретаря и уставился в тарелку. Что же, пока парень не был навязчив, можно было и потерпеть все его выходки, но, если тот и дальше будет делать любовные авансы, неминуемо придется поставить его на место. Повторять их ночное рандеву мужчина больше не собирался. Это было слишком опасно для них обоих.

Когда они закончили обед, на столе осталось яблоко и несколько бутербродов с маслом и сыром. Стефан завернул все это в салфетку и положил в карман, пояснив:

— Отнесу Ребекке. Надеюсь, я найду ее там. Хотелось бы убедиться, что с ней все в порядке.

— Найдем! — оптимистично ободрил его Маркус.

Офицер Стефан Краузе отлично знал, что такое голод. Те месяцы, что он находился под Сталинградом, были самыми кошмарными в его жизни. Полевую кашу, которую варили для солдат, он не ел, потому как ее на всех не хватало, а отбирать еду у рядовых считалось постыдным. Хлеба не было. Перебои с питанием, даже для офицеров, стали тогда нормой.

Весь дневной паек Стефана составляли пачка безвкусных галет, таких твердых, что об них можно было обломать зубы; банка сардин в уксусной заливке, невероятно острых и соленых до такой степени, что болел язык; да тюбик плавленного сыра, по вкусу напоминающего пластилин. Если бы не личный запас рафинада и кофе, Стефан бы просто сдох от голода.

Тогда он окончательно испортил себе желудок и потерял в весе килограммов пятнадцать. Лишь позже, в госпитале, ему удалось несколько поправиться. Стефан не сомневался, что нажил себе язву, поэтому у него периодически болел живот и тошнило до рвоты. Если учесть обмороженные пальцы на ногах, седые волосы на голове, осколочное ранение в правое легкое и контузию, то в свои неполные тридцать лет он представлял ходячую развалину.

Они вышли из столовой. Стефан решил заехать домой. В душе нарастало беспокойство за Равиля. Он оставил парня в полной темноте, наедине с трупом, без воды. В случае чего тому негде было справить нужду! Так поступать нельзя. Раз завел раба, то необходимо как следует заботиться о его телесном, физическом и душевном здоровье, поэтому он спешил вернуться и вызволить своего узника из мрачных застенков.

Приказав Маркусу ждать его в машине возле дома, Стефан первым делом поспешил в подвал и включил там свет. Равиль лежал на кровати, свернувшись калачиком и с головой накрывшись одеялом. Несомненно, он слышал приближающиеся шаги офицера, но даже не шевельнулся, притворяясь мертвым. Стефан заглянул под кровать. Мумия была на месте и зловеще скалилась.

— Равиль! — мужчина потряс юношу за плечо. — Подымайся. Все, достаточно, пойдем наверх.

Он стянул с парня одеяло. Тот сел, болезненно моргая от яркого света. Лицо его было зареванным, левая скула припухла от затрещины, которую он получил от офицера, на шее постепенно расцветали яркие синяки. Стефан вздохнул, почувствовав досаду и поняв, что впредь придется остерегаться бить парня по лицу. Он не любил, когда его партнер обезображен. Одно дело - задница в синяках и совсем другое, когда испорчен внешний вид.

Стефан разыскал ключи и снял с Равиля ошейник. Тот был заторможен и напряжен, не понимая, чего же еще ждать от этого ужасного человека в форме, который только и делал, что над ним издевался! Однако когда до Равиля дошло, что его заточение закончилось, и он мог идти наверх, парень рванул так шустро, словно испарился. Стефан, поднявшись следом, не удивился, что парень первым делом укрылся в туалете.

— Эльза! — крикнул офицер. — Собери мне Данко. Надень на него куртку и ботинки. И быстрее, машина ждет.

Вскоре Равиль вышел из туалета, и офицер приказал ему идти за ним. В спальне он открыл отделение в шкафу, служившее баром, налил в бокал граммов семьдесят коньяка и приказал ему выпить.

— Извините, господин офицер, но я не пью, моя религия призывает к умеренности… — забормотал было юноша, но резко осекся под свирепым взглядом офицера.

Со вздохом он принял из рук Стефана стакан, залпом выпил и закашлялся так, что согнулся. Какое-то время мужчина стучал ему по спине, а потом дал запить водой. Доза должна была вернуть парня к жизни, уж слишком большой тот получил сегодня стресс. Подождав минут пять, Стефан плеснул еще немного на дно стакана и предложил Равилю. История повторилась, правда, кашлял тот уже меньше, но сморщился так, будто хлебнул яда, и даже вытер слезы.

— Отлично! — одобрил Стефан. — Вот тебе листок и ручка, напиши Ребекке записку, я собираюсь навестить ее сегодня и привезу тебе ответ.

В этом случае уговоры не потребовались, Равиль схватил ручку и начал быстро строчить мелким почерком. Тем временем Эльза сообщила, что ребенок собран. Она стояла в прихожей, бережно держа малыша на руках и прижимая к своей груди.

