Глава 10

Рождество прошло куда веселее обычного, несмотря на то что Виктория постоянно дулась. Оливия с восторгом наблюдала за Джеффом, разворачивавшим подарки, а на следующее утро все отправились кататься на санках. В сочельник выпал глубокий снег, и холмы над рекой Гудзон были окутаны толстой мантией белого бархата.

Оливия позволила Джеффри править санями, а потом они вместе налепили снежков и загнали Викторию с Чарлзом в дом, а сами принялись лепить снеговика и провозились до сумерек. Чудесный день был омрачен только болезнью Эдварда, ухитрившегося простудиться. Бедняге пришлось пролежать в кровати почти до Нового года. Он поднялся как раз в день бала, который Оливия давала в честь жениха с невестой в канун праздника. Вечер на диво удался. Гости выпили море шампанского, ели, веселились и танцевали в парадном зале под мелодии оркестра, выписанного Оливией из Нью-Йорка.

Отец позволил Джеффри спуститься вниз перед ужином, и гости радостно приветствовали мальчика. Все искренне поздравляли Викторию, и похоже было, что сплетни улеглись. Репутация ее спасена. Будущее обеспечено. Все идет как нельзя лучше. Виктория и Чарлз уже не чуждались друг друга, время от времени подолгу беседовали, и если и не были влюблены, то по крайней мере стали хорошими приятелями. Единственным человеком, в чьем присутствии Виктории становилось не по себе, был Джеффри. Оливия, видя неприязнь сестры, старалась при малейшей возможности увести мальчика и постоянно твердила Виктории, что пора бы узнать получше будущего пасынка.

– Ради Бога, Виктория, он всего лишь ребенок! Девятилетний малыш. Что он может тебе сделать? Не будь глупышкой!

– Он ненавидит меня, – упрямилась Виктория.

– Неправда. Ты ему нравишься.

Это была беззастенчивая ложь, но Оливия страстно хотела, чтобы сестра перестала чуждаться Джеффри.

– Он просто привык ко мне больше. Давай сговоримся и поменяемся как-нибудь местами, и бьюсь об заклад, он не увидит разницы.

Но обе понимали, что этого не случится, поэтому первого января Оливия, как обычно, решила прогуляться вместе с Джеффри. Несмотря на то что земля была покрыта льдом и снегом, она приказала оседлать лошадей.

– Поосторожнее, мисс, – предупредил конюх. – Сегодня ужасно скользко.

– Верно. И буря, кажется, вот-вот начнется. Но мы ненадолго, Роберт. Спасибо.

Она отдала Джеффу кроткую старую клячу, на которой ездила в детстве. Ее собственная кобылка, к несчастью застоялась и была в необычайно игривом настроении. Последнее время погода была плохой, и Оливия редко выезжала, но сегодня они отправились в холмы, где она показала мальчику все свои любимые места, в том числе домик на дереве и укромную лощинку, где они с сестрой часто прятались от Берти. Однажды они даже провели там всю ночь, скрываясь от гнева отца, узнавшего об очередной их проделке в школе. Эдварду пришлось вызвать шерифа с собаками, и девочек, разумеется, тут же разыскали. Обе плакали навзрыд, но, разумеется, ничего серьезного не произошло. Отец, во всем потакавший дочерям, даже не наказал их. Оливия не объяснила Джеффри, что Эдвард только раз вышел из себя и метал громы и молнии: когда узнал о романе Виктории с женатым человеком.

– Неужели вас никогда не шлепали? – с интересом осведомился Джеффри, и Оливия покачала головой. Отец и пальцем к ним не прикасался.

– Меня тоже, – удовлетворенно заключил мальчик.

Они немного поиграли в ковбоев и индейцев, и посторонний наблюдатель ни за что бы не поверил, что ей не десять, а двадцать, так увлеченно она гонялась за малышом по тропинкам и замерзшим ручьям. Иногда она перепрыгивала через поваленные деревья, но запрещала это делать Джеффри из опасения, что он свалится. К вечеру они медленно направились к конюшне. Оливия спугнула несколько кроликов, и Джефф весело смеялся над трусливыми зверьками, когда раздался удар грома. Небо разрезала молния, и, прежде чем Оливия успела что-то сказать, лошадь Джеффа метнулась в сторону. Девушка успела лишь увидеть огромные перепуганные глазищи ребенка, как кляча понесла.

