Пётр, не дождавшись моего ответа, запрыгнул в седло, продолжая смотреть на меня.
— Мне, например, снилось, как вы играли на рояле и пели только для меня, а потом я вас поцеловал. И всё было так реалистично, словно наяву.
Кровь отхлынула от моего лица. Это что же получается, мы видели один и тот же сон?!
— Я не помню, что мне снилось, — я тихонько пришпорила лошадь, и она медленно пошла по дорожке.
— Точно? — голос Каховского звучал с издёвкой, как будто колдун знал, что ночью снился мне.
— Точнее не бывает, — буркнула я себе под нос, крепко держа поводья.
Конная прогулка помогла унять волнение, которое поселили во мне слова Петра. Лошади не спеша шли к пруду. Я вдыхала свежий воздух полной грудью и старалась не обращать внимания на мужчину, который чуть ли не бок о бок ехал рядом.
— Ольга, расскажите о двадцать первом веке. Как там обстоят дела? Наверное, ваши современники намного счастливее нас, нет войн и царит равноправие.
— Всемирное счастье и равноправие — это утопия, Пётр Григорьевич, — хмыкнула я. — Все вроде равны, но кто-то равнее. В о йны не закончатся до тех пор, пока живо человечество. Властители мира не перестанут между собой грызться и выяснять, кто сильнее, умнее, жертвуя своими народами, отправляя их в самое пекло. Найдут тысячу причин начать войну, вместо того чтобы искать тысячу причин её не начинать. И люди будут верить в то, что именно с их жертвой мир станет лучше и светлое будущее обязательно наступит.
— Но без веры в лучшее человечество не сможет двигаться дальше, — парировал мужчина.
— Да, вы правы, именно этим человек и живёт на земле. Возможно, когда-нибудь закончатся в о йны и делёжка, но это точно произойдёт не в двадцать первом веке, если вообще человечество выживет, а не сгинет в ядерном взрыве.
— Что такое ядерный взрыв? — нахмурился Пётр.
У нас завязалась долгая беседа, во время которой я рассказывала Каховскому о мировых войнах, случившихся в двадцатом веке, о том, как человечество создало ядерное оружие, о его применении в Японии и последствиях катастрофы. Собеседник внимательно слушал меня, задавая уточняющие вопросы. Он был сосредоточен и задумчив.
— Мои современники, безусловно, живут в лучших условиях, чем люди прошлых столетий. Но иногда, ложась спать, я не была уверена в том, что проснусь, — я смотрела на лесную тропинку, что вела всё дальше вглубь. На меня нахлынули воспоминания из моей прежней жизни.
— Однако занимательная беседа вышла у нас, — Пётр хмуро посмотрел в небо. — Пора возвращаться. Скоро снег пойдёт.
Я тоже подняла голову и увидела надвигающуюся огромную тучу. Вдруг подул холодный ветер. Я развернула лошадь в обратный путь и припустила её рысью. Оказывается, беседуя, мы ушли очень далеко от дома, и вскоре снегопад настиг нас. Ветер усиливался, превращаясь в настоящую метель.
Когда мы вернулись к дому, я изрядно продрогла, пальцы в тонких кожаных перчатках онемели от холода. При попытке спешиться чуть не свалилась с лошади кубарем, но Пётр вовремя поймал меня при падении, подхватив на руки, и понёс к дому. Я настолько замёрзла и устала, что не было сил сопротивляться, прижалась к мужскому плечу и обняла Петра за шею.
— Замёрзли? — прошептал он, почувствовав, как я дрожу. — Сейчас согреетесь. Напою вас горячим чаем с мёдом, усажу перед камином и закутаю в шерстяной плед.
Его голос ласкал, окутывая таинственной аурой. Мне действительно захотелось, чтобы всё так и случилось и чтобы Пётр никогда не выпускал меня из своих объятий.
Через пять минут я сидела в гостиной на диванчике перед камином. Каховский бережно помог мне снять верхнюю одежду, укутал в тёплый плед, словно в кокон, дал указание горничной о горячем чае с медом и сам сел передо мной на корточки. Он брал по очереди мои ладони и растирал их своими горячими руками. От его усердий мои пальцы согрелись и кожа горела огнём, но я никак не решалась освободиться из нежного плена.
В камине потрескивали дрова, за окном завывал ветер, а рядом с Петром было так хорошо и тепло, что никуда не хотелось ехать.
— Вам придётся заночевать здесь, метель до утра не успокоится, — прошептал мужчина и поднял голову, смотря в мои глаза.
— Может, не надо? Что я скажу Елене Павловне? — робко произнесла я и всё же выдернула пальцы из рук Каховского.
