Время было за полночь. Эмили смотрела на догорающий костер, а запах жареных сосисок становился, все слабее, как и голоса гостей. Похоже, праздник все-таки закончился. Она ненавидела себя за то, что просидела все это время на балконе своей комнаты, словно капризный ребенок, и жалела, что ее там не было — с ним… то есть с ними. Поджаривание сосисок всегда казалось ей занятием веселым и беззаботным. В детстве она никогда по-настоящему не играла, как другие дети, потому что отец не одобрял бесцельного шума. Ей было трудно отказаться от приглашения Лайона участвовать в этом развлечении, но, оскорбленная его небрежным отношением к себе, она не могла даже думать о том, чтобы оказаться рядом с ним.
Однако все же было любопытно, на что гости насаживали сосиски — на заостренные палочки, которые выстругали сами, как это делали бойскауты в когда-то виденной ею передаче на телевидении, или на серебряные шампуры. Вероятно, на шампуры, если учитывать роскошный стиль жизни Лайона. Эмили тяжело вздохнула. Раз она такая трусиха, то и не узнает, так ли это. Но даже до балкона, откуда она вела наблюдение, долетал прохладный ветерок, доносились запахи дыма и готовящейся на костре еды, смех, негромкая музыка, шепот прибоя — и все это складывалось в картину идиллической беззаботности. Судя по всему, люди именно по этой причине стремятся попасть на тропические острова. В погоне за таким вот возвратом назад, к природе, за босоногим образом жизни. С грустью она отошла от балконных перил, жалея, что не вернулась к остальным гостям, чтобы дождаться и отведать жареных сосисок. На какие-то пятнадцать минут можно было бы избежать встречи с Лайоном.
Кроме того, Брайса здесь давно уже нет. Пару часов назад она слышала вдалеке шум винта вертолета и вой двигателя. Без сомнения, охранники Гэлланта выдворили его не только с приема, но и с острова. По крайней мере можно больше его не бояться, выкинуть его из головы. А как быть, если встретятся другие ему подобные мужчины? Она явно не способна распознавать таких. Гарри оказался обманщиком, Лайон — бессердечным плейбоем, а Брайс — аморальной скотиной.
Она ушла с балкона в комнату, решив, что было нелепо с ее стороны переодеваться в шорты и блузку только для того, чтобы мерять шагами пол и предаваться чувству жалости к своей персоне. Гораздо разумнее было бы надеть ночнушку и лечь спать. Неужели надеялась, что Лайон поднимется к ней и настоит, чтобы она вернулась к гостям?
Внезапный стук в дверь заставил ее резко остановиться. Сердце бешено заколотилось в груди. Неужели это… Глупый, девчоночий оптимизм охватил все ее существо, несмотря ни на что.
— Кто… кто там?
— Мисс Стоун?
Она обессилено прислонилась к двери. Голос мужской, но явно не Лайона.
— Да?
— Извините, я немного опоздал.
Его оправдывающаяся интонация на секунду сбила ее с толку, но вслед за этим догадка врезалась в ее мозг, словно грузовик. Она невольно отступила на шаг — настолько была потрясена. Допустим, она действительно бросила вызов Лайону, предложив прислать ей мужчину. Но он же должен понимать, что она выпалила это в ярости, не имея в виду ничего реального.
— Я… мне ничего не нужно, — напряженным голосом сказала она.
— Извините, мисс Стоун, мистер Гэллант предупредил, что вы можете отослать меня. И сказал, что я должен быть понастойчивее. Это для вашей же пользы.
— Для моей же, пользы? — Не веря своим ушам, Эмили возмущенно смотрела на дверь. — Послушайте, я знаю, зачем вы пришли, и возмущена тем, что вы подыгрываете ему. — Она резко распахнула дверь, чтобы выразить свое «фи», и ее взору предстал рослый молодой человек в белых брюках и рубашке с эмблемой официанта, вышитой золотом у него над сердцем. У него были красиво вьющиеся светлые волосы, большие зеленые глаза и изящно очерченные губы — не хуже, чем у любого киногероя. Эмили со злостью смотрела на него, сжав кулаки. — Ну, вы хотя бы недурны собой.
Молодой красавчик захлопал глазами, но не потерял самообладания.
— Благодарю вас, мисс Стоун.
— И все же я не собираюсь, повторяю, не собираюсь заниматься с вами сексом, как бы там ни настаивал мистер Гэллант!
Глаза молодого человека округлились, а рот открылся, выражая величайшее изумление.
Она начала подозревать неладное. Что-то здесь никак не сходилось. Похоже, этот здоровенный наемный партнер для секса не в курсе своей миссии.
