Из мещан

2.

Кустарник давно заслонил собою влюбленную парочку от барона, а он все еще довольно улыбался. Затем, движимый желанием проследить за ними, он потихоньку зашагал вслед, не в силах отказаться от желания узнать, что будет дальше.

Молодые люди, выйдя на опушку, пошли полем по направлению к деревне, и барон Рихард, идя за ними следом, раздумывал о том, кто бы могла быть эта молодая девушка. Как вдруг он заметил, что помимо него есть еще один наблюдающий за влюбленной парой.

Под деревьями, в недалеком от барона расстоянии, остановил лошадь какой-то господин. Чтобы лучше видеть, он даже приподнялся на седле. Прикрыв глаза рукой от слепящих лучей солнца, он пристально-пристально наблюдал за молодыми людьми. Вглядевшись внимательно в лицо всадника, барон Рихард узнал в нем управляющего Полины, которого он видел накануне проходящим по двору замка.

И сегодня, как и вчера, ему снова бросилась в глаза гордая осанка и прекрасные, мужественные черты лица этого человека. И барон должен был сознаться, что он произвел на него благоприятное впечатление.

Когда всадник опустил наконец руку, защищавшую его от знойного солнца, барон заметил на его лице несколько мрачное выражение. Но оно тотчас же исчезло, когда он увидел, что на него с пытливым любопытством смотрит кто-то посторонний, незнакомый ему.

Всадник проехал медленно мимо барона Рихарда, не спуская с него твердого и проницательного взгляда, но когда он приподнял в знак приветствия шляпу, фон Браатц был удивлен странным выражением, промелькнувшим по его лицу.

„Чтобы это значило? – подумал барон. – Ревность?… Или краска стыда от сознания, что его застали на месте преступления?“ И барон постарался любезнее ответить на приветствие всадника, искренно желая облегчить ему тягость мучительного чувства моральной неловкости, какую испытывает человек, застигнутый во время совершения дурного поступка.

И теперь барон неожиданно получил ключ к разгадке, возбуждавшей его любопытство… Раз это был управляющий, тогда девушка, значит, была дочерью лесника, жившая в деревне и которую молва называла его невестой.

И если недавно баран Рихард радовался за Полину, избавившуюся от неподходящего жениха, то теперь порицал постороннюю для него девушку… Ему казалось странным, что она предпочитает Альфреда человеку, которого так высоко ценил покойный Ридинг…

Еще долго мог бы размышлять барон Рихард на эту тему, если бы его желудок не стал настойчиво заявлять свои требования, и он направился к замку той самой дорогой, по которой только что исчез всадник, произведший на него сильное и приятное впечатление своей внешностью.

Четверть часа спустя барон Рихард входил во двор замка, где царило чрезвычайное оживление…

Слуги бегали к господскому дому и обратно, а конюх чистил скребницей чистокровного коня, на котором только что приехал управляющий. Из господского дома старый слуга в горохового цвета ливрее, нес на покрытом белоснежной скатертью подносе завтрак во флигель.

„Дядюшка Рихард“ не стал размышлять о том, кому предназначался этот завтрак, а прежде всего подумал о себе и подумал не без эгоизма.

По дороге ему встретилась горничная, спускавшаяся с лестницы господского дома, и барон дал ей поручение спросить у барышни, не позволит ли она ему позавтракать на ее половине…