Камень, жнец и мандрагора (СИ)

Глава 8

Невесть откуда взявшийся типчик и впрямь был высок, заметно выше Алессандро, и не старше на вид. Короткие тёмно-каштановые волосы художественно растрёпаны, в голубых глазах плясали смешинки и живое, кажущееся искренним любопытство. Одет вполне себе современно, не как Алессандро с его жнеческой униформой и явно раритетными вещами из прошлой жизни, и на лицо не так хорош, что мужик пытался компенсировать широкой обаятельной улыбкой. И чуточку лукавая эта улыбка, возможно, и возымела бы какой-то эффект, вот только обстоятельства появления её хозяина совершенно не располагали к знакомству.

Я продолжила отступать, стараясь понять одновременно и всё ли в порядке с Алессандро, и есть ли у незнакомца оружие, и чего от него вообще ожидать.

С первым пунктом не преуспела — долговязая фигура напрочь загораживала обзор, не позволяя рассмотреть, что происходит позади неё.

Впрочем, со вторым и третьим дела обстояли не лучше. Оружия в пределах видимости нет, что ни о чём не говорило. Чего конкретно ожидать, неясно, однако понятно, что на хорошее рассчитывать не стоило.

— Прошу вас, прекраснейшая, не убегайте, не разбивайте мне сердце, — взмолился тип, театральным жестом прижав обе ладони к груди, вернее, к той её части, где у большинства живых существ находился сей важный орган. — Останьтесь со мной, побудьте рядом ещё мгновение, озарите светом своим мой путь, что полон тьмы и страданий…

— Много языком треплешь, Мэнникс, — несколько помятый и злой Алессандро возник за спиной типа, чёрная петля змеёй скользнула вокруг его шеи, затянулась удавкой.

Тот выгнулся, царапнул ногтями собственную шею. Под его пальцами полыхнуло алым, и удавка рассыпалась пепельными хлопьями. Мэнникс развернулся к Алессандро, трепещущий красный сгусток силы в его ладони резко прибавил в размере, кровавыми потёками просачиваясь сквозь пальцы. Вопреки моим ожиданиям Алессандро не отступил, только увернулся от замахнувшегося было типчика, цапнул противника за куртку и оба исчезли.

Вот так просто — р-раз и нет ни того, ни другого.

Опустевший перекрёсток, ясное небо и я, вся такая замечательная и охреневшая.

Я лихорадочно завертелась на месте, покрутила головой, пытаясь понять, куда они делись и что это вообще было. Не припоминаю, чтобы я сталкивалась с чем-то подобным… вероятно, потому, что ни жнецы, ни существа, похожие на болтливого Мэнникса, флорой не интересовались в принципе.

Внезапно слева что-то мелькнуло. Крутанулась в ту сторону и успела заметить две мужские фигуры прежде, чем они растворились. Шагнула туда, всматриваясь напряжённо в убегающую вниз горбатую улицу, но никого не увидела.

Звуки ударов раздались за спиной.

Обернулась, однако Алессандро и его противник, отвесив друг другу по тумаку, опять испарились с глаз моих.

Они то появлялись, то исчезали, то снова появлялись в нескольких метрах от предыдущего места, продолжая драться так, будто и не выпадали каждую минуту куда-то на изнанку пространства. Понять, выдёргивал ли Алессандро Мэнникса на ту сторону или языкатый парень и сам кое-что умел, возможным не представлялось. Они сходились то в обычной рукопашной схватке, то в магической и тогда кулаки сменялись рассекающими воздух энергетическими плетями, окрашенными в чёрный у жнеца и в красный у Мэнникса. Поначалу я вздрагивала, вертелась юлой, силясь уследить за ходом сражения, но время шло, победа не склонялась ни к одной из сторон, заметных увечий мужчины друг другу не наносили и крутиться я перестала. Отойти подальше, правда, тоже не решалась — кто мог предугадать, в каком конкретно месте они возникнут в следующий раз? Вдруг я как раз буду там проходить и окажусь ненароком в самом эпицентре? А лезть под руку дерущимся мужикам, даже случайно оказавшись рядом, дело бесперспективное и травмоопасное.

