Весь день шел дождь; он то переставал, то опять припускал, и на душе у Эмили было так же мрачно, как и вокруг. Тоска сжимала ей сердце, и оно нестерпимо болело. Она не знала, на острове Лайон или нет, и жалела, что ей не все равно. Ее охватило чувство ярости и потери, и она застонала, как от сильной физической боли.
— Ну как я могла позволить себе так безнадежно влюбиться в мужчину, который не верит в существование любви?
Ее печальный вопрос потонул в грохоте грома. Окна дребезжали, и это было признаком надвигающегося шторма. Она была бы рада присутствию никогда не унывающей Мэг, но они с Айви опять углубились в свое любимое занятие — игру в шахматы.
Эмили ходила по комнате, смотрела на дождь и избегала смотреть на себя в зеркало, потому что ей было неприятно видеть горестное выражение собственных глаз.
Не зная, что делать, и чувствуя себя прескверно, она машинально выдвинула ящик, где лежало гэллантовское белье, купленное для нее подругой несколько недель назад. Гадая, что за коварное создание вселилось в нее, она достала изящные кружевные изделия и разложила их на кровати.
Если учесть вкусы ничем не смущающейся Мэг, то покупка, которую она сделала для Эмили, могла считаться чрезвычайно консервативной. Лифчик, хотя и малюсенький, был из кружевного шитья, что создавало представление о чем-то очаровательно сельском, и совсем не походил на то, что могла бы носить исполнительница стриптиза. Трусики были тоже из розового шитья. Почему-то этот миниатюрный предмет одежды казался скорее милым, чем бесстыдным. Если и сексуальным, то в каком-то сдержанном стиле. Она должна отдать должное Мэг. Если ей суждено когда-нибудь надеть что-то из каталога «Гэллантс», то пусть уж будет это.
Но она не наденет, не будет носить одежду, какую носят его женщины. Она не желает быть очередной игрушкой Лайона Гэлланта.
Однако, давая себе клятву никогда даже не примерять этого белья, она уже снимала то, что на ней было. Секундой позже она смотрела в зеркало на кого-то, кто был очень похож на Эмили Стоун.
Пикантный лифчик был открытого фасона, с глубоким клиновидным вырезом, специально подчеркивающим ложбинку между грудями. Она смотрела во все глаза, с открытым ртом.
— Вот это да! — изумленно выдохнула она, не узнавая своей фигуры в этом новом стиле. Трусики были вырезаны высоко на бедрах, а эластичный поясок даже не делал попытки сжаться на талии, оставшись далеко под пупком. А сзади эти трусики… ну, сзади их, можно сказать, вообще не было. Она закусила нижнюю губу. Что за бес в нее вселился? До какой же степени она слабовольна, если поддалась порыву увидеть себя такой, какими Лайон привык видеть своих женщин?
Громыхнул еще один раскат грома, и раскачиваемая ветром толстая ветвь ударилась о застекленную дверь, ведущую в патио, но Эмили этого почти не заметила. Словно в каком-то странном трансе, она медленно повернулась кругом и едва не вскрикнула, когда в зеркале появились ее голые ягодицы. Закрыв глаза, она решила, что, кроме нее, никто об этом никогда не узнает. Даже Мэг она не скажет, что поддалась на ее провокацию.
И вдруг со звоном разлетелось окно. Эмили вскинула руки, чтобы защитить лицо, и отшатнулась от неведомой опасности. Что это было? Ураган снес стену дома? Упал вертолет? Холодные струи дождя хлестнули по обнаженной коже, и тут сильный шквал отбросил ее назад. Она выскочила из комнаты, налетела еще на какое-то препятствие и вскрикнула от ужаса, чувствуя, что все вокруг рушится.
— Бог мой, Эмили! — раздался чей-то низкий голос. В ту же минуту ее остановили и поддержали чьи-то сильные руки. — Вы не ранены?
Ее мозг работал с бешеной скоростью, стараясь спасти ее от катастрофы, постигшей этот дом, и ей потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать Лайона. Чувствуя огромное облегчение, она прижалась к нему, а ее руки вцепились в него мертвой хваткой.
— О Лайон! — воскликнула она. — Что… что случилось?
— Я не знаю. Похоже, упало дерево. — Он замолчал, и она поняла, что он изучает степень разрушений с того места перед дверью в ее комнату, где они столкнулись. — Я шел к вам сказать, чтобы вы переселились на нижний этаж на то время, пока дует сильный ветер.
Эмили судорожно сглотнула и подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Вот как. — Ее сердце забилось сильнее, когда она увидела, что на его красивом лице написано беспокойство, и у нее возникло опасение, что тот слепой страх, который душил ее лишь несколько секунд назад, превратился в печальное, безнадежное обожание. Она не должна давать волю эмоциям. Надо держаться от него на расстоянии. Разомкнув обвивавшие его торс руки, она положила дрожащие ладони ему на грудь. — Все… — звук ее голоса напоминал скрежет наждачной бумаги, когда ею водят по шершавому дереву, и она прочистила горло, — нормально. Я только вымокла. — Улыбка стоила ей больших усилий.
Выражение его лица не изменилось, он не отпустил ее, и так прошло несколько блаженных вечностей. Его взгляд передвигался по ее лицу, глаза сузились в раздумье.
— Лайон! — повторила она. — Пожалуйста…
Мольба в ее голосе, казалось, вывела его из транса, и он отпустил девушку. Увидел ее почти обнаженную фигуру и в удивлении приподнял одну бровь.
— Да-а, — протянул он, — это заслуживает одобрения.
— Боже правый! — В полнейшем смятении она прикрылась руками.
С улыбкой, от которой подрагивали уголки его губ, Лайон начал расстегивать свою белую рубашку. Хотя каждая клетка ее существа громко требовала спасаться бегством, она лишь с трепетом смотрела, как он раздевается — с какой-то необыкновенной экономией движений и плавной, возбуждающей мужской грацией. Ее восхищенный взор следил за игрой мышц у него на груди, пока он вытаскивал руки из рукавов. Она во власти безумия от любви к нему. Что он собирается делать? Разве это все еще имеет какое-то значение? Разве она сможет остановить его, даже если бы хотела?
Тепло дорогого хлопка обволокло ее, словно его руки, словно сама любовь. О, если бы это была действительно его любовь, а не сброшенная с плеч рубашка! Ткань прильнула к ней, вбирая в себя оставленную грозой влагу, прогоняя холод.
Лайон взял ее за руку и потянул к лестнице.
— Куда мы идем?
— Туда, где не дует. — Он поднялся на одну ступеньку ближе к ней. Когда она отступила, он остановился, пробормотав какое-то проклятие. — Вы стоите здесь, вся мокрая и красная, такая возбуждающая, а моя рубашка облепила ваше тело там, где положено быть моим рукам, — процедил он с тихой угрозой. — Черт побери, в этом виде ваше место — на обложке «Гэллантс», а этой ночью — у меня в постели.
Она смотрела на него во все глаза, ошеломленная резкостью его тона. Трепетал каждый нерв, напряглась каждая мышца. Она желала его, но боялась того, что произойдет, если она протянет руку и коснется желвака, вздувшегося у него на скуле. Кончики пальцев покалывало и жгло от желания прикоснуться к нему.
Она понимала, что если так сделает, то он получит желаемое — послушную игрушку, а она никогда уже полностью не оправится после встречи с ним. Как он может, как смеет так с ней поступать? Он прекрасно знает о своей чувственной силе, этот проклятый бабник, решивший во что бы то ни стало добиться победы и на этот раз!
Она с вызовом вздернула подбородок.
— Как это любезно с вашей стороны — пожертвовать мне несколько минут вашего драгоценного времени. — Ее голос был слаб, но зато буквально источал сарказм. — Но мне не нужны ваши уроки любви. Мне и так неплохо. Когда-нибудь появится мужчина, который полюбит меня — такую, какая я есть, со всеми моими досадными принципами.
Он нахмурился, по его лицу пробежала тень разочарования и досады.
— А знаете ли вы, что до вас меня еще не отвергала ни одна женщина? — В его низком голосе слышались резкие ноты. Он сжимал ее руку, словно не понимая ее отказа и ожидая, что она последует за ним куда угодно и что бы ни случилось.
Она улыбнулась, потом хихикнула. Это была истерическая реакция, но она ничего не могла с собой поделать.
— Не переживайте, дорогой. Вы все так же неотразимы. Зачем, по-вашему, я надела это… это треклятое белье? — выпалила она, и ее глаза наполнились слезами. — Затем, что хотела — пусть на одну минуту — посмотреть, могу ли я конкурировать с вашими женщинами!
Она прикусила язык, ненавидя себя за это признание. Ненавидя себя за то, что дала ему оружие против себя. Но Эмили знала, что теперь стала сильнее. Она теперь может сопротивляться искушению совершить в последнюю минуту безрассудный поступок. Сдавшись, она слишком многим рискует. Так что, если Лайон сегодня попытается взять ее силой, она будет драться, она поднимет на ноги весь дом.
Выражение его лица оставалось все таким же недоверчивым и жестким, а эротическое напряжение, скопившееся в пространстве между ними, стало почти осязаемым. Она видела, что ее резкие слова уязвили его и что он силится не потерять самообладания. Во время этой битвы взглядов она уловила, как что-то новое промелькнуло у него в глазах, и у нее возникло очень странное ощущение, что это беспомощность. Встретившись с безоговорочным отказом, он не знал, как ему себя вести. Мистер Сексобог раньше с этим не сталкивался! Пролетело несколько напряженных секунд, и наконец уголки его губ скривились в мрачной усмешке.
— Хоть одно вы усвоили за время нашего знакомства.
Она побледнела.
— Что же это?
— То, что у привлекательности и сексуальности есть и своя отрицательная сторона. Я бы советовал вам, когда вернетесь к себе в Айову, позаниматься на курсах самообороны. Или, как минимум, не разгуливать без одежды публично.
Она резко втянула в себя воздух и с силой вырвала у него руку.
— Вы нравились мне больше, когда были всего-навсего самодовольным мастеровым! — Ей внезапно пришла в голову одна мысль, и она требовательно спросила: — Зачем вы вообще строите этот коттедж?
По тому, как он вдруг наморщил лоб, она поняла, что своим вопросом застала его врасплох. Было похоже, что ему и самому эта мысль уже не раз приходила на ум.
— Это хобби. — Совсем для него нехарактерное смятение оказалось таким милым, что на нее нежданно нахлынула волна теплого чувства к нему.
Должно быть, он уловил в ней эту смену настроения, потому что она и опомниться не успела, как оказалась в его объятиях, а его губы мягко касались ее губ, приводя в восторг, искушая, ослабляя сопротивление.
Его руки разгоняли по ее коже опьяняющий огонь, его пальцы пробрались под рубашку, охватили ее обнаженные ягодицы. Эмили застонала, но ее руки предали свою хозяйку, вцепившись в желанную наготу его плеч. Для нее дороже жизни, дороже уважения к себе стало теперь желание ощутить его напрягшиеся мышцы, когда он притянул ее к себе.
Он подхватил ее на руки, а их губы и языки продолжали свой радостный, самозабвенный танец. Сознание отметило, что ее несут вниз по лестнице. Ей было непонятно, как он может одновременно и целовать ее, и так быстро спускаться по ступеням. Но факт оставался фактом: они миновали один пролет, потом второй, а упоительный поцелуй все не прерывался.
Наконец она догадалась: ведь это она сама не отпускает его губ, это ее руки так крепко обвили его шею, это ее пальцы вплелись ему в волосы. У нее возникло кое-какое подозрение, она приоткрыла один глаз и неожиданно встретилась с его темным взглядом.
Отшатнувшись, она запротестовала:
— Но у вас открыты глаза!
— Кому-то же надо было вести корабль, дорогая, — усмехнулся он.
Серебряные искры триумфа, сверкнувшие у него в глазах, привели ее в чувство. Она была на волосок от капитуляции, а он видел это и радовался.
Еще бы! Ведь его стаж соблазнителя останется непрерывным. Эмили содрогнулась от стыда.
Злясь на себя так, как никогда еще не злилась, она попыталась вырваться, извиваясь и отталкиваясь от его плеч.
— Отпустите меня! Я уже усвоила урок!
Она не удивилась тому, что он и не подумал отпустить ее. Продолжая барахтаться у него в руках, она услышала его вопрос:
— Какой урок?
— Я дам вам пощечину, если вы не отпустите меня сию же минуту!
— Но вы ведь на самом деле этого не хотите.
Его глаза околдовывали, излучая такую волнующую красоту, что на ее месте женщина с меньшей решимостью просто растаяла бы от желания. Зная, что стоит на самом краю пропасти, Эмили, не долго думая, размахнулась и ударила его по щеке со всей силой накопившейся в ней ярости и разочарования. Она гневно смотрела на него, ощущая в руке пульсирующую боль и молча бросая ему вызов: пусть только попробует не сделать так, как она требует.
Он заморгал в изумлении от того, что она на самом деле его ударила, и его губы изогнулись в усмешке:
— Оказывается, вы говорили совершенно серьезно. — Он опустил ее на пол и предоставил самой удержаться на ослабевших ногах.
Отпрянув к стене, Эмили смотрела на него злыми глазами. Она была готова дать волю своей ярости и уже открыла рот, но остановилась, словно захваченная в плен мощными флюидами. Даже теперь, когда она обещала себе, что будет его презирать, теперь, когда он был явно разозлен, излучение его магнетизма продолжалось, пугая и парализуя ее.
Благодарение небесам, что он не подошел ближе, а то все ее разумные мысли разлетелись бы, словно рой испуганных светлячков, и она бросилась бы к нему в объятия.
— Какой урок? — мрачно повторил он.
— Я… я усвоила, что если заниматься сексом с человеком, который тебя не любит, то потом будешь чувствовать себя опустошенной. Я не хочу этого.
В напряженном молчании прошла, казалось, целая вечность, и она, не выдержав, снова посмотрела на него. Губы Лайона были крепко сжаты, глаза прищурены. С трудом собрав силы, она сказала:
— Я думаю, вы все время чувствуете себя опустошенным, кроме, может быть, того времени, когда строите свою хижину.
Несколько секунд у него было такое выражение, словно его опять ударили, но в следующий миг блеснула улыбка:
— Сколько я вам должен за этот психоанализ?
Сердце у нее дрогнуло и остановилось, из горла вырвался жалобный стон. Совершенно раздавленная, Эмили резко повернулась и побежала прочь, не желая, чтобы он видел слезы ее отчаяния.
В следующий раз она увидела его уже утром. Он стоял возле кустов гардении, усыпанных душистыми цветами. Должна была начаться еще одна съемка, и вокруг него собралась стайка манекенщиц — все явно влюблены в него и все практически голые. Эмили торопливо пошла через лужайку, заставляя себя смотреть только на ожидающий пассажиров вертолет. Вот сейчас они с Мэг сядут в вертолет и улетят в Майами, а оттуда — рейсовым самолетом домой.
Звучный смех Лайона перекрыл женское хихиканье, и она невольно посмотрела в его сторону. Их глаза встретились, он захватил в плен и не отпускал ее взгляд, но широкая улыбка лишь слегка поблекла. Это длилось две-три секунды, потом одна из манекенщиц взяла его под руку, и он отвел глаза от Эмили, позволив ей снова дышать, двигаться, жить дальше.
Она почти не заметила, как Айви обняла ее на прощанье, и даже не старалась прислушаться к болтовне Мэг. Забравшись в вертолет, она откинулась на спинку шикарного кожаного кресла и прижала руку к горлу, ощутив приступ тошноты. Перед ее мысленным взором стоял гипнотический взгляд Лайона, каким-то непостижимым образом соединявший в своей бездонной глубине и ярость, и нежность. Как такое возможно? И тут ее осенило: Лайон Гэллант стал к ней неравнодушен — пусть даже совсем чуть-чуть — и за это возненавидел ее.
Когда вертолет поднялся в воздух, она закрыла глаза и стала думать, как теперь вытравить из сердца это причиняющее боль открытие.