— Господин офицер, — прошептала она, — куда вы его повезете? Вы же не решили его…

— Нет! — резко крикнул Стефан. — Эльза! За кого ты меня принимаешь?! Мальчику нужно срочно набить номер на руку, только и всего! Меньше, чем через час, он будет дома.

Эльза вроде поверила ему и вздохнула с облегчением, передавая напуганного малыша адъютанту. Перед уходом Стефан оставил распоряжения Карлу и Саре. Старик должен был вытащить труп из-под кровати, завернуть его в полотно и положить в укромный уголок в подвале таким образом, чтобы никто ничего не заметил.

После этого нужно было вымыть пол, стены и мебель в подвале с хлоркой, выбросить матрас и прибраться, разобрать весь хлам и разместить его более компактно, но ничего не выбрасывать. Карл кивал. Он был ответственным мужчиной, в чем Стефан не сомневался.

Он вернулся в спальню, принял от Равиля листок и пробежал по нему глазами. Великолепно! Было написано на языке идиш, а что именно — абсолютно не понятно.

— Кретин, — пробормотал Стефан. — А по-немецки не мог написать?

— Я не особо силен в грамматике, — печально покачал головой Равиль. — Разговорный язык освоил, а письмо не успел. Извините, господин офицер…

Нахмурившись, мужчина сложил листок и прибрал в карман. Оставалось надеяться, что в письме не было ничего такого, что могло бы расстроить девушку.

— Так! — гаркнул Стефан, и Равиль тут же испуганно замер. — Ты ждешь меня здесь! Искупаешься в моей ванной, да так хорошо, чтоб кожа скрипела. Обрати внимание, чтобы задница твоя была тоже абсолютно чистой. На полочке найдешь спринцовку и тщательно промоешься. Тебе ясно, о чем я? — Равиль кивнул. — Отлично. Когда я вернусь, ты обязан ждать меня голым в постели. Смотри, Равиль, это твой последний шанс! Честное слово, я не желаю тебе зла, так что не губи себя и свою сестру раньше времени. Понял меня?

— Да, господин офицер, — чуть слышно прошептал Равиль.

Набить ребенку татуировку оказалось минутным делом. Состава с узниками сегодня не было, и единственный татуировщик сидел без работы. Все произошло очень быстро, но мальчуган все равно безутешно разревелся. Правда, враждебно он смотрел не на Стефана, а на адъютанта, которого посчитал источником своих бед, ведь именно этот злой дядька тащил его на руках туда и обратно. Стефана это вполне устраивало, он не хотел стать малышу врагом.

Они завезли ребенка домой и взяли курс на блок «Канада».

— Лучше всего сразу пойти в блок первичной обработки вещей, — монотонно инструктировал Маркус, — потому что в других бараках вещи хоть и рассортированы, но лежат огромными кучами, и все раздельно: пиджаки — с пиджаками, брюки — с брюками. Чтобы перерыть все и собрать один комплект нужного размера нам и суток не хватит.

— Как скажешь, — коротко бросил ему Стефан.

Барак первичной обработки представлял из себя большой ангар, в центре которого располагалась гора различной одежды, утвари и всевозможного скарба, а по периметру стояли длинные столы. Здесь работали очень молоденькие узницы. Самой старшей было на вид не более двадцати лет. Стефан насчитал их десять.

За работой девушек следила капо — омерзительная баба со зверской рожей, вооруженная дубинкой, а также еще одна женщина, охранница в форме СС, идеальный образец бездушной стервы, хотя и более миловидная. При виде офицера и отдавая ему честь, она успела блядски блеснуть глазами, показывая, что всегда готова. Стефан с отвращением от нее отвернулся.

Если ему и нравились девушки, то совсем молоденькие, худенькие и нежные, типа Сары, но никак не дамы за тридцать с могучим бюстом и жирными бедрами.

Среди узниц он приметил Ребекку. Она, точно пчелка, трудилась вместе со всеми остальными. Суть работы состояла в том, чтобы постепенно разбирать все эти вещи и раскладывать: ботинки на один стол, пальто на другой, головные уборы на третий и так до бесконечности. Действовать надо было четко, не бродить в поисках места для каждой вещи. Движения других девушек были доведены до автоматизма, но Ребекка еще терялась, ведь она находилась здесь совсем мало дней.

— Внимание, все подойдите ко мне! — крикнул Стефан.

Узницы тут же бросили свою работу и выстроились в ряд. Офицер старался казаться хмурым, но глаза его улыбались. Зрелище было приятное. Девушки не были истощены и почти все оказались хорошенькими, пожалуй, кроме Ребекки. Она, самая неказистая и низкорослая, пристроилась в конце ряда.

— Ваша задача, — стал объяснять Стефан, — найти мне приличные детские вещи на мальчика лет семи. Не пропускайте также игрушки и книжки.

