Каникулы влюбленного режима

Глава 20. Вы отлично смотритесь

Герман

Злюсь – это еще мягко сказано. Я очень сильно злюсь, в первую очередь, на самого себя. Надо было просто сказать ребятам, чтобы никаких «бутылочек» днем не затевали, надо с детьми быть, а не в пошлые игры друг с другом играть. Нельзя было садиться в эту игру самому и допускать, чтобы это сделала Маша.

Как представил, что она сейчас на глазах у всех поцелуется с Федей, аж передернуло всего. Зная Федю, я мог бы и не сомневаться, что поцелуй будет настоящим, и скромничать этот засранец не станет.

Я ее дико ревную. Сам от себя такого не ожидал. Мне, конечно, раньше нравились другие девушки, но ревности я никогда не испытывал. Пожалуй, я даже не знал, что это такое. А тут я просто придушить хочу Федю с его дурацкой «бутылочкой» и стремлением развлекаться. Надо было развлекаться на зарнице, бегая, прыгая и валяясь в грязи вместе с отрядом. Уверен, тогда бы этот бабник просто спал крепчайшим сном в тихий час, а не придумывал дополнительные вожатские приколы.

Ловлю себя на мысли, что считаю Федю бабником, а сам? Ну нет, бабником меня не назовешь, я просто комфортно себя чувствую в женском обществе, легко знакомлюсь и завязываю общение. А в целом за мои двадцать два года у меня ничего серьезного и не было. Фил вот нашел свою единственную и резко стал абсолютно семейным мужиком с правильными традиционными ценностями. А я даже полгода ни с кем не встречался. С одной стороны, опытный, с другой – вообще ни фига. Не лучше Маши, которая вообще выглядит невинной фиалочкой. Выходит, Лина права, когда говорит, что я в этой жизни ничего не понимаю. Реально не понимаю же.

Еще и про свидание ляпнул. Вот какое свидание я собрался в лагере организовывать? Это в городе можно кино, рестик, парк, какое-нибудь вечернее мероприятие на открытом воздухе. А тут?

- Чего грустите, Герман Юрич? – неожиданно слышу голос Степы.

Маша ушла в корпус, хотя до конца тихого часа остались уже считанные минуты. Я же остался сидеть на веранде. Кому какая разница, на месте и хорошо.

- Считаешь, что я грустный?

- Скорее, какой-то загруженный.

- Капитанить понравилось? – пытаюсь перевести тему, хотя со Степаном просто так не соскочишь с разговора.

- Еще бы. Правда, столько сил ушло, я сам как будто выдохся. Не знаю даже, как Влада с этим каждый день справляется.

- Сам бы не хотел? Ты же так стремился быть главным.

- Да ничего страшного. Я на этой смене получил кое-что более важное.

О, я отлично знаю, что. Второй раз за день начинает разговор на тему своей девушки. До перевода темы на меня и Марью осталось три, два, один...

- Кстати, вы с Марьей Николаевной отлично смотритесь.

Ну вот и началось.

- Степан, мы с тобой утром все обсудили, тебе не кажется?

- Не кажется. На момент утра только вы видели, как я с Владой целуюсь, а теперь и я видел, как вы с Марьей Николаевной...

- Так, тихо. На весь корпус орать не надо. Видел он, умник какой.

Вообще мы, конечно, рисковали спалиться, целовались почти под окнами «сотки».

- Ну вы сильно и не стеснялись, – Степа улыбается и всем своим видом показывает, что мне его не переспорить. – Один-один?

- Ладно, раз ты в курсе, надо, чтобы хоть польза какая-то была от тебя. Расскажи, как у вас с Владой проходят свидания здесь, в условиях лагеря? Вы же общаетесь как-то вне отряда?

- Вы сейчас, по-моему, проверяете, не творю ли я лишнего, – недоверчиво говорит пацан и сразу прекращает улыбаться.

- Только попробуй. Ты же помнишь, что я юрист? Вылетишь отсюда не только по уставу лагеря, но и с моим личным ускорением под пятую точку. А спрашиваю я серьезно, потому что сказал Марье... Николаевне, что у нас будет что-то вроде свидания. И сам не придумал, какое.

- Мда, а еще называетесь взрослыми. Букетик подаренный я тоже видел, и, кстати, в этом последовал вашему примеру. А свидание... Да у вас же все просто, вам после отбоя в кровати лежать не надо. Сели в какой-нибудь беседке, плед взяли, укутались и все, счастье.

