Мой муж дергается, шумно вздыхает, а я продолжаю:
– Ради того хорошего, что когда-то между нами было, отпусти меня, – сглатываю комок в горле, – пожалуйста.
Антон зажмуривается, опускает лицо.
– Наташ.
– Я все понимаю, ты ошибся, ты хочешь все вернуть, и я вижу, что ты стараешься, но я не могу простить. Я никогда не смогу больше жить с тобой и не думать о том, что ты однажды предпочел мне другую. Понимаешь? Ты из кожи вон лезешь, чтобы вернуть меня, а я не вернусь. Никогда. Даже если физически снова перееду в нашу квартиру. Просто той Таши, что была за тобой замужем, действительно больше нет.
Вижу, как ходит кадык на его шее, как играют желваки на скулах.
– Если ты когда-нибудь любил меня, – понижаю голос почти до шепота, – отпусти, прошу.
Он молчит. Минуту, а может, и больше. Не смотрит на меня, стиснул челюсти, сжал кулаки. Что-то разглядывает на своей клавиатуре.
– Хорошо, – произносит наконец, резко откинувшись в кресле. – Ты права, я обидел тебя и продолжаю издеваться. Этот цирк ни к чему и не нужен никому, кроме меня, – его голос звучит глухо, в глаза мне Антон по-прежнему не смотрит. – У меня к тебе только одна просьба, – он наконец переводит на меня полный боли взгляд. – Завтра прием у Анохина, – Антон морщится. – Я уже подтвердил, что мы придем вдвоем, – качает головой. – Прости, но ты знаешь, что такое анохинские вечеринки. Пожалуйста, будь со мной там. В последний раз.
Анохин – один из его деловых партнеров. И его приемы с завидной регулярностью попадали в сводки светской хроники. Благодаря своему размаху и, как правило, скандалам. Там вечно дикое количество охотниц за толстосумами. Надо же. Он не хочет внимания этих девиц!
А еще я думаю о том, что если он уже подтвердил мое присутствие, то мне совершенно точно была заготовлена какая-то каверза, из-за которой я не смогла бы отказаться. И где-то в глубине души я сейчас благодарна мужу за то, что он меня просто просит.
– Хорошо, – согласно киваю я, – буду готова к приему. И в понедельник ты меня уволишь.
– Не надо, не увольняйся, – качает головой он. – Ты хороший журналист, а здесь, похоже, толковая выпускающая. Поучись, поднатаскайся. Набьешь руку – пойдешь дальше. Уеду я, – хмурится. – Все вопросы я могу решить из Москвы. Ну, или так, чтобы не мелькать у тебя перед глазами. Обещаю тебя больше не трогать.
Он смотрит мне прямо в глаза, и я вижу, что сейчас он искренен. А еще я вижу, что ему больно и тяжело. Ну что ж. Я хотела этого. Очень хотела, чтобы он страдал не меньше меня. Только почему-то я сейчас этому не рада.
Медленно поднимаюсь, киваю ему, поворачиваюсь уходить, как вдруг уже почти в спину летит:
– Таш! – его голос срывается. – Я не предпочитал… Точнее! Черт! Я не знаю, как это произошло! Ты совершенно точно лучше! Бл… Прости! – он запускает пальцы в волосы, видимо, не найдя слов, но они больше и не нужны.
Я выхожу и очень аккуратно закрываю за собой дверь. Сил работать сегодня больше нет.
Суббота. 28 июня. 8.10.
На анохинский прием за полчаса не соберешься. Я вчера оборвала телефон своему стилисту. Конечно, за сутки к ней не записаться. Но я посулила ей чуть ли не тройную ставку, и она согласилась принять меня в десять утра. Вот рулю в сторону Москвы. Что буду делать с двенадцати до семи вечера – не знаю. Замру статуей в кресле какой-нибудь кофейни. Надо будет найти самую пустую. На окраине.
С платьем дело обстояло проще. Было у меня одно еще негуляное. Золотистое. Легкий перламутр, открытая спина. Безумно приличное и безумно сексуальное одновременно. Я всегда такие выбирала. Когда-то Антона это круто заводило. Помню его страстный взгляд и срывающийся шепот, что я столь же желанна, сколь недосягаема! Для других. Для него я всегда была на блюдечке. А его заводило то, что я на всех тусовках была образчиком целомудренности. Специально этот образ поддерживала. Зря, наверное.
Многоопытная дама, которую все зовут не иначе как Катюша, долго воркует, расхваливая чистоту моей кожи и густоту волос. Мы разрабатываем макияж. Сразу оговариваем, как его восстановить ближе к вечеру, и она берется за прическу. А я сижу в кресле с закрытыми глазами и вспоминаю вчерашний разговор с Антоном.
“Я не знаю, как это получилось…”
“Ты совершенно точно лучше…”
“Я не предпочитал…”
А что, если это действительно какая-то дикая случайность? Ну все же мы иногда ошибаемся. Как-то так звезды сошлись, что случилось то, что случилось, но он потом об этом жалел… Бывает же так? Или я очень хочу себя обмануть?
Шумно выдыхаю, вызывая обеспокоенный вопрос Катюши, качаю головой. Натянуто улыбаюсь. Нет, дорогая, все в порядке. Работайте. У меня впереди еще часа три душевных и физических терзаний.
Суббота. 28 июня. 13.15.
Выхожу от нее вымотанная, но шикарная! До неуместного шикарная. Собралась я действительно слишком рано. Но выбора не было. Теперь надо где-то переждать почти весь день. В кино, что ли, сходить? Открываю телефон, собираясь посмотреть расписание ближайших кинотеатров, как приходит сообщение от Яра.
“Сатко, чего делаешь?”
“Думаю, где бы шесть часов времени убить. Я в Москве”, – отвечаю незамедлительно.
“О! Я сейчас к заказчику поеду! Можно пообедать вместе, потом потусим до вечера!”
“Заметано”, – отвечаю Яру я и вбиваю в навигатор адрес ТРЦ, который он мне прислал.
Доезжаю минут за сорок. Пишу Яру:
“Я на месте”.
“Подожди в кафе внизу. Мне тут еще десять минут”.
Кафе так кафе. Сам пообедать предлагал.
Я усаживаюсь за столик, сообщаю свои хотелки официанту и откидываюсь на спинку диванчика в ожидании заказа. Обвожу глазами толпу людей. Суетливые, спешащие, ленивые, праздные. Такие разные и такие все одинаковые.
Стоп. Сознание кого-то выделило. Присматриваюсь. Антон! Точно, это же Антон! В этот момент я почему-то рада, что уже побывала у Катюши. И что Яра до сих пор нет рядом. На губах сама собой появляется легкая улыбка. Мне хочется, чтобы он меня сейчас заметил. Ну не даром же я о нем думала все утро!
Я встаю вроде как что-то взять из своей сумочки и… Он не один. Рядом с ним женщина. Не вижу ее лица, но он склоняется, чтобы сказать ей что-то. Явно очень личное. Короткая фраза, мой муж рывком отворачивается от своей спутницы, и у меня все внутри обрывается. Рядом с ним Вероничка.