Пётр вернулся не с пустыми руками — с обувными коробками: туфли, обтянутые шёлком, с вышивкой, похожие на балетки; зимние сапоги из кожи с кучей пуговиц по голенищу; ботиночки из тонкой кожи и шёлка для повседневной носки в помещениях.
Вся обувь оказалась мне впору, и я искренне поблагодарила мужчину за удачный выбор. Пётр улыбнулся, ответив, что хорошенькие ножки достойны лучшей обуви. Ну вот, опять он вогнал меня в краску.
Ближе к вечеру прибыл посыльный от модистки и передал коробку, в которой были уложены мои новые наряды. Два повседневных платья, одно вечернее, сорочки, нижние юбки, корсет, панталоны, тонкие шёлковые и шерстяные чулки, шляпка-капор и длинный плащ, подбитый мехом, — всё новое, красивое, настоящая ручная работа. Я тут же принялась их мерить в своей комнате. Одежда и обувь сидели на мне отлично.
Я стояла перед зеркалом и любовалась вечерним платьем из светло-розового шёлка с длинными рукавами и глубоким овальным декольте. Всё же мода тех годов была красивой и романтичной, без кринолинов и жёстких корсетов. В детстве я мечтала стать принцессой, и вот смотрю на своё отражение, чувствуя себя настоящей аристократкой и леди.
— Вам очень идёт этот наряд, — вкрадчивый голос заставил меня вздрогнуть.
— Пётр, вас не учили хорошим манерам? — нахмурила я брови, скрестив руки на груди. — А если бы я стояла голой?
— Я помог бы вам одеться, — и на его лице заиграла хитрая ухмылка. — Вижу, пуговицы нужно застегнуть. Без моей помощи никак.
— Скорее бы у меня появилась горничная, которая будет помогать мне одеваться, — фыркнула я, поворачиваясь спиной к мужчине. Его пальцы, словно у талантливого музыканта, ловко и быстро застегнули моё платье.
— Будет у вас горничная уже завтра, как только приедем в особняк к нашим друзьям. Нам пора отправляться в гости. Вы готовы?
— Да. — И волнение забилось в моих висках.
— Прошу, — мужчина поднял со стула новый тёмно-синий плащ и помог мне надеть его.
До особняка князя Оболенского мы добирались в наёмной карете, ехали почти полчаса. Ноги у меня успели замёрзнуть в тонких ботиночках, больше похожих на закрытые туфли со шнуровкой.
Вышли у кованых ворот и проследовали к двухэтажному особняку. Я держала Петра под руку, осторожно ступая по тонкому слою снега, чтобы не поскользнуться в обуви на плоской подошве. Мужчина уверенно поддерживал меня. Чувствовалась в нём сила не только физическая, но и на энергетическом уровне. «Наверное, это из-за магии», — решила я.
Сумерки уже сгущались над Питером, таким знакомым, но в тоже время совершенно другим.
В просторном вестибюле нас встретил настоящий дворецкий в ливрее, помог мне снять плащ и забрал мою шляпку. Я огляделась. Да, это не восьмикомнатная квартира на Мойке, где живёт Кондратий с семьёй, а настоящий дворец. Широкая белая мраморная лестница ведёт на второй этаж, под ногами паркет, выложенный в геометрический узор.
Дворецкий проводил нас по полутёмному коридору в столовую, где также горели свечи в бронзовых настенных канделябрах и на широком столе, за которым собралось четверо мужчин. Трое из них были в офицерских мундирах.
— Добрый вечер, господа, — Кондратий вошёл первым. — Имею честь представить вам нашу протеже Ольгу Владимировну Демидову.
Мужчины тут же встали со своих мест и разом обратили свои взгляды ко мне. Все довольно молодые, не старше тридцати пяти лет, статные, сразу видно — белая кость.
— Рылеев, а ты, однако, не обманул, — нам навстречу шагнул невысокий русоволосый офицер с бакенбардами.
И тут я удивлённо покосилась на Кондратия, услышав фамилию, знакомую ещё со школьной скамьи. Неужели тот самый общественный деятель и поэт? Вот это да!
— Барышня чудо как похожа на Алединскую, — мужчина протянул руку, и я, как заворожённая, подала ему ладонь, на которой он оставил лёгкий поцелуй. — Я лично знаком с Ольгой Александровной. Вы с ней одно лицо. Евгений Петрович Оболенский к вашим услугам.
— Ольга, — еле вымолвила я, и мой взор переместился к другим мужчинам, которые с удивлением разглядывали меня.