- И что делать в этой беседке?

- Ой, ну я с вас не могу. Обниматься, болтать по душам, музыку в наушниках слушать. Да вы и сами найдете, чем заняться, – подмигивает мне и ухмыляется, явно намекая на то, как спалил поцелуй.

- Ты так вот складно это все рассказываешь, сам что ли так делал? Тебе-то как раз запрещено в беседке после отбоя сидеть.

- Вы что, я не нарушаю, – сразу такие невинные глазки и вообще образ ангелочка. – Вы же просто совет просили.

Вообще зря я это делаю, не стоило бы с ним такое обсуждать. Но все-таки он сам спалил, соврать уже не выйдет. Главное, чтобы несильно много трепался.

- Давай этот разговор будет между нами. И без того слишком много свидетелей каждый раз, так еще и вы будете сидеть и обсуждать вожатых. Не, спасибо. Давайте без лишнего трепа.

- Обещаю. Но и вы тогда не начнете возражать, если я буду заходить желать спокойной ночи девочкам. Ну, перед отбоем, может, на пять минуток позже, чуть-чуть задержусь, если что?

- Ладно, только желаешь без нахождения в кровати, ок? Иначе ты знаешь, что будет.

- Принято, – и протягивает мне руку, чтобы я пожал.

В общем жмем друг други руки и на том расходимся. Марья, конечно, не оценила бы подобное, но она об этом не знает, вот пусть и спит спокойно. А идея Степана со свиданием хороша. Вечером опробуем.

***

- А мы не замерзнем?

- Я взял плед.

Маша все равно смотрит на беседку с сомнением.

- А комары не сожрут?

- У меня с собой твой спрей от комаров. Давай забрызгаю.

Марья, прикрыв лицо ладонями, все равно жмурится, едва я начинаю распылять спрей. Запах у него реально отвратный, так что был бы я комаром, летел бы подальше отсюда. Стелю плед на лавочку в беседке, пропускаю Машу вперед и сажусь сам, натягивая на наши плечи свободный край утеплителя.

Романтика, конечно, просто без комментариев. И вот надо же было Степу послушать! Ночь, улица, фонарь, но только не аптека, а беседка. И мы, завернутые в плед с моей кровати. Несмотря на то, что мы сейчас сидим максимально плотно друг к другу, Маша держит дистанцию все равно. Ну что ж за стеснительная такая, не понимаю! Уже целовались, уже обсудили взаимную симпатию, а она даже моего плеча боится касаться.

Если честно, мы устали. Сложный был день, вымотались, первое место все-таки не получили по итогам зарницы, дети тоже как выжатые лимончики, а уложить их спать было сложно – слишком возбужденными оказались после озвученных итогов игры. И Степа со своим пожеланием «доброй ночи» в комнате девочек. Я ему обещал, что выгонять не буду, но этот тип нахально воспользовался моей добротой – его чуть методист за руку не поймал в чужой комнате, я вовремя тормознуть успел, скандала мы избежали. Но в целом, спустя неделю усердной работы накатила усталость.

Поэтому мы сейчас с Тихоновой просто сидим в ночной темноте и ничего не говорим друг другу. Честно, а меня бы устроил вариант просто ее обнять, прижать к себе и сидеть вот так, согреваясь под одним пледом. Но кое-что все же не устраивает.

- Маш, – тихо зову ее. – В чем дело?

- А что не так?

- Сядь рядом.

- Но я же рядом…

- Нет, ты опять отсела, как на первом оргсборе. Снова будешь мне о какой-то дистанции говорить? Десять сантиметров? Нет, я так больше делать не собираюсь. Двигайся ко мне.

Она волнуется. Не боится, а именно волнуется. Осторожно и медленно придвигается и соприкасается со мной. Смотрит так внимательно, спрашивая, мол, правильно?

Всему ее учить надо. Просто закидываю свою лапу к ней на плечо и молча стискиваю, привлекая к себе.

- Через два дня посвящение в вожатые, – решает начать разговор Тихонова.

- Ну отлично. Посмотрим, что за процедура такая. Правда, посвятят меня, а в следующем году вряд ли будет продолжение.

- Не поедешь больше?

- Может, на тот момент отец уже захочет, чтобы я все лето работал у него. В любом случае, в магистратуре будет какая-то практика, а я всегда любую практику проходил у него.

- В общем, ты уверен, что этот раз в лагере для тебя первый и единственный?