В очередное появление явно увлёкшейся своим занятием парочки я попробовала привлечь их внимание.

— Эй!

И бровью не повели. Только одна из плетей щёлкнула о землю не хуже настоящего кнута, взбив столб пыли.

— Эй, вы! Может, пора притормозить?

Ага, так меня и послушали. Ещё и исчезли. Спустя полминуты возникли на улице, где располагался наш временный дом.

— Мальчики, а давайте вы немного остынете? — я рискнула шагнуть к ним, хотя и осознавала, что если подойду слишком близко, то могу получить плетью. Да, случайно, да, возможный удар я переживу и даже не сильно покалечусь при том, однако всё равно неприятно. — Ну, или я пойду отсюда, ладно? А вы уж тут как-нибудь сами… смотрю, вам и вдвоём неплохо…

То ли слова мои эффект возымели, то ли Алессандро всё же следил не только за противником, но и за происходящим в нормальном мире и потому не рискнул задеть меня. Отразив удар плетью, ответный наносить не стал и лишь метнулся в сторону, увеличивая расстояние между собой и Мэнниксом. Тот тоже замер, глянул на жнеца, на меня и снова на жнеца. Неожиданно усмехнулся и слабо светящаяся алая плеть в его руках истаяла.

— Прекрасная дама права. Что-то мы с тобой, Ал, и впрямь увлеклись, оставили юную чаровницу скучать в одиночестве…

Судя по выражению мрачного лица Алессандро, сокращения своего имени до панибратского огрызка он не терпел ни от кого.

Мэнникс отряхнул ладони и повернулся ко мне, бесстрашно демонстрируя жнецу незащищённую спину.

— Позвольте представиться, звезда моя. Оливер Мэнникс к вашим услугам, прекраснейшая, — он потянулся ко мне, и я рефлекторно отпрянула.

Алессандро мгновенно оказался рядом. Без плети, но от противника меня оттеснил твёрдо и непреклонно.

— Не прикасайся к ней.

— Я всего лишь желал запечатлеть робкий и трепетный поцелуй на этих нежных пальчиках, — Мэнникс проследил за руками жнеца, и от внимания его не укрылось, как Алессандро мимолётно дотронулся до моих пальцев. — Так это правда?

— Не понимаю, о чём ты.

— Болтают, что якобы есть парочка видов, коим не вредит прикосновение вашей братии. Сколь погляжу, не врут слухи-то…

И тут я тоже сообразила. Как Алессандро смог драться с кем-то — и этот кто-то горгульей вряд ли был, — и при том не ощущать отката от каждого удара? И ладно энергетические плети, но ведь мужчины и кулаки в ход пускали…

Я повнимательнее присмотрелась сначала к одному, затем к другому. Оба помяты, пропылились и чуть-чуть запыхались, но видимых повреждений нет, ни ссадин, ни намёка на будущие синяки. Даже одежда не порвана.

Чудеса, не иначе.

А потом вспомнилось появление Оливера и следом само собой всплыло вчерашнее странное поведение Алессандро. Кажется, вот она, причина внезапного щупанья стен.

— Не врут, — подтвердил жнец нарочито ровным тоном.

— А ещё слушок пошёл, будто ваша мертвецкая компашка выяснила-таки местоположение последнего потерянного камушка из ожерелья богини, — сообщил Оливер, понизив голос. — Интересное же совпадение, что камушек предположительно находится среди тех, кто не будет шипеть и браниться от вашего случайного прикосновения…

Аж любопытно стало, в каких-таких местах подобные слухи гуляют? Явно не там, где обычно доводилось бывать мне.

— Не всякой сплетне стоит верить, — лицо Алессандро непроницаемо как каменные стены вокруг.