Кондратий Фёдорович лично представил меня каждому из мужчин. Меня усадили за стол напротив хозяина особняка. Прислуги не было, и Пётр, сидевший рядом, ухаживал за мной, предлагая различные блюда.
— Кондратий, чем докажешь, что твоя протеже действительно из будущего? — молодой жгучий брюнет пристально взглянул сначала на меня, затем на Рылеева.
— Моё слово уже ничего не значит для тебя, штабс-капитан Бестужев? — поэт невозмутимо посмотрел на друга. — Я лично присутствовал, когда Пётр вершил ритуал, и видел собственными глазами, как из воздуха появилась барышня в странной одежде. Я даже сначала подумал, что наш колдун ошибся и вызвал какую-то простолюдинку в мужском наряде. Но потом узнал Ольгу Владимировну ближе и понял, что именно ей суждено стать той, что поможет в нашем деле. Я не сомневаюсь, что она из будущего. И уверен в успехе нашего дела.
— Ты порой слишком самоуверен, Кондратий Фёдорович, — отозвался симпатичный мужчина в форме офицера. Судя по его эполетам и более пышной бахроме, он был выше всех по званию.
— Сергей Петрович, дорогой, не сомневайся. Ольга прекрасно справится с этой задачей, — ухмыльнулся мужчина. А я вот удивилась перемене, с ним случившейся, раньше обо мне он так не думал. — Она владеет игрой на фортепиано и поёт. У неё дворянские корни. В том времени, откуда прибыла наша гостья, не существует монархии. Понимаете?
Мужчины разом обратили свои взгляды ко мне, и я чуть не поперхнулась куском жаркого.
— Раз так, пусть Ольга Владимировна нам сыграет что-нибудь, — штабс-капитан кивнул в сторону, и я заметила в углу чёрный рояль, который не увидела раньше из-за плохого освещения. — Посмотрим, насколько она хороша.
Я покосилась на Петра, ища почему-то в нём поддержки. Его рука вдруг накрыла мою ладонь, одобрительно сжав похолодевшие пальцы, и мужчина кивнул. Деваться было некуда, я встала. Собравшиеся тоже поднялись и с любопытством наблюдали, как я иду к инструменту.
Сев на стул, я подняла крышку и замерла, не зная, что играть. Пётр поставил на рояль подсвечник, освещая для меня клавиши.
— Спасибо, — кивнула я, не глядя на колдуна. — Что сыграть вам, господа?
— А сыграйте-ка нам «Марсельезу», — вдруг выдал кто-то из офицеров.
Меня несколько удивил его выбор, но руки взметнулись и плавно опустились на клавиши, выводя знаменитую мелодию. И вдруг мужчины хором запели по-французски:
— Вставайте, сыны Отечества!
Настал день славы!
Против нас поднят флаг кровавой тирании
Слышите ли вы в своих деревнях
Рёв кровожадных солдат?
Они идут прямо к вам,
Чтобы резать ваших сынов, ваших друзей!
К оружию, граждане!
Стройтесь в батальоны,
Идём! Идём!
Пусть нечистая кровь
Пропитает наши поля…
Когда бравурная музыка утихла, раздался голос, одухотворённый и громкий:
— Первый нож на бояр, на вельмож. Слава! Второй нож на попов, на святош. Слава! А молитву сотвори, третий нож на царя! Слава! — продекламировал Кондратий Рылеев, гордо подняв бокал, и выпил его содержимое одним залпом.
— Слава конституции! — хором ответили ему друзья.
И тут меня осенило. Кондратий Рылеев, декабрист, Северное общество… значит, остальные гости… Боже! Куда я попала?
Я смотрела на мужчин и не могла поверить в то, что вижу. Неужели это правда те самые декабристы?
— Господа, вы что задумали? — я встала и ошеломлённо посмотрела на присутствующих. — Вас же повесят. Пострадают невинные люди.
В памяти всплывали уроки истории, и ужас охватил меня.
— С чего вы взяли, что нас повесят? — вышел вперед офицер — князь Сергей Петрович Трубецкой, хмуро смотря на меня.
— Вас, может, и не повесят, — указала я пальцем на него, потом взглянула на Рылеева, — а вот Кондратия Фёдоровича точно. Остальных отправят на каторгу в Сибирь или в ссылку.
— Вы же говорили, что в вашем веке нет монархии, — прищурился поэт. — Значит ли это, что нас ждёт успех?
— Пройдёт почти столетие после восстания декабристов, прежде чем от монархии в России ничего не останется, — мой голос звучал напряжённо.
— Кто эти декабристы? — усмехнулся Пётр.
— Вы, господа. Вас так историки назовут, потому что восстание на Сенатской площади произойдёт в декабре в одна тысяча восемьсот двадцать пятом году.