— Ведь мистер Гэллант послал вас сюда, чтобы… чтобы… — Ее охватил липкий озноб. Она была не в состоянии еще раз произнести то слово. Пока она старалась найти какой-то другой способ задать этот вопрос, лицо молодого человека залилось краской до самых ушей. Чувствуя, что и ее собственные щеки начинают гореть, она требовательно спросила: — Ну, так зачем же он прислал вас?
Его кадык дернулся, он отступил на шаг в сторону и открыл ее взгляду сервировочный столик на колесиках, которого раньше не было видно за его могучим торсом. От увиденного Эмили стало дурно, и у нее появилась тошнотворная уверенность, что на подносе, накрытом салфеткой, лежат вовсе не секс-игрушки.
— Ваш ужин, мэм, — опасливо глядя на нее, ответил парень, и она всем сердцем пожалела его. Он явно был в смятении, боясь сексуальных игр, в которые играют богачи и знаменитости.
Она пришла в ужас от самой себя и готова была провалиться сквозь землю, но выражение лица несчастного официанта было таким забавным, что она придушенно хихикнула.
— Простите меня. Я не голодна. — Указав на сервировочный столик с подносом, она махнула рукой: — Уберите это, пожалуйста.
Как ни была она сконфужена, расстроенный вид официанта вызвал в ней раздражение против хозяина дома с его проказами. Приходило ли Лайону в голову, когда он посылал к ней этого симпатичного официанта, что она истолкует его поступок определенным образом? Неужели он заранее спланировал ее унижение?
— Тогда я пойду, — пробормотал молодой человек, ухватившись за столик. Судя по всему, перед лицом ее столь явного сексуального безумия он решил пренебречь указанием хозяина о необходимости быть понастойчивее и удалился с такой скоростью, какую позволила ему развить тележка. Эмили не винила его. Интересно, скоро ли эта история станет известна окружающим?
Закрыв дверь, она прислонилась к ней и начала смеяться. Она хохотала так, что на глазах выступили слезы. Тогда она разрыдалась.
О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. Следовало бы задушить Лайона Гэлланта, но тогда пришлось бы иметь дело с досадными препятствиями в виде законов. И она решила пройтись. Даже этот огромный дом показался ей слишком тесным, так что очень скоро она вышла наружу и побрела по песку, вдыхая океанский бриз и надеясь, что тишина и покой ночи прольют мир в ее душу.
Мысли перескакивали с предмета на предмет, ни на чем подолгу не задерживаясь. Причину она знала: им хотелось надолго задержаться на Лайоне Гэлланте, а этого позволить она не могла. Поэтому Эмили страшно удивилась, оказавшись возле любимой бухточки Лайона. Она вовсе не собиралась идти туда.
Эмили обвела взглядом купающуюся в лунном свете бухту, потом посмотрела на недостроенный коттедж. Вокруг царила тишина, если не считать шороха листьев от дуновения пассата да тихого шипения скользящей по песку воды. Она была одна в этой лунной тишине. Во всяком случае, полагала, что одна. Она вспомнила, как забрела сюда в последний раз. Думая, что здесь никого больше нет, нарвалась на голого хозяина дома. Поэтому, решив, что подстраховаться не помешает, Эмили громко спросила:
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
Ей ответили лишь голоса океана и ветра.
— Лайон, если вы нагишом прячетесь в темноте, то, пожалуйста, скажите мне об этом.
И опять ей в ответ слышались лишь голоса ночной природы, тихие и приветливые. На этот раз она действительно была одна. Облегченно вздохнув, Эмили стала любоваться темной водой. В лунном свете вспыхивали и мерцали искорки ряби. Ее мысли откатились к тому времени, когда она думала, что поступает некрасиво, закатывая шорты и в таком виде входя в воду этой самой бухточки. Это воспоминание вызвало у нее улыбку. Какая же она была наивная тогда. Неужели это было чуть больше трех недель назад? А ей кажется, что прошла целая жизнь. Сегодня она закатала бы шорты, ни на секунду не задумываясь. И не только это — ей ничего не стоит и разуться. А в тот раз она даже этого не могла сделать.
Поддавшись внезапному порыву, она уселась на траву у кромки песка и сняла теннисные туфли, а потом и носки. Поставив туфли рядом, она взглянула на манящую воду, и в голову ей пришла еще более смелая мысль. Почему бы и нет, решила она, стягивая через голову тенниску и расстегивая лифчик. Встав с травы, она спустила шорты и трусики. Ей захотелось поплавать нагишом.