— Я и не верил. Однако, как говаривали в наше с тобой время, — доверяй, но проверяй.

— Проверяешь, значит?

— Никогда прежде не бывал в Скарро. Представляешь, столько веков уже и ни разу не случалось заглянуть в легендарный город горгулий, а тут вдруг такая возможность подвернулась… как не воспользоваться? — Оливер заговорщицки мне подмигнул. — Только зашёл на огонёк, а тут ты и самый драгоценный камень во всём Скарро. Я и не удержался, дай, думаю, подойду поближе, спрошу, как имя этого сверкающего бриллианта, может, удача и мне улыбнётся…

— Арена в той стороне, — неопределённо указал Алессандро.

— Какая арена? — слегка растерялся Оливер.

— Одна из главных достопримечательностей Скарро. Если желаешь её осмотреть, то поспеши, пока горгульи не начали туда стекаться в преддверии праздничного вечера, — вокруг моей талии обвилась рука, и Алессандро повернулся, увлекая меня в неизвестность через болотистую зелень изнанки.

Шаг-другой, и мы стоим на верхней площадке одной из башен, между которыми тянулись рыжевато-зеленоватые отрезы крепостной стены. К счастью, на самой площадке никого и в знойном воздухе под безбрежным небом тоже. Я пару минут напряжённо смотрела по сторонам, ожидая неминуемого явления стражей, но, похоже, крепостная стена охранялась не так хорошо, как арена. Или стражу перебросили в центр города, предполагая, что в дни праздника никто точно не будет штурмовать стены Скарро. Да и кому в наше время нужен невесть где затерянный оплот каменного народа?

Отпустив меня, Алессандро обошёл площадку по периметру, оглядел открывающийся вид на город, затем сосредоточил внимание на пейзаже с внешней стороны стены. Смотреть толком не на что: внизу каменный ров, казавшийся огромной тёмной трещиной, змеящейся вдоль крепостной стены. Немного дальше начиналась площадка с валунами для перемещений, ещё дальше плато уходило под уклон в зыбкий, чуть подрагивающий воздух. Убедившись, что охрана не свалится на нас вот прямо сейчас, я приблизилась к зубчатому парапету, покосилась на хмурого жнеца.

— Вы знакомы? — решилась спросить.

— Кто и с кем? — отозвался Алессандро так, словно не догадывался, о чём, вернее, о ком может пойти речь.

— Ты и… этот Оливер Мэнникс.

— Можно и так сказать.

— Он не человек?

— Давно уже не человек.

— Он… жнец? — ткнула я пальцем в небо. А всё потому, что Алессандро коротко, сухо отвечал на мои вопросы и тут же умолкал, с повышенным вниманием вглядываясь в пыльную даль. Причём, уверена, ничего-то особенного он там не видел, просто ему надо смотреть хоть куда-то.

— Нет.

— А кто?

— Паразит.

Исчерпывающе.

— Это из-за него ты вчера стены на улице щупать полез?

— Да.

— И когда вы дрались, я не заметила, чтобы твои удары порождали у тебя эмпатический откат.

— Потому что человеком он был очень давно… примерно тогда же, когда и я.

— А потом он умер? — предположила я.

— Умер, — Алессандро помолчал и вдруг продолжил прежде, чем я выбрала следующий наводящий вопрос: — Наше прикосновение не причиняет боли тем, над кем Смерть более не властна.

— Разве не все мы смертны?

— Да — люди, нелюди, звери, птицы, каждое живое существо. Даже жнецами становятся только после своей гибели. Но порой случаются… казусы. Или парадоксы. Иногда тот, чей час настал, не хочет уходить. Его держат какие-то дела, неисполнившиеся желания или сильные эмоции, испытанные непосредственно перед кончиной. Именно они и становятся его якорем, он цепляется за них с упорством куда большим, нежели было при жизни, отказываясь идти по ожидающему его пути. Для многих смерть становится потрясением, и дела прошлого для них превращаются в идею-фикс, то, что должно быть обязательно исполнено. Худший вариант — привязка к живому существу, но и связь с каким-либо местом или предметом не лучше.