— А вот тут вы ошибаетесь, — усмехнулся князь Оболенский. — Мы не собираемся выступать в декабре. Восстание намечено на лето следующего года.
— Пока не собираетесь, — стиснула я зубы, не зная, рассказывать всё или не стоит.
— Что вы об этом знаете, Ольга Владимировна? — Рылеев подхватил меня под локоть и аккуратно усадил в кресло возле камина. — Просветите, почему мы решим выступить в декабре? Какого числа, не подскажете?
— Точно не помню, — пожала я плечами, — где-то в середине месяца, то ли четырнадцатого числа, то ли шестнадцатого.
— И что послужит причиной этого события? — продолжал допытываться у меня Кондратий.
— Смерть императора. Возникнет междувластие: на престол должен был взойти его брат Константин, но он подпишет отречение, — я сглотнула комок в горле, смотря на мужчин и не веря до конца, что передо мной стоят настоящие декабристы. — И до того как Николай объявит себя императором, пройдёт время. Вот вы и решите выступить с полками на площади, чтобы свергнуть монархию. Да только ничего у вас не выйдет. Восстание подавят, вас арестуют, а потом осудят и казнят как предателей.
В комнате воцарилась зловещая тишина, лишь свечи потрескивали и тени шестерых мужчин колыхались, словно призраки прошлого.
— Когда умрёт император Александр Павлович? — осторожно спросил меня кто-то из них.
— Точно не могу сказать, где-то в ноябре. В школе меня больше интересовала музыка, а не история, — я смотрела на офицеров исподлобья. — Больше я вам ничего не скажу, так как подробностей не помню.
— Думаю, этого достаточно, — выпрямил спину Кондратий. — Не зря всё же Высшие силы послали вас к нам. Теперь мы предупреждены и знаем, какие события нас ожидают.
— И вы ей поверили? А если она лгунья? — штабс-капитан сложил руки на груди и посмотрел на Рылеева.
— А вот это мы, Бестужев, проверим обязательно. Посмотрим, умрёт в течение месяца император или нет, — на полном серьёзе ответил ему сообщник.
— Интересно, зачем мне врать? — фыркнула я, злясь. — Выдернули меня из моего комфортного мира, где есть интернет, мобильная связь, электричество и центральное отопление. Ещё заставляют меня притвориться другим человеком и стать подстилкой для Великого князя.
— Как грубо, — хмыкнул кто-то из заговорщиков.
— Говорю как есть, — я подскочила с кресла и рванула к выходу. Прочь отсюда! Но только я выбежала в полутёмный коридор, как запястье обожгло и мои ноги встали как вкопанные. Я не могла пошевелить и пальцем, даже губы онемели.
— Далеко собрались, Ольга Владимировна? — стальной голос прозвучал за спиной. — Я же сказал, что вам от меня не сбежать.
И вокруг шеи сомкнулись жёсткие пальцы, слегка надавив на сонную артерию, но потом отпустили меня. Колдун предстал перед моим взором с наглой ухмылкой на лице. Он провёл большим пальцем по моим губам, потом вниз по обнажённой шее.
— Вы забыли, что только я могу вернуть вас домой? Куда вы бежите? Ночью в холод? Собрались под мостом ночевать? Ведь у вас ни денег, ни документов нет, — его слова били по самому больному. Знает, гад, что мне не выжить без помощи. — Хотите сгинуть?
Вдруг он схватил меня за плечи, и его горячие губы прижались к моему рту, которым я даже пошевелить не могла. Кожу покалывало от его нежных прикосновений, мягкий вязкий поцелуй обволакивал, дурманя голову. Я даже потерялась в пространстве и времени, ощущая странное оцепенение.
— Вот и всё, — мужчина отпустил меня, на его губах играла самодовольная улыбка. — Теперь вы не никому расскажете о нас и о том, что мы задумали, в том числе кто вы сами и откуда.
«Что?!» — вопило моё сознание, но я по-прежнему не могла пошевелиться.
— Я наложил на вас чары, Ольга Владимировна. И пока вы не вернётесь в своё время, они не позволят вам наболтать лишнего. Возвращайтесь в гостиную. Вечер ещё не окончен, — Пётр слегка коснулся указательным пальцем моих губ и, развернувшись, проследовал в комнату.
Телу так же неожиданно вернулась подвижность, кулаки сами собой сжались. Ах так, значит, да? Вы ещё пожалеете, господин колдун, что выдернули меня из двадцать первого века! Я пока буду покорна, но не собираюсь быть вашей послушной марионеткой.
Гордо подняла подбородок, выпрямила спину и вернулась в гостиную.