Она пришла в возбуждение от своей только что обретенной непосредственности, хотя все-таки аккуратно сложила одежду, перед тем как войти в воду. Поймав себя на подобной двойственности, она рассмеялась вслух. Эмили Стоун — сумасбродная аккуратистка. Она опять засмеялась и зашла еще глубже, туда, где вода поднялась ей до середины бедер. Нырнув, она испытала чувство удивительной свободы, словно стала вольной туземкой какой-то первозданной страны. Это чувство было таким раскрепощающим, что, вынырнув, девушка опять счастливо засмеялась.
Лежа на спине, она болтала ногами и разглядывала Лунного Человека. Хотя он плотоядно пялился на нее, Эмили не чувствовала никакого смущения. Она размышляла о себе и нашла, что она вполне достойная личность. Она такой же квалифицированный учитель, каким был ее отец, и такая же привлекательная женщина, как Элси.
Да, у нее старомодные нравственные принципы, но она решила, что это не так уж плохо. Наверняка когда-нибудь ей встретится мужчина, который не окажется ни обманщиком, ни развратником, ни самовлюбленным эгоистом, и для этого мужчины она станет верхом совершенства — вместе со старомодными принципами и прочим.
Потом ее мысли стали более приземленными, и улыбка на лице угасла. Ей хотелось прожить жизнь рядом с хорошим человеком. Она перестала работать ногами и встала на песчаное дно. Ее удивило, как здесь глубоко. Наслаждаясь ласковыми прикосновениями пены к груди, она отвела от лица намокшие прядки волос. Пора возвращаться. Если ее захватит отлив и потащит в открытое море, то она не выплывет.
Эмили повернулась к берегу и обомлела. Там, облитый лунным светом, во всем своем великолепии стоял Лайон, широко расставив ноги и скрестив руки на обнаженной груди. На нем были только плавки. Он, видимо, сразу понял, что она его заметила, так как уперся руками в бока и наклонил голову, словно рассматривая что-то на песке.
— Чьи это вещи, мисс Стоун? — крикнул он издали.
Она закусила губу. Теперь она поняла, почему Лунный Человек так смотрел на нее. Он знал, что Лайон здесь, и находил ее положение ужасно комичным. Черт бы побрал весь род мужской — будь это человеческие существа или мерзко ухмыляющиеся внеземные камни!
— Это ваше белье? — спросил он, наклоняясь. А когда выпрямился, у него на пальце болтался ее бюстгальтер. — Очень ноская вещь, — сухо прокомментировал он.
Эмили побледнела как полотно.
— Положите на место и держите свое мнение при себе! — Хотя там, где она стояла, было глубоко, она инстинктивно прикрыла руками грудь. — Почему вы не в постели с той хорошенькой юристкой?
Лайон тихо засмеялся и уронил лифчик на остальные вещи.
— Разве вы не слышали, какими неприятностями бывают чреваты служебные романы?
Она откинула с глаз мешавшие завитки волос. Как будто его заботят правила поведения!
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — ответила она саркастическим тоном. — У себя в школе я буквально не вылезаю из романов! Преподаватели, учащиеся…
— Дорогая, кто-кто, а я-то знаю, что все это враки.
Упоминание о ее неопытности в сексе напомнило ей, почему она вообще оказалась здесь, и она бросила в ответ:
— Довольно обо мне. Поговорим лучше о той забавной шуточке, которую вы сегодня сыграли! Вышло по-настоящему подло.
— Что за шуточка?
Она презрительно рассмеялась.
— Ну, это вообще класс! Не отрицайте: вы послали того человека в мою комнату специально, зная, что я подумаю, будто он собирается заняться со мной сексом. Какая низость!
Эмили не сводила с него глаз, пытаясь разгадать выражение его лица. Забавляется? Сконфужен? Или сердит?
— Так вы решили, что я подослал к вам Джеффри, чтобы поставить вас в неудобное положение?
— Ах, только не делайте вид, будто это даже не приходило вам в голову.
— Черт возьми, Эмили, я велел ему отнести вам жареную сосиску, раз вы их никогда раньше не пробовали. Джеффри — сын моего начальника охраны и с этой осени поступает учиться на священника. Вы, наверно, перепугали его до смерти.
— Я вам не верю! — в отчаянии крикнула она, надеясь, что он лжет, но боясь, что он говорит правду.
Она мучительно переживала из-за того, что сама виновата в той ситуации, и ей были невыносимы его спокойствие и его вид хозяина положения. Никак не желая позволить, чтобы он стоял и занимался праздной болтовней, она с вызовом спросила:
— И давно вы за мной шпионите?