- Да, – отвечаю совершенно твердо. – Мне даже немного жаль, но я уверен, что это так. А ты планируешь поехать еще?

- Не загадываю. Было бы неплохо поехать в лагерь на море на все лето, с другой стороны, душой я всегда здесь, в этом центре. Может, через год будут какие-то еще обстоятельства, не угадаю.

Я не вижу ее лица, потому что она теперь почти лежит на моем плече. Но думаю, Маша улыбается, ведь она очень любит этот лагерь.

- Ты на самом деле хочешь быть учителем?

- Тебя удивляет, что кто-то может этого хотеть?

- Честно? Немного да.

Слышу ее тихий и легкий смех. Не надо мной, над ситуацией, где мальчик из богатой семьи, карьера и вся жизнь которого были предопределены буквально с пеленок, может не понимать чьих-то душевных порывов к профессии.

- Я всегда хотела, у меня других мыслей даже не было. Уже в средней школе точно понимала, на кого буду поступать. А мои одноклассники даже перед сдачей ЕГЭ не все решили, куда именно в университет идти.

- Мои тоже, – улыбаюсь, когда узнаю знакомые истории. – Просто в моем случае все было решено сильно заранее. Батя так и сказал: Лина может поступать куда угодно, а Герман на юридический.

- А ты?

- А что я? Если бы мне совсем не нравилось подобное, может, начал бы спорить с батей. Но в целом нормальный расклад. Я и не спорил.

- Тогда скажи честно, ты действительно хочешь быть на том месте, где видит тебя отец? – Марья начинает задавать какие-то каверзные вопросы.

- Могу сказать так: твое искреннее желание быть учителем сильнее, чем мое нейтральное согласие стать юристом у папы. Но меня все равно не тянет к чему-то другому, я совершенно не бунтарь в душе.

- В твоем крутом мире, наверное, и все девушки такие же, – с какой-то грустью в голосе произносит Маша.

- Что значит «такие же»? Такие же как кто? Как ты? Таких как ты вообще нет, если что. А друзья у меня самые лучшие: родная сестра-близняшка и Фил, который после девятого класса ушел в шарагу, отслужил в армейке и устроился в автосервис. И это самый шикарный друг из всех возможных. Деньги не решают, Маш. В любви и дружбе уж точно.

Не знаю, верит ли она моим словам, но загадочно молчит, не разгоняя тему дальше. Ну да, моего батю знает половина Краснодарского края, и что с того? Мне просто повезло, а тому же Филу – не очень, его с мамой отец бросил, оставил сводить концы с концами. А мой хоть и пытается иногда прессовать, но любит меня, это же очевидно, хочет сделать из непутевого Германа идеального наследника.

- А что решает, если не деньги? – Маша задает логичный вопрос, но мне сложно подобрать ответ.

- Думаю, решают эмоции и ощущения, которые ты испытываешь рядом с кем-то.

Может, она ждала ответа про чувства, а я ответил немного не так? Может быть. Услышав это, Маша тут же выбирается из моего крепкого захвата и снова чуть отсаживается.

- Когда мы вернемся в город, тебе все еще будет интересно это?

- Что ты имеешь в виду?

- Тебе все еще интересно будет общаться со мной? Ведь там ты вернешься в свой мир, все будет как прежде.

- Я… я не знаю.

Выпуливаю ответ в прохладный ночной воздух и словно задеваю Машу своими словами. Лоханулся? Пожалуй, но я правда не знаю, что дальше. Она же хотела честный ответ услышать? Я старался. Как можно загадывать заранее?

Только Тихонова поднимается и выпутывается из пледа, попутно отмахиваясь от самого надоедливого комара, которого даже спрей не взял.

- Ты куда собралась?

- Спать. Уже поздно.

- Я тебя провожу до комнаты, – подрываюсь за ней, быстро скомкав плед в руках.

- Не стоит. Сама доберусь.

- Да что не так? Что я такого сказал?

Маша резко тормозит, и я вижу ее абсолютно расстроенной. Грустные глаза, хотя, я уверен, еще только две минуты назад она улыбалась.

- Если ты не знаешь, чего хочешь, зачем начинать? Если тебе нужно просто развлечься, пока идет смена, Алину позови. Она до сих пор ищет, на кого запрыгнуть.

- Маш!

Но мне отвечает только ветер и эхо в ночном лагере. А Маша убегает в корпус и быстрее-быстрее скрывается в женской вожатской комнате, лишь бы я за ней не пошел. Посидели, мать вашу. Поговорили по душам.