– Джефф, держись! – что было сил закричала Оливия, моля Бога, чтобы мальчик услышал ее. – Крепче держись! Не отпускай поводья! Я сейчас!

Старая кобыла, уже давно еле передвигавшая ноги, сейчас буквально летела по полю, но Оливия довольно быстро успела ее нагнать и, перегнувшись так, что повисла над землей, схватилась одной рукой за седло, а другой – за узду лошади Джеффри. Кляча перешла на рысь, как раз в ту минуту, когда снова прогремел гром. Оливия дернула за узду, но тут ее собственная кобылка взвилась и заплясала. Оливия выпустила поводья Джеффа, поскольку ее кобылка встала на задние ноги и пришлось приложить все усилия, чтобы удержаться в седле.

Кобыла Джеффа тоже испугалась, но слишком устала, чтобы вновь выкинуть такой же трюк. Зато лошадь Оливии совершенно обезумела при очередном раскате грома и, отпрыгнув в сторону, взвилась в воздух, перелетев через живую изгородь. Она приземлилась на все четыре ноги, оставив позади беспомощное тело, распростертое на земле. Даже такой маленький мальчик, как Джеффри, с первого взгляда понял, что девушка без сознания.

– Оливия! Олли! – заплакал он, но не спешился, из опасения, что не сумеет вновь вскочить в седло. Немного погодя мальчик, судорожно всхлипывая и втянув голову в плечи, под проливным дождем отправился к конюшне.

Чарлз и конюх, увидевшие странную картину, вышли на дорогу, но, прежде чем успели добиться хоть слова от рыдавшего Джеффа, заметили мчавшуюся кобылку Оливии с болтавшимися поводьями. Она с разгону влетела в конюшню, пока Джефф лихорадочно пытался объяснить, в чем дело. Гром… молния… лошадь… упала… изгородь…

И прежде чем Чарлз успел опомниться, Роберт был уже в седле.

– Вы ездите верхом? – спросил он. Чарлз кивнул, поставил сына на землю и взял у него поводья. И хотя измученная кляча не хотела передвигать ноги, седлать другую лошадь не было времени.

Роберт немедленно понял, где были бедняги, когда произошло несчастье, и Чарлз с бешено бьющимся сердцем последовал за ним. Они ехали сквозь струи дождя, пока не отыскали Оливию. Это оказалось нелегко – она почти сливалась с землей. Коричневая амазонка насквозь промокла, темные волосы разметались по грязи. Мужчины спешились и наклонились над девушкой. Она была смертельно бледна и, казалось, не дышала. Чарлз едва не сошел с ума при мысли о том, что Оливии, возможно, уже нет в живых. Господи, что он скажет Джеффу и Эдварду с Викторией?!

– Она… – прошептал он, но голос потерялся в завывании ветра. Роберт повернулся к нему, покачал головой и кое-как объяснил, что должен привезти коляску.

– Оставайтесь с ней, – велел он. – Я сейчас вернусь. Нужно вызвать доктора.

Чарлз встал на колени и, приложив ухо к груди девушки, понял, что она дышит, хотя слабо и неровно. Сбросив пальто он попытался укрыть ее от дождя и, к собственному изумлению, понял, что плачет. Как она могла поехать верхом в такой гололед! Ведь это Джефф мог лежать здесь… Нет, Оливия никогда не допустила бы такого! Недаром она посадила мальчика на полумертвую клячу, которой не под силу перескочить даже канавку!

Чарлз неотрывно смотрел на девушку, и в груди шевельнулось что-то теплое и мучительно-болезненное, как при думах о Сьюзен. Именно это он всегда чувствовал, когда разговаривал с ней. Такая же неизменная доброта, великодушие, забота о других, смех в глазах… И именно это так больно ранило, словно кинжал, вонзившийся в сердце, напоминая о том, что он потерял два года назад. Малыш прав: сестры совсем разные. Виктория, такая необузданная, вольная душа, невероятно чувственная и в то же время равнодушная. Он хотел укротить ее, обуздать, но в душе сознавал, что никогда не полюбит. Но эта женщина… то, что он ощущал, глядя на нее, побуждало немедленно бежать куда глаза глядят. Никогда больше никому не подарит он свое сердце, чтобы не позволить судьбе украсть у него самое дорогое.