Стефан решил взять одежду на вырост. Не будет же он бегать сюда каждый месяц в поисках вещей бо́льшего роста, ведь малыши, как известно, при хорошем уходе и питании быстро вытягиваются.

Он хлопнул в ладоши, давая команду приступить к выполнению задания, а Ребекку отвел в сторону, туда, где их было не видно. Она была счастлива получить письмо от брата, вся раскраснелась и едва не заплакала, с трудом сдерживая эмоции. Стефан дал ей ручку, листок и велел написать ответ, также вручил сверток с продуктами.

— Постарайся съесть сама, — шепнул ей он. — Я буду раз в неделю передавать тебе дополнительное питание через своего адъютанта или же приносить сам.

Тем временем работа закипела. Девушки оживились и даже заулыбались. Одно дело разбирать вещи убитых людей, и совсем другое — находить что-то для мальчика, которому посчастливилось выжить. Они азартно извлекали из огромного навала детские вещи и подносили по одной на суд Стефана и Маркуса, которые выбирали самые приличные на вид. Постепенно их сумка заполнилась. Пальтишко, костюмчик, кепочка, пара сорочек, кое-что из белья, ботинки. Из игрушек попались несколько машинок, деревянный солдатик, плюшевый мишка и тряпичный заяц с оторванным ухом. Чьи-то маленькие ручонки сжимали каждую из этих игрушек до самого последнего момента, когда у ребенка отбирали все, в том числе и жизнь; Стефан старался об этом не думать. У него есть живой и здоровый мальчик, которому нужно расти, играть и развиваться.

А вот с книжками оказалась проблема. В большом количестве находились портативные библии, но не более того. Стефан дал наказ Ребекке отложить детские книги, если вдруг потом попадутся, и передать их с адъютантом, а сам обещал зайти на днях. Девушка с готовностью кивнула. Эта была несомненно неглупая и благодарная особа, в отличие от ее пусть смазливого, но совершенно несговорчивого брата.

При воспоминании о Равиле, который должен был в этот момент ожидать его голеньким в постели, у мужчины, как обычно, сладко свело низ живота. На этот раз он был уверен, что все пройдет гладко, иначе ничего не оставалось, как вышвырнуть неблагодарного щенка из дома в ближайший барак и предоставить злосчастной судьбе.

Наконец, они управились с делами, и Стефан вежливо поблагодарил девушек. Охранница продолжала призывно ему улыбаться. Вообще-то, он всю жизнь пользовался успехом у женщин. Они находили притягательными его мощную шею, широкие плечи, сильные руки, стройный стан, да и лицо у офицера было приятным, а речь остроумной.

Иногда он крутил романы с дамами, но ничем серьезным они не оканчивались. Это были лишь разовые случаи. Стефан хоть и редко, но вступал в связи с женщинами исключительно для того, чтобы приятели не посчитали его «каким-то не таким», и всякий раз безнадежно убеждался, что парни почему-то ему гораздо милее.

— Что у нас завтра по плану? — спросил он у Ротманса, когда они сели в машину.

— Вместо утреннего совещания — посещение химического завода, господин офицер, а совещание перенесено на послеобеденное время. Вы на нем должны будете выступить с докладом, внести ваши предложения по поводу использования рабочей силы узников в развитии нашей химической промышленности.

— Вот как? — встрепенулся Стефан, который не умел писать доклады, так как ему никогда не приходилось это делать.

— Да, но не беспокойтесь, я его уже написал, осталось лишь внести мелкие дополнения, что я сделаю завтра. Во время обеда вы его пролистаете, а на совещании зачитаете. Ничего сложного.

— Хорошо, раз так, — с облегчением вздохнул Стефан. — Надо, Маркус, тебе быть заместителем коменданта лагеря, а не мне.

Тот польщенно улыбнулся и тактично промолчал. Офицер завез своего секретаря в общежитие и поспешил домой. Войдя в прихожую, Стефан в полной степени почувствовал, что он действительно оказался дома. В гостиной, в камине, весело потрескивали поленья, с кухни шли вкусные запахи выпечки, был слышен лепет малыша и спокойные, ровные ответы Эльзы. Мужчина отдал ей детские вещи, которые ему удалось сегодня добыть, и приказал их перестирать, отгладить, а игрушки вымыть с хлоркой. Эльза предложила ему чай с булочками, но он отказался.

Карл доложил, что сделал все, как и было велено: мумию он спрятал, порядок навел, а Сара вымыла весь подвал самым тщательным образом. Стефан не знал еще, для чего могла сгодиться эта мумия, но выбрасывать было жаль, ведь он понимал, что это исключительное и редкое явление.

— Как ты думаешь, почему он усох? — поинтересовался он у Карла.

— Я полагаю, что в подвале создан особый микроклимат, чтобы продукты не портились, — предположил Карл. — Можно попробовать оставить там кусок свежего мяса и посмотреть, что с ним будет. По идее, он должен не протухнуть, а начать вялиться.