— Поэтому в замках и домах, особенно старых, и появляются призраки?

Алессандро кивнул.

— Они не способны покинуть место, ставшее их якорем, и неприкаянными беспокойниками бродят по нему десятилетиями и веками. Даже если дом, где обитают привидения, снесут, они всё равно никуда не денутся, они останутся на том же месте или обоснуются в здании, что построят вместо снесённого. Впрочем, иногда якорем выступает некий предмет, имевший свою, личную ценность для умершего, или связанный непосредственно с его кончиной. Если предмет обычный, то суть его становится схожа с якорями-местами.

— А если… магический? — что-то не нравится мне, к чему жнец клонит.

— Он может измениться под влиянием призрака. И призрак может измениться, переродиться в духа, более опасного, чем простое привидение. Задача жнеца — не позволить образоваться любого рода связи с физическим миром и благополучно проводить умершего за грань, несмотря, что успело или не успело произойти в его жизни. Однако если связь всё же установилась, то забрать умершего уже невозможно. По крайней мере, это не в нашей власти. Связь будет веками держать его среди живых… пока не повезёт встретить достаточно квалифицированного некроманта, который сможет разорвать эти цепи и отправить духа за грань.

— Но призраки, духи всё-таки нематериальны, чего нельзя сказать об этом… Оливере, — напомнила я осторожно.

— Одна из причин, по которым в моё время некромантия была под запретом, а практикующих её преследовали и сжигали, заключалась в желании отдельных людей обрести бессмертие с её помощью, — Алессандро облокотился о парапет, по-прежнему глядя в зыбкую даль. — Ещё раньше некромантия была всего лишь разновидностью предсказаний, но постепенно к ней присоединили беседы с духами и их изгнание, а после и поднятие и упокоение умертвий. Искатели долго перебирали разные способы получения вечной жизни, пока однажды кто-то не решил, что истинное бессмертие возможно обрести только через смерть. И адепты этой идеи обратили свой взор на некромантию. Если умершему можно вернуть подобие прижизненного существования, то отчего бы не попробовать вернуть и саму жизнь во всей её полноте? Проводились опыты… много опытов, о которых, к счастью, сохранилось мало сколько-нибудь пригодных записей.

Ну а в наше время давно уже доказано, что любая жизнь имеет свой срок, все неизбежно умирают, кто-то раньше, кто-то позже, и обессмертиться по-настоящему невозможно, точно так же, как ни один алхимик не превратит ржавый кусок железа в золотой слиток высшей пробы. У магии свои законы, она не способна сотворить всё из ничего и изменить суть предмета кардинально, без каких-либо предпосылок. Но в те века о таких вещах, кажущихся ныне понятными и очевидными, не особо задумывались.

— Главной преградой был факт, что всякое поднятое тело оставалось лишь умертвием, частично разложившимся трупом, с трудом воспринимающим простейшие команды, не живущее, а именно существующее. Оно не было тем, кем было при жизни, не сохраняло ни памяти, ни личности, думающей и чувствующей. Преграду эту как только ни пытались преодолеть… и всё впустую.

— Потому что личность умершего уже покидала этот бренный мир.

— Да. И вернуть её не удавалось. Пока около двух веков назад единственный сын герцога Форморского, одного из искателей бессмертия, не погиб, будучи зарезанным мужем любовницы. Отец неосмотрительного юноши был безутешен и, забросив поиски вечной жизни для себя, попытался вернуть сына. За годы своих изысканий герцог собрал немалую коллекцию артефактов и всяких редкостей, включая несколько предметов с привязанными к ним духами. Решив, что терять уже нечего, Формор использовал в ритуале воскрешения один из таких предметов, — Алессандро умолк и глянул вниз, словно желая оценить глубину рва у крепостной стены.