Для него брак с Викторией куда безопаснее. Оливия бесконечно ему ближе. И если умрет сейчас… если умрет… он не вынесет еще одной трагедии. Это несправедливо, неправильно, он не должен ничего к ней испытывать. Не теперь… Но что бы ни случилось, он обязан жениться на ее сестре.

– Оливия, – позвал он, наклонившись, плача как дитя в порыве любви к ней и ненавидя себя за это. – Оливия…

Она шевельнулась, открыла глаза, и Чарлз нечеловеческим усилием взял себя в руки. Она непонимающе уставилась на него, словно не узнавая.

– Не двигайтесь, вы упали и сильно ушиблись, – предупредил он, перекрикивая свист ветра.

Она промокла до костей, несмотря на пальто, которое держал над ней Чарлз, пытаясь хоть немного защитить от дождя. С него тоже капала вода, каштановые волосы слиплись, слезы мешались с дождевыми каплями. И тут Оливия внезапно вспомнила.

– С Джеффом ничего не случилось? – едва шевеля губами, выговорила она. Перед глазами все плыло, так что Оливия с трудом различала черты наклонившегося человека, и лишь через несколько секунд сообразила, кто перед ней. Она даже попыталась улыбнуться, но голова слишком болела.

Не волнуйтесь, все в порядке. Он послал нас Она хотела кивнуть, но поморщилась и закрыла глаза. И хотя его до смерти пугали собственные чувства к ней, он все же был твердо убежден, что поступает правильно, женясь на Виктории. Слишком опасно любить женщину, подобную Оливии. Можно легко отдать ей сердце и душу. Брак же с Викторией ничем ему не грозит. Она интригует его, но и только. Но Оливия, с ее любящей, щедрой натурой, просто уничтожит его.

– Как вы себя чувствуете? – снова спросил он, прикрывая ее от дождя и ветра и умирая от желания дотронуться до ее руки.

– Отвратительно, – слабо улыбнулась Оливия, и Чарлз осторожно коснулся ее лба, стараясь побороть все эмоции, уверяя себя, что это ошибка, момент слабости.

– Вы поможете мне сесть? – пробормотала Оливия, боясь, что не справится сама.

– Не стоит шевелиться. Роберт сейчас явится с коляской.

– Не хочу волновать отца.

– Ему будет еще хуже, если вы что-нибудь себе повредите. Вам стоит на будущее быть поосторожнее.

Ни Джеффри, ни ему ни к чему еще одна трагедия. Чарлз растерянно огляделся, не зная, то ли выругать ее хорошенько, то ли поцеловать.

– Я здорова.

– По вашему виду этого не скажешь, – усмехнулся он, и они обменялись взглядами, сказавшими больше любых слов и уверений. Оливия забыла обо всем на свете. Сейчас существовал только этот миг: дождевые струи, летевшие на землю, его рука, нежно касавшаяся девичьей щеки, глаза, ласкавшие ее… Господи, неужели она сошла с ума?

– Моя лошадь жива?

– Нашли о чем спрашивать! Вы просто поражаете меня! – покачал головой Чарлз. – Ваша лошадь в полном порядке в отличие от ее хозяйки.

Оливия попыталась сесть, но тут же легла, почти теряя сознание от головной боли. На вершине холма показался Роберт, и на какое-то безумное мгновение Чарлзу захотелось спрятать от него Оливию, остаться с ней навсегда. Но оба понимали, что это невозможно и лучше забыть о том, что было между ними. Взгляды их опять встретились, жадные, голодные, проникающие в душу. Но волшебные двери тут же закрылись. Навеки.

– Как она? – осведомился Роберт, спрыгнув на землю.