— Хорошая мысль, да только где бы взять его, этот кусок свежего мяса? Не от себя же отрезать! — с досадой сказал Стефан. — Ладно, попробую договориться на кухне. Спасибо, Карл.

Покончив со всеми делами, он вошел в свою спальню. Равиль, умница, как и было приказано, лежал под одеялом, натянув его до самых глаз. Однако книга на тумбочке лежала не так, как Стефан ее оставил, значит, парень снова брал ее и читал.

Улыбаясь, мужчина присел на край кровати, протянул руку и погладил Равиля по бритой голове.

— Ты опять брал мою книжку? — ласково спросил он.

— Извините, господин офицер, я только посмотрел, — ответил тот, испуганно сжавшись под одеялом.

— Посмотрел? — дружелюбно усмехнулся Стефан. — А кто тебе разрешал? Будешь за это наказан. Сегодня мне лень, но завтра я тебя выпорю. И знаешь, что я тебе скажу? Если ты будешь снова сопротивляться, драться или орать, я отправлю тебя назад, в подвал. Раз тебе не нравится спать со мной, будешь делать это с нашим новым милым другом, с тем, что живет там, под кроватью. Ты меня понял? Понял или нет?!

Равиль судорожно кивнул, вцепившись в одеяло так, что пальцы побелели.

— Надеюсь, ты полностью голенький, как я и приказал?

— Да, — тихо отозвался юноша. — Господин офицер, можно всего лишь один вопрос?

— Давай, — благодушно махнул рукой Стефан.

Он раздевался и вешал свою форму в шкаф, постепенно обнажаясь на глазах у парня, пока не остался полностью голым. Глядя на него, Равиль совсем забыл, о чем желал спросить.

— Что хотел-то? — напомнил Стефан.

— Ребекка! Она мне ответила? Вы принесли письмо?

— Да, она ответила. Но письмо ее ты прочитаешь только завтра и при условии, что будешь хорошо себя вести, и мне с тобой понравится. Если же что-то пойдет не так, я его сожгу, и никакой переписки больше никогда не будет!

Стефан занавесил шторы и выключил свет, создавая интимное затемнение. Как всегда, к вечеру он уже устал и неважно себя чувствовал. Где те былые дни, когда он, в возрасте Равиля, летал, словно на крыльях, не спал, не ел, но был неутомим, и у него никогда ничего не болело? Все так быстро и неожиданно прошло.

Откинув край одеяла, Стефан лег в нагретую парнем постель. Тот резко отодвинулся как можно дальше от него, вжавшись в стену.

— Куда?! — прикрикнул на него мужчина. — Ляг ближе.

И вот его руки скользнули по худой спине юноши, он прижал его к себе всего, а потом перевернул на спину, навалившись сверху всей тяжестью своего тела. Равиль был словно деревянный, он больно уперся мужчине кулаками в плечи, как бы не отталкивая, но придерживаясь на некотором расстоянии. Впрочем, Стефан не сомневался, что без труда сломит это слабое сопротивление.

Немец просунул ногу между бедрами юноши и, приподнявшись, накрыл рукой промежность парня, сильно сжав ладонью его член и мошонку. Яички парня оказались твердыми и налитыми спермой. Еще бы — в последние дни юноша хорошо питался и ровным счетом ничего не делал. Равиль слабо вскрикнул и поспешно сжал зубы. Крик его постепенно перешел в глухой стон. Он старался не шуметь, чтобы лишний раз не рассердить немца.

Стефан довольно мурлыкнул и стал грубо растирать промежность парня, теребить его вялый орган, играя и причиняя боль. Тот тихо стонал, терпел, как мог, отвернув лицо в сторону. Мужчина достал из-под подушки заветный тюбик с вазелином, смазал пару пальцев и бесцеремонно вкрутил их парню в зад. Тело Равиля напряглось, как струна, он вздрогнул так, что чуть не сбросил мужчину с себя, но Стефан вновь вдавил его в матрас, подчиняя и ломая его волю.

— Ничего, мой маленький, потерпи, — прошептал он.

Работая пальцами в дырке у парня, Стефан легко покусывал его лицо, шею и плечи. Вообще, он обожал кусаться, конечно, не до крови, но так, чтобы было ощутимо. Сейчас же он опасался кусать сильнее, боясь, что парень не выдержит и заорет, перепугав всех слуг. Ему и так причиняла значительную боль рука, которая его жестоко насиловала, и он вертел головой, стараясь уклониться от губ мужчины, крутил своей попкой, чтобы избавиться от пальцев, постепенно и настырно проникавших все глубже и глубже.

Неожиданно Стефан вытащил пальцы из задницы юноши, но лишь затем, чтобы добавить еще немного вазелина и вставить сразу три. Равиль охнул и разошелся, стал бить ногами по кровати и выгибаться в надежде вырваться.

— Ах, не надо, хватит! — простонал он. — Очень больно!