Чую, финал этой истории мне точно не понравится.

— И как, герцог вернул своего сына?

— Герцог вернул. Вернее даже, подарил духу новое тело. Мы пытались выяснить, как и что он сделал, если дух сумел не занять тело на короткий срок, но полноценно вселиться, да к тому же в тело мёртвое и потому считавшееся для призраков непригодным…

— Не выяснили?

— Нет. Возрождённый дух заставил Формора повторить ритуал для других духов, связанных с предметами из коллекции герцога, а после убил и его, и всех в замке, чьи тела не стали пристанищем для возрождённых.

— То есть Оливер… тот самый дух… который при жизни был сыном герцога? — с содроганием уточнила я.

— Нет, он был возрождён в одном из следующих ритуалов. Сам Оливер действительно жил и умер в те же времена, что и я, а новым телом для него стал молодой человек, служивший в поместье герцога. Возрождённые — наше плохое подобие, Халциона, — Алессандро наконец посмотрел на меня и я, признаться, слегка растерялась от отразившегося в его глазах выражения, мрачного, раздражённого и непреклонного. Можно подумать, всё произошедшее исключительно его вина и ему нести ответственность за возрождённых. — Как и мы, они не живы и не мертвы в полном смысле обоих этих выражений. Тела их восстановлены до необходимого уровня и функционируют схожим с нашими образом. Их ничто не берёт: ни сталь, ни магия, ни огонь, ни время. Подобно нам, они могут проникать на изнанку пространства, но, в отличие ото всех, Смерть над ними не властна. Над ними нет никого, они нельзя отнести ни к одному известному виду, они не люди, не призраки и не духи, даже не бестелесные сущности с изнанки. У них нет ни ограничений, ни целей, кроме тех, что они сами себе придумывают. Они почти всегда маячат где-то поблизости от жнецов, что-то вынюхивают и выискивают. Единственное, что хорошо — их всего несколько, к воспроизводству традиционными методами они не способны и в большинстве своём им хватает ума не слишком высовываться. Но если возрождённый подходит чересчур уж близко…

— Жди беды? — робко предположила я.

— Это неспроста.

— Думаешь, Оливеру нужен этот ваш бу… кристалл?

— Возможно… не знаю, — Алессандро отвернулся, и я внезапно сообразила, что впервые за недолгий срок нашего специфического сотрудничества он и впрямь не знал. Не врал, не замалчивал важную информацию, не увиливал, уходя от прямого чёткого ответа, а именно что не знал. — Поначалу возрождённые держались вместе, но вскоре среди них произошёл раскол. Нам неизвестно доподлинно, что явилось причиной разногласий, однако пути их разошлись. С той поры каждый возрождённый держится сам по себе. Они могут то подолгу находиться среди живых, то годами пропадать на изнанке, что существенно осложняет попытки их разыскать. Было время, когда нами рассматривался вопрос… их возможного уничтожения, но позднее было решено не вмешиваться.

— Почему?

— Не наша юрисдикция. Вольно или невольно, так или иначе, но возрождённых создал живой человек, а дела людские не касаются жнецов-собирателей.

А камни, выходит, касаются.

— Ты знаешь каждого возрождённого? — в очередной раз закинула я удочку.

— Нет, конечно. Троих… считая Мэнникса, — колкое недовольство в голосе ясно говорило, что Алессандро предпочёл бы никого из них никогда не знать, ни вообще, ни в частности. — Пока решалось, что с ними делать и надо ли что-то делать вовсе, мы собирали о них любую сколько-нибудь полезную информацию, и как о духах, и как о людях, какими они были при жизни. Вышло куда меньше, чем хотелось бы. Наиболее опасен дух в теле сына герцога, но и остальные оказались привязаны к магическим предметам отнюдь не по досадному недоразумению.