— Что остались ночевать у подруги. Горничная подтвердит. В такую метель ни один радушный хозяин не отпустит гостя в дорогу, — мужчина с досадой посмотрел на свои ладони и сел рядом со мной на диванчик. — Пожалейте лошадей и кучера, они могут не справиться или вообще заблудиться.
— Вы правы, придётся остаться на ночь.
В этот момент вошла горничная с подносом, на котором дымились чашки с ароматным чаем.
Мы молча сидели возле камина и пили горячий чай. В воздухе витало напряжение, и казалось, вот-вот между нам проскочит молния. Я вдруг вспомнила, что Каховский обещал поговорить с Рылеевым об обратном обмене во время охоты.
— Пётр Григорьевич, вы поговорили со своими товарищами о том, что пора обменять меня на Алединскую?
— Да, но однозначного ответа я не получил, — мужчина нахмурился. — Рылеев считает, что рано сдаваться и есть ещё шанс повлиять на Михаила Павловича. Великая княгиня ждёт ребёнка, а значит, супругу нет необходимости посещать её спальню. Кондратий уверен, что у вас есть все шансы стать любовницей великого князя.
— Вы тоже так считаете? — пристально посмотрела я на него, но Пётр отвёл взгляд.
— Считаю. Михаил явно к вам неравнодушен. Я в этом убедился, прячась за портьерой в библиотеке и невольно услышав ваш разговор.
Я заметила, как мужские пальцы побелели, сжимая фарфоровую чашку.
— Значит, обмена мне не видать, — сделала я вывод и удручённо вздохнула.
— Если Рылеев и другие не согласятся, я сам всё сделаю, — твёрдый голос Петра не дал усомниться в том, что мужчина настроен серьёзно.
— А как же ваши товарищи?
— Пусть ищут другой способ заставить Михаила Павловича встать на нашу сторону, — проговорился колдун.
— Значит, вы хотите с моей помощью уговорить великого князя поддержать бунт? — о чём, в принципе, я и догадывалась. — Сомневаюсь, что он предаст своих братьев.
— А если пообещать ему корону империи? — Каховский повернулся и пристально посмотрел на меня. — Дать гарантии, что он станет новым императором при конституционной монархии. Возможно, получится даже аннулировать его брак с принцессой Вюртембергской, раз она ему так не мила. Или хотя бы подарить Михаилу надежду на то, что это возможно. Что вы думаете, Ольга?
— Этого я не знаю. Мы не настолько с ним близки, чтобы я смогла ответить на ваш вопрос, — пожала плечами и отпила глоток остывшего чая.
— А хотели бы? — зелёные глаза буравили меня, но я устояла под их напором и не отвела взор.
— Хотела бы что? — резко переспросила, понимая, на что намекает Пётр.
— Быть ближе к великому князю.
— Больше всего я желаю вернуться домой, — процедила я, крепче сжимая чашку. Я посмотрела в сторону рояля. Сейчас мне необходимо выплеснуть эмоции и успокоиться. Я поднялась и направилась к инструменту. Музыка точно поможет.
Гостиная наполнилась звуками рояля — я решила сыграть «Весенние воды» Рахманинова, как раз то, что надо, чтобы отпустить себя. Когда буря в душе улеглась, я закончила играть, ощущая опустошённость и усталость. Вдруг мне на плечи легли тёплые ладони. Сердце ухнуло вниз и затрепетало. Я боялась обернуться и утонуть в омуте зелёных глаз. Так и знала, что сон был непростой.
— Оля, я не устаю восхищаться тобой, — вкрадчивый шёпот коснулся уха, запуская по коже толпу приятных мурашек. — Ты нежная и сильная, красивая и чувственная…
Губы коснулись шеи, а я судорожно вздохнула, прикрыв глаза.
— Прошу, не надо, — неуверенно прошептала я, но сил не хватило уклониться от лёгкого поцелуя. — Я не хочу…
— Не ври себе, Оля, — продолжал искушать меня этот змей. — Нас тянет друг к другу, и это притяжение, запечатлённое магией, только усиливается. Признайся, ты же видела во сне меня, и мы целовались. Это доказывает, что связь между нами крепнет. Сама судьба послала тебя.
— Не верю в судьбу! — я резко подскочила и кинулась прочь из комнаты. В висках бился пульс до ломоты, дыхание участилось. Я, не чуя ног под собой, добежала до комнаты, где ждала меня горничная.
— Варвара, мы остаёмся здесь на ночь. Утром возвращаемся во дворец. Можешь идти отдыхать, я сама справлюсь с одеждой, — отдала распоряжение служанке. Та спокойно кивнула и удалилась из спальни.
Я рухнула в кресло. Сердце до сих ритмично бухало в груди. Пётр прав, я действительно вру сама себе, потому что не хочу верить в то, что влюбилась в него. Это же надо — попасть в прошлое, чтобы влюбиться в декабриста!