— Хватит? — изумился Стефан. — Так я еще и не начинал, миленький! Ты бы расслабил свою дырку, тогда бы сразу стало легче!

Равиль пренебрег этим советом. Он был просто не в состоянии расслабиться в мощных руках, которые мяли его тело и безжалостно орудовали в анусе. Стефан то толкался пальцами в самую глубину, то шевелил ими в кишке, растягивая ее во всех направлениях. Равиль под ним ритмично бился, а получалось, что даже подмахивал, и немца это забавляло.

Вдруг мужчина вновь вытащил руку и даже сел на постели, а Равиль получил возможность отдышаться. Неужели это все?..

— Ложись на живот! — приказал офицер.

— Будь ты проклят! — неожиданно выкрикнул Равиль через плечо дрожащим голосом, а в его глазах закипали слезы.

— Я, может, и буду проклят, но и ты вместе со мной, — сквозь зубы процедил Стефан. — Пожалеешь потом, что так сказал!

— Ты меня не запугаешь! — продолжал Равиль. — Я лег с тобой, чтобы была жива моя сестра!

— Заткнись, а то по зубам получишь, — беззлобно ответил Стефан.

Сейчас ему совершенно не хотелось вести никакие разговоры. Он понимал, к чему вел Равиль. Парень стал нарочно злить его, полагая, что избитым лучше быть, чем изнасилованным. Стефан решил не вестись на подобные провокации, а завтра же хорошенько отлупить ремнем этого юного и наглого негодяя.

Он расположился позади парня, приподнял его бедра, и еще немного промассировал пальцами вход в его попку. Тот тихонько завывал, уткнувшись лицом в подушку, бедра его ритмично вздрагивали в такт толчкам.

— Будешь вырываться — начну душить, — предупредил офицер, взяв его за шею.

Равиль тут же несколько обмяк. Он отлично помнил железные пальцы, сдавившие ему горло, когда они были в подвале, поэтому обреченно приготовился принять неизбежное зло, которое собирался причинить ему этот гад.

Стефан слегка надавил ему на кадык и одновременно с одного мощного толчка вбил ему свой член в анус примерно на треть всей длины. Чего и стоило ожидать — парень взвыл.

— Тихо! — Стефан яростно ударил его ладонью по голове и сжал пальцы на шее юноши еще сильнее.

Стон перешел в хрип, а когда Стефан несколько ослабил руку, то в жалобные всхлипывания. Пристроившись более удобно, мужчина стал осторожно и медленно двигаться, с каждым разом проникая глубже и глубже. До боли в зубах хотелось вбить в него весь свой член под самый корень, однако приходилось сдерживаться. Стефан не хотел, чтобы мальчишка его всерьез разболелся.

— Тебе нравится ощущать мой член у себя в попке? — спрашивал он, продолжая насиловать парня. — Ты чувствуешь, как ее распирает? Отвечай, собака!

— Нет…

Только на этот ответ его и хватило. Он уже не мог ни дышать, ни говорить, ни думать от адской боли, которая терзала его в самом нежном и интимном месте. Стефан задыхался в титанических попытках сдержать ритм. Медленный толчок, еще, еще, еще, еще, сейчас, вот уже скоро, да!.. Он вцепился парню в тугую ягодицу, а тот опять рванулся, вцепившись зубами в подушку. И все.

Мужчина издал протяжный и низкий стон, полный болезненного наслаждения. Он успел вытащить и кончил парню на ягодицы. Размазав рукой свою сперму по бедрам юноши, он вытер руку насухо об его лицо и одобрительно хлопнул Равиля по спине.

Все вроде обошлось. Сперма оказалась вперемешку с чем-то розовым, очевидно, слизью, но без фонтана крови, чего более всего он опасался. Равиль тихо поскуливал, судорожно сминая подушку руками.

— Встань и подай мне с комода спички и сигарету! — приказал ему Стефан.

14. На грани жизни и смерти.

Менее всего сейчас Равилю хотелось прислуживать немцу, изнасиловавшему его, однако его просьба означала, что появилась возможность выбраться из ненавистной койки, поэтому парень безропотно подчинился и подал ему пачку сигарет и спички, а потом спросил, понимая, что терять, собственно, уже нечего:

— Господин офицер, можно, я схожу в туалет?

Вид у немца был такой довольный, словно тот сожрал горшок меда, и Равиль получил от него снисходительный кивок.

— Только недолго, — предупредил Стефан. — Разговор есть.

Итак, фашистская сволочь натрахалась, и её потянуло на разговоры.

Равиль подхватил свою одежду и скрылся в санузле. Там он присел на унитаз — просто ноги подкосились. Болела каждая клетка его тела, не говоря уже о заднем проходе. И что же? Теперь так и будет? И ничего не придумать, никак от него не спастись? Парень протянул руку и повернул кран, чтобы пустить струю воды в ванную, а потом залез ополоснуться, дрожа от холода и отвращения.