— А что стало с теми предметами? Или связь разорвалась во время вселения духа в чужое тело?

— Неизвестно. В поместье ничего похожего на них не нашли, живых свидетелей не осталось, а коллекцию герцог рьяно оберегал от посторонних глаз и описи не составил.

Хотела было спросить о свидетелях мёртвых, но вовремя прикусила язык. Если всё произошло около двух веков назад, то тогда некромантия по-прежнему была вне закона и некромантов на место преступления не вызывали. Собиратели, сопровождавшие погибших в герцогском поместье, в силу жнеческих особенностей прореагировать на обстоятельства их смерти никак не могли. То есть позже-то хватились, да только время к тому моменту упущено было безвозвратно.

— А люди, чьи тела стали… новой оболочкой для духов?

— А что с ними? Выяснить детали их биографии труда как раз не составляло, только информация эта не давала ровным счётом ничего. Герцог был вдовцом, в поместье, кроме него и погибшего сына, находились лишь слуги.

И, судя по новому лицу давно почившего Оливера, из прислуги выбирались те, кто помоложе, посимпатичнее и покрепче физически. Добавить ко всему упоминание, что духов лишь несколько — то бишь по любому меньше десяти, — а обслуживающий штат в поместье вряд ли бедствовавшего герцога куда больше десяти человек, и картина вырисовывается совсем уж неприглядная.

Мы немного помолчали, продолжая бессмысленно разглядывать каменистое плато и думая каждый о своём. Наконец я решилась задавать вопрос немаловажный в складывающейся ситуации:

— И что теперь будет? Ты сворачиваешь миссию по возвращению камня?

— Нет.

— Ждёшь дальнейших указаний от… э-э, большого начальства? — и контактирует ли жнец со своим начальством, буде таковое?

— Действую согласно первоначальному плану, — Алессандро оттолкнулся от парапета, развернулся лицом к городу.

— А Оливер? — удивилась я столь непоколебимой целеустремлённости. Возрождённый явно способен на многое, в том числе увести камень у жнеца из-под носа, а Алессандро как ни в чём не бывало продолжит делать то, что делал до появления конкурента? — Он не станет вставлять палки в колёса… то есть пытаться помешать или… ну, не знаю… перехватить булыжник?

— Возможно, кристалл его не интересует.

Кого в этом убеждают, меня или себя?

— В любом случае забрать кристалл прежде меня он не сможет. Просто будем осторожнее, — Алессандро подал мне руку, и я покорно приняла. — Мэнникс показал себя, перестал скрываться, хотя ещё долго мог прятаться, не привлекая моего внимания, значит, кристалл не столь уж и важен для него. Вероятно, его интерес в другом.

Узнать, в чём оный интерес заключается, не успела — зелень изнанки поглотила нас раньше.

Когда мы покидали временное жильё, и в доме, и на улицах царили тишь да благодать, однако по возвращению картина разительно переменилась. Прежде пустынные улицы и воздушное пространство над ними заполнились снующими туда-сюда горгульями, из распахнутых окон лились голоса, шумы и запахи еды, а наше временное гнездо и вовсе стало похоже на гнездо осиное. По крайней мере, гудело и жужжало оно ничуть не хуже. Подробности выяснились на месте.

Фиан так расстроился из-за проигрыша, что ухитрился перебрать с крепкими напитками. Жадею невоздержанность супруга огорчила куда сильнее отсутствия победы в соревновании и теперь она сердито выговаривала страдающему от похмелья мужу, что надо было не потреблять бесконтрольно всё, что лилось, а найти нужных горгулий и переговорить с ними насчёт расширения мест поставок продукции из нашей семейной мастерской. Нет, Жадея и сама побеседовать может, благо что в делах она разбирается не хуже Фиана, но вот незадача, почтенные горгулы не воспринимают всерьёз женщину, говорящую с ними о работе, тем более молодую, тем более замужнюю. Раз молодая горгулья при муже, то отчего ведёт важные переговоры вместо супруга?