— Шпионю?
У нее мелькнула ужасная мысль, и она стала с сомнением вглядываться в него.
— Неужели вы прятались в темноте, когда я вас окликнула?
Он не ответил. Или удивлен ее вопросом и не понимает, о чем идет речь, или же просто решил подержать ее в напряжении. Одолеваемая сильным беспокойством, она крикнула:
— Полагаю, вы не сочли нужным ответить, потому что я спросила, не нагишом ли вы, а на вас были плавки. Идеальная лазейка! И не лгите мне!
— У меня и в мыслях этого нет.
Она задохнулась от возмущения тем, как он ушел от ответа. Так видел он ее голой или не видел?
— Бесполезно! Вы все равно скажете то, что вам будет выгодно, — пробормотала она, покачав головой.
— Что? — крикнул он. — Я не расслышал, что вы сказали.
Зло глядя на него, она повысила голос:
— Надеюсь, что вы получили удовольствие!
— Всегда стараюсь, дорогая.
Она шумно выдохнула от досады и разочарования. Так она ничего не добьется.
— Ну и каковы же теперь ваши планы? Собираетесь устанавливать видеокамеру?
В лунном свете она ясно увидела его характерную однобокую усмешку, и ее охватила дрожь.
— Вообще-то я собирался поплавать.
Худшие ее подозрения, похоже, подтверждались, но она все равно спросила:
— Нагишом?
Он небрежно пожал одним плечом, а его зубы все так же блестели в сиянии луны.
— Вы говорите это так, будто вас шокирует сама мысль о такой возможности. — Он сделал несколько шагов вперед. — И это сильно смахивает на лицемерие, не так ли? Если учесть, где находится ваша одежда.
— Но… — Она закрыла рот, потому что не знала, что сказать на это. — Но я же была здесь одна! И ни на какое общество не рассчитывала! — только и могла сказать она.
— И я тоже. — Большим пальцем он оттянул эластичный пояс плавок. — Надо же, какие интересные бывают совпадения.
— Только посмейте!
Он не стал продолжать. Посмотрел на нее долгим взглядом и заметил:
— Эта бухта принадлежит мне. Не забыли?
— Вы могли бы отойти — всего на несколько минут!
— Вот как? — Он убрал палец, но голос его звучал насмешливо. — Зачем?
— Вы шпионите за мной в темноте и еще имеете наглость задавать мне такой вопрос?
— Послушайте, мисс Стоун. Первое правило для пловцов в океане — не заплывать далеко в одиночку. Вы уже не в защищенной бухте. И, простите меня за такое замечание, вы посредственная пловчиха. Мой долг — позаботиться о том, чтобы с вами ничего не случилось.
Неужели он и впрямь беспокоится за нее? Это кажется настолько нереальным, что просто смешно — почти смешно.
— Ну, если это действительно так, то можете не стесняться, заканчивайте игру в спасателя и уходите.
— Не раньше, чем увижу, что вы благополучно выбрались на берег.
Она испустила громкий стон.
— Тогда мы оба останемся здесь навсегда, потому что я не собираюсь дефилировать перед вами в голом виде, даже если вы уже что-то успели увидеть.
— Может, мне отвернуться?
— Может, вам пойти ко всем чертям?
— Вы не в духе, дорогая, — сказал он. — По-моему, с этой стороны я вас еще не знал.
— И вам, вероятно, кажется, что я расстроена из-за нынешнего экономического спада. Вы готовы винить кого угодно, кроме себя!
Он молчал, стоя в потоке лунного света, стройный, с четко обозначенным рельефом мышц. Она смотрела, не отрывая глаз, не в силах ничего с собой поделать. Как этот человек совершенен в физическом смысле и как недосягаем в эмоциональном!
— Я пришел сюда пять минут назад, — сказал он наконец, и она почему-то сразу ему поверила. Пожав плечами, он добавил: — Я подожду вас на спуске, но вам придется непрерывно разговаривать, чтобы я знал, что у вас все нормально.
Она озадаченно нахмурилась.
— Разговаривать?
— Или петь.
— Идите. Я буду разговаривать.
— О чем же?
— О том, как вас ненавижу.
— Что ж, это может быть интересным. — Повернувшись к ней своей великолепной спиной, он зашагал прочь. — Начинайте. Я слушаю.
Она смотрела, как он поднимается по склону. Даже походка у него потрясающая.
— Во-первых, вы думаете, что всегда правы, — крикнула она. — Но это не так!
Он продолжал идти, достиг гребня холма и стал спускаться по противоположному склону.