Он старался не задерживаться, чтобы немец не разозлился и не отправил его назад, в подвал. При воспоминании о той железной кровати, цепях и трупе Равиль едва не разрыдался. Но должно же быть какое-то спасение! Что же сделать? Убить гада? И чего он этим мог добиться? Его тоже убьют, только и всего.

А что будет с Ребеккой? Хотя, раз она сейчас на хорошей работе, вряд ли кому-то будет интересно убирать ее оттуда. В лагере десятки тысяч узников. И не факт еще, что Стефан точно мог обеспечить ей защиту. Что, например, с ней сейчас? Где она? Никто не мог дать точный ответ на этот вопрос. Так, может, действительно убить фашиста, чем жить, вот так, в позоре?

Равиль выключил воду и взял одно из висевших здесь полотенец, быстро вытерся, надел на себя рубаху и штаны, а потом вышел и встал перед немцем. Тот сидел на кровати, разложив вокруг себя газеты, пытаясь что-то сложить из листа. Спасибо, что хоть надел трусы и не тряс больше своими отвратительными причиндалами.

— Черт! — сказал Стефан. — Слушай, Равиль, ты умеешь делать из бумаги прыгающую лягушку?

Равиль округлил глаза. Если бы немец спросил, умел ли парень сам превращаться в прыгающую лягушку, это бы его меньше удивило. Видимо, контуженный урод окончательно рехнулся и впал в детство.

— Я когда-то умел, да забыл, — пояснил офицер, продолжая сгибать и разгибать газетную страницу.

— Умею, — сдержанно отозвался Равиль.

— Давай-ка, сделай, — кивнул ему Стефан. — Я обещал нашему пацаненку.

Нашелся благодетель! Добрый дяденька, который любит детей! Равиль ни грамма не верил в его благие намерения относительно Данко. Небось, будет издеваться над ребенком так же, как над ним и над Сарой. Ему было невыносимо жалко девушку. Сволочной фашист обещал убить ее по семь раз на дню. Очевидно, садисту нравилось держать девушку в постоянном нервном напряжении, на грани жизни и смерти. Глаза бедняжки не просыхали от слез, она не могла даже есть и вскрикивала по ночам. Равиль слышал это через тонкую перегородку, разделяющую их комнаты.

К тому же, он отлично знал, что угрозы офицера небезосновательные. Достаточно вспомнить, как он лично убил двоих невинных людей, копавших траншею. Значит, запросто мог пристрелить и любого из находящихся в доме слуг.

Равиль приблизился и в два счета сложил из бумаги лягушку, нажал пальцем на ее корпус, и она достаточно далеко прыгнула.

— Чем бы ее раскрасить? — задумчиво произнес Стефан.

«Морду бы тебе раскрасить», — подумал Равиль.

— Зеленка и йод, если есть, дадут зеленый и коричневый цвета, — подсказал он слабоумному фашисту.

— Подай тогда аптечку, она в тумбочке.

Все ему подай! Парень достал коробку с лекарствами, стал перебирать их и делать тампоны, накручивая катышки ваты на спички. Одновременно он размышлял, имелся ли в доме крысиный яд. В самый раз было бы отравить ублюдка! Равиль твердо решил прикончить немца, особенно если тот хоть пальцем дотронется до Сары. Вот сейчас кобура с его пистолетом висела на спинке стула совсем рядом…

Макая ватные палочки в пузырьки, он нарисовал лягушке зеленые глаза, а тело ее покрыл коричневыми кружочками.

— Она страшная, — заявил Стефан.

И в самом деле, подобная пупырчатая жаба выглядела зловеще и могла напугать любого ребенка.

— Если есть тетрадка, то можно использовать ее зеленую обложку, а глаза я нарисую ручкой, — устало отозвался Равиль. Более всего он хотел уйти отсюда в свою комнату.

— Хорошая идея, — оживился офицер. — Такая тетрадь имеется!

Одно время Стефан вел дневник, у него как раз была зеленая обложка, которой можно было пожертвовать ради ребенка. Через несколько минут они сделали более миловидную лягушку, которой Равиль пририсовал большие и печальные глаза с длинными ресницами и корону.

— Царевна-лягушка, — пояснил он.

— Правильно! — одобрил Стефан. — Пусть это будет как бы женщина, а у мальчика с детства формируется правильная ориентация.

Равиль понял, что немец полностью безумен. Если такого прибить, то великий Рейх много не потеряет. Ему еще и спасибо скажут, что избавил немецкую нацию от этого идиота. Ну и как игрушка женского пола могла повлиять на становление сексуальной ориентации у ребенка?

Интересно, какие игрушки были в детстве у этого чудовища? Наверно, трупы замученных слуг. Он рассаживал их на стульчики, поил из чашек и разговаривал с ними. Невозможно было поверить, что этот человек, хотя язык не поворачивался его так называть, когда-то был маленьким ребенком и невинно прижимался к женской груди. А если он и рыл песочек лопаткой, то, непременно, это были могилки для замученных им насекомых.