Мама не ограничивала старших детей, справедливо полагая, что те могут и сами с собой разобраться, однако на протяжении всего праздничного вечера не спускала глаз с младшеньких. Тех повышенное материнское внимание не смутило, да и горгулий на арене собралось преизрядно, посему ничто не помешало Киане и Азуру ускользнуть от родителей. Папа предложил дать младшим отпрыскам немного свободы, всё же праздник, надо веселиться и расслабляться, и дети вполне себе взрослые, однако мама была неумолима, как мчащийся на всех парах локомотив. В результате поисков Азур обнаружился на дальних трибунах, в компании таких же великовозрастных остолопов, занятых проведением эксперимента неизвестного назначения, а Киана не нашлась вовсе, ни на арене, ни в ближайших заведениях. Она вернулась под утро и наотрез отказалась говорить маме, где была всю ночь.

Отсутствие замков на дверях несколько упрощало жизнь, позволяя потихоньку проскользнуть в свою комнату, не ставя домочадцев в известность. Но, как и днём ранее, совсем уж незамеченным наш приход не остался. Недолго посидев в спальне и невольно узнав все детали произошедшего накануне — ни мама, ни Жадея не пытались понизить голос, — мы засобирались на выход. Неплохо было бы поесть нормально, да и разговоры на повышенных тонах через стены быстро начали утомлять. Однако стоило Алессандро выйти на минуту, как на пороге, резким движением откинув зашелестевшие бусы, возникла мама.

— Халциона, — возвестила родительница и бросила настороженный взгляд через плечо.

— Что? — сразу напряглась я.

Убедившись, что потенциального будущего родственника поблизости нет, мама вошла в спальню.

— Ты опять уходишь? — строгий взор пробежался по моему платью в полоску.

— Да, — не стала я отрицать очевидное.

— Ты и твой… жених днями напролёт где-то пропадаете, — выдала мамуля обвиняющим тоном. — Да и вечерами вас не видно.

— Мы гуляем по городу, — вот, почти и не соврала.

— Прошлой ночью вы вернулись раньше нас всех… кроме Кианы, разумеется.

— Ма, — я максимально выразительно глянула на родительницу, надеясь, что она без лишних уточнений поймёт, чем ещё может заниматься ночами любящая молодая пара. Хоть у моего народа и куда более спокойное отношение к сексу, чем у людей, но это не значит, что я намерена обсуждать с мамой свою интимную жизнь.

Родительница шагнула к кровати, тщательно расправила краешек покрывала и присела. Чопорно сложила руки на коленях и посмотрела на меня, сидящую на своей половине постели.

— Халциона, судя по тому, во что ты постоянно одета, ипостась ты нынче меняешь редко.

— Ну да… нечасто.

К чему она клонит?

— Ты вернулась в родное гнездо, впервые за столько лет, отправилась с нами на праздник… и при том и часу ещё с семьёй не провела. Не рассказываешь, как ты жила, ни с кем из нас не говоришь, не доверяешься, только без конца шепчешься с женихом. Понимаю, он твой возлюбленный, но разве ты не намиловалась с ним… там, где ты сейчас живёшь? Тебя никогда нет рядом, ты забыла о подарке и обидела Хризалиту…

Я сделала что? И когда Лита наябедничать успела?!

— Из-за твоего… некроманта Азур совсем от рук отбился, — мама осуждающе покачала головой и вдруг придвинулась ближе ко мне, наклонилась, участливо посмотрела в глаза. — Что бы ты ни сделала, Халциона, ты моя дочь, а я твоя мать и я тревожусь за тебя не меньше, чем за других моих детей. Я желаю тебе только добра и счастья. И я считаю, что этот некромант тебе не подходит. Тебе следует подыскать другого жениха, достойного молодого горгула.

Уж лучше бы мамуля и дальше со мной не разговаривала…