– По-моему, чуть лучше, – сообщил Чарлз и, легко, как куклу, подняв ее, усадил в коляску. Оливия со стоном откинула голову. Похоже, она ничего себе не сломала, но получила сильнейшее сотрясение мозга. Чарлз сел напротив, а Роберт привязал его клячу к задку коляски и стегнул лошадей. По дороге оба молчали. Чарлз так много хотел ей сказать, но не посмел. Да и есть ли смысл открывать душу? Слишком опасную игру он поведет. Он достиг некоего жизненного перекрестка и сам выбрал себе дорогу. Его брак с Викторией – всего лишь своего рода сделка, а признавшись во всем Оливии, он рискует сильно обжечься. Виктория – вся чувственный, соблазнительный вихрь; Оливия – то, чего он так жаждет, но не посмеет получить. Хватит с него безумств. Пора жить ради Джеффри.

Оливия взглянула на него с таким видом, словно прочла его мысли, и, кивнув, протянула руку. Чарлз сжал ледяные пальчики.

– Простите, – тихо попросил он, и Оливия улыбнулась и опустила ресницы.

Все происходящее казалось ей сном. Чарлз рядом с ней… буря… дождь… ее рука в его руке… они вдвоем… И внезапно рядом оказались Виктория, Берти, отец и доктор… Она ничего не понимала.

Оливию уложили в постель, и Виктория уселась рядом. Оливия настаивала на приходе Джеффри. Она знала, что он сильно разволновался, и хотела его успокоить. Она объяснила мальчику, что сотворила глупость, отправившись верхом в такую погоду, а Джефф пообещал как можно скорее снова навестить ее и поцеловал в щеку. Тут Оливия вспомнила о ком-то… о ком? В голове все перепуталось.

Ей дали снотворное, чтобы она заснула. Виктория не отходила от кровати сестры и даже не позволила Берти за ней ухаживать. И Оливия поняла, что обязана что-то сказать сестре. Очень важное. Ужасно важное.

– Ты должна любить его, Виктория… должна, он нуждается в тебе.

Но тут она мирно задремала, думая о них обоих. И увидела их на палубе корабля. Викторию в подвенечном наряде и Чарлза, пытавшегося крикнуть что-то. Только Оливия его не слышала. Рядом стоял Джефф, держась за руку матери. Сьюзен наблюдала за новобрачными, и Виктория непонимающе разводила руками… И тут корабль в полной тишине медленно пошел ко дну.

Оливия проснулась только назавтра в полдень, с невыносимой головной болью. Ей казалось, что она всю ночь металась, терзаемая демонами. Виктория сообщила, что Доусоны уже уехали. Джеффри оставил ей цветы, а Чарлз – короткую записку, в которой выражал надежду на ее скорое выздоровление. Она несколько раз перечитала записку, гадая, было ли все это во сне или наяву. И заметила ли она в самом деле нечто необычное в лице Чарлза или ей только показалось? Но отличить явь от бреда не смогла.

– Здоровую шишку ты набила, старушка, – объявила Виктория, наливая ей чай. Оливия с трудом удержала чашку.

– Должно быть, я вправду сильно ударилась. Всю ночь снились совершенно омерзительные сны.

Сны, которые по-прежнему преследовали ее.

– Неудивительно. Доктор пообещал, что через несколько дней ты встанешь, а пока закрой глаза и спи, – велела Виктория.

Пока сестра не поправилась, девушка не отходила от нее – причесывала, умывала, кормила…

Поднявшись наконец с постели, Оливия твердо решила, что призраки, преследовавшие ее все это время, не что иное, как игра воображения и глупые видения. Правда, некоторые из них до сих пор ее смущали. Неужели Чарлз действительно… гладил ее по щеке… они ехали в коляске… и он плакал…

– Ну как, лучше? – спросила Виктория, помогая ей впервые спуститься к ужину.

– Намного, – без особой убежденности подтвердила Оливия, полная, однако, решимости вновь стать прежней. У нее нет времени думать о всякой чепухе! – Ну а теперь пора заняться подготовкой к свадьбе!

Виктория ничего не ответила, а Оливия постаралась выбросить из головы все, кроме своих грандиозных планов. И нечего обращать внимания на странный трепет в сердце!

– Ты прекрасно выглядишь! – воскликнул отец, радуясь выздоровлению дочери. Она тоже была счастлива находиться рядом с ним, подальше от тревожных грез, витавших в ее спальне. Они преследовали ее много дней, и находиться наедине с ними просто невыносимо!

– Спасибо, папа, – тихо ответила она, и девушки молча заняли места по обе стороны от Эдварда.

Загрузка...