— Ты меня слушаешь?! — повысил голос Стефан.

Равиль вздрогнул. Он был настолько измучен, что уже ничего не слышал, его мозг отказывался что-либо воспринимать.

— Отнеси лягушку Данко и ложись спать. Ко мне в спальню ты переедешь завтра и будешь жить здесь постоянно. И еще. Ты не забыл, что я запретил тебе общаться с Сарой и оставаться с ней наедине?

— Я не забыл, господин офицер, — ответил Равиль, не веря своему счастью — ему разрешили уйти.

Он вышел из спальни хозяина и постучал в комнату к женщинам, отдал Эльзе поделку и спросил у нее:

— Эльза, представляешь, я сегодня видел крысу на крыльце дома. У нас есть какой-нибудь яд?

— Правда? — забеспокоилась женщина. — Надо сказать Карлу. Несомненно, он достанет отраву для крыс.

Отлично. И хорошо, если бы побольше, чтобы хватило убить одну большую, наглую, зажравшуюся крысу, которая жила за счет других, думала, что ей все можно, в том числе и истреблять невинных людей. А там и самому умереть не жалко. Все равно отсюда живым не выбраться.

Равиль тихонько прошел в темную комнату и залез под свое одеяло. Карл уже мирно похрапывал. Его сопение успокаивало Равиля, на душе становилось теплее от того, что рядом спал другой человек, который не был врагом. Он попытался кое-как пристроить поудобнее на койке свое избитое тело.

О сексе с фашистом он старался не вспоминать. Пусть пока получает свое, поганый извращенец. Равиль был уверен, что найдет способ, как отомстить своему насильнику и от него избавиться. Он плотно сомкнул ресницы, полагая, что никогда не уснет, но в голове у него все завертелось и провалилось в черную бездну.

Проснулся он от того, что Карл тряс его за плечо.

— Равиль, поднимайся. Уже почти обед, господин офицер в любой момент может прийти и будет недоволен, что ты до сих пор в постели.

Равиль сел на кровати. Сегодня было еще хуже, чем вчера, все чувства словно обострились. Суставы невыносимо ныли. Сидеть, как оказалось, он теперь совсем не мог — внутри задницы все болело.

— За что он тебя побил? — сочувственно спросил у него Карл.

— Не знаю, — пробормотал Равиль.

Он не намерен обсуждать с Карлом свои проблемы, подозревая, что слуга относился к их хозяину гораздо лучше, чем тот на самом деле заслуживал. Парень умылся и вышел в кухню. На столе ждала порция остывшей манной каши. Эльза, жалостливо взглянув на его украшенное синяком лицо, положила в тарелку ложечку джема. Равиль быстро все это съел. Было вкусно, даже вкуснее, чем готовила мама. Так. Родителей не вспоминать, иначе у него могла начаться истерика. Их больше нет, и все.

Он не представлял, чем наполнить свой день. Все слуги работали, ему же не было дано никаких поручений. Саре он теперь помогать опасался, иначе зверюга мог, как и обещал, убить несчастную девушку.

Он накинул куртку и предложил Данко:

— Одевайся, малыш. Поиграем во дворе?

Мальчик с восторгом согласился. Он взял две машинки, себе и Равилю, и скоро они катали их и нагружали снегом. В это время из дома вышла Сара. Она была бледнее смерти, замерла на крыльце, прижав тощие руки к груди. Равиль вздохнул и выпрямился, оторвавшись от игры с ребенком, быстро осмотрелся. Урода, вроде, было пока не видно.

— Что-то случилось? — спросил он у нее тихо. — Ты же слышала, он не разрешил нам общаться!

— Случилось, — отозвалась она и разрыдалась так горько и безутешно, что у любого человека разорвалось бы сердце.

Но теперь Равиль точно знал, что у некоторых людей его просто нет. Он зашел в прихожую, оставив входную дверь приоткрытой, чтобы присматривать за Данко, который продолжал увлеченно катать свои машинки, вполне реалистично изображая звук ревущего двигателя, как умели делать только совсем маленькие мальчики. Позже, у взрослых мужчин, этот дар куда-то исчезал. Во всяком случае, Равиль теперь и близко не мог воспроизвести рокот мотора настоящего грузовика. Он повернулся к девушке.

— Говори быстрее.

— Все кончено! — прошептала она. — Я прожгла утюгом его сорочку. Теперь он меня точно пристрелит!

Не было печали! Равиль лихорадочно соображал, не представляя, как ее утешить.

— Погоди, разве у него только одна сорочка?

— Такая — одна. Ее ему сшила мама, и он сказал, что это его любимая. Утром он приказал, чтобы я ее погладила. Он собрался надеть ее вечером, чтобы пойти к кому-то в гости.

— Мама сшила? — ужаснулся Равиль. — И ты прожгла в ней дыру? Покажи!

Сорочка была действительно безнадежно испорчена. Спереди красовалось большое желто-коричневое пятно, тонкая ткань внутри которого обуглилась и сморщилась.

— Как же тебя угораздило?! — взволнованно сказал Равиль. — Слушай, я даже не представляю, что теперь делать. Тут ничего и не придумать. Видно, что сорочка эта ручной работы, и второй такой нет.

Будучи сыном торговца, парень отлично разбирался в вещах и не мог ошибиться. Девушка прижала испорченную сорочку к лицу и опять безутешно расплакалась.

— Ты Эльзе про это сказала?

— Да. Эльза считает, что он меня не убьет, но я в это не верю. Послушай, Равиль, он к тебе вроде хорошо относится, может быть, ты…

Да уж, нечего сказать, просто отлично относится! Знала бы она, насколько хорошо!

— Я сейчас приду, ступай к Эльзе.

Равиль вернулся во двор к Данко. Его потряхивало от ужаса. Неужели офицер теперь убьет Сару? Вполне возможно. Карл уже рассказал, что в лагере убивали слуг за любые, даже самые незначительные провинности. Жизнь молодой еврейки совсем ничего не стоила, впрочем, как и любого узника.

Он заметил, что Данко нагружал в кузов машинки палочки и щепочки, которые подобрал возле дровника.

— Дрова будешь перевозить? — как можно более серьезно подыграл ему Равиль.

— Нет, не дрова, — ответил мальчик. — Ты что, не видишь? Это трупы! Я видел в окошко, что проезжала большая машина и везла мертвецов!

— Пойдем домой, хватит, погуляли.

Пацан было стал капризничать, но Равиль пообещал ему, что они выйдут еще раз после обеда или же вечером. Не до игр ему сейчас было. Он не представлял, что делать с прожженной сорочкой.

Все слуги собрались на кухне и были печальны, словно на похоронах. Никто из них толком не мог предположить, что выкинет злосчастный немец.

— Мне кажется, что он покричит, да простит, — предположила Эльза.

— Может вернуть Сару в барак и взять другую служанку, — высказался Карл, с жалостью глядя на девушку, к которой успел привыкнуть.

— В случае чего, можно сказать, что сорочку гладила я, — сказала Эльза. — На меня он вроде не кричит и не кидается, вежливо разговаривает.

— Его вежливость ничего не значит, — высказал свое мнение Равиль. — Задание погладить он дал Саре, получается, она и ответственная.

Они опять напряженно замолчали. Равиль машинально поглаживал Данко по кучерявой голове.

И ведь его слова заступничества ничем не могли помочь, а лишь еще больше разъярили бы проклятого фашиста! Хоть бы, действительно, отправил девушку назад в барак, как предположил Карл, а не убил!

— Он идет! — упавшим голосом прошептала Сара, которая стояла у окна. — Это все, мне конец…

Она качнулась и едва не упала, но Карл успел ее поддержать за острый локоть. Слуга увел девушку в ее комнату. Эльза начала всхлипывать и отвернулась к мойке, а Равиль вышел в коридор встречать своего хозяина и господина, будь он проклят. Может быть, удастся как-то отвлечь его разговором, чтобы тот забыл про сорочку. У контуженных, говорят, часты провалы в памяти. Равиль решил заболтать его. Он постарался сделать милое лицо, хотя с таким фингалом это выглядело нелепо.

Дверь открылась, и вошел Стефан. Он улыбнулся Равилю. Ему было приятно, что парень осознал свои обязанности и ожидал его в прихожей. Он поздоровался с ним и скинул ему на руки свою холодную заснеженную шинель.

— Господин офицер, разрешите спросить?.. — начал было Равиль.

— Потом, — прервал его Стефан и громко крикнул: — Сара, ты приготовила мою сорочку?

15. Партия в шахматы.

В этот день, когда после посещения химического завода у офицеров отменили совещание, и Стефан решил принять предложение Отто Штерна гульнуть в его компании, Отто пообещал пригласить двоих смазливых медсестричек, уверяя, что это — стоящее дело. Стефан не собирался соглашаться, пока не узнал, что одна из них именно та девушка, которая стояла на посту в клинике доктора Менгеле, когда он похитил оттуда Равиля. Она же, по указанию доктора, делала офицеру уколы, приезжая к нему в комендатуру со своим чемоданчиком.

Стефан был покорен ее красотой. Докторская шапочка кокетливо украшала тщательно завитую головку, реснички были подкрашены, да и фигурка неплохая! Девушка была высокой и грациозной. Кроме того, она была очень молода. Все, как и нравилось Стефану.

Вот уж он не знал, при каких обстоятельствах она пересеклась со Штерном, может, ранее и спала с ним, да знать он этого не хотел. Стефан понимал, что нужно сделать над собой усилие и завести нечто похожее на роман с особой женского пола, чтобы прикрыть в случае чего свои отношения с Равилем.