— И вы слишком увлечены деланием денег. Жизнь — это не только деньги, не только собственность и… и живые игрушки.
Спускаясь, он скрылся по пояс, потом по плечи.
— И еще мне не нравится, как вы… как вы целуетесь! — Тут уж она врала напропалую. От столь наглой лжи на языке остался привкус золы.
Теперь он уже совсем скрылся из глаз, и она решила поскорее выбраться из воды и одеться.
— Вы как раз тот тип мужчины, от которого каждую девушку предостерегает ее мать! — прокричала она. — Сладкоречивый Жестокосердый Охотник за сердцами, вы ломаете женщин, бросая обломки себе под ноги. И даже не замечаете этого!
Она выскочила на берег и стала торопливо облачаться в тенниску и шорты.
— Вы сами признались, что считаете женщин игрушками. Ну так позвольте мне сказать вам, мистер Гэллант, что вы теряете в жизни очень многое. Известно ли вам, что женатые мужчины живут дольше и что самый короткий век — у холостяков?
Она затолкала лифчик в теннисную туфлю вместе с носками, решив, что надевать его вовсе не обязательно. Чем быстрее она уйдет, тем лучше. В темноте он все равно не заметит, что она без лифчика. Поднимаясь вверх по склону, она громко добавила:
— Вы наверняка считаете, что лучше прожить короткую и бурную жизнь, чем долгую и спокойную, так что спорить с вами об этом бесполезно. Честно говоря, меня абсолютно не волнует, женитесь вы когда-нибудь или нет, потому что я, например, ни за что не вышла бы за вас замуж!
Оказавшись на гребне, она увидела его. Он сидел на песке, прислонившись спиной к искривленному стволу пальмы. Ноги он вытянул перед собой, скрестив в лодыжках, и задумчиво смотрел на океан. Когда она закончила говорить, он без улыбки повернулся в ее сторону.
— И это все, что вам во мне не нравится? — негромко спросил он.
Она вызывающе вздернула подбородок. Неужели его наконец пробрало? Отлично!
— Пока и этого вполне достаточно, — сказала она, нерешительно подходя ближе. — Теперь можете раздеваться догола, если хотите. Я сама найду дорогу обратно.
Он встал.
— Мне что-то расхотелось плавать, — сказал он, когда она поравнялась с ним. Схватил ее и притянул к себе. Он с такой страстью впился в ее губы, что у нее перехватило дыхание и не осталось сил сопротивляться, даже если бы такое желание у нее возникло. Она услышала стук — это теннисные туфли упали на песок, — но ее сознание не задерживалось на таких мелких деталях.
Он буквально раздавил ее о себя, подчинил возбуждающей жадностью своего поцелуя. В груди сладко заныло, а руки поднялись и обвили его могучий торс, хотя она никак не ожидала от них такого предательства. Покрытая мягкими волосами грудь была словно небесная твердь, и когда она услышала его тихий стон, то поняла, что он почувствовал ее обнаженные груди под тонкой тканью тенниски.
У нее кружилась голова от страсти, ощущаемой в прикосновениях Лайона, когда его руки мяли, гладили, ласкали ее. Их объятие было слишком тесным, чтобы она могла не заметить, как все сильнее стучит его сердце и как жарко пульсирует его восставшая плоть.
Она знала, что он злится на нее, однако его губы, прильнувшие к ее губам, были мягки и теплы, словно бархат. Его руки, двигаясь по ее спине, прокладывали чувственные дорожки обладания, и от такой сладкой кары, постигшей ее за лживое утверждение, что его поцелуи ей неприятны, у Эмили останавливалось дыхание. Он задался целью доказать, что она лгунья, а она оказалась бессильна перед ним. Она могла лишь повиснуть на нем, отвечая на его поцелуи со всей своей безоглядной любовью.
Неожиданно он отпустил ее и отступил назад. Эмили покачнулась, но устояла на ногах и не упала на колени. Ощущая холод и одиночество, она пыталась восстановить дыхание. Она не могла разговаривать, не могла сформулировать ни одной мысли. Ее мозг превратился в смазанное пятно, а пустые руки до боли просили объятий.
— У вас очень странный способ проявления ненависти, моя дорогая, — прошептал он охрипшим голосом; на его лице застыло суровое выражение. Там, где она ожидала увидеть торжество, она видела только гнев.
Он собирался сказать что-то еще, но резко оборвал себя: Порывисто провел рукой по волосам, бормоча сквозь зубы какое-то проклятие.
— Думаю, мне все-таки надо поплавать.
Не успела она пошевелиться, как